Маркус кивнул. Ничего хорошего это не обещало.
- И какая еда ему больше всего нравится? - спросил он и получил ответ, которого больше всего боялся:
- Всякая! Он рассказал мне, что может есть часами, особенно итальянскую кухню. Поэтому я и приготовил обед из девяти блюд.
- Девяти?!
- Да, - ответил Сигмунд с восторгом, - предполагаю, что мы с Робином просидим за столом полночи. Ничего?
Маркус покачал головой:
- Ничего. Надеюсь, ничего страшного, если я уйду из-за стола чуть раньше?
- Конечно, - отозвался Сигмунд. - Вообще-то, я хотел спросить, не мог бы ты поесть сегодня на кухне?
Маркус кивнул. Его это вполне устраивало, потому что он мог мыть посуду постепенно, как только Сигмунд и Робин закончат одно блюдо и перейдут к следующему. Ему бы все равно пришлось мыть тарелки по ходу обеда, поскольку тарелок в доме было всего двадцать семь.
- И еще одно, - заметил Сигмунд, - не мог бы ты надеть передник и колпак, когда я закончу готовить?
Маркус заметил, что покраснел. Похоже, Сигмунд ставил дружбу на карту. Он что, хочет, чтобы Маркус развлекал их с Робином за обедом? Пел бы итальянские песни, облаченный в передник и печную трубу? Или он хочет, чтобы Маркус просто стоял с дурацким видом, тогда им с новым приятелем будет над чем посмеяться?
- Зачем, - процедил он сквозь зубы, - зачем ты хочешь, чтобы я надел передник и колпак?
Сигмунд подмигнул:
- Затем, что я рассказал ему, что ты - итальянский поваренок.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Рот у Маркуса открылся. Потом закрылся. Потом снова открылся.
- Ты что, рассказал Робину, что я - итальянский поваренок?
Сигмунд кивнул:
- Я сказал, что ты гений.
Маркус хотел было ответить, но не нашелся что сказать. Сигмунд продолжал:
- Послушай.
Маркус не отозвался. Он думал, как будет выглядеть в этом белом колпаке на голове. Труба была примерно высотой с Маркуса. Скорее всего он будет похож на маленькую обезьянку, пытающуюся выглядеть выше, чем на самом деле.
- Маркус!
- Да?
Он посмотрел на Сигмунда. Поварской колпак сиял белизной на голове приятеля. До верхушки было очень далеко.
- Ты здесь?
- Увы, да.
Одним из качеств Сигмунда было то, что он слышал исключительно то, что хотел. Сейчас он услышал "да" от Маркуса, но не услышал "увы".
- Отлично, - сказал Сигмунд и потер руки, - дело в том, что я долго обсуждал с Робином итальянскую кухню и сказал, что если ему интересно, я могу угостить его идеальным итальянским обедом. И вот тут появляешься ты.
Маркус уставился на него, пытаясь разжать губы, потому что рот сам собой открываться отказывался.
- Послушай, - продолжил Сигмунд, но это было излишним. Слушатель его был и так крайне заинтересован. - Я рассказал Робину, что мой друг - сын лучшего на свете итальянского повара и что твой отец научил тебя всему, что может сам.
Маркус кивнул. Все, что он знал о еде, он знал от Монса. Не так-то много, но достаточно, чтобы приготовить две порции яичницы с беконом и удивить отца настоящим воскресным завтраком.
- Сейчас твой отец в Риме, где он отмечает полученные его рестораном три звезды в путеводителе "Мишелин".
- А это много звезд? - спросил Маркус, удивившись, что еще в состоянии говорить.
- Больше не бывает.
- Повезло папе, - сказал Маркус и подумал о Монсе, который лежал, хронически усталый, на обследовании в Центральной больнице.
Сигмунд воспринял это как знак, что маленький помощник уже сживается с новой ролью.
- Да, в самом деле. И теперь ты пригласил меня к себе в гости пожить, пока отец не вернется. Чтобы мы могли…
- Оторваться? - уточнил Маркус.
- Да, именно! Чтобы мы могли оторваться, поедая все блюда, которые ты можешь приготовить. Ты куда лучший повар, чем твой отец. Несмотря на твой юный возраст, тебя уже считают гением кулинарии.
