- Кстати, вы назвали имя Марины и при этом сразу потеряли сознание. - Он остановился и приподнял очки, вглядываясь в пациента. - Хотя, помнится, вы говорили, что вашу мать звали Лариса.
- Мариной зовут мою дочь. После смерти моей матери она стала похожа на бабушку в молодости. И с ней тоже все время что-то случается, постоянно попадает в какие-то истории… Есть ли тут какая-то связь?
- Связь есть всегда, - кивнул доктор Фролов. - Одно обусловливает другое. Если эту обусловленность мы не видим, то впадаем в мистику. Начинаем толковать о переселении душ. Что же касается вашего случая… У многих психоаналитиков бытует убеждение, будто сценарий жизни бабушки по отцовской линии в общих чертах повторяется у внучки. Точно так же поведение внука схоже с поведением деда по линии матери. Хотя речь, скорее, должна идти о врожденной программе поведения, воздействующей на нас независимо от нашего желания и контроля нашего рассудка.
Он коротко взглянул на Игоря Андреевича, ожидая его комментария. Тот промолчал.
- …А если ваша мама и ваша дочь схожи внешне, то понятно, отчего в вашем сознании произошло наложение и слияние их образов… - Он приблизился и заглянул в глаза пациента. - Посмотрите теперь вверх… Так, теперь вниз.
И снова отошел.
- Да, да, вы правы, - кивнул Игорь Андреевич. - Это было лицо Марины, ее выражение, взгляд, но все остальное - голос, прикосновения рук - моей матери, ее бабушки.
- И все равно ваша реакция показалась мне чрезмерной, - хмуро заметил доктор Фролов. - Для вашего состояния.
- У вас, кажется, тоже взрослая дочь? - спросил Игорь Андреевич, кивнув на фотографию юной девушки в серебристой рамке на столе. - Она останется для вас ребенком. Теперь представьте, она взяла вас, как маленького, на руки, по-матерински стала гладить и успокаивать.
- Пожалуй… - согласился доктор Фролов и взял снимок в руки. Действительно станет не по себе.
И снова стал ходить по кабинету, что-то бормоча про себя. Потом обернулся.
- Ладно, попробуем еще раз. Я сейчас заварю зеленый чай. Отличное средство, когда нужно снять стресс. Или вы предпочитаете чего покрепче? Могу налить водки. Осталось немного в холодильнике.
- Водку не пью, - помотал головой Игорь Андреевич.
- А я грешен, люблю… - доктор не сводил с него внимательного взгляда. Он подошел к небольшой электрической плитке, на которой кипятят инструменты, поставил на него чайник.
- А пока расскажу вам похожую историю одного моего пациента. Кстати, этот человек известный в мире искусства, но даже не спрашивайте, тот ли это, о ком вы подумаете, или кто-то другой. Все равно не отвечу… Так вот, здесь, в этом кресле, он тоже достиг неполного отождествления с собой в трехлетнем возрасте. И увидел свою мать в объятьях неизвестного мужчины. В своем доме. Тогда, в детстве, он ничего не понял.
- Но мать он узнал?
- Не сразу. Говорит, увидев его, она сразу отвернулась. И только через пятьдесят лет он расслышал, что она тогда сказала своему любовнику. Затем он увидел усмешку незнакомого чернобородого мужика, поднявшегося с родительского ложа, где прежде мальчик видел только отца.
Его мать полагала, что сын слишком мал и ничего не поймет. Откуда ей было знать, что он снова увидит эту сцену через десятки лет, будучи уже зрелым мужчиной?
Словом, придя в себя, мой пациент ничего не стал мне объяснять, а сразу ушел, не прощаясь, и с тех пор у меня не появлялся. Потом при случайной встрече он рассказал об этой истории. Без моей помощи он ничего бы не узнал, хотя она запечатлелась в его памяти.
Теперь представьте: маленький мальчик входит в свой дом с улицы, где допоздна играл со сверстниками, и видит с порога любовную возню на родительском ложе, где вместо отца был этот незнакомец. Тот медленно встал, даже не попытавшись прикрыть свои звероподобные чресла, взял мальчика за руку и вывел на задний двор. И тот послушно вышел с ним, полагая, раз этот человек лежит с матерью на месте отца, значит, его следует слушаться.
