- Да, ты говорила, - вялым эхом отозвался он, - в тюрьме… Уличная кража. Знаешь, мне так это знакомо! Нет, я не воровал, но вот когда жрать нечего, идешь по улице, смотришь на эти гладкие, пресытившиеся рожи, и думаешь: раз вы со мной так, раз вам на меня наплевать, то и я с вами так же. Вот велосипед вроде припаркован лажово, замок бы сейчас сковырнуть, да и продать его… Но нет, ни разу не взял. Да и не умею я… И Вовка был не такой. Но вот на ломах… Слушай, а где эта тюрьма?
- Я… я не знаю… Саша… это правда?
- Ну правда, правда, чего я, выдумал, что ли? А тюрьма… а впрочем, что тут сделаешь. Я же нелегал.
- Ты не волнуйся, Саша, - сказала Маша каким-то подчеркнуто правильным и бесцветным голосом, поднимаясь с земли, - у нас очень комфортабельные тюрьмы. В первый раз его наказали не очень строго, и потом его депортируют в Россию. Я не знаю, это может быть лучше для него. Он стал настоящим наркоманом. Кстати, у нас скоро автобус, пошли скорей.
- Да… автобус…
И они скорым шагом отправились к автобусной остановке, ошарашенные нежданным совпадением. Говорить об этой истории не хотелось. Половинки её совпали - но не сошлись.
15. Житейские вопросы на фоне сала
Вечером в воскресенье Саша действительно заглянул к Лодейниковым - правда, один. Маша с ним не пошла, и он вполне понимал, почему. Понимал, но не мог согласиться. Ну и что, что он дружил с Вовкой? Разве он теперь отвечает за вовкины наркотики, за это "ударял мое лицо" и все такое прочее? Депрессии свои лелеять поменьше надо. А то ее парень в тюрьму загремел, между прочим, а она об этом так спокойно говорит - мол, сплавила подальше, и ладно… Нет, все-таки не понять голландке русского. Хоть ты тресни, не понять.
Жили Лодейниковы в Амстердаме совсем недавно и тосковали не столько по родным краям, сколько по своей тусовке, и потому жадно собирали вокруг себя русских. Валера, свежеиспеченный кандидат физико-математических наук, получил какую-то хорошую работу в одном из двух городских университетов, вот они и жили пока что в университетском общежитии вместе с Галей и двумя мальчишками-погодками. Хорошие ребята, к ним всегда можно запросто завалиться, посидеть, поболтать, да и выпить нормально. А если слишком наберешься, можно даже ночевать остаться. Но это на самом деле ни к чему, они же в университетском общежитии в том же самом Амстелфейне, в пяти минутах на велосипеде. Один раз ехал от них пьяный, смешно сказать, уснул за рулем! Упал, конечно. Хорошо, что на газон.
На велосипедном багажнике стояли шесть бутылочек бельгийского белого пива в картонной коробочке - Сашино любимое, "Хухарден". С долькой лимона вообще бесподобно идет, но можно и так. По правде сказать, с лимоном он только один раз и пробовал, а обычно до пижонства руки как-то не доходили.
Общежитие было странным, каким-то уж совсем по-советски коммунальным. Блочное здание, по обеим сторонам которого тянулись балконы - сплошные, без перегородок, так что служили они чем-то вроде коридоров. Идешь себе по балкону, а за стеклянными дверями - чужая жизнь, которая то и дело выплескивается на балконы - покурить, подышать, пообщаться.
Квартирка у них тоже была забавная, в хрущовках такую систему называют "распашонкой". Входишь в крохотный коридорчик, справа и слева по спаленке (у Лодейниковых как раз получилось для детей и родителей), прямо перед тобой - некое подобие кухни, то есть плита, мойка и холодильничек в торце коридора. Тут же дверь в совмещенный санузел, а слева и справа - еще по комнатушке: вроде как справа кабинет, а слева - гостиная. Всего получается метров 40 общей площади, а ведь зато - четырехкомнатная! И с двумя балконами по обе стороны - двумя выходами в открытый студенческий космос. Дешево и сердито, как говорится.
