После праздников и в одной, и в другой конторах на меня посмотрели, как на сумасшедшего. Вроде бы разные люди, конторы в тридцати километрах одна от другой, но оба начальника одинаковыми жестами показали мне толстые пачки заявлений и пообещали помочь в следующем году. Но у меня в машине лежали два мешка носков. Я уже говорил, что товар тогда был реальной конвертируемой валютой. Через неделю у меня было и электричество и скважина с ключевой водой.
Сейчас это кажется удивительным, но, то лето, жена с детьми прожила в этом хозблоке и была вполне счастлива. Капитальный дом мы ставили уже на следующую весну как положено, по договору с фирмой. Я помню, у меня волосы встали дыбом, когда я увидел сумму. Сколько бы ни было у человека денег, такие счета всегда кажутся запредельными, но я заплатил и оказался прав. Все деньги потом съела инфляция 92-го года, а дом остался домом.
В придачу к дому я тогда заимел еще и трактор. Местное начальство, зная, что я занимаюсь бизнесом, попросило меня продать новенький трактор за наличные. Мой бизнес был далек от тракторов, но я дал задание своему коммерсанту Артюше, институтскому приятелю, тоже прибившемуся к нам, разместить предложение на товарносырьевой бирже.
Денег просили слишком много и никому этот трактор был не нужен, но в какой-то момент мне пришла в голову мысль, как и рыбку съесть. и трактор продать. Я спросил у местного начальства, а не могут ли они мне за продажу трактора выделить еще три участка в нашей деревне. Начальство с радостью согласилось, земля ж тогда была бесплатной, для них, во всяком случае. Я собрал с Акимыча, Олега и Божка стоимость трактора и отдал деньги начальству. В результате этой несложной операции мои ребята получили по дешевке участки земли, местное начальство получило желаемые деньги, а трактор остался у меня. Вот. К этому трактору я взял еще прицеп и плуг с бороной. Кому-то может это показаться дуростью, но я сам пахал себе и друзьям землю под картошку, и получал от этого несказанное удовольствие.
На работе дела шли прекрасно до весны 1992 года. Продукцию разбирали ходоки даже не со склада - возле ОТК уже сидела очередь. Моня надувал щеки в головном офисе, распределяя туда-сюда партии товара, и очень обижался на меня, когда я урезал его возможности. Но мне тоже надо было решать свои вопросы.
Как-то приехал ко мне очень важный грузин с нижайшей просьбой отгрузить ему сколько-нибудь мужских носков. Он был само добродушие и сразу выставил на стол каких-то грузинских вкусностей и бутылку марочного коньяка. Я с ним пить решительно отказался, но подарок принял.
Вечером в бане у меня были очень дорогие гости. Я пил водку, а им выставил этот коньяк. Эти люди были выдержаны на очень дорогих напитках и сами выбрали эту бутылку для себя. Смотрю, что-то не то с ними, но молчат, стесняются сказать. В бутылке оказался подкрашенный самогон. Чтобы реабилитироваться, пришлось посылать шофера за хорошим коньяком. Когда через неделю опять появился грузин, я даже не успел его обматерить. Прямо в дверях кабинета он упал на коленки и просил отсечь его повинную голову. Оказалось, он купил подарок в ларьке на московском рынке, одну бутылку отдал мне, а на других обломался сам. За его спиной стоял шофер с ящиком настоящего прекрасного коньяка из Грузии.
Не помню, кто привел ко мне Боруха, тот тоже постоянно брал товар, но был, как бы свой. Он часто парился с нами в бане, и у него была масса разнообразных нужных знакомых. Это был, хоть и низенький, но очень широкий и мощный человек весь заросший рыжими волосами. По основной профессии он был фотографом. Опять фотограф! Это была его въедливость или моя судьба, но мы с ним были связаны до самой его смерти. Он умер в Нью-Йорке в середине девяностых, от рака.