Где в это время был его отец, он уже никогда не узнает. Его родители никогда не ссорились и не разводились.
Словом, этот негодяй приказал ему ничего и никому не говорить, и при этом больно ущипнул за детородный орган. И мальчик ему это обещал, плача от боли и страха.
Голос доктора Фролова дрогнул, и он на некоторое время замолчал.
- Сейчас вы можете представить себе моральные страдания этого сильного человека, привыкшего распоряжаться своей судьбой. Его мать была еще жива и жила в его доме, с сыном, невесткой и внуками. А он со стороны наблюдал за происходящим и беспомощно старался что-то изменить в своем прошлом. Пятидесятипятилетний мужчина старался заставить себя, ребенка, вцепиться зубами в глотку любовнику матери. Это унижение от бессилия оказалось настолько велико, что он, как и вы, потерял сознание.
Его детскую психику тоже не оберегали детские непонимание и неискушенность. Вот это и вызвало столь болезненную реакцию. В жизни подобное соединение детской души и взрослого разума встречается крайне редко. И свойственно лишь шизофреникам и поэтическим натурам. (Он невесело усмехнулся.) Только последним ведома боль разрыва между тем и другим… С этим нелегко жить, но еще труднее такой разрыв сберечь, ибо только через него по капле истекает божественная смола поэзии, а обратно втекает лишь холод внешнего мира.
Последние слова доктор Фролов негромко пробормотал в сторону, как если бы забыл о существовании пациента. Затем прошелся по кабинету. Игорь Андреевич смотрел на его прямую спину.
Уж не о себе ли он говорит?
- …И это продолжается, пока в силу обстоятельств возраст души и ума не сравняются, и тогда поэт умирает в человеке. Он опускается, спивается или ищет смерти.
- Почему вы не рассказали мне эту историю в мой первый визит? - спросил Игорь Андреевич после некоторого молчания.
- Возможно, я не хотел спугнуть клиента, показавшегося мне перспективным, - сощурился доктор Фролов. - Кажется, вы решили, будто я вас использую в качестве подопытного кролика? - громко спросил он после паузы. - Тогда мне придется прекратить свои эксперименты на живом человеческом материале, как выражаются ваши коллеги в подобных случаях.
- Это вы меня извините, - примирительно пробормотал Игорь Андреевич. - Я просто не понял, почему вы рассказали эту историю именно сейчас.
Доктор Фролов теперь стоял возле окна, глядя на улицу.
- Теперь вы убедились: между прошлым и настоящим существует постоянное напряжение, - произнес он. - Прожитые годы изолируют их друг от друга, но если их убрать, произойдет короткое замыкание, способное убить. Возможно, вам лучше не знать о прошлом отца и матери.
- Поступки и грехи наших родителей рано или поздно все равно нас догоняют… - махнул рукой Игорь Андреевич.
- Чем позже, тем лучше, - заметил доктор.
- Я хочу знать, что случилось с моим отцом! - Игорь Андреевич упрямо смотрел в глаза доктору Фролову. - Почему-то мать не хотела о нем рассказывать. Знаю только, что он погиб на войне. Я хорошо запомнил, как она плакала, читая какие-то письма. И прятала их от меня. Однажды она застала меня, когда я их разглядывал. Отняла и сожгла письма и фотографии. Но я их помню. Можно сделать так, чтобы я их снова увидел?
- Тут ничего нельзя обещать, - покачал головой доктор Фролов. - Я уже говорил вам: во многом это носит случайный характер. Хорошо, попытаемся, если выдержите… У вас еще есть вопросы?
- Почему всплывают только самые мрачные запечатления? В моем детстве были светлые моменты. Например, новогодняя елка. Я хотел бы это снова увидеть.
- Опять же, ничем не могу помочь, - помотал головой доктор Фролов. - У вас было тяжелое детство. И у меня тоже. Наши радости довольно относительны. Серое на фоне черного нам всегда кажется светлым.
