Джейк нарочно начал с малого: ему казалось, что сразу получить по яйцам - непозволительная роскошь для этого типа. Пускай как следует проникнется происходящим - проморгается и отдышится, а уж потом можно будет продолжить. Получив пяткой в ухо и локтем в подбородок, парень покачнулся. От сильнейшего удара ногой в живот он взлетел в воздух. Когда тело Костюма хлопнулось на землю, Джейк подумал: сломать ему на хрен спину. Треснуть разок каблуком - и переломить его долбаный хребет… Но он вовремя себя остановил.
Ключ от машины остался в дверном замке. Джейк открыл дверь и оглядел обстановку шикарного, обтянутого кожей салона. Он не знал, что ему нужно в машине у этого парня: просто хотелось привести в порядок мысли и подумать, как быть дальше. Возможно, удастся инсценировать автокатастрофу. Человек сам себя переехал, охренеть. Под пассажирским сиденьем лежал портфель. Джейк вышвырнул его из машины, позаботившись о том, чтобы стальной уголок отделки ударил владельца портфеля по голове. Потом он открыл бардачок: карманная карта Лондона, флакон одеколона "Адмирал" и дешевый калькулятор - полученный на халяву и давно заброшенный, с выгравированным названием какого-то оффшорного банка. Джейк взял одеколон и вернулся к своему новому знакомому.
Он несколько раз вдарил Костюму ботинком по ребрам, дождался, пока тот свернется в клубок, и добавил еще. Потом Джейк опустился на мостовую, схватил парня за волосы и принялся работать пульверизатором. Он направил струю липкой гадости Костюму в горло, крепко зажав ему пальцами нос. Тот стал было метаться, но Джейк придавил его грудь коленом к земле и продолжал брызгать. Глаза Костюма начали вылезать из орбит. Тогда Джейк побрызгал и в глаза - одновременно и ослепил парня, и дал ему время сглотнуть.
За сахариново-сладким запахом одеколона угадывалась его адская летучесть. Можно было бы поджечь Костюма или его машину, но это привлечет внимание: пожарная станция всего в двух кварталах отсюда. В общем, Джейку становилось скучновато, и он не мог придумать, как бы побыстрее покончить с этим делом. Единственное, что пришло в голову - просто взять и уйти, и оставить ублюдка блевать и метаться по мостовой. Замедленная съемка страданий избитого парня.
И тут где-то впереди раздался голос:
- Отличная работа, сынок.
Джейк посмотрел туда, где сходились тени домов - там был вход на стоянку.
Оттуда снова послышался манчестерский говор:
- Может, проще было его трахнуть?
Дэйви Грин вышел на свет. Он был одет в стеганую куртку вроде тех, что носят школьники, с высоко поднятым воротником. Завершал образ тонкий нейлоновый капюшон, облегающий голову на манер резиновой шапочки для плавания и крепко завязанный под подбородком. В таком виде Грин был похож на новую усовершенствованную модель презерватива, но, казалось, это его нисколько не смущает.
- Ладно, Пауэл, - сказал он. - Ты ведь сам знаешь, что нам надо поговорить.
Глава вторая
1981, о да…
…Джейк собрался в туалет, когда в главном баре началось выступление "голубой королевы". Шон и Фея забились в угловую кабинку вместе с двумя другими чуваками (один уже престарелый, другой еще ничего). Когда Джейк поднялся, престарелый повернулся в кресле и уставился на Фею:
- А ведь ваш друг пропустит самое интересное, - сказал он.
Фея бросил на Джейка игривый взгляд и ответил:
- Он ненадолго.
- Пускай не торопится. Я могу и подождать!
В голосе престарелого гея были слышны слащаво-театральные нотки вроде тех, что бывают у выпускников частных школ и гомов старого образца. Джейк не мог определить, настоящий это акцент или напускной. Может быть, старик подцепил такой говор, когда служил во флоте и проводил отпуск в чужом порту, да так от него и не избавился? На тыльной стороне ладони у него была татуировка моряка торгового судна - невнятный рисунок посреди печеночных пятен. Сейчас в этой ладони лежала зажигалка, от которой Фея прикуривал "Собрание Коктейль". Сигарета подрагивала в кокетливо протянутых к огню пальцах, и, прикурив, Фея вместе с дымом выдохнул на ту сторону стола "спасибо".
- Всегда пожалуйста.
Бывший моряк был в "Добром дне" завсегдатаем. Каждый раз он садился на одно и то же место, выпивал бессменный стакан джина и начинал фирменным образом хохотать - с таким хрипом, на который способны только больные эмфиземой алкоголики. Фея вторил ему своим икающим хихиканьем. А Шон просто сидел и молчал.
