* * *
Праздник продолжался несколько дней. День за днем превосходного настроения. Павел по-свежему ощущал свое тело. Есть еще в нем сила и упругость. Есть здоровье. Он благосклонней осматривал себя в зеркале. Руки, ноги, живот. Еще послужат. В воскресенье утром он вышел на улицу для разминки. Даже спина не болела. Он бежал по дорожкам, которые видели его не часто, и думал о пещере. Она представлялась ему черной дырой на сером лице скалы. Убежищем темноты и холодного стоячего воздуха. Укромным местом для редкой живности. Он пытался вспомнить дорогу к ней, через ледовые склоны, крутые скалы, снежные поля. Они тоже не видели его давным-давно. Как примут? Он хотел к ним. Он чувствовал, что возвращается к ним, и прибавлял неосознанно скорости. Ему нужно хорошо подготовить себя. Его примут.
И на работе, как ожидалось, остаток недели прошел в хорошем настроении. Павел не тешил себя иллюзиями. Но внимательно прислушивался, пытаясь запомнить свои ощущения. Научиться повторять их изо дня в день? Почему бы нет? Он, разумеется, не верил в это. Придет понедельник, если не следующий, то другой за ним, когда все встанет на свои места. Не украсить рабство, не подсластить ничем. Ничем, кроме свободы и независимости. И не нужно тогда никакого смысла, никакой цели. Если нет необходимости унижать себя притворством, посмеиваться в сторону и кивать в унисон головой. Нет необходимости в лицемерии социального животного. Нигде больше оно в такой цене, как в местах коллективного добывания средств к существованию. Было ли так всегда, или это достижение нашего времени? Хрен его знает.
Старые, разношенные кроссовки удобно сидели на ногах. Пора купить новые, стерлись сильно. Павла тяготила его неспособность найти радость в работе. Не всегда же так было? Возможно, но очень давно. Уже не помню. Самое тягостное то, что нельзя быть самим собой. Безнаказанно. И то, что приходится иметь дело с множеством людей. Озабоченных, напуганных, подневольных людей. Непривлекательные существа. Тоже не смеют быть самими собой. Достижения нашего времени? Когда-то был у тебя кусок земли, паши – и выживай. В пахари податься, что ли?
Хорошо в нашем парке. Павел пробежал уже больше, чем было полезно его нетренированному телу. Завтра об этом напомнят спина и ноги. Подталкивает помолодевший мозг, свежие мечты. Нужно спешить в пещеру, пока есть еще силы, пока она еще есть. Ничего лучше тебе не найти. Никакой другой свободы.
А это еще что такое? В таких симпатичных штанишках, такой симпатичный зад. Придется обогнать. Хорошо бежит, спортивная. Молодая, наверно. Зад хотя солидный. Обтянула как. Догоняю? Кажется, да. Придется сделать еще один круг. Древние инстинкты. Приятные. Было время. Жаль, что перестали быть полезными. Принятыми. Догнать и завалить. Что плохого? Пойдет потомство от умного, следящего за своим здоровьем мужчины. А не какого-нибудь ханурика. Если не смог догнать – тогда другое дело. Раскраснелась. Куда же ты так быстро бежишь? Спереди тоже ничего. Вот что завелось в нашем парке, а ты совсем разленился.
Завтра не встану. Он выбежал из парка и пересек свою улицу. За входной дверью вкусно пахло. Мария готовит завтрак.
– Как побегал? – донеслось из кухни.
– Очень хорошо. У меня есть время?
– Пять минут.
Павел заспешил к душу.
– Чего это ты вдруг стал бегать?
– А что, плохо?
– Хорошо. Выглядишь свежим.
Завтрак был приготовлен с особой заботой. Один из знаков того, что Мария праздновала наравне с ним. Павла удивило обилие знаков. Лестное обилие. Испугалась женщина. Он удивлялся тому, что его это удивляет. Мы связаны многими, многими нитями. Я знаю это, но почему не чувствую? Не чувствую так, как должен чувствовать. Не доверяю, не хочу доверять? Боюсь. Боязливое, не чувствующее себя никогда в безопасности существо. Глубокий страх. Преодолевается долгим приручением, год за годом. Лет через двадцать буду совсем ласковым. И моя ласточка тоже.