- Тогда почему я до сих пор не увидел, что однажды случилось с матерью на моих глазах. А это было самое кошмарное воспоминание моего детства.
- Потом вам это снилось?
- Нет, пожалуй.
- Думаю, здесь сработали защитные механизмы вашей психики, ограждающие от повторения слишком болезненных переживаний… Да и зачем это вам, если вы его и так помните.
Доктор Фролов выключил чайник, сел напротив, глядя прямо в глаза пациенту.
- Ладно, продолжим… - сказал он, наливая чай по чашкам, которые достал из стола. - Сейчас вы наверняка вернетесь в прерванное запечатление. И на этот раз гораздо спокойнее перенесете увиденное.
6
…Седая женщина сидела на нарах, закрыв глаза, и качалась из стороны в сторону. И беспрерывно причитала, задыхаясь: "Будьте вы все прокляты! Будьте все вы…"
И вдруг он потерял ее из виду. Одновременно последовал скрежет железа и грохот падений. Его с силой отшвырнуло назад, так, что он больно ударился затылком, а сверху на него обрушилось что-то тяжелое, мягкое и дурно пахнущее. И тут все звуки перекрыл нечеловеческий вой, который тут же смолк.
Затем из дымной, искрящейся мглы донесся перебиваемый натужным кашлем чей-то мужской крик:
- Откройте дверь… Здесь было ведро с водой… Да откройте наконец!
- Спасите! - панически вторили женские голоса.
Задыхаясь тогда от дыма, от свалившихся на него тел и мешков, он почувствовал сейчас привычную боль в сердце, и, хватаясь за все, что попадало под руки, и лишь немного выбравшись, закричал, будто только что родился на свет.
Он ревел во весь голос, зовя мать, и судорожно кашлял.
- Игорь! - услышал он в темноте отчаянный крик матери. - Где ты?
Он не увидел ее, а только почувствовал ее руки, подхватившие его, прежде чем их сбили с ног рванувшиеся к окну соседи.
Наконец с гулом отъехала тяжелая дверь вагона, и свет осенней луны расколол темноту. Она открылась не до конца, только наполовину, упершись в чей-то перевязанный веревками чемодан, и все кинулись к ней, давясь от кашля, зажимая носы и отталкивая друг друга, так что некоторые едва не вывалились из вагона.
Поезд стоял на безлюдном переезде, рядом с несколькими разваленными и обгоревшими домиками, за которыми была темная, без единого огня степь. Издали доносились чьи-то голоса и далекое шипение пара со стороны локомотива.
- Не смотри туда! - мать прижала его к себе лицом, но он успел увидеть опрокинутую печь, дымящиеся угли и лежащую с ней в обнимку седую старуху, напоминавшую сейчас большую обгоревшую куклу, от которой исходил сладковатый, удушливый дым. И снова увидел мать.
- Что тут у вас происходит? - послышался мужской голос, и он увидел на путях молодого военного, заглянувшего в их вагон. - Черт… Кто старший по вагону?
Он был виден по плечи, видны были его фуражка и кубики на петлицах. За ним стояли пожилые красноармейцы с винтовками с примкнутыми штыками.
- Я, Патрикеев Семен Матвеевич, старший лейтенант запаса, - вытянулся пожилой, лысый мужчина, но комендант даже не взглянул в его сторону.
- Когда затормозили, эта женщина с верхних нар свалилась на "буржуйку", - сказала мать.
- Ну-ка, посторонитесь, - заглянув в вагон, когда все расступились, лейтенант осекся, рассмотрев тело погибшей, лежащей в обнимку с дымящейся, раскаленной печкой.
Мать снова заслонила от Игоря мертвую старуху, и он ничего не мог увидеть, как ни старался. Ни тогда, ни сейчас.
Офицер взялся одной рукой за дверь, рывком влез в вагон.
- Я комендант эшелона, лейтенант НКВД Грохолин. Почему он плачет? спросил он у матери, указывая на испуганного Игоря. - Он ее внук?
- Это мой сын, - сказала она. - Его зовут Игорь.
