Ноги нащупали жесткие деревянные выступы. Клавиши, длинные и короткие, ножная клавиатура. Тяжелая, неповоротливая педаль. Вжать. Вмять. Нашарить стопой, носком или пяткой дно. Вот! Я думал, это дно; я думала, это высь.
Тягучий, густой, гулкий звук внезапно взвился внутри, разросся, заполнил собой два соединенных одним дыханьем тела - и распался на тысячи золотых зерен-искр.
Жар дыхания, что крепко сшило нас, усилился и мгновенно выжег на наших лицах, ставших одним лицом, клеймо счастья.
Мы оба закричали. Закричала я! Я закричал!
Крик - это первая музыка мира, и второй не дано.
Ноги и руки, вы ищете игры, вы ищете - обнять, сыграть, обласкать. Ласка - залог рожденья. Ласка - музыка. Мы оба испытали не наслажденье, а счастье рожденья. В любви рождается один человек. Зачатие не только для младенца.
Зачатие - для тех двоих, что корчатся в лодке от радости и страха, и дышат, дышат друг другу в румяные лица.
- Лида! Я… играю… музыка… слышишь?!
Играть на органе. Играть на стволах черных кедров. На мчащихся тучах. На ледяных синих сколах. На торосах и скалах. Вся земля - огромный орган; я твой музыкант, я, я музыкантша твоя.
- Музыка… она… выходит из меня…
Женщина раздвинула ноги. Живот напрягся. Живот сначала стал жестким и твердым, ледяным, потом белым и мягким, пушистее и нежнее сугроба; и то, что шевельнулось внутри нежного снега, запылало костром. Жаркий комок. Неистовый звук. Протяжный, долгий крик. Кто кричит?! Женщина. Мужчина. Тот, кто был когда-то одним. Кто одним снова стал.
Ком огня раздирает живую плоть. Земную, ледяную плоть. Огонь и лед одно. От них, если прикоснуться, одна и та же боль. Любовь это боль, а боль - любовь. Ты хочешь родить?! Я рожаю уже. Вот! Гляди! Прими!
Рождение не плоти! Души.
Выгнулось коромыслом тело. Застыло в судороге плача. Лонные кости женщины разошлись в стороны легко и красиво - так расходятся птичьи крылья в полете. Роды - полет. Надо лететь, даже если ты умираешь. Сияющий красный круг нового солнца показался над берегом. Над отхлынувшей тьмой вечной воды. Круг торил себе дорогу. Круг рвал и разрывал лоскутья, охвостья кровавых, дырявых туч. Круг поднимался. Круг брызгал алым светом! Алый, захлебывающийся крик!
Кто кричит?! Я кричу?!
- Я люблю… тебя-а-а-а-а!
Рожденный не умирает.
Так же, как мы рождаемся на свет, мы рождаемся в смерть.
Ресницы разлепились. Вода плавно, тяжело колыхала лодку. Цепь тихо шуршала по гальке. То, что было одним, стало распадаться, делиться надвое. И вот это было очень больно. Я ничего не понимал, только чуял нестерпимую боль. И Лидия тоже. Ее белое, как булочка, смешное личико покривилось. Я поцеловал потные кудряшки на крутом лбу. Она еще дышала размеренно, старательно, выдыхая мне в рот весь воздух из своих легких. Ее легкие, легкие, как два лепестка. Ее рот, похожий на красную раковинку. Женщина. Это женщина. И я обнимаю ее. И я снова мужчина.
- Милая. - Слово вытолкнулось из губ, родилось. - Милая. Я с тобой. Я немного побыл тобой. Я теперь знаю.
- Что?
Не услышал: догадался по губам.
- Как чувствует женщина. Как она… счастлива… в любви. Как она зачинает… и рожает.
- Как… рожает?..
Засмеялась тихо.
- Я же… ну, как была, так и…
- Ты хочешь сказать, - губы мои щекотали ее губы, - ты как была девочка, так девочка и осталась?
- Да… да…
- Но ты же сейчас стала женщиной? Со мной?
- Да. С тобой. Я счастливейшая женщина. На всей земле.
И, как только я услышал эти слова, я сам не свой стал.
Глаза, лоб, сознанье черные рваные тучи затянули. А потом разорвались разом, с треском, как ветхое лоскутное одеяло. Кулак света ударил в меня, в живой бубен.
