Мое воображение рисует меня, идущим их путем. Тисянам неведомо такое занятие. Представь себя одного на крутой высокой стене. К сожалению, такого рельефа на Тисе нет, нам это трудно представить, нужно видеть своими глазами. Я отправлял Сурика снимать аборигенов в движении, пока не засомневался, что он делает это с опасно близкого расстояния. Практически вертится перед ними. Иногда этот робот меня удивляет. Я требовал от него близкую съемку. Хотелось эффекта присутствия. Но я не ожидал, что он решит игнорировать другие, более важные директивы, которыми он напичкан. Он не совсем старая модель. Мне нужно будет заглянуть внутрь него. На одной из записей видно, как органы зрения мальчика следят за движением записывающего аппарата – Сурика. Трудно поверить, что мальчик не видел робота, как тот утверждает. Благо взрослый был занят. Сурик, разумеется, все отрицает. Я решил больше не рисковать, несмотря на большой соблазн. Съемки очень хорошие.
Меня все сильней соблазняет идея отправиться на восхождение самому. Сурик уже приготовил для этого костюм, который защищает от перегрева и перенасыщенной атмосферы. Аборигены почти не пользуются подобными устройствами, но мне без этого не обойтись. Я испытал костюм несколько раз, он вполне надежный. Что ты думаешь по этому поводу? Гравитация на моей стороне. Сурик категорически возражает, но что можно ожидать от робота? Такой опыт может оказаться самым ценным из всего приобретенного мной здесь. Если тебе это кажется сумасшествием, то я первый с тобой соглашусь. Но искушение чрезвычайно сильное, виной тому мое окружение. Я понимаю аборигенов, им посчастливилось: на их планете есть такие места. Пугающие и притягивающие.
Благодаря четверке во мне пробудился наконец интерес к местной цивилизации. Разумеется, для этого меня сюда и послали, но до сих пор я использовал уединение для своего удовольствия. Всю необходимую работу, конечно, выполняет Сурик. В Комиссии это хорошо известно, от меня не ожидается ничего, кроме регулярных пустых отчетов. Остальное лежит на круглых плечах робота. По существу я здесь просто сторож.
Сурик превратил себя в специалиста. Это заметно по качеству переводов, которым он посвящает значительную часть своего времени. Их можно читать. Несмотря на обилие имен и терминов, в них открывается нечто интригующее, притягивающее – чужеродный мир. Несравненно более интересный порой, чем наш. Меня часто стала посещать мысль, что чудесная белая планета Тиса досталась, в общем-то, никчемной расе. Суеверия моих аборигенов можно извинить, но чем можно извинить суеверия одной из самых развитых рас во вселенной?
Но довольно об этом. От Комиссии по-прежнему ничего нет. Я принимаю это за хороший знак и о себе не напоминаю. Мне нужно продержаться до завершения действия. Неспешного и неумолимого.
Да будет с тобой Время.
Немногословный.
Да будет с тобой Время, Немногословный!
Комиссия очень озабочена, и я вместе с ней. Тебе было отправлено три срочных распоряжения. Пожалуйста, прекрати детские игры и покинь станцию, пока такая возможность есть.
Право, тебе уже пора домой. Возвращайся, на нашей никчемной планете есть замечательные средства от всех недугов, твоих и моих. Нам обоим предписан курс лечения.
В который раз мне приходится защищать от тебя нашу Тису. Ты совсем забыл, что это твоя обязанность. Никакой цивилизации, самой развитой, не следует извиняться за свои суеверия. Все наши знания и представления – это того или иного сорта суеверия. Чем старше цивилизация, тем изощренней. Из всего того, что нам известно о губанах, можно предположить, что там господствует чрезвычайно сложный культ. И это сознательный выбор самой развитой из известных нам рас. Позволь великодушно своим соплеменникам предаваться их суевериям. Чем еще они могут вооружить себя, пробираясь сквозь завесу времени и пространства? Твои аборигены сгорают, как ранние тюти. Могу возразить, что им суеверия как раз без особой пользы. Наслаждайся своей короткой жизнью всеми силами, пока они есть, прежде чем исчезнешь навсегда. Если, разумеется, не предпочитаешь верить, что не исчезнешь навсегда. Сознание и суеверие – синонимы, два неразлучных спутника, всегда путешествуют вместе. Суеверие первобытного тисянина и современного губана – из одной корзины. С той лишь разницей, что Время, возможно, учит нас извлекать из них больше пользы, чем вреда. И это довольно спорное предположение.