– Спасибо. Очень вкусно.
– На здоровье. Ты что будешь делать?
– Не знаю. Схожу к Диме. Не могу до него дозвониться. Потом буду читать.
В доме Дмитрия не поднимали трубку с четверга. Закончив завтрак, Павел позвонил еще раз. Где Дима, пацан? Телефон не работает? В полдень он отправился к нему.
Никто не отзывался на дверной звонок и стук. Постояв у двери, Павел раздумал идти к матери Дмитрия. Растревожу старушку. Вечером еще позвоню. Где-то должен быть телефон Андрея.
Вечером Дмитрий позвонил сам.
– Привет. Приходи завтра с самого утра.
– Что случилось?
– Приходи завтра с самого утра.
– Подожди. Я сейчас прид у.
– Нет, сегодня приходить не надо. Мы ложимся спать. Приходи с утра завтра.
Глухой, неузнаваемый голос. Павел не давал воли мыслям. Он был в слишком для этого хорошем настроении. Подождем до завтра, хуже новостей не будет. Он вернулся на кухню.
– Что случилось?
– Дима попросил зайти к нему завтра утром.
На лице жены озабоченность и подозрительность. Он размышлял о том, как убрать их оттуда. Нужно первым делом ее раздеть. Будет сопротивляться.
* * *
– У меня беда, – выражение растерянности не чувствовало себя свободно на лице Дмитрия. Еще более непривычным был лихорадочный блеск в его глазах.
– Что случилось?
Дмитрий собрался с духом:
– У Саши нашли опухоль в голове, – он произнес эти слова с видимым трудом и внимательно посмотрел на друга.
Павел молчал.
– Вчера вдруг позвонили из клиники, что его нужно срочно на рентген. Плохие анализы. Срочно, сегодня. Я его забрал из школы и повез. Сделали снимки и нашли большую опухоль. Все в шоке, говорят, что не знают, – Дмитрий перевел дух, – не знают, почему он еще живой.
– Тома знает?
– Нет, еще никто не знает.
После долгой паузы Павел осторожно спросил:
– Что ты задумал?
– Думать не о чем. Нужно нести его в пещеру.
– Сядь, пожалуйста, не мельтеши перед глазами, – Павел слышал стук своего сердца. – А где он?
– В школе.
– Он знает?
– Нет, конечно. Может, догадывается о чем-то.
– Тебе надо успокоиться. Дело серьезное.
Дмитрий сел на стул.
– Да, со вчерашнего дня голова кругом.
– Так что сказал доктор?
– Сказал, что крышка, ничего нельзя сделать. Сказал, что дни остались, недели. Повез в другую клинику, у вокзала. Там посмотрели на снимки и тоже ахнули. Почему раньше не пришли?
– Тома говорила, что голова у него стала болеть совсем недавно.
– Не знаю, что она говорила, – Дмитрий наконец согласился позволить себе посидеть немного спокойно на стуле. Хорошо, что Павел здесь.
– Что ты думаешь?
– Нет ли ошибки? Сам знаешь. Меня учил. Нужно свозить еще к кому-нибудь.
– Хорошо. Ты кого-нибудь знаешь?
– Мария наверняка знает. Сейчас позвоню.
– Сегодня?
– Сегодня не уверен, но завтра, думаю, сможем. Найдем лучшего врача в городе.
– Хорошо.
– Когда Тома приезжает?
– Через неделю.
– Ты ей не хочешь говорить?
– Нет. Если подтвердится, я сразу увожу его на гору. Тома не пустит, если узнает.
– Ладно, пойду позвоню жене.
Павла всякий раз удивляла энергичность и деловитость, которые иногда проявляла его жена. К обеду им сообщили, что Сашу могут посмотреть вечером в семь часов. Дмитрий принял известие с благодарностью, но без энтузиазма. Павел почему-то очень обрадовался. Они просидели с Дмитрием до того времени, когда Саша пришел из школы. Дмитрий покормил его обедом и отправил готовить уроки, предварительно спросив, не болит ли у него голова. Голова не болела, мальчик закрылся в своей комнате. Друзья продолжали беседовать вполголоса до тех пор, пока не пришло время ехать. Саша собрался без разговоров.