На днище лодки, под нашими вытянутыми в радости телами, под измятым моим зипуном лежала тонкая деревянная флейта.
У органа тоже есть трубы и дудки; и он умеет не только громом греметь, но и петь флейтой.
Я вытащил из-под зипуна флейту, и Лидия взяла ее в руку и поцеловала.
А потом дунула в отверстие, и над Озером поплыл звук, первый и последний.
И я шептал, все шептал себе, обнимая Лидию, целуя ее в голое плечико, выпроставшееся из-под черной концертной ткани: побудь со мной, мой сон, мое безумье, побудь, не уходи, пожалуйста, не уходи.
ДНЕВНИК ИССЫ. ИССА И ВЕЛИКИЙ АВАТАР
палимпсест
Брахманы учили меня, как жить и как (умирать); а я, улыбаясь, учил (их).
Так беседовали.
(Понял) их; они же меня не поняли.
Купцы (мои меня) понимали. Улыбнусь им - они улыбнутся мне в ответ. Лишь улыбка улыбке (нужна). Так от человека тянется золотая нить к (человеку?).
…в улыбке - любовь.
…учил (брахманов): возможно улыбаться внутри.
Внутренняя улыбка (согревает) не только тебя. (От тебя идет внутреннее) тепло вовне, в мир. Кто попадает (в круг) твоего тепла и радости твоей - не враждует с тобой, а любит тебя.
…мало любви в мире? Не можем (улыбаться) внутри себя.
Говорю: улыбнитесь! Говорю: (дарите) радость! Так мало в мире (радости, если) печаль внутри вас. Воистину мир состоит из радости, только воинственный человек, скорбный воин, (не видит) этого, (не слышит).
Радость есть музыка. Слушайте (музыку) радости!
…учил, и склоняли (брахманы) головы в тюрбанах, будто тюльпаны в (каплях) росы. Яркие цветы колыхались вокруг.
И улыбался, видя (цветение) мира.
…из Джаганнатха (двинулись) в Калькутту, идя по берегу моря.
Ночевали под открытым (небом), не боясь скорпионов и змей.
Море шумело, песню нам пел (прибой).
Полюбили эту теплую (землю) и ее добрых людей.
(Злые) люди есть везде. Злом одержимы.
…не будет зла в мире, как отличим мы добро?
Калькутта (встретила) приветливо. Говорил на площадях, и люди собирались вокруг меня и (слушали меня).
Розовый Тюрбан оберегал меня от опасностей. Он (стал мне как) отец.
Длинные Космы (по-разному глядел) на меня.
…недоверчиво, и мрак мелькал в его (глазах), мрак непониманья и вражды.
Порой ясно и радостно.
…понимал: (он уже) научился улыбаться (внутри) и смеяться.
Черная Борода, когда мы пребывали в Калькутте, захотел вспомнить умершего (в пути Старого Инжира). Разожгли костер, принесли (бескровную жертву): разломили лепешку и бросили в огонь, также бросили (в пламя) горсть зерна. Еще вылили (в костер) вина из глиняной чаши. Из чаши отпил, потом по кругу (чашу) передал.
Черная Борода омочил усы (в вине, и вино) по бороде потекло.
Длинные Космы (глядел) темно. Печалился: Старика вспоминал.
…Тюрбан встал над (костром).
…сказал: Пусть другу нашему светло будет на небесах!
И сказал: Аминь.
И мои друзья (руки) сложили и (хором) произнесли: Аминь.
Долго сидели на берегу. Видел крыши (домов и храмов) Калькутты.
…думал так: века пройдут по лику Земли, будут (так же сидеть) кругом огня люди, и поминать усопших, и думать о будущем?
Живы, и не мыслим (о смерти).
Поминая мертвого - о смерти не мыслим.
Она придет; и мыслить не будем. Что будем чувствовать?
…хотел бы умереть, чтобы понять, как восстану.
Поклонился в Калькутте (всем богам земли) Бхарат.
Могучему Джайне. Великому черному Бон. Богатырю Гессару.
Громоподобному Шиве, (в танце раскинул он) руки.
Нежному Вишну, да будет (благословен он, жизнь) дающий, рыбой (в море) плывущий.
Черному веселому (Кришне, ибо беседовал) с ним, живым, а он под гранитом в могиле лежал; так доказал мне (могущество свое).