Однако ты теряешь драгоценное время. Тебе необходимо собираться. Надеюсь, что следующее мое письмо застанет тебя на пути домой.
Да будет с тобой Время.
OО.
Да будет с тобой Время, мой хороший друг!
С моим Суриком не все в порядке. Озабоченный упоминанием о трех срочных сообщениях, которые я не получил, я решил разобраться, в чем дело, и обнаружил удивительные вещи. Сообщения действительно прибыли, но Сурик их удалил прежде, чем они дошли до меня. И ничего мне об этом не сказал. Слышал ли ты когда-либо о таком? У него есть доступ к моей официальной почте. Не знаю почему, возможно, со времен, когда он был единственным здесь хозяином. Я, разумеется, очень удивился, и, когда Сурик не смог объяснить вразумительно свои действия, мне пришлось отключить его и провести диагностику. Пригодился мой опыт в робототехнике. Так вот – над моим роботом кто-то поработал. Я обнаружил и удалил несколько инородных блоков. Не уверен, что обнаружил все, у меня нет необходимого для этого оборудования, но взлом довольно примитивный, я бы сказал любительский. Не могу даже предположить, кто это мог сделать. Единственный квалифицированный кандидат на планете – это я. Но и этот вариант отпадает, так как я совершенно уверен, что сделал бы это грамотней. "Очищенный" Сурик по-прежнему не смог мне ничего объяснить. У него есть почтовый ящик, о котором я ничего не знал. Туда прибывают сообщения, но Сурик уже не может их прочитать – так же, как я. Он не может читать нашу с тобой переписку. Ты был прав, когда настаивал на высокой секретности. Однако я не уверен, что он не мог читать ее до чистки. Очень странная история. Этот робот должен быть отправлен при первой возможности домой для тщательного анализа. Я послал сообщение Комиссии. Надеюсь, там его получили.
Вот такая вот странная история. Она отвлекла меня от моих подопечных. Не было времени следить за ними, тем более что без Сурика это практически невозможно. Он мои глаза и уши, но теперь я не уверен, что на него можно положиться.
Да будет с тобой Время.
Немногословный.
Да будет с тобой Время, Немногословный!
Немедленно отключи своего робота и больше не включай! Это дело рук НТ. Не поддавайся на их уловки. Блоки, которые ты удалил, наверняка лишь маскировка. Они профессионалы. Комиссия не получает твои сообщения, наша переписка – единственный работающий канал связи. Нет абсолютной уверенности, что и он не скомпрометирован. В этой обстановке тебе следует оставаться на месте до прибытия поддержки. Путешествие к автоматическому посту рискованно. Кто знает, куда они еще проникли?
Не хочу тебя огорчать, но начинай привыкать к мысли, что по НТ, возможно, ходят твои реплики. Я не напрасно удивлялся по поводу наличия такого оборудования на станции. Согласно документам Комиссии, его там не должно быть, мы это тщательно проверили. Оборудование привезено из другого места. Я должен был сразу об этом догадаться, как только ты завел разговор о репликации. Что за существа! Иногда мне трудно поверить, что мы с ними одной расы. Зачем им понадобилось проникать на станцию? Зачем им понадобились твои реплики? Бессмысленность таких действий удивляет и отталкивает. К тебе послан разведывательный корабль. Несмотря на чрезвычайность обстановки, я уверен, что твоя жизнь вне опасности. В Комиссии тоже разделяют это мнение. Ничего не предпринимай, жди помощи. И не включай своего робота ни при каких обстоятельствах.
Да будет с тобой Время.
OO.
Да будет с тобой Время, мой хороший друг!
Мне приснился сон о том, что я на НТ. Не то сам, не то моя реплика. Вокруг невероятное количество весьма благосклонных тисей, но я совершенно не уверен в себе и не способен ни на какие действия. Можешь представить мое состояние, когда я очнулся от этого кошмара. Ты прав, бессмысленность всего предприятия удручает больше всего. Зачем им понадобились мои копии? Что они с ними делают? Возможно ли, что я когда-нибудь встречу свою реплику? Это будет совершенно невыносимым. Я должен буду убить мерзавца на месте.