Здесь у Маркуса что-то не сходилось. Скромность не была добродетелью Сигмунда. Если он хотел поразить кого-нибудь итальянской едой, было невозможно представить, чтобы он добровольно отказался от лавров.
- Почему я? - спросил Маркус.
- Почему что?
- Почему гений - я, а не ты?
Сигмунд улыбнулся:
- Хороший вопрос. Просто потому, что я не хочу хвастаться.
- Да что ты?
- Да, ты меня плохо знаешь.
- Нет, очень хорошо.
- Если я скажу, что еду приготовил я, у Робина возникнут предубеждения. Если он скажет, что ему понравилось, я не могу быть уверен, что он скажет это не из вежливости, а если он скажет, что не понравилось, как я пойму, что он не хочет просто произвести на меня впечатление? Но если я скажу, что еду приготовил ты…
- …Тогда он скажет, что думает, без всяких предубеждений?
- Вот именно.
- Хитро.
- Ага.
Сигмунд выглядел очень довольным собой. Маркус заметил жирный блеск на его левой щеке. Как долго, в сущности, они уже дружат? Восемь лет. Если он продержатся еще семнадцать лет, можно будет праздновать серебряную дружбу. Но время покажет. Семнадцать лет - это очень долго.
- Тебе надо помыться до обеда, а то Робин увидит, что готовил еду ты.
Через два часа обед был готов. Маркус помыл пол и протер скамейку на кухне, пока Сигмунд готовил еду и учил его итальянскому произношению различных блюд. Все шло совсем неплохо, но Маркус не был уверен, что запомнит, что как называется, когда начнет подавать на стол. Проблема тут же решилась благодаря тому, что Сигмунд написал последовательность блюд на бумажке.
- На всякий случай я написал названия блюд и транскрипцию, - сказал он, - тогда ты не забудешь, как произносится "брускетта".
- Этого я уж точно никогда не забуду, - отозвался Маркус и медленно натянул на себя бордовый передник с надписью: "La bella Italia".
- Ну вот, - сказал он.
- Не совсем, - возразил Сигмунд, - еще колпак.
- А я не могу обойтись без колпака? - поинтересовался Маркус. - Я буду так по-дурацки выглядеть.
- Обойтись без колпака? Ты рехнулся! Колпак - это точка над "i". - Сигмунд водрузил его на голову другу. - Как ты себя чувствуешь?
- Как точка под вопросительным знаком.
Сигмунд засмеялся:
- Расслабься. Ты выглядишь очень по-итальянски. Так не видно твоих светлых волос.
Маркус сделал последнюю попытку.
- У многих итальянцев светлые волосы, - заметил он, - разве я не могу быть таким итальянцем?
- Нет, - ответил Сигмунд, - не можешь. И, Маркус, не забудь, что ты не говоришь по-норвежски.
- Не говорю по-норвежски?
- Нет, только по-итальянски. Ты только что приехал из Италии.
- Это еще почему?
- Тогда Робин свободно сможет сказать, понравилась ему еда или нет.
- Брускетта, - сказал Маркус.
- Вот-вот, - одобрил Сигмунд, пошел в гостиную и поставил диск с музыкой из оперы "Тоска".