Дверь ему открыла Галя, (компания, похоже, уже собралась - из гостиной доносились пока еще трезвые голоса):
- А, Санек, здорово, проходи. Так, пиво в холодильник, черт, там места уже нету, маленький он, сволочь, ну ничего, так выпьем, оно вроде не теплое… А что ты один - без Маши?
- Не, пиво теплое, - признался Саша.
- Ну проходи, проходи. Валерка там заканчивает с докладом, ему завтра в Гамбург на конференцию, я картошку жарю, а ребята там уже, в общем, проходи.
- А, Саня, - выглянул из рабочего кабинета Валера, - давай, располагайся. Мне, понимаешь, завтра к немцам ехать, я тут быстренько доклад дотюкаю. Ты, кстати, не в курсе, как по-английски сказать "в заключение"?
- Ну, может быть, "in conclusion" - неуверенно протянул Саша.
- Ага. Спасибо, - и Валерка немедленно скрылся в своем условном кабинетике. "Да брат, это тебе не тряпку с пылесосом держать, - прислушиваясь к бодрой дроби за дверью, невольно усмехнулся Саня. - В Гамбург! Ишь ты".
- Не, сала тут настоящего нету, - донеслось тем временем из гостиной. - Мы с Олесей так делаем: покупаем якобы венгерское в их супермаркете, он так и называется "Еда", прямо по-нашему. Ну, и сами еще доводим: с перчиком там, с сольцой… Недельку подержим натертым, вроде и годится. Мы из Киева настоящего привезли, только где ж теперь то сало…
- Здрасьте, - Саша застыл на пороге гостиной.
- Привет, - отозвался озабоченный салом человек средних лет в аккуратном, но потрепанном сером костюме. - Не из Украины будете?
- Да нет, из Москвы…
- Ну, - рассмеялся тот, - как раз поспели: теперь москали опять будут клеветать, что мы только про сало и гуторим… Впрочем, проходите. Я Петр Остапенко, микробиолог, а вот Олеся, моя жена, - показал он на сидевшую рядом худощавую блондинку.
- Саша Смирнов… уборщик.
Третьей в компании была приятная женщина кавказской внешности, она сидела в углу и почему-то казалась знакомой.
- Тамара, - улыбнулась она. - Ваша коллега.
- Ну, Тамара скромничает, - отозвался Остапенко. - Она в нашей группе первый специалист.
- А по совместительству уборщик, - настаивала та, - когда домой приду. Сынишка такой погром устраивает. Садитесь, Саша.
- Тамара, а Вы тоже из Киева? - спросил Саша.
- Нет, я московская грузинка. Мы здесь все из бывшего Союза, по специальной программе учимся на биофаке.
- А что, стосковались друг по дружке, небось? - донесся бодрый Галин голос из "кухни".
- И не говори, Галка, - ответила молчавшая до сих пор Олеся, - я как вспомню нашу коммуналку…
- Киевскую? - не понял Саша.
- Да нет, Амстердамскую.
- А разве такое бывает? - изумился Саня. Где, казалось бы, только ни ночевал, но такого не видел.
- Бывает-бывает, - Петр мощно хлебнул "Хухардена". - Ишь, какое пивко… У нас учебная программа - университет приглашает советских специалистов по микробиологии. Ну, тут парторги-профорги всякие налетели… А им простой такой вопросик: пришлите список публикаций за последние десять лет. И точка. А какие публикации у парторга - смекаешь? Партийное руководство глистами в свете последних решений? А у нас с Тамарой, да еще у некоторых - по паре публикаций таких, что во всем мире цитируют. Так что обломалась партэлита. А нас позвали. В общем, прилетаем сюда, встречают нас, а я им - "битте шён! Майне фрау, майне тохтер". Они, в принципе, в приглашении упомянули их, но на самом деле не ждали. А куда же я без них поеду? В общем, решили нас, как цивилизованных, по квартирам расселить. Сняли на Бетховен-страт несколько меблированных квартир для молодых ученых, каждому по комнате. А большинство-то приехало всем семейством!