Когда они вернулись, было около девяти часов. Павел позвонил домой сказать, что останется у Дмитрия. Они сели ужинать. Саша опять быстро затих в своей комнате. Дмитрий открыл бутылку водки и заполнил до самых краев две большие рюмки. Они выпили. После горечи во рту пришло ожидание. Потускнел кухонный светильник, затих за окном двор. Они выпили еще по одной.
– Это у него из-за меня. Может, какие-то мутации во мне происходят.
– Не пори херню. Может, может. Все может быть.
Павел смотрел, как Дмитрий наполняет рюмки в очередной раз. Завтра будет плохо.
– Ты в самом деле веришь в пещеру?
Дмитрий посмотрел на своего друга устало и с сожалением.
– Есть пещера, и она работает. Посмотри на себя и посмотри на меня. Говно я, что не сказал тебе о ней раньше.
– Ладно. Я бы не поверил.
– Поверил бы. Тогда, на полке. Могли бы в нее залезть. У тебя бы не только спина, все прошло бы.
– С полки не было другого хода, только на гребень.
– Был. Щель была. Ты не обращал внимания, а я заметил. Несколько раз порывался сказать, но все откладывал.
– Поэтому ты был спокоен тогда. Я до сих пор помню – никаких сомнений. Я, наверно, из-за этого и продержался.
– Из-за себя ты продержался, я ни при чем. Ты крепкий.
– Был крепкий. Куда все ушло? Сначала тело, теперь вот разум.
– Я тоже думал, что меня уже ничто не повалит. Год за годом приобретаешь чувство, что все можешь. Особенно наверху. Понимаешь, что просто маленькая песчинка, но все равно думаешь, что неразрушимая песчинка. Все выдержишь, везде пройдешь. Не все. Что делать? Я собираюсь занести Сашу в пещеру. Что ты думаешь?
– Почему сомневаешься?
– Не знаю. А вдруг не поможет? Что тогда? Останемся там вдвоем. Лучше не возвращаться. Тома мне не простит.
– Тебе нужно кого-нибудь в помощь.
Дмитрий посмотрел внимательно на Павла.
– Пойдешь? Хватит сил забраться?
– Я не о себе. Тебе нужно кого-нибудь из ходящих ребят.
– Некого мне звать.
– Как ты сможешь один его занести? Его ведь, наверно, придется тащить на плечах. Нужно кого-нибудь в помощь, хорошо бы пару ребят.
– Нет у меня таких ребят. Нечего об этом говорить. Нет у меня таких ребят, – Дмитрий старался говорить спокойно. – Кого я позову? Рисковать жизнью из-за моего сына, нести его в пещеру. Ты не веришь, кто же еще поверит? Таких ребят у меня нет. Андрея, может, возьму, сидеть внизу на всякий случай. А может, и не стоит. Ты что про себя решил?
– Думаешь, залезу?
– Не знаю. Теперь мне будет не до тебя. Двоих не потяну.
– Возьмешь, если решусь?
– Возьму. Тебя возьму. Давай решайся. Или выиграем, или пропадем все вместе. Боюсь только решать за Сашу. Ты что думаешь?
– Хватит нам водки, – Павел накрыл ладонью свою рюмку. – И тебе хватит. Завтра дел много.
Он забрал бутылку из рук Дмитрия и отставил в сторону.
– Я думаю, что у тебя есть право решать за него. У кого оно еще есть, если не у тебя? Выбирать не приходится. Если пещера не поможет… Они говорят, что он не должен жить? А может, и не нужно ничего делать? Тебе это следует решать с женой, не со мной.
– Она ни за что не согласится. Будет таскать его по разным целителям. Она в это верит.
– Не знаю. Здесь ты слишком много берешь на себя. Она мама.
– Говорю тебе, что никогда не пустит. Не о чем будет говорить.
– Не горячись. Я понимаю. Уже поздно. Давай ляжем спать, а завтра все решим.
– Давай еще по одной и спать.
– Мне хватит. Завтра голова будет болеть. И тебе ни к чему.
– Хорошо. Я тебе постелю на диване.