Маркус не знал, что Сигмунду нравится опера. Подумать хорошенько, так он совсем и не знает, какая музыка нравится другу. Единственное он знал точно: Сигмунду не нравился рэп. Маркус считал, что иногда рэп бывает очень хорошим, но Сигмунд утверждал, что это лишь искусственный способ говорить и все, читающие рэп, совершенно немузыкальны и не в состоянии издать ни одного чистого звука. Опера, во всяком случае, ему нравилась, если он только не делал вид. С Сигмундом этого никогда нельзя было знать наверняка. Ему нравилось производить впечатление. И чтобы произвести впечатление на Робина, он вполне мог делать вид, что фанатеет от оперы. Иногда Маркус спрашивал себя, почему ему нравится Сигмунд. Сказать, что его приятель был очень приятным человеком, значило бы сильно преувеличить. Он был самоуверен, высокомерен и довольно много хвастался, но, удивительным образом, Маркусу нравились именно эти качества. Ему казалось, что Сигмунд старается так сильно выставиться, чтобы на самом деле спрятаться. Он знал, что это звучит странно, но в жизни было много чего странного, и Маркус заметил, что если ему кто-то нравится, то вовсе не только из-за достоинств. Совсем наоборот. Папа, например, был труслив, забывчив и не очень-то удачлив в жизни. И это Маркусу нравилось куда больше, чем если бы у папы все шло как по маслу. Он смотрел на жизнь, как на знак вопроса, и везунчики не вызвали у него восторга. Но Сигмунд был другим. Он производил впечатление настолько удачливого человека, что у Маркуса на этот счет возникли подозрения. Он был практически уверен, что Сигмунд только делает вид, что все у него как по маслу, но, будь так на самом деле, все выглядело бы по-другому. "Я знаю о нем очень мало, - думал Маркус, - и именно это самое замечательное".
Кроме того, он знал, что, когда дело доходило до дела, он мог положиться на Сигмунда. Когда ему действительно нужен был друг, Сигмунд оказывался рядом. Он мог оказаться рядом самоуверенным и высокомерным, но он был рядом и пытался помочь, чем мог. Чем больше Маркус думал о Сигмунде, тем больше он радовался, что тот его друг. И теперь он даже смутился, потому что чуть было не отказал лучшему другу в такой маленькой услуге - несколько часов побыть в роли маленького итальянского шеф-повара.
В дверь позвонили. Маркус оставался на кухне, считая, что Сигмунд сам откроет, ведь хозяином был в этот момент он, но когда позвонили второй раз, Маркус зашел в гостиную. Она была пустой. Звонок раздался в третий раз, и он вышел в коридор.
- Я на горшке! - крикнул Сигмунд из ванной комнаты. - Открой дверь.
- А что мне сказать?
- Buona sera! - опять крикнул Сигмунд. - Это значит "Добрый вечер".
Маркус пошел к входной двери и открыл.
- Buona, - начал он.
Больше он ничего не говорил. От вида Робин он потерял голос. Она была маленького роста, худенькая, с высокими скулами, длинными черным волосами, в черных брюках, черном свитере и черной куртке. В одной брови у нее был пирсинг. Еще до того, как она улыбнулась, он знал, насколько белыми окажутся ее зубы.
- Это ты - гений? - спросила она.
- Sera, - закончил Маркус и уставился на пирсинг.
Когда он встречал людей с кольцом в носу или в брови, он часто испытывал необъяснимое желание потянуть за колечко. Но сейчас такого желания не возникло. Он только таращился на кольцо и пытался понять, где видел его раньше.
- Ну да, - сказала она, - Эйвинд Хелльстрём рассказывал, что ты не говоришь по-норвежски.
- Mamma mia! - сказал Маркус и помог ей снять куртку. Он уже заранее знал, что на левом плече у нее татуировка в виде бабочки.
Он повесил куртку на крючок.
- Mamma mia! - повторил он.
- Мамма мия тоже! - ответила Робин и улыбнулась ему.
Маркус чувствовал, что сейчас больше нечего сказать. Тем более что он не говорил по-норвежски. Интересно, как долго Сигмунд собирается сидеть на горшке? У него, что, разболелся живот как раз перед обедом из девяти блюд? По крайней мере будет меньше посуды. Только он собрался сказать "Mamma mia" в третий раз, из ванной вышел Сигмунд.
- Привет, - сказал он, - я… - Он остановился посреди предложения.
- Я - Робин, - сказала Робин, - а ты?
- Эйвинд, - ответил Сигмунд, - Хелльстрём. Я думал, ты - парень.
- А я думала, ты - девушка, - сказала Робин.
- Так и есть, - заметил Сигмунд, - только наоборот.
Робин засмеялась.
- А этот милый маленький мальчик в большом колпаке и есть повар? - поинтересовалась она.
- Да, - ответил Сигмунд, - это Джулио Иглесиас.
- Шутишь, - сказала Робин.
- Я никогда не шучу, - возразил Сигмунд.
- Иглесиас - это испанская фамилия.