Но в первые годы знакомства никакой болезненности в нем заподозрить было не возможно. Когда-то он был молодым, подающим большие надежды борцом. Выступал он за Динамо и был уже чемпионом Союза, когда за драку попал в милицию. Ему попался скверный следователь или, верней, скверный следователь нарвался на Боруха. Милицейские следователи или дознаватели не бывают хорошими. Как в народе говорят, хороший мент - мертвый мент. Вот этот стал хорошим после того, как назвал Боруха жидовской мордой и затушил бычок об его лоб. Борух слегка отмахнулся, а мент, ударившись головой об батарею, умер, не приходя в сознание. Борух отсидел около десяти лет, а потом стал фотографом.
Он уехал на ПМЖ в Штаты с женой и тремя детьми. Туда больше хотела уехать жена, но у неё не было никаких самостоятельных перспектив. Другое дело - Борух, когда он изложил свою историю в посольстве, его тут же признали жертвой режима и беженцем. Мы провожали Боруха на ПМЖ в Америку, когда гиперинфляция уже сделала своё черное дело, раздела граждан бывшего Союза догола. Мы с женой остановили левака, чтобы ехать домой из Теплого стана, сели в машину, и я не сразу узнал водителя.
Это был Кива, наш общий однокашник по институту и мой армейский приятель, который заведовал спиртным у нас в части. Встреча оказалась не веселой. Он был в форме с майорскими погонами и здорово пьян. Мы с ним доехали только до метро и вышли от греха. Я дал ему денег и попросил ехать домой. Вряд ли он меня послушал.
А начинались необратимые изменения нашей жизни легко и даже весело. В конце августа Моня что-то праздновал в подмосковном санатории и очень просил меня приехать. Я выехал из деревни с опозданием и на бегу забыл взять документы. Понял я это, только уже подъезжая к Москве. Я не взял ни одного документа, ни на себя, ни на машину, но это было не так страшно, главное, что у меня были с собой деньги.
Павловская пятидесятирублевка с конфетным орнаментом по краям вполне могла удостоверить мою личность перед любым гаишником. Я спокойно поехал дальше.
Большой компанией мы пропьянствовали допоздна, и утром я сел в машину с изрядным запахом. Это тоже было не страшно, можно присовокупить еще одну бумажку, в качестве справки от врача. По радио бубнили про какие-то строгости и комендантский час. Я думал, что это радиопостановка, но, когда на МКАДе я увидел танковую колонну, понял, что это не шутки. У меня тогда уже был опыт выезда из Киргизии через множество блокпостов с автоматчиками и проверки документов на каждом шагу.
Хорошо хоть до московской квартиры было рукой подать. Я вызвал к себе Олега с машиной, а свою бросил дома. Олег числился у меня главным бухгалтером, правда, бухгалтер из него был, как из столба свистулька, но человек был надёжный и преданный общему делу. Сейчас по такому же принципу министров назначают.
Я не помню точно, сколько времени в те дни болтался по Москве, но всю обстановку видел своими глазами. Моя фабрика находилась в двух шагах от Белого дома. От греха, я распустил рабочих и опечатал помещение. В некоторых местах улицы были перекрыты и мы с Олегом как-то попали на набережную напротив дома правительства. Вся набережная была оцеплена ментами, но мы остановились около них посмотреть, что происходит на той стороне. Ни менты, ни, тем более, армия никаких враждебных действий по отношению к населению даже не предполагали. Никакого комендантского часа, не смотря на объявление, не было. Все люди были очень доброжелательны друг к другу.
Ментовский капитан дал мне свой бинокль посмотреть, как Ельцин упражняется на танке.
Еще, я помню, мы стояли возле памятника героям Плевны, смотрели, как бьют стекла в здании ЦК. Самое удивительное, что у меня, как и подавляющего большинства людей, было веселое настроение одобрения происходящего. Казалось бы, что хорошего для меня лично? Ну, закроют сейчас место работы моего отца. Хоть и надоела эта партия хуже горькой редьки, но вместе с ней закроется и дачный поселок, и многое другое. Но мне было весело.