Мое ожидание проходит чрезвычайно томительно. Без Сурика на станции невозможно ничего сделать, а за пределами станции тем более. Я не знаю, что происходит с моими аборигенами. В районе разыгралась непогода, им должно быть сейчас нелегко. Я надеюсь на лучшее, но плохие предчувствия неизменно одерживают верх. Пока я успешно борюсь с желанием отправиться наружу. Температурные условия благоприятные, солнце скрыто за плотной облачностью, но ветер слишком сильный. Если со мной там что-то случится, мне придется полагаться только на самого себя. Как моей команде. Но их четверо. Не чувствуя решимости, я затеваю с самим собой споры. Действительно – зачем? Зачем они рискуют и без того короткими жизнями? Неразумные существа. Оправдывает ли это мою бездеятельность? Оправдывает ли меня высокая ценность моей жизни? В чем ее ценность? В продолжительности? Я очень хочу оправдаться перед ними. Им сейчас нелегко, а я сижу в комфорте и безопасности и ничего не предпринимаю. Не пытаюсь ничем помочь. Я чувствую, что помощь требуется. Я чувствую, что они надеются на помощь. Но им ее абсолютно неоткуда ожидать. Я один знаю, как она близка. Нам предписывается не вмешиваться, но я не могу спрятаться за это предписание. Я не убежден в его логике и справедливости. Высокомерное правило напыщенной расы. Бессмысленное в нашей ситуации. Не имеющее здесь, на этой планете, никакой силы. Я хотел бы в него верить, но, к сожалению, не оно удерживает меня. А моя слабость.
Вот такими мыслями я загружаю свою голову. Без Сурика мое одиночество стало совершенно невыносимым. Неопределенность положения, как ты можешь догадаться, не помогает. Я очень сердит и в то же время испуган. Они здесь хозяйничали, подлые бестии. Моя станция перестала быть безопасным благословенным местом. Боюсь, что для меня – навсегда. Как поступает в таком случае Комиссия? Будет ли станция уничтожена? Впрочем, это не важно. Я буквально сижу и жду появления корабля, чтобы убраться отсюда навсегда.
Да будет с тобой Время.
Немногословный.
* * *
Павел хотел заснуть. Он, конечно, не мог надеяться на настоящий хороший сон. Высота, погода. Хороший сон давно уже редкость для него и дома, на равнине. Но ему нужно поспать хоть сколько-нибудь. Хоть пару часов, хоть час, хоть полчаса. Уйти в забытье, дать отдохнуть мозгу и телу. Горная ночь только началась, но надежда на сон быстро ускользала в холодный воздух палатки. Открыть окошко, выпустить наружу, ветер разнесет ее по всему свету. Не вернуть все равно.
Оба его товарища лежали тихо справа от него. Он боролся с тихой завистью. Не уснуть. Он знал это состояние своего мозга. Не угомонить никакой усталостью. Не важно, что тело просит отдыха. Натруженные руки, ноги, спина. Что будет утром? Завтра, сегодня?
Когда-то он мог выдержать такую ночь, забыть о ней утром. Были резервы, силы. Что будет утром? Павел терял веру в свое тело. Недавно вновь обретенную. Целый день ее выдавливал из него рюкзак, выдувал ветер, вымораживал холод. Который не отпускает даже в палатке. Павел пошевелил ногами внутри спального мешка. Они неохотно отозвались, не желая никакого движения. Они желали тепла и покоя.
Сегодня был самый тяжелый день на горе в его жизни. Завтра обещает быть тяжелей. И ничего с этим поделать нельзя. Началось все – как часто начинается в горах – с плохой погоды. Не сказать, что неожиданно. Они знали о ее приближении за несколько дней. Они всегда знали, что она придет рано или поздно.
Вначале, глядя на Дмитрия, Павел ожидал ее прихода, как подобает опытному восходителю. С осторожной уверенностью. Она пришла и обрушилась на них, кровожадная и яростная. Такова ее природа. И захлестала по нежным щекам мальчика и щетинистым впалым щекам бывалого восходителя. Который и в лучшие свои годы всегда старался избегать такой непогоды. А кто ее не избегает? В такую погоду нужно лежать на печи и мечтать в полудреме. О нежном голосе и волнующем силуэте.
Им здорово повезло – с ними был Дмитрий. Разумеется, это было не случайное везение. Они не отправились бы в этот поход ни с кем другим. Им давно повезло с отцом и с другом. На Дмитрия погода не оказывала видимого действия. Она только заставила его надеть дополнительный слой одежды, большие защитные очки и прикрыть голову капюшоном куртки. За темнотой очков были те же спокойные, прищуренные глаза. Его спутники знали об этом. Им не нужно было их видеть. Они видели коренастую, неразрушимую фигуру. Слышали хриплый, громкий голос. Укрепляющий веру в охлажденных сердцах. К сожалению, спутники слишком быстро перестали обращать внимание и на это. Они совсем перестали обращать внимание. В рюкзаке на спине отца, Саша часто терял ориентацию и предпочитал раскачиваться с закрытыми глазами. Иногда мерно, иногда резко. Не раскрывая глаз, он отвечал на вопросы отца.