- Да, есть, что вспомнить, - мягко отозвалась Тамара.
- У них там три дамы жили. Тамара со своим мальчишкой приехала, а Лариса и Татьяна - кроме детей еще и с мужьями. И живут! Белье в ванной стирают, на балконе сушат. Еду по очереди в кухне готовят. Щами весь подъезд пропах.
- Бедная наша мисс Феликс, - отозвалась Тамара.
- Ну да, а там управляющая - фельдфебель в юбке, гримаса капитализма. Хозяин-то за домом не следит, только доход получает, а вот эта Феликс долго не могла ситуёвину уразуметь: как зайдет в квартиру, думает, наверно, что это гостей столько пришло. В общем, когда она просекла, в чем дело, она та-акой скандалище закатила! Выставила университету счет за проживание дополнительных персон, да потребовала, чтобы все посторонние немедленно съехали. Так вот мы все сюда, в общагу и переселились. Все по отдельности, так гораздо лучше, конечно.
- А что, - поинтересовался Саня, - у них семьи не запланированы, что ли?
- Нет, конечно, - ответила Олеся. - Зовут ведь специалистов. А всё остальное - личное дело.
- Да что семьи! На этой Голландщине гостей разве так принимают, как у нас заведено? - с большой скворчащей сковородой картошки в комнату вплыла Галя. - Нам тут уже объяснили: в шесть все обедают. Значит, если зовут к шести, рассчитывай на обед, если к четырем или к восьми - на чашку кофе с печенюшкой. Буквально на чашку, ну, две! Нас тут с Валеркой позвала одна семья, к половине пятого, мы пришли, поговорили с ними, сами смотрим на часы: вроде как уже к шести дело, непонятно, уходить, что ли? А как сказать, может, обидятся? А она сама возьми да и скажи: "I think it’s time for you to go home".
Смущенно улыбаясь, из своего укрытия вынырнул Валера:
- Ну все, дотюкал. Давайте, что ли, по маленькой!
- Валер, а по какой теме доклад? - спросил Саша.
- Да так, обычная наша мутотень… По математическим методам спецификации полного цикла производства программных продуктов.
- Что-то насчет Венского метода?
- Ну да, это ж сейчас самое перспективное. Стоп… Саня, а ты, я смотрю, разбираешься?
- Так я же два курса мехмата закончил. Ну, и программированием увлекался.
- Серьезно? Ну, дела-а. Слушай, Санек… Да нет, не выйдет, наверное, - Валера уже сел за стол и держал первую рюмку. - Ну, поехали! За встречу.
- А что не выйдет-то, - переспросил Саня, пока водка теплым шариком спускалась по пищеводу.
- Ну, я вот подумал: нам человек еще один ой как пригодился бы. Голландцы, они ребята толковые, но с образованием у них беда-а… Наш второкурсник иногда равен их выпускнику. А ты, говоришь, разбираешься?
- Я говорю, интересовался когда-то. Многое уже забыл.
- Главное, чтобы чайник варил, а подучиться-то всегда можно. Знаешь что… я поговорю с нашим боссом, ты мне позвони через денька три-четыре, или я сам позвоню, лады?
Идея Валеры насчет университета, конечно, была заманчива. Но Саша уже натренировал себя не разевать рот на такую вот халяву. Слишком редко она сбывалась.
- Фиговая у них водка, и образование фиговое - после второй резюмировал Петр.
- Водка-то немецкая, - вступился Саня.
- Ну вот, даже водки своей нет… А джин их этот вообще никуда не годится. Как и образование, - настаивал Петр, - мы свою Оксанку в международную школу отдали, для посольских. Там программа поприличнее. Тамар, а твой куда ходит?
- Школа по системе итальянского педагога Монтессори, - пояснила Тамара. - Но я не уверена, что ему это подходит…
- А что за система? - оживилась Галя.