Уже потом я понял, что я сам и многие другие тогда находились будто бы под действием какого-то магнитного поля, повернувшего личные вектора всех в одну сторону и создавшего равнодействующую, уничтожившую КПСС.
Разрушение Советского Союза этой бандой в Беловежской пуще уже никто не одобрял, но было, к сожалению, поздно. Не знаю, как у других, у меня лично эйфория по поводу новой власти кончилась очень быстро. Еще когда Ельцин, победив в августе, запил и ничего не делал в течение нескольких месяцев.
Вроде бы пришла наша власть, мы её ждали, мы её хотели, но действия этой власти с самого начала были настолько отвратительны, что я вспоминаю всё это новое время с чувством непреодолимого омерзения. Этот, мягко выражаясь, недалекий Ельцин, пьяница и бездельник устраивал людей хотя бы из-за русского характера и потому что никому не мешал, но почему многие люди полюбили Путина? Для меня это загадка.
Мне он никогда не нравился, хотя бы из-за его внешнего вида, чем-то смахивающего на Керенского. Я никогда не голосовал за него, но было много людей буквально его боготворивших. Первое время у него был реально высокий рейтинг. Некоторые на полном серьезе волновались о том, что же будет со страной, когда он уйдет. Я спрашивал этих людей, что хорошего им лично дал Путин? Ничего конкретно они сказать не могли, но смотрели на меня с блестящими от веры глазами. Сейчас всё движется в обратную строну. Кризис развивается, и люди начинают ненавидеть Путина, а мне он начинает нравиться. Вот что странно.
Народная любовь совершенно непредсказуема, она то возрастает, то уменьшается по каким-то неведомым законам. Я думаю, что это опять проявление той таинственной силы, что как магнит заставляет вектора частных мнений беспричинно поворачиваться в ту или иную сторону. Но почему тогда эта сила больше не действует на меня? Загадка.
16. Прозрение
Тот переходный к новой жизни Новый год мы встречали в Костерёво, на охотбазе. Организовал это безобразие Витя, хозяин папы нашего пса. Витя тогда еще был подполковником генерального штаба. Всё мероприятие было на собачей основе. Там была и мама нашего пёсика и братья, с хозяевами, конечно. Акимыч тоже тогда взял щенка здесь же, и тоже был со всей семьёй. Компания собралась большая. Мы встретились еще засветло на выезде из Москвы.
Всё организуемое на основе собачьих знакомств, почему-то очень сумбурно и наперекосяк. Сначала долго не могли собраться вместе, потом, почти сразу пошел густой снег, машины еле ползли. По дороге было несколько страшных аварий. Приехали уже поздно, измученные дорогой. От самого Костерёво еще пробирались по нетронутому снегу, пока не уперлись в разобранный мост.
Еще бы чуть-чуть и Витя получил бы канделябрами, но я решил привести общество к гармонии. Налил всем водки, женщинам понемногу, а мужикам по полному стакану. Женщины, которые здесь уже бывали, отказывались идти через этот мост ночью, потому что местные жители часто видят под этим мостом чертей. Это они говорили на полном серьезе. Наконец водка подействовала, женщины взяли детей и из вещей кое-что, и пошли пешком на базу. Мужики зачем-то остались возле машин.
Чайный стакан водки натощак - это серьезная штука. Водка сделала свое дело, переломила ситуацию. Я услышал от Вити, что где-то рядом есть брод, сел в машину, посадил с собой и его, свернул с дороги в поле и поехал вдоль речки. Лед уже был приличный, а на броде глубоко не провалишься. Я на газах преодолел речку и выехал прямо к базе, в тот самый момент, когда туда подходили женщины. Витя всё-таки получил своё по полной программе. Все машины потом перебрались по моему следу.