– Слушай, так ты что, вечно думаешь жить? Никогда не стареть?
– Не знаю. Только недавно стал об этом задумываться. До этого просто чувствовал себя отлично. Сейчас все по-другому.
– Что по-другому?
– Стали приходить мысли. Что будет, когда всех переживу. Тебя, сыновей. Андрей уже выглядит старше меня. Нас за братьев принимают. Что будет потом?
– Ну и что решил?
– Что решил. Что тут решишь? Не знаю. Стареть не хочется. Буду ходить, пока не завалит какая-нибудь лавина. В конце концов случится. Сколько было уже звонков. Но стареть не хочется. Особенно глядя на тебя.
– А что? Я еще ничего.
– Не хочется такой жизни совсем.
– Не так уж здесь страшно. Привыкаешь потихоньку, главное – глубоко не задумываться.
– Может, еще по одной? Что-то хочется.
– Давай.
У водки пропал вкус. Зря выпил. Павел машинально отправил в рот немного соленой капусты.
– Стареть никому не хочется. Что же ты молчал все это время?
– Не знаю. Прости. Сначала просто решил соврать про палатку. Не думая. Вроде и рассказывать не было большого смысла. Тогда я и сам не был уверен, что не пригрезилось. Пока не побывал там второй раз. Но когда понял, что со мной происходит, прошло много лет. Ты уже почти завязал тогда. Самое время было сказать. Пожадничал. Извини. Теперь плачу за это. Сейчас бы с тобой вдвоем занесли Сашу без проблемы.
– Если ты уверен, что я тебе помогу, то я пойду. Давай попробуем. Загнемся так загнемся. Приключение.
– Завтра встанем и решим. Нужно обдумать все хорошо. Еще по одной и спать?
– Наливай.
Из частной переписки
Да будет с тобой Время, мой хороший друг!
Чтение и размышления – единственное, что хоть немного отвлекает меня от мыслей о доме. Ностальгия обнаружила себя с такой силой, что я уже много раз перечитал каждую букву моего договора в надежде найти в нем лазейку. Тщетно. Ну что ж, свои обязательства следует выполнять. На самом деле все обстоит не так грустно. Это временное состояние, частично индуцированное тяжелым материалом. Мне следовало бы отложить его на время в сторону.
Да будет с тобой Время.
Немногословный.
Да будет с тобой Время, Немногословный!
Я нахожусь в прескверном состоянии. Тебе не нужно объяснять почему. Не стану утверждать, что ничего не помогает, потому что я ничего не предпринимаю. Удивительные мы создания. Или, возможно, только этот вот экземпляр. Я не могу выбросить ее из головы. Или не хочу. Пожалуйста, не утруждай себя советами. Я так породнился со своим жалким существованием, что не желаю с ним расставаться. Из всех вопросов, которые меня мучают, самый невыносимый, на который у меня нет ответа, это – почему. Почему именно эта тися? Ведь сколько их было. Впрочем, довольно. Не беспокойся, мой друг, я всего лишь на расстоянии одного сеанса от выздоровления. Рано или поздно это случится. Мне кажется, что я больше озадачен, чем огорчен.
Ты прав, что ты не относишься к своему чтению слишком серьезно. Отложить на время – очень хорошая идея. На долгое время – еще лучшая идея. Как ты сам заметил, некоторым из нас удаются иногда фразы, которыми другие любят себя завораживать. Только и всего. В этом самый большой секрет этих мудрецов. Их другой секрет – что на свете существуют такие, как ты и я. Легко поддающиеся гипнозу.
Если ты серьезен относительно сокращения срока твоей миссии, то я, возможно, смогу тебе помочь. Как тонко (грубо) заметила одна особа, я влиятельный человек в Ассамблее. Дай мне знать.
Да будет с тобой Время.
OО.
* * *
Павлу было совсем не до этого. Он испытывал необычную смесь чувств. Как будто отдалился от своей жены. Как будто не было между ними проведенных вместе лет. Он был рад, что не испытывает раздражения. Он был рад, что его сердце не размягчает жалость и сочувствие. В нем была твердость. Особенная, давным-давно неиспытываемая. Не от разума, не от бессердечия. Глубинная, знающая себе цену. Знающая, что ему хорошо и что плохо.