Спокойному Брахме, ледяному владыке (гор) и морей, звезд и (планет). Ибо нынче выдох (Брахмы), и, несомые ветром выдоха его, на свете живем.
Безумной царице Дурге-Кали, да пребудет (время ее), время огня и разрушенья.
Счастливому Индре, с трезубцем (летящему) под облаками.
Всесущему (Агни), ибо костер (на земле) и звезда в небесах - его дети!
…еще поклонился тому, к кому (шел).
Гаутаме Будде, великому Сиддхартхе, (отшельнику) Шакьямуни поклонился.
К нему шел; к нему иду. Знаю, он в горах, ближе (к небу).
Знаю: ждет меня, и дождется.
И беседовать (будем).
…все, кому поклонялся, есть (Будды)!
…явится Будда Майтрейя; и раскинет руки для объятья новому миру.
Тогда забудут, что (говорил); что Будда говорил; чему Джайна и Кришна (учили).
Будут слышать и видеть (Будду Будущего), Майтрейю.
…где Майтрейя живет? Знаю (имя тайной) страны.
Высоко в снеговых горах та страна, в нагорьях Тибета, на ледяных уступах Гималаев.
Гималаи - вот место обиталища Будды Гаутамы и Будды Майтрейи. Они - одно. Встретившись с одним, я увижу другого. Ибо все на свете создано так, чтобы пребыть - всем.
…в землю Раджагриху пришли. В Магадху (вошли).
Святой (град). Каменные ступы кричат о мощи (богов) и людей. Монахи, отшельники Магадхи живут (в пещерах).
Меня к пещерам святые люди (повели). Предупредили: (ступай) осторожно, ибо пещеры охраняются Великой (Силой). Разгневаешь Силу - Она остановит тебя, может убить, если увидит твое зло изнутри.
…понял так: должен быть чист, как полдневные небеса, тогда (пустят).
Купцы остались в хижине, в семье, что нас пустила (под кров свой). Идти побоялись.
Держал за руку лысого (монаха), ступал осторожно, след в след. Как два тигра (по джунглям), шли.
…монах обернулся, размахнулся палкой своей - и (крепко ударил) по темени меня!
Не удивился. Ушиб ладонью не потер. Весело (глядел) на монаха, и он - на меня.
Засмеялся; и монах (засмеялся). Его смуглая лысина (блестела) под солнцем.
Хвалю, сказал мне монах, Сила (пустит) тебя!
Это (палка узнала) твоя? Так, смеясь, спросил.
Это ты сам узнал, о Невозмутимый, (отвечал так).
И снова шли. Солнце пекло. Через подошвы сандалий (камни обжигали) стопу.
…куда идем?
К горе Вебхара, (ответил).
К горе подошли. Высока (гора). Голову закинул, чтобы (увидеть) вершину.
На вершину не пойдем, (молвил поводырь), подойдем к пещерам и послушаем, что скажет (Сила).
Руку мою не выпускал, держал (крепко), будто то была птица и (вот-вот улетит).
…камни осыпались (под ногами). Слово скажешь - звенит эхо. Черные зевы (пещер зияли) близко уже.
Сделал шаг за монахом. Остановился, обожженный (болью). Так стоял! (Слушал) боль в себе. Превозмогая боль, внутри себя (улыбнулся).
Монах внутреннюю (улыбку мою) увидел.
…увидел, что и он внутри себя (улыбнулся).
Как только внутренние улыбки скрестились, боль (исчезла).
Видишь, Сила изучила тебя, так (сказал монах).
Больше ничего (не сказал). Крепка, горяча была рука.
Перешли черту.
Ноги легче (воздуха). Вместо щек облака.
…свет вдыхал свет и выдыхал свет.
…на руки, на ноги свои (поглядел). Тела (не было). Плоти (не было). Вместо ног сиял свет. Вместо рук сиял свет.
Страха не было. Вместо (страха и) боли - свет и радость.
Продолжай любить, прошептал (монах), ты первый, кто…
Не договорил.
…вместо монаха в грязном рубище рядом со мною (шел Свет).
Я есмь (Свет), и шел, и Свет хранил (в себе).
…пещера. Вошли. Монах, держа (мою руку), шел вперед (во тьме), тьму собой освещая. Факелов не (надо было). Тьма расступалась (перед нами).