Сигмунд кивнул:
- Его дедушка из Барселоны.
- Buona sera, - сказал Маркус и пошел на кухню.
Сигмунд поставил еду в ряд на скамейке в кухне. На всякий случай он пронумеровал разные блюда и положил дополнительную записку с названием у каждого блюда. Маркус быстро нашел брускетту, взял один кусочек хлеба, положил себе на тарелку, сел у стола и начал есть. Он обещал Сигмунду подождать подавать первое блюдо, чтобы они с Робином могли друг друга слегка пощупать, как выразился Сигмунд. Маркус ничего не имел против. В сущности, ему нравилось побыть немного одному и расслабиться. Сигмунд говорил очень много, и Маркусу было приятно бывать иногда в покое.
Он попробовал кусочек брускетты. Вполне съедобно, только что-то не так… Нет, наверно, ему просто показалось. В Италии, вероятно, любили брускетту, именно такую… как бы сказать… особенную. Он запил ее стаканом воды из-под крана. Помогло. Потом он откинулся на стуле и попытался вспомнить, где видел Робин раньше. Конечно, на самом деле ее зовут вовсе не Робин. Может, он вспомнит, когда узнает, как ее зовут по-настоящему. Но по большому счету, это не имело значения. Важно было то, и это мучило его, что он даже не подумал - красивая она или нет. Еще три месяца назад он бы влюбился с первого взгляда. В этом он был уверен. Маркус даже подозревал, что он и был в нее влюблен, когда видел ее прошлый раз, а теперь даже не мог вспомнить, кто она. Ужасно. Маркус твердо считал, что вовсю входит в период полового созревания. Обычно мальчишки в этот период влюбляются очень часто. Так с ним и было поначалу, но теперь все поменялось. Чем больше он созревал, тем меньше влюблялся. Да еще и память начала отказывать. Он даже не мог вспомнить имени девчонки, в которую когда-то был влюблен. "Синдром хронической любовной опустошенности", как сказал Сигмунд. О нет! Все было гораздо хуже. Он не входил в период полового созревания. И даже не выходил из него. Он просто-напросто старел. Он вовсю входил в период старения. В возрасте четырнадцати лет! Он встал и налил еще воды из-под крана. "Одиночество мне не на пользу, - подумал Маркус. - Я не могу управлять собственными мыслями". Он сел и попытался думать о чем-нибудь другом. "Интересно, как там папа? Когда он вернется домой, я приготовлю ему яичницу с беконом, поджарю хлеб, мы будем играть в шашки и…"
- Джулио!
Сигмунд стоял в дверях и строго на него смотрел.
- Ты не собираешься подавать обед? - прошептал он и опять исчез в гостиной.
Там настроение достигло вершины. Сигмунд, очевидно, пережил первое потрясение от того, что Робин оказался девчонкой, и теперь беседовал с присущей ему элегантностью.
- Ага. Вот идет Джулио с первым блюдом. Честно сказать, я с нетерпением предвкушаю, что же он нам сегодня приготовил.
- Брускетта! - объявил Маркус и поставил еду на стол.
Сигмунд обреченно взмахнул руками.
- Джулио - отличный повар, но плохой официант, - объяснил он, - придется брать самим.
Он строго посмотрел на Маркуса, который толком не знал, что делать. Если он вдруг начнет подавать еду на тарелки, он признается, что понимает по-норвежски. Если он оставит все как есть, то окажется плохим официантом, а этого он не хотел. Он попытался избрать средний путь: вежливо улыбнулся Робин и кивнул в сторону еды. Колпак чуть было не свалился, но он схватил его в последнюю секунду и снова улыбнулся. Может быть, немного криво, но по крайней мере получилось подобие улыбки.
- Джулио, как большинство гениев, - объяснял Сигмунд, - творит чудеса с кастрюлями, а в жизни - ужасно неуклюжий.
- Нехорошо так говорить, Эйвинд. Это невежливо, - сказала Робин и с извинением покачала головой в сторону Маркуса.
- Все равно, что я говорю. Он не понимает ни слова, - сказал Сигмунд и, очень довольный собой, потрепал Маркуса по щеке: - Правда, моя маленькая обезьянка?