Он рассказал Марии все об их планах. Он знал, что не должен ничего от нее скрывать.
– С ума сошли, – Мария выглядела испуганной и потерянной. – Вы сошли с ума.
Павел испытывал облегчение оттого, что им не овладевает желание обнять ее, начать успокаивать, уговаривать. Сама справится, большая девочка. Сегодня у них разные правды. Одинаковые, но разные. Сегодня не время для компромиссов, сегодня каждый решает сам за себя.
– Я должен это сделать.
– Как Тамара согласилась отпустить Сашу?
– Она не знает.
– Не знает? А где она?
– У родителей.
– Сумасшедшие.
Павел взял ее за руки. Холодные, немного шероховатые руки, только что закончившие приготовление ужина. Он не решился сказать, что уже поел у Дмитрия.
– А что, если эта пещера на самом деле есть?
– А если нет?
– Тогда мы вернемся ни с чем. Мы вернемся в любом случае. Здоровые или больные. Она должна быть. Подумай. Дима не стал бы рисковать своим сыном. Он уверен. Он идет со мной или без меня. Я ему нужен, одному ему будет трудней. Как я могу ему отказать? Извини. Я знаю, что тебе не будет легче.
– Что мы скажем дочке?
– Ничего. Скажем, когда я вернусь.
Тепло покидало руки Павла. Руки Марии оставались холодными. Она успокаивалась. Она разрешала его словам успокоить ее. Завидное свойство. Поверит, позволит себя убедить. Павел улыбнулся.
– Чему ты улыбаешься?
– Ты у меня умница. Все будет хорошо.
Он и сам почти в это верил. На сердце было приятно от ощущения твердости и уверенности. Не важно, откуда они появились. Дима. Без Димы бы мне не выстоять. Он моя сила, моя надежда. Он поможет, поддержит, подтолкнет. Заберемся. Зайдем в пещеру. Пещера рисовалась Павлу светлым тихим храмом.
– Что тебе нужно из вещей?
– Я уже отобрал почти все. Кое-что нужно постирать. Давно без дела лежит.
– Хорошо. Когда вы едете?
– Послезавтра.
– Втроем?
– Андрей, наверно, тоже. Будет сидеть внизу. Дима хочет его позвать. Все уже почти готово, снаряжение, припасы. У Димы это налажено.
– Ты будешь звонить?
– Мы возьмем телефоны. Но связь там неважная.
– Ешь, остывает.
– Давай лучше чай попьем, что-то не хочется есть.
Мария грела свои несогреваемые руки на чашке с чаем. На лице выражение тревоги и обреченности. Она забыла его сменить. Она думала о том, что стирку нужно сделать сегодня, чтобы успело высохнуть. О том, что приготовить в дорогу. Вовремя сработала привычка полагаться на своего мужа. Она лишь изредка проверяла выражение его лица. Для тревоги не было причин. Павел выглядел здоровым и спокойным. Малозаметные тени под глазами, в которых можно обвинить неяркое освещение кухни. Все тот же надежный, здоровый мужчина, за которого она вышла замуж двадцать пять лет назад. Постарел немного, совсем чуть-чуть. Мысленно она уже отпустила его. Пускай идет. Они с Дмитрием знают, что делают. Другого выхода нет. Бедный мальчик. Она тоже не верила врачам. Она могла поверить в чудесное излечение, в целительную силу.
– Ты тоже станешь молодым, как Дима?
Павел рассмеялся и развел руками.
– Не знаю. Туда еще нужно добраться. Не бойся, жену я себе не поменяю. Будет у тебя молодой муж. Лучше, чем старый муж.
– Не помню, чтобы была какая-то разница.
– Ну вот.
Ночью он придвинулся к жене и просунул руку между ее бедрами. Она приняла его с задумчивостью, которую он научился отличать от инертности. Их мысли были далеко от их спальни, от постели, в разных уголках вселенной. Иногда случайно перекрывающихся. Он представлял себя в пещере с обитающей там женщиной. Белой, полнотелой, безымянной. Он держался руками то за ее трущиеся друг о друга груди, то за обе половинки гладкого зада.