Только мы распаковались и собирались отдохнуть по-человечески, как из соседней комнаты раздался детский крик. Витькин сын упал и сильно ударился головой об острый край железной кровати. До сих пор вспоминать страшно: вся кожа со лба у него повисла на глаза, оголив часть черепа. Пока женщины перевязывали хоть как-то, я уже развернул свою Ниву, чтобы ехать в больницу. В больнице, конечно же, не оказалось ни одного врача. Пришлось ехать дальше в Петушки. Там, слава богу, помогли, наложили швы, перебинтовали, как следует.
Мы там были дня три и все три дня в том же духе. Наверное, действительно, там черти живут. Но я вспомнил об этой поездке не поэтому. Тридцать первого числа приехал еще один именитый приглашенный. Витя тогда уже собирался увольняться из армии и подбирал спонсора для дела, которое задумал. Буду называть того парня просто Толстый.
Толстый приехал с двумя девчушками, рядом с ним смотревшимися совсем маленькими. Мы разговорились с ним. Мы были здесь два капиталиста, проблемы почти одни и те же, интересы сходные, но чем больше я с ним говорил и наблюдал за ним, тем тоскливее мне становилось. Это был тот же я, только в гипертрофированном виде. Этот глупый чванливый тип как бы пародировал меня.
Я никогда не носил малинового пиджака и, благодаря врожденным зачаткам интеллигентности, закрывал острые углы своего поведения, но всё это дерьмо, которое пёрло сейчас из всех пор этого типа, во мне несомненно было. Я, конечно, не соскочу с вагонной полки спросонок и не закричу, как Моня, что я здесь самый главный, но еще за полчаса до появления этого Толстого, я здесь был самым главным, это несомненно.
Деньги и власть портят людей - это прописная истина, но испытать эту истину на себе может быть приятно только людям совсем глупым и нечувствительным. Звездной болезни противостоять тяжело, почти невозможно. Когда все вокруг постоянно говорят тебе, что ты самый умный, самый удачливый и даже самый красивый, хочешь не хочешь, а начинаешь верить в это. Постепенно вместо друзей ты становишься окруженным массой льстецов, с тобой все согласны во всем, женщины влюбляются в тебя все поголовно.
Очень тяжело устоять.
Для меня такое положение было не только неприятно, но и не выгодно, почти гибельно. Я вдруг понял, что мои люди на работе и даже в семье перестали высказывать свое мнение, боясь моего гнева и даже простого неодобрения. Они перестали проявлять какую-либо инициативу, просто сидят и ждут моих указаний. Это ведь даже не я сам, это они делают меня таким. Но я же не могу и не хочу всем постоянно давать указания. Я все время считал себя нормальным человеком и демократичным руководителем, а глядя на Толстого, я понял, что это не так. Я постепенно становлюсь деспотом и хамом.
В эту Новогоднюю ночь я первый раз, может еще и не понял до конца, потому что есть много и противоположных аргументов, но задумался об этом точно. В такое положение легко попасть - выбраться из него очень тяжело. Тебе просто не поверят, если ты вдруг изменишься, ага, дескать, знаем мы - это он проверяет нас. Есть один только способ радикально избавиться от этого положения - уехать туда, где тебя никто не знает, в тайгу, к черту на куличики.
Так вот начался этот високосный год, один из самых тяжелых в моей жизни. Как будто бы включился неведомый механизм и время пошло в какую-то непонятную сторону.
В феврале умерла мать. Это было совсем неожиданно. Она пошла в магазин, на улице ей стало плохо. Скорая помощь ничем помочь не смогла. Хоронили её на Пятницком кладбище, рядом с бабушкой, умершей за семь лет до моего рождения. Я как знал, за год до этого, вместо сгнившей оградки, поставил там металлическую часовенку. С момента её смерти и до похорон мне было очень плохо. Мне всё казалось, что я не договорил с ней чего-то, что она ушла обиженной.