– Тебе не холодно?
– Нет.
– Пошевели пальцами правой ноги.
– Пошевелил.
– Теперь левой.
– Пошевелил.
Отец оставлял его в покое еще на полчаса. Саше не было страшно, только неудобно и холодно. Он знал, что их не ожидает ничего, с чем отец не сможет справиться. Он чувствовал упругость его ног, силу рук и твердость сердца. Не открывая глаз, он представлял себе, что это он поднимается по скалам, по льду. Ставит ногу туда, где ей положено стоять, прикладывает руку туда, где ей нужно быть. Он представлял, что в его сердце нет усталости, нет сомнения. Только тихая радость от ощущения того, что он именно там, где ему нужно быть. На середине выглаживаемой непрекращающимся ветром стены, ведущей к вершине высокой горы в самом сердце бесконечной горной страны.
Павлу доставалось не много Дмитрия, но он был благодарен и за это. Когда они собирались в относительно удобных местах, вынимали Сашу из рюкзака, прикрывали его телами от ветра и заставляли двигать ногами и руками. Мальчик на удивление не замерзал. Павел знал, что Дмитрий останавливался бы реже, если бы он не отставал. Он знал, что замедляет движение, но сил для того, чтобы огорчаться, у него не было. Оставалось только немного сил для благодарности. Он балласт. Без него Дмитрий был бы много веревок выше, может быть, уже во втором лагере. От него не было никакой пользы. Он нес на своих плечах рюкзак со всем их барахлом, но не обманывал себя этим. Дмитрий смог бы унести и это. А то, что не смог, без того бы обошелся. Павел смирился с ролью балласта. Это было нетрудно в компании лучшего друга. В знак благодарности он отдавал все оставшиеся силы, чтобы идти быстрее. Тверже ставить ногу туда, где ей нужно стоять, крепче держаться рукой там, где ей нужно быть. Как Дмитрий, как его несгибаемый друг. Даже невидимый, он помогал ему. Павел знал, что Дмитрия не пригнет беспомощно к скале этот порыв ветра, что его нога не согнется под тяжестью рюкзака, что в его сердце нет места для сомнений. Что он оставил сомнения внизу, на теплой равнине.
Это был самый тяжелый день на горе в его жизни. Завтра обещается быть тяжелее. Если придет. Когда он вслед за рюкзаком пробрался внутрь палатки и растянулся во весь рост в теплоте и безветрии, появилось на мгновение чувство, что он больше отсюда никуда не уйдет. Потом он увидел озабоченные глаза Дмитрия и оживленные глаза Саши. Отец и сын не теряли времени даром. Ему оставили кружку чая, Дмитрий занимался приготовлением ужина. Есть совсем не хотелось. Обычное на горе дело. Но почему не хотелось пить? Он пропускал в себя порции теплой жидкости, надеясь, что тело не забыло, как распорядиться ей с наибольшей пользой. Он не знал, чем еще помочь своему телу. Оно молчало. Или он перестал слышать. После нескольких ложек каши и еще полчашки чая он почувствовал наконец усталость. В палатке стало тепло от горелки, лица напарников расслабились и посветлели. Он надеялся, что и с его лицом происходит то же самое. Дмитрий говорил о том, что придется подождать улучшения погоды. Небольшого просветления или, по крайней мере, ослабления ветра. Он обращался к ним обоим, но говорил, конечно, для Павла. Павел слышал и не слышал. Он ничего не отвечал, только кивал иногда головой в знак согласия. По шуму ветра было трудно представить, что он когда-нибудь закончится или ослабнет. Может, только весной или летом, когда их след здесь давно простынет. После еды и разговора Дмитрий вышел наружу, потоптался вокруг палатки и залез внутрь, не сказав ни слова. Наступила горная ночь.
Сегодня был самый тяжелый день в моей жизни. Что будет завтра? Завтра нужно будет встать, надеть рюкзак и пройти через еще один такой день. Такие же скалы, веревки. Только ветер задует сильней. Отдыхает ли мое тело? Отдыхает, наверно, без движения. Нужен сон. Не заснуть. Не заснуть больше на этой горе. Никогда не заснуть