Маркус почувствовал, как щеки распаляются, но в то же время он испытывал гордость. Очевидно, Сигмунд настолько полагался на него, что не боялся немного пошутить за его счет.
- Buona sera, - сказал Маркус и вышел на кухню.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Маркус снял колпак и передником вытер пот со лба. Волосы были совершенно мокрые, но стоило только избавиться от колпака, как он снова почувствовал себя самим собой. Интересно, кем он чувствовал себя в этом колпаке? Идиотом? Нет, не только. Он снова надел белую печную трубу и посмотрел на отражение в кухонном окне. Он в самом деле казался довольно высоким, особенно высокой была голова. М-да, пожалуй, они там уже покончили с брускеттой. Пора забирать тарелки и выносить следующее блюдо.
Он вошел в гостиную, надев колпак набекрень. Робин улыбнулась ему не совсем искренне. Он кивнул на блюдо, на котором лежала наполовину съеденная брускетта. Сигмунд рассеянно глядел в тарелку.
- Ты не согласен, Сигмунд? - спросила она.
"Значит, они начали называть друг друга по настоящим именам. Тогда я скоро узнаю, как ее зовут", - подумал Маркус и забрал пустое блюдо. Потом вопросительно посмотрел на Робин, та снова кивнула.
- Слишком много чеснока, нет? - спросила она и взглянула на Сигмунда, который по-прежнему таращился в тарелку.
Его щеки подрагивали.
- Немного слишком, да, - пробормотал он.
- Немного? Понюхай!
Она наклонилась над столом и сильно дохнула на Сигмунда, который качнулся назад на стуле.
- Я не против чеснока, - сказала Робин, - но совершенно необязательно выдавливать целую головку на один кусок хлеба. - Она взглянула на Маркуса, чья улыбка растянулась до ушей. - Смотри, какой он милый. Обещай, что не скажешь ему, что брускетта не задалась.
- Ну да, - как-то натянуто ответил Сигмунд. - Но ведь было не настолько невкусно.
- В жизни хуже ничего не ела, - сказала Робин и осторожно улыбнулась Маркусу, который чувствовал, что настроение становится все лучше и лучше. - Посмотри на него, - продолжала Робин, все еще улыбаясь Маркусу, - каким он кажется гордым. Правда, мы не будем его разочаровывать?
Маркус удовлетворенно кивнул Робин. На секунду он задумался, стоит ли облизать губы, но потом отказался от затеи. Он не был уверен, что она правильно его поймет. Вместо этого он показал на остатки брускетты.
- Брускетта, - сказал он.
- Да, - ответила Робин, - брускетта. - Она посмотрела на Сигмунда. - У меня не хватит духу его разочаровать.
С этими словами она взяла половину брускетты, запихнула ее в рот и стала заглатывать, глядя прямо на Маркуса. Дожевав, она протянула ему пустую тарелку.
- Goody, goody, - сказала она и улыбнулась Сигмунду. - Ты ел что-нибудь гаже?
- Подожди еще, - отозвался Сигмунд.
Робин поняла его неверно:
- Ты хочешь сказать, что будет что-то еще хуже?
Маркус откозырял.
- Брускетта ням-ням, - сказал он и вышел на кухню, чтобы взять макароны.
- Тальятелли кон гамбери фрутти, - объявил он и поставил их на стол. Робин посмотрела на него с подозрением, но Маркус уже съел свою порцию и знал, что все в порядке. Сигмунд, в конце концов, умел готовить. Брускетта была просто случайной неудачей. Девять блюд, очевидно, было слишком много для амбициозного повара, но Маркус был уверен, что с этой минутой все пойдет как по маслу. "Как по маслу"? Обед, который идет как по маслу, не бывает интересным. Но что он может с этим поделать?
Робин попробовала блюдо из макарон.
- А это очень вкусно, - сказала она, слегка удивившись.
Сигмунд, до того полностью погрузившийся в себя, оживился:
- Правда?
- Да, попробуй сам.
Сигмунд наколол на вилку креветку, потом выудил немного макарон со дна и сунул еду в рот. Секунду он сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой, потом на лице выразилось восхищение.