Последнее время она была простой пенсионеркой, а она не привыкла к бездействию и подчиненному положению, всю жизнь проработав на руководящих должностях. Она всё стремилась быть полезной, хоть обеспечить нас продуктами, отстояв очереди в пустых тогда магазинах.
С оформлением свидетельства о смерти тоже были проблемы. Борух помог, он быстро утряс вопрос с патологоанатомом и принес мне свидетельство без вскрытия. У этого врача были потом неприятности с милицией. В общем, всё наперекосяк.
А на кладбище произошло чудо. Отпевал мать молоденький рыжий священник. Он
очень старался и по молодости своей, и потому что я дал ему большую пачку денег, не считая.
Чудо было моим внутренним, но от этого не менее удивительным. Когда мать выносили из церкви, я вдруг почувствовал, что моё безнадежно тоскливое настроение пропало, мне стало даже весело, что вроде бы было совсем не к месту. Я попробовал собраться и опять стать печальным и не смог, веселье стало только более торжественным. У меня было такое ощущение, что это не я радуюсь, а она, мать. Как будто бы ей стало хорошо после этого обряда.
С этой минуты я поверил в бога, верней захотел верить христианским обрядам. После следующих поминок здесь же я окрестился, потому что в детстве меня не крестили. Рыжий священник тогда сказал мне, что положил все деньги, куда нужно было, и записал меня в книгу почетных жертвователей или как она у них там называется. Я стал читать христианскую литературу, пробовал молиться истово, но у меня ничего из этого не вышло, никакой благодати я не почувствовал ни от молитвы ни от таинства крещения, и окончательно бросил это дело после похорон отца, когда всё получилось с точностью до наоборот.
17. Иллюзия свободы
До апреля производство еще могло существовать по инерции, дальше пошло из рук вон плохо. Я уже говорил, что не осуждаю Гайдара за "шоковую терапию", у него не было выбора. Производство жалко. Не только мое, но всё российское производство продукции, включая сельское хозяйство. За эти годы его просто убили. Я никого не осуждаю. Можно было бы осуждать следующих за Гайдаром правителей, у них, кажется, был выбор в принятии решений, но это только кажется. Это только видимость выбора. Иллюзия.
Дикий уровень инфляции в тот год сделал производство просто не возможным. С момента покупки сырья до выпуска готовой продукции проходит время, иногда не малое. Инфляция тогда была такова, что реальная цена на товар, сколько её не задирай, была меньше стоимости вложенного туда сырья, купленного за месяц до этого. Рынок просто не успевал за повышением цен. Человек, получавший триста рублей даже, если в следующем месяце получит четыреста, все равно не мог себе позволить купить носки за пятьдесят. Я вынужден был сокращать и сокращать производство, у меня тоже не было выбора.
Перебивались, кто как мог. Не сказать, чтобы совсем без денег. Я как-то сумел достроить дом в деревне, купил еще одну машину, а осенью оплатил поездку на Кипр на 12 человек. Жить было можно, но деньги из сферы материального производства потихоньку перетекали в чистую торговлю и разнообразные афёры. Финансовые пирамиды просто не могли не появиться. В той экономической вакханалии всем хотелось на грош пятаков нахватать. Кстати, Властелину мне порекомендовали в управлении по борьбе с организованной преступностью. Кто только не играл с ней в машинки.
Все стали заниматься бог знает чем. Появилась вдруг масса экстрасенсов. Не только в телевизоре. Ко мне раз в неделю приезжал экстрасенс Володя. Вообще-то он был по профессии инженер-экономист, но в новых условиях нашел себя в нетрадиционной медицине. Я ложился на диван у себя в кабинете, он садился рядом и водил над моим животом рукой. Что самое интересное я реально чувствовал исходящий из его руки тепловой луч. Этим лучом он массировал мне печенку, почки и что там есть еще. Действительно помогало от той же язвы.