- Что это сегодня вашего четвертого дружка не видно?
- Джонни? - спросил Фея. - Он в Берлине.
- А, в Берлине.
Коротышке Фее было семнадцать, природа одарила его прыщами и плохими волосами, но с ним по крайней мере было весело. А лицо красавчика Шона неизменно выражало томление и скуку. Сегодня тоскливое выражение помогало ему держаться подальше от второго парня - того, которого мальчики прозвали Вельветом за его шуршащий голос, похожий на шелест, с каким трутся друг о друга штанины вельветовых брюк.
Джейк был рад, что ушел. Еще ведь нужно поправить тушь на ресницах - впереди целая ночь.
Он наносил последние штрихи, когда "голубая королева" начала петь на бис - те же песни, что и всегда. Джейк услышал вступительные аккорды, заморгал ресницами в такт музыке и напоследок еще раз оценил в зеркале результат своих трудов. Черная подводка выглядела очень вызывающе на бледном лице. Джейк пританцовывая вышел из дверей туалета и вдруг подумал: а не ему ли аплодируют все эти люди? Конечно, аплодировали не ему… но, случись такое, он бы не удивился.
Он посмотрел поверх голов в сторону бара и увидел "королеву" с длинной, лебединой шеей, в головном уборе Кармен Миранды и в босоножках на платформе. Певица выступала, стоя на барной стойке. Одной рукой она держалась за подол узорчатой юбки, приподнятой так, чтоб были видны ноги, и помахивала ею взад-вперед. Этим хореографическая часть выступления исчерпывалась. Ни для чего более искусного на барной стойке не было места, но вот без этого - два шага влево, выпад, два шага вправо, шейк-шейк бедрами - было просто не обойтись. Песня, если Джейк правильно догадался, называлась "Руи-Руи", а исполнялась на мотив "Луи-Луи". Непонятно, где Королева раздобыла инструментальную версию в стиле сальсы, но вообще-то "Луи-Луи" уже кто только не переделывал - во всей истории рок-н-ролла нет ни одной другой песни, на которую так часто делают каверы. У Джейка она была в исполнении "Игги и Студжес" - и не на виниле, а на пленке.
Танцуя на высокой барной стойке, Королева Кармен словно топталась по головам зрителей, но у нее был великолепный голос: такое глубокое грудное рычание в "О-о, беби, да", а вместо стандартного "Йе-йе-йес" - боевой клич: "Ай-йай-йай-йай". Еще она всю песню слегка шепелявила на латиноамериканский манер - просто супер.
Пока выступала Кармен, служащие "Доброго дня" могли разойтись со своих мест за барной стойкой и расслабиться. Единственное, что от них требовалось по контракту - это улыбаться и пританцовывать и вообще изображать симпатичный задник до конца выступления. Был четверг, а по четвергам, согласно расписанию, разработанному Леди-Добрый-День, в баре выступали приглашенные артисты. Все остальные дни недели местные работники развлекали публику сами: каждый вечер они пели под фанеру и по два раза за ночь наряжались в известных певиц. Около месяца назад Леди-Добрый-День спросил у Джейка, не нужна ли ему работа.
Джейк в ответ засмеялся:
- Чтобы ты меня имел так же, как всех этих мальчиков? Спасибо, я уж лучше продолжу свой нечестный труд.
- Откуда тебе знать, как я их всех имею? - только и ответил Леди-Добрый-День.
Песня Кармен заканчивалась дребезгом гитар и грохочущими ударными в стиле латинос, и певица как могла поддавала жару: подмигивала, трясла плечами, махала руками и вертела бедрами. Джейк обернулся и еще раз посмотрел в сторону уборной. Свет в туалете был выключен, и круглое окошко в двери сошло за зеркало. Зеркало было на стороне Джейка. Восемнадцать лет, высок и строен. Волосы сегодня заглажены назад - в берлинском стиле. А в довершение образа - темный костюм, в тусклом свете бара почти ничем не напоминающий потрепанную вещицу из благотворительного секонд-хэнда, какой на самом деле он являлся.
Паб "Добрый день" был набит до отказу, и стоило Королеве Кармен освободить сцену, как толпа с ревом бросилась за спиртным. Народу было так много, что даже самой Леди-Добрый-День пришлось встать за стойку. Каждый заказ она выкрикивала вслух скрипучим и пронзительным голосом и в конце непременно добавляла какое-нибудь ругательство. Леди-Добрый-День было лет сорок пять, это был реально толстый мужик с двумя хорошо откормленными подбородками и беременным пузом. Но Джейк отказался у него работать не только из-за этого: весь город знал, какой Добрый-День озабоченный тип. Не важно, голубой ты или нет, он всех встречал одной фразой: "Не отсосешь - никакой работы не получишь". Даже если это и не было обязательным условием, Джейк мог поспорить, что именно так устроились сюда почти все - включая тех, кто не был готов в этом признаться. Леди-Добрый-День не уставал повторять, что в Манчестере не осталось ни одного человека, которого он не "протащил на буксире", поэтому кто ж его знает, сколько таких людей было на самом деле.