Игорь Андреевич только сейчас заметил, что лейтенант и мать были похожи друг на друга юной худобой и усталостью на осунувшихся и потемневших, будто опаленных лицах.
- Что случилось? - спросила мать. - Авария?
- Экстренное торможение. Не успели проскочить разъезд. Приказано пропустить эшелоны, идущие на фронт.
И в подтверждение его слов мимо прогрохотали сначала один, потом второй эшелон, состоящие из теплушек и платформ, на которых стояла прикрытая брезентом техника.
- Скоро отправимся, - офицер снова взглянул на карманные часы, висевшие у него на цепочке. - Сейчас должен пройти еще один. Поэтому труп надо выбросить, когда подъедем к ближайшему населенному пункту. Там подберут.
Он сказал это, обращаясь к матери, будто забыл про старшего по вагону Патрикеева, стоявшего рядом. Игорь Андреевич заметил, как все прислушивались к их разговору.
- Кто ж так делает? - сказала мать. - Ее надо закопать, а не выбрасывать, как дохлую собаку.
- На этот счет у меня есть инструкция, - он смотрел ей в глаза. - Знаете, сколько сейчас в поездах умирает беженцев и эвакуированных? Следующий разъезд мы должны успеть проскочить до новых встречных эшелонов. Иначе я пойду под трибунал, - добавил он.
- Да не слушайте вы ее, товарищ лейтенант! - будто очнувшись, вставил Патрикеев. - Эта дамочка сама привела покойницу! И еще без документов.
- Покойниц не приводят, а притаскивают, - насмешливо ответила мать, но окружающие дружно поддержали вагонное начальство.
- Война, милая!
- Умная больно. Тут живых с поездов сбрасывают, а она мертвую пожалела!
- Вот пусть она ее и хоронит! Сама эту бабку к нам посадила, теперь пускай высаживается и закапывает.
- Только пусть сначала свой документ покажет!
- Мы больше говорим, - резко сказала мать, окаменев лицом. - Давно бы похоронили.
Лейтенант поднял руку, чтобы предупредить разрастание спора.
- Вы знаете погибшую? Кто знает?
- Никто, - покачала головой мать. - При ней не было вещей и документов. Говорила, что все сгорело вместе с ее домом.
- Тогда ваши документы! - по-прежнему глядя на нее в упор, он протянул к ней руку.
- Пожалуйста… - она достала свои бумаги из своей сумочки. - Только зря время теряем.
- Так. Драгунова Лариса Михайловна. Инженер-технолог литейного производства. Направляется на завод номер… А это ваш сын, Игорь Андреевич Драгунов?
- Да.
- А муж…
- Он на фронте, - она протянула руку за своими бумагами.
- Все верно… - кивнул лейтенант, не торопясь возвращать документы. Поэтому назначаю вас старшей по вагону.
Окружающие замерли, поджав губы и переводя взгляды с матери на лейтенанта и обратно. Тот снова озабоченно взглянул на часы.
- Волин, там третьего эшелона не видно? - спросил лейтенант Грохолин, обернувшись к красноармейцам.
- Вроде нет, товарищ лейтенант… - ответил пожилой красноармеец. - Надо бы старушку закопать. Может, успеем.
- Там впереди воронка, - кивнул в сторону насыпи Грохолин. - Лопаты у кого есть?
Двое мужчин спрыгнули на пути, у одного был топор, у другого мотыга. Остальные молча смотрели, как бойцы несли завернутое в обгоревшее одеяло тело старухи. Мимо пронесся новый состав с теплушками.
Паровоз дал длинный гудок, колеса с лязгом провернулись, все покачнулись, ухватились друг за друга или за двери, когда поезд медленно двинулся с места.
- Меня зовут Аркадий, - негромко сказал лейтенант матери, идя рядом с поездом, набиравшим ход. - Я в первом вагоне. Приходите на следующей остановке. Я собираю всех старших.
Мать не ответила. Он спрыгнул с насыпи к воронке с трупом. Его спешно забрасывали землей.