Пещера Сантапарна, тихо сказал Свет, впереди идущий, ее (еще называют) Чета.
…тихо. Увидишь Великого Аватара. Услышишь.
Имеющий уши да слышит, (сказал я), Свет, беззвучно.
…сели, поджав ноги. Сердце билось.
В груди монаха, под огненными (ребрами), я увидел сердце огня.
Под черепом (монаха светился) тысячелистый лотос.
Раздался (звон), (будто шли) сто верблюдов и (звенели) тысячью колокольчиков.
…тьма вокруг задрожала. Закрыл глаза. И с закрытыми глазами (видел Свет).
Голос раздался: Отвори веки. Должен видеть.
Открыл (глаза). Тьма расступилась.
…сидел нагой человек. Маленький и (худой?); не великан. Кожа и кости. Колени раздвинуты, ладони на (коленях). Борода так длинна, что покрывает грудную кость, падает на (живот), спускается на чресла и дальше ползет, как (змея, обвивая колени) и голени.
…говорит? Рот его сомкнут. Слышу внутри себя его голос.
…вижу.
…мой рот сжат. Говорим (изнутри) сердцами.
- …мир сумасшедший. Ушел от мира. Человек един с Богом. Бог внутри. Свет и тьма одно; рассеки их мечом мысли, и ты увидишь двоих. Не верь (миру). Мир (говорит) сказки. Верь Богу: в Боге истина. Бог есть…
…Свет!
Тихо мерцали стены (пещеры). Во мраке, за (головой) Аватара, метались летучие мыши.
…тот, кто видит Свет, сходит с ума. Мудрейший - безумец. Великий - последний нищий. Свет - Тьма. Тьма - Свет. Ты понял?
…я понял, о Аватар.
Глаза отшельника (закрыты). Тяжело, медленно поднял (веки)…посвящаю тебя в Свет. Встань.
…встал и подошел.
…ближе!
Шагнул еще раз. Крыло страха (прошелестело).
…ближе!
Еще ближе (шагнул).
…ближе!
Подумал: сейчас шагну и наступлю (ногою на ногу) Аватара, и боль причиню, и раздавлю его стопу.
…ближе!
Закрыл глаза и шагнул.
Свет (вошел) в Свет.
Мое сердце (легло) на его сердце. Мои руки (вошли) в его руки. Мои ноги (вошли) в его ноги. Моя голова (вошла) в его голову. Мой живот (вошел) в его живот. Мои чресла (стали) его чреслами. Мой Свет (слился) с его Светом и не находил никакого зазора.
И (ушел) страх.
Страх вышел и исчез во мраке.
…ты в круге Света, услышал я голос, ты со мной; ты во мне; ты с собой; ты в себе. В огненную купель (вступил). Огнем крестился. (Свет) не узришь: сам Им стал. Идолам не молись: все идолы ничто (перед Светом). Посвящаю тебя в себя. Стал собой! Пришел к себе. Ты - Человек. Ты - Бог. Ты - жизнь. Ты - (смерть). Вдох. Молчанье.
…ты - Свет!
Понял: это я сам говорил. Голос свой слышал.
Где Аватар? Где монах мой, (поводырь)?
Один, и тьма вокруг. (Никогда не вернусь) больше в мир людей.
Не боялся. Если так суждено - пусть так будет.
…не выйдешь из круга Света, но унесешь Свет (с собой). Излечи Светом (болящих)! (Прости) Светом осужденных! Обними Светом (лишенных) любви!
Помни: любовь - в ненависти, а ненависть - в любви.
Тьмы не бойся: Тьму (побеждаешь Светом), ибо Свет (пронизывает) Тьму и без нее не может жить.
Брахма выдохнет и снова вдохнет. Явится (вечный мрак). И ты вновь Свет родишь.
И крикнешь на (всю Тьму): да станет Свет!
…дрожал. Или Свет, излучаемый мною, дрожал?
Таково было мое посвященье.
Не помнил, как выбрался (из пещеры). Держал ли опять за руку (монаха)? Как шли? Заблудились (в горах)? Жгли ли костер, чтобы замерзшие (в ночи руки) погреть?
Ночь обнимала, и шли. Запомнил лишь (тропу). Стелилась под ноги.
Змеей с высоких гор ниспадала, уходила в долину.