В колонках что-то щелкнуло: стереосистему переключили обратно на музыкальный автомат. Первой заиграла "Eye To Eye Contact" Эдвина Старра, сразу ближе к припеву. Народ стал подпевать, по бару обрывистыми выкриками летала ключевая фраза песни и ее сопровождало особое движение рукой: на словах "Я смотрю на тебя…" люди щелкали пальцами и театрально выбрасывали вперед указательный палец. Джейк уставился в пол: кажется, его заметил один старикан, который как-то раз ночь напролет покупал ему выпивку - еще потребует возмещения убытков. Прямо перед Джейком танцевали двое мужчин: поворот, подергивание бедрами, плечи вверх и вниз, локти торчат по бокам как подрезанные крылья. Джейк обогнул танцующих, нырнул в толпу и пошел виляющей походкой, стараясь никого не задеть - он не представлял себе, как еще можно двигаться в таком костюме. Он шел на звук икающего смеха Феи, такого пронзительного и писклявого, что аж зубы сводило.
Шон и Фея по-прежнему сидели в угловой кабинке - все в той же компании. Когда Джейк подошел так близко, что можно было разглядеть золотую полоску на фильтре "Собрания" Феи, он остановился - еще раз посмотреть представление, которое разыгрывал больной эмфиземой старик, давая Фее прикурить. Завоевать расположение Феи было делом нехитрым: направь на него свет прожекторов (ничего, пускай это будет всего лишь свет от дешевой зажигалки "Ронсон"), и парень пойдет за тобой на край света. Судя по тому, как усердствовал престарелый моряк, он знал, что делает. Если оставаться в образе, Фея так и будет считать, что с ним происходит не обыкновенный съем, а нечто особенное, декаданс века джаза, в котором он - Салли Боулз. Фея жил ради таких мгновений, когда можно представить себя кем-то другим - одной секунды было ему довольно, чтобы ощутить полнейшее наслаждение. Вот только Салли Боулз тоже не больно-то позавидуешь - похоже, Фея этого не учел. А может, Джейк зря выпендривается. Возможно, Фея в курсе про Салли Боулз. Возможно, именно за это - за невезучесть - он ее и полюбил.
Вельвету было, навскидку, лет сорок пять. Шон все еще сидел с ним рядом, но слегка отклонялся при каждом его поползновении. Джейк был уже в двух шагах от их столика и наблюдал, как Вельвет наклонился поближе к Шону, чтобы спросить, бывал ли тот в Озерном крае.
- Я на прошлые выходные забирался на Скафелл-Пайк. Просто невероятно. Ты не увлекаешься дальними прогулками?
Джейк покрепче сжал губы, чтобы не рассмеяться. Он представил себе бледного, тощего Шона, явившегося покорять природу - такое можно было себе представить только в бреду. Шон способен изобразить человека, отправившегося в поход, но ни за что не пошел бы туда в действительности. Если Вельвету хочется романтики в духе "Бой'з Оун", пускай дает объявление в газету. Сомнительный паб на задворках Деревни - не самое подходящее место для романтики.
- Нет, - ответил Шон. - И альпинизмом не занимаюсь, и на лодках ни хрена не плаваю.
На это Вельвет уже не нашелся, что сказать.
Джейк засмеялся. Не слишком громко, но все его услышали, потому что в разговоре в это время как раз возникла пауза. Фея, от которого ничего другого и не ждали, заорал первым:
- Ой, вы посмотрите на нашу девочку! А накрасилась-то - видно, не терпится потрахаться!
Джейк ненавидел такие вот визгливые голубые шуточки, и Фея об этом знал. Но он был уже слишком пьян, чтобы испугаться сурового взгляда, поэтому Джейк выдавил из себя улыбку и сказал:
- Ладно, Фея… Кто из этих двоих платит?
Он кивнул на хоровод стаканов на столике, каждый из которых был на три четверти пуст.
На вопрос откликнулся престарелый:
- Позвольте мне. - В изъеденной экземой руке с мокрыми трещинами он держал двадцатку. - Не возражаете?
Джейк изобразил на лице сомнение: выпятил нижнюю губу и стал похож на вечно недовольного Шона.
Он пожал плечами и нагнулся за банкнотой, но в его движениях еще чувствовались остатки раздражения - как чувствуется запах сигаретного дыма в поцелуе.
- Так, кто что пьет?
Шон и Фея попросили "Гролш", заезжий педрила - пинту местного, а старик заказал джин. Только чтобы неразбавленный - никакого тоника: от этой отравы он просто загнется. На столе рядом с его пачкой сигарет стояла непочатая бутылка "Швеппса". Джейк кивнул и повернул в сторону толпы.
Какой-то хрен включил на музыкальном автомате "YMCA"… ну что, молодой человек, тебе совсем паршиво? Джейк пробирался сквозь плотную толпу, выискивая в ней узкие лазейки.
Леди-Добрый-День вывалил на барную стойку два своих пятнистых кулака и подмигнул Джейку.
- Джейки! Как вы там, ребятки? Чего желаете?
Добрый-День всегда разговаривал в нос, жеманно растягивая слова - особенно когда был в женской одежде. Но и без нее он тоже гундосил - просто не так сильно.
Джейк помотал головой.
- Ничего. Я уже на выход.
Он толкнул боковую дверь и нырнул в туманный водоворот Манчестера. За столиком никто даже не заметил, что он ушел.
Джейк запросто променяет друзей на двадцать фунтов - можете не сомневаться. Он помчался по Деревне, жадно оглядываясь по сторонам, и вместе с ним по городским трущобам летела двадцатифунтовая купюра. Главное преимущество "Доброго дня" - в том, что он расположен ровно посередине между автобусной станцией Чорлтон-стрит и каналом - в самом сердце Деревни. Оттуда, где остановился Джейк, вся Деревня была как на ладони: ряд одинаковых зданий с покатыми крышами, похожих на старые фермерские домики - как будто их непонятным образом доставили на улицы большого города и бросили тут догнивать; канал, скорее напоминающий широкую сточную канаву, а на его берегах - заброшенные мельницы; козырек многоэтажной автостоянки, под который один за другим, выстраиваясь в стройные ряды, прибывают автобусы и разливают в сырую ночь кровь своих красных огней. Деревню в ту ночь насквозь промочила изморось: казалось бы, от нее могло стать попрохладнее, но вот нет - не стало. Стояла середина декабря, а дождь лил затяжной, осенний. Джейку нужна была всего одна доза "спида" - этого хватит, чтобы отрегулировать фокус и заострить тусклые лучи автобусных фар. Он отправился на поиски: куда ни пойди, до ближайшего грамма отсюда не больше двух минут.
Приблизившись к автостоянке, он заметил, что у будки, в которой оплачивают парковку, кто-то прячется. Он подошел поближе, и, когда мимо проезжала машина, человек на секунду вынырнул из тени. В темноте мелькнуло детское лицо: мелькнуло - и через мгновенье снова исчезло, будто растворившись в воздухе. Сбавь машина ход, мальчишка вышел бы на тротуар и, пока водитель кружил по стоянке, домчался бы до места и стал бы дожидаться там, чтобы обсудить условия. Вот только неправильно он себя ведет. Так осторожно и неуверенно, что сразу и не поймешь, для чего он тут стоит. Джейк уже и раньше видел этого бродяжку, но не знал, как его зовут. Это Фея показал его Джейку - около месяца назад, - и он же тогда окрестил мальчика Шлепанцем. В самую точку. С такой внешностью глупо ждать, что кто-нибудь станет с тобой церемониться. Джейка охватывало чувство беспомощности всякий раз, когда Шлепанец попадался ему на глаза, но обычно достаточно было просто отвести взгляд - и все. А сегодня еще слишком рано, да к тому же дождь, поэтому вокруг кроме Шлепанца - ни души. Даже в привокзальном ларьке с едой никого нет - ни внутри, ни снаружи.
Джейк перешел через дорогу - спросить у Шлепанца, не знает ли он чего.
Мальчик встретил его в дверях: худощавое лицо мерцает в полумраке, волосы коротко острижены, и от этого он кажется еще моложе - настоящий мальчик-беженец: подхватил вшей и был в панике обрит. Хотя вообще-то ему, наверное, лет шестнадцать, а то и все семнадцать. Иначе бы он сидел под присмотром какого-нибудь приюта - вряд ли у Шлепанца есть семья и дом, уж слишком часто Джейк встречает его по ночам.
- Меф никто не продает, не видел?
Мальчик кивнул.
- Не знаю, как его зовут, но такой, в белом парике.
- А, да? - этого Джейк знал. - Пауло. И куда он пошел?
- Туда. - Шлепанец указал на другую сторону дороги, на паб "Рембрандт".
Джейк кивком поблагодарил мальчика и двинул обратно, но вдруг услышал за спиной:
- Тебе нравится Боуи?