- Странная это школа, - с мягкой грустью начала Тамара, - парню уже шесть лет. Но у нас даже в детском саду в старшей группе их уже читать-считать учат, а тут вообще непонятно, чем они занимаются: кубики какие-то разноцветные, формочки… А главное, проблема с дисциплиной. Ну просто ужасная проблема! Никому ничего не запрещается. И дети ходят совершенно на головах. К тому же у них в классе около трети - турки и прочие. Они же совершенно не говорят по-голландски, мой и то лучше! И вот учительница тратит большую часть времени, чтобы хоть как-то установить с ними контакт. Странно, что она сама еще на турецкий не перешла! А они сколотили свою прямо банду, лупцуют всех прочих детей и никого слушать не хотят. Вон, рассказывали, в старших классах турки местным так и говорят: мол, дождетесь, мы вас скоро в море сбросим!
- И не говори, - вступил Петр, - строгость тут нужна!
- А вот еще недавно им раздали рабочие тетради, и там среди всяких птичек-бабочек маленькие голые дети. Вот "йонге", мальчик, а вот и "мяйше", девочка, прямо так с письками и нарисованы. Я уж и не знаю, как к этому относиться.
- Да никак не относись, - посоветовала Галя, - надо будет парню, сам разберется. Ну, спросит в случае чего.
- А у нас - отозвался Петр, - тоже в международной школе Оксанке дали пособие по сексологии. Я прямо озверел! Ну, сиськи-пиписьки это ладно, мама-папа, животик в разрезе - тоже ничего страшного. Лучше пусть так, чем в подворотне ей все расскажут и покажут. Меня вот что убило: страничка с четырьмя картинками. На одной хлопчик гуляет в обнимку с девочкой. Ладно. На другой - две девочки в обнимку друг с дружкой. Допустим. На третьей - хлопчик в обнимку с хлопчиком! А четвертая перечеркнута пополам, там в одном углу - хлопчик с девочкой, а в другом - хлопец с другим хлопцем. И подпись, подпись-то какова! Люди мол, разные: кому нравится со своим полом гулять, кому - с противоположным. А ты к какому типу относишься? Это десятилетним соплюхам и соплякам вопросик такой задавать! Представляете?!
- Ужас! - ахнула Тамара.
- Ну да! А может, на следующей картинке нарисовать, как кто козу какую обихаживает? И такие ведь бывают!
- Ага. Но надо же делать разницу между нормой и извращением! Причем школа и должна устанавливать норму. А извращения сами появятся, - рассудительно подвела итог Олеся.
- Ну, тут они явно так не считают, - ответили Галя, - у них школа призвана отражать жизнь во всех ее проявлениях.
- Ну да, а врач, вместо того, чтобы лечить больных, будет рассказывать им, что инвалиды - тоже достойные члены общества, да? Слушай, Саня, ты тут ведь давно - неужели у них эта дрянь и в самом деле на каждом шагу?
- Да ведь я-то не по этой части, - усмехнулся Саня, - к гомикам не хожу, наркоту не употребляю. Вот водочки - это пожалуйста.
- И точно, - оживился Валера, - чего-то мы заболтались. Ну, еще по одной… по последней, кажется? Девочки, вам?
- Себе, себе налейте, - Олеся прикрыла рюмку ладонью.
- Мне рассказывали, - вернулась к прежней теме Тамара, - что в Голландии даже венчают гомосексуальные браки! И что первый пастор, который совершил такой обряд, был женщиной!
- Переодетой, что ли? - удивилась Оксана.
- Нет, точнее сказать, женщина и была пастором. Это у них сплошь и рядом.
- Поп с невестой местами поменялись! - хохотнул Петр. - Вырождаются они тут, точно.
- Но я этого даже понять не могу, - растерянно произнесла Тамара, - у нас вот такой красивый обряд венчания. Священник молится, чтобы молодые уподобились Аврааму и Сарре, а еще Иакову и… кто там был его женой, кажется, Ревекка? Ну, в общем, патриархам. А на таком венчании кого вспоминать будут?
- Содом с Гоморрой! - весело отозвался Петр.
- Саша, а тут ведь и церковь наша вроде есть? - спросила Галя.
- Есть. На Керк-страт. Так прямо и называется - Церковная улица. Они там у католиков кусочек собора арендуют.
- Бывали?
- Бывал… на Пасху последний раз.
- На Пасху и мы были, как же, - отозвалась Олеся, - а Тамара вообще часто ходит.
- Вот откуда лицо знакомо… - протянул Саша. - Я-то сам редко, вот только на Пасху и на Страстной. Как-то не до этого.
Саше захотелось рассказать, как это было - даже не на Пасху, а именно на Страстной. Его позвала Машка - в ночь с пятницы на субботу они собирались читать в храме Евангелие. Каждый по полчаса. Кто не читал, спал в небольшой комнатке наверху, где обычно пили кофе после службы. Машкина череда была с полчетвертого до четырех; значит, Саша выбрал до полпятого. Трудное время, самый сон.
Будильник ударил прямо в ухо: без пяти четыре. Саша хлопнул ладонью, вскочил на ноги, протер глаза. Невозможно гудела сонная голова - спал-то всего ничего. Но пока спускался вниз, как будто все развеялось. И вступил в сумрачное пространство маленького храма, примостившегося под крылом чопорного католического собора. Посредине стояла на подставе плащаница - большая икона убитого Христа. На подсвечнике теплилась пара свечей, и перед ними - стояла девушка в платочке, и округло, напевно, по-университетски правильно и по-детски вдохновенно текла ее славянская речь (каждый сам выбирал язык чтения). Трудно было узнать в этой сумеречной и торжественной фигуре Машку. Она закончила фразу, приняла из его рук русскую Библию и показала пальчиком: вот здесь. Саша встал на ее место.
Кто-то стоял у него за спиной (наверное, осталась Машка, а может, подошел кто-нибудь еще), но было не до того. Перед ним лежал мертвый Христос в окружении скромных цветов, а Саша читал по Нему Евангелие. Словно действительно только что умер кто-то дорогой, и надо было продержаться эту ночь у мертвого тела. Гулко звучали слова, колебались строки в слабом свете свечи, и пересыхало горло…
"…придя же в себя, сказал: "сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих". Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: "отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим". А отец сказал рабам своим: "принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся". И начали веселиться".
И знакомый издавна сюжет вдруг вырастал в полный рост в присутствии Мертвеца и невидимых людей за спиной. Словно тут и вправду была пещера, где когда-то лежало Его тело. Словно все было в первый раз: и эта смерть, и это слово.
А потом кто-то тронул его за плечо, и незнакомый очкастый парень со спутанными русыми кудрями заглянул к нему в текст, отчеркнул что-то ногтем у себя, в книжке с замысловатыми вьющимися буквами, встал на его место и начал новую главу на еще одном языке, нараспев: "Элеген де ке прос тон мафитон…" Как непохоже было это на официальную строгость московских храмов!
Воспоминание нахлынуло так ярко, что он даже не заметил: Петр уже вовсю обсуждал какую-то другую тему. Здесь-то жизнь шла в обыденной колее. Нет, здесь об этом не расскажешь, не получится.
- Ну, мы этого уже не увидим. До дому, до хаты, каштаны в цвету… Ох, люблю я этот город, Киев! А вот Тамарка останется.
- Неизвестно еще, - ответила Тамара, - контракт не подписан, а подишут - как оно еще сложится… Тысячи две в месяц для начала положат. Минус налоги, за квартиру, за школу… Уж и не знаю, сколько останется.
- Вдвоем на две тысячи прожить можно. И даже неплохо, - основательно резюмировал Саша.
- Да? Впрочем, Вы, Саша, наверное, знаете…
- Я тут жил на гораздо меньшие средства. Правда, без ребенка.
- Саша, как ты сюда попал-то? - вдруг напрямую спросил Петр.
- С гастролями, - усмехнулся Саша.
- С какими гастролями? Ты же математик?