ПУТЕШЕСТВИЕ ИССЫ. ПЕСНЯ ИССЫ
Она все-таки ушла, Лидия моя. Ушел мой ясный сон.
Ушла белая девочка моя, легко по воде ступая.
А я, счастливый такой, сидел на берегу, и губы мои дрожали в ожидании песни.
А почему бы не спеть? Никого тут нет. Никто меня не услышит. Разве что кедры. И белки.
Я пел одинокую песню и вспоминал время, когда я жил тут, на Байкале.
Тут родила меня мать моя. Деревня наша называлась Коты. Коты и Коты, и должно было жить тут много котов и кошек! И жили; и в морозы пушились, на снегу сидели, серые, рыжие колобки.
Мать работала в сельмаге. Отец рыбалил. Потом устроился на железную дорогу. Приходил домой - от одежд несся, настигал меня страшный, мрачный запах мазута. Нюхал отцовскую робу и рукавицы и видел рельсы, и синие огни в черной ночи, и покрытые ледяными хвощами окна вагонов.
И слышал дальние крики; и видел кровь на рельсах, и яркий свет в глаза, и успокаивал себя: это рабочие красное вино пили, на рельсы, на снег разлили.
Потом отец бросил это дело, железнодорожное, устал быть обходчиком, и залезать с фонарем под вагоны, и железкой стучать по колесам и буферам, и подался в заповедник: рядом с Котами, на берегу Байкала, был тогда заповедник, заказник обширный, и водились там лоси и медведи, соболя и росомахи. А в Байкале по льдинам, между весенних торосов, прыгали веселые нерпы с большими глазами.
Такие огромные, как у нерп, глазищи я, малек, видел только в церкви на иконах.
Мои мать и отец неверующие были. Вместо иконы у нас в красном углу картина висела: усатый дядька во френче, с трубкой в зубах. А на избе, на коньке крыши, отец в праздники вывешивал красный флаг.
Красный флаг меня пугал. Мне чудилось: птицу в небе ранили, и она летит, а ее кровь по ветру летит за ней.
Я любил глядеть на Байкал. Смышленый я парнишка был. Если б выучился - ох, иная судьба ждала бы! Да те, кто ждал меня в обнимку с судьбой там, давно, не дождутся уже.
В заказнике отец помогал лесничему. За тайгой надзирал. Любил он тайгу, и зверье в ней любил. Мне это все передалось. Не могу зверя видеть спокойно. Родство с ним чувствую. Вот и сюда пришел-вернулся… зачем? Может, надоело мне быть человеком, и Иссой быть надоело, и зверем хочу стать, в зверя вернуться, на шею, на холку черную медвежью шкуру, серую волчью - примерить?
Отец умел стрелять. И убивать умел. Но не убивал зверье. Не стрелял во птичек.
Он погиб в заказнике страшно и глупо: его задрал медведь-шатун, а у него не было при себе ружья.
Мать плакала в голос. Как пела.
Валялась на гробе, на снегу стоящем, и длинные седые волосы свисали, снег мели.
А гроб красным флагом укрыли. Ярко-красная отцова домовина так и стоит перед слепыми глазами.
Отец, ты погоди меня! Скоро приду. Обожди чуток!
Мать, и ты не плачь. Я скоро. Вот он я.
И так я пел, и обжигало дыхание мое мне на морозе губы:
Звери и птицы, птицы мои!
Вы мое чудо! Чудо любви!
Как же мне больно, больно мне жить -
Как же мне горько на свете быть!Боль, исчезай! Боль, уходи!
Серого волка прижму ко груди!
Черный медведюшка, ты не серчай -
Ждет нас с тобою Господень Рай!В том-то Раю - птицы поют!
В том-то Раю - кедры растут!
Ласковый соболь сидит на руках!
Нерпа ныряет в синих волнах!Я-то старик, да я старичок -
Жизнь лишь шажочек, пятка-носок!
Только оставил след на снегу!
Только к любимым, милым бегу!
Перевел дух. Облизнул рот. Руки мерзли, коченели. Поднимался ветер. Поземка обвивала ноги. Босые, загорелые ноги мальчика Иссы. Мотала край нешвенного хитона его.
На берегу пришел постоять.
Я на Байкал пришел умирать!Милые звери, рыбы мои,
Птицы мои, люди мои…
Вы мои люди, люди мои…
Вы мои люди… люди мои…