Игорь смотрел в проем двери между чьих-то ног, гадая, успеют ли красноармейцы догнать последний вагон. Он чувствовал влажный холодный ветер в лицо. Мать потянула его за руку обратно в вагон, и он прижался лицом к ее старому пальто, почувствовав запах впитавшейся гари.
- Успели… Что молодым-то поезд догнать.
И все молча разбрелись в поисках своего скарба, ни на кого не глядя.
- Как же теперь нам без печки-то? - спросила рядом женщина, обращаясь к матери. - Ты б сказала своему лейтенанту. Хоть бы еще одну поставили. Иль эту исправили. Померзнем ведь, пока до Урала этого доедем.
7
Марина позвонила снова через три дня.
- Папа, здравствуй, я звоню из Шереметьева. Вы что-нибудь решили?
- Здравствуй, Мариша… Подожди, сегодня какое число… - Он взглянул на дату в лежащей перед ним газете. - У вас же еще четыре дня?
- Так получилось. Ты не ответил.
- Ты о чем?
- Прекрасно знаешь, о чем! - раздраженно сказала Марина.
Полина вошла в кабинет и вопросительно взглянула на мужа.
- С кем ты разговариваешь? Это Марина?
- Приедешь домой, поговорим, - ответил Игорь Андреевич.
Она хмыкнула, затем что-то недовольно и неразборчиво проговорила в сторону, должно быть, своему Олегу, и сразу послышались короткие гудки. Игорь Андреевич положил трубку и посмотрел на жену.
- Ты даже не спросил, как она себя чувствует, - сказала жена.
- Она не спросила, как чувствуешь себя ты, - ответил он.
- Это Марина была там в жару, со змеями и скорпионами, а не я! - не выдержала Полина и всхлипнула, отвернувшись.
- Успокойся, - он привлек жену к себе, - ты же знаешь ее. Сейчас приедет, и мы все узнаем.
- Ладно, - Полина махнула рукой. - Она не говорила, Олег тоже приедет?
Марина приехала одна - загорелая, исхудавшая, с темными кругами под глазами. Когда Игорь Андреевич открыл дверь, он увидел ее отсутствующий взгляд исподлобья, но через мгновение она посветлела лицом, кинулась на шею, расцеловала.
Влетев в комнату, вытряхнула на журнальный столик ворох тунисских сувениров и фотографий, после чего отправилась в ванную, отмахиваясь от вопросов.
- Потом, все потом…
На цветных фотографиях Марина чаще была одна. А если Олег и появлялся, то создавалось впечатление, будто он случайно попал в кадр. Вот Марина на пляже в тонюсеньком символическом купальнике, на заднем плане сгрудились глазеющие аборигены. Вот она в белой одежде арабской женщины на фоне древних развалин, потом на восточном рынке или на верблюде в пустыне…
- Похоже, у нее с Олегом тоже не заладилось? - вполголоса спросила Полина.
Игорь Андреевич не успел ответить, услышав, как сзади, неслышно ступая, вошла дочь.
- О чем секретничаете? - спросила Марина. - Мои бедные косточки перемываете?
Она блаженно опустилась в свое любимое кресло, запрокинула назад голову, положила ногу на ногу, затем пригладила мокрые волосы, и эти ее движения были как всегда настолько непринужденными, без малейшего намека на кокетство, что они невольно залюбовались дочерью.
- Я очень изменилась? - посмотрела на себя в темное стекло стоявшей напротив стенки. - По-моему, стала еще страшней.
- Похудела, - вздохнула Полина.
Все та же история. Зеркало или фотография передают лишь статику. А у матери и Марины завораживает динамика, заметная со стороны.
В эвакуации он с матерью два раза в неделю ходил в баню, когда там был женский день. Хотя принято было ходить один раз, по субботам. Он запомнил, как мать разглядывали, перешептываясь, дебелые женщины. Она была исхудавшей, с выступающими ключицами, ребрами, с узким мальчишеским тазом. И он как-то услышал в раздевалке, как некоторые из них удивлялись: что в ней особенного, ни тела, ни женственности, но мужчины только о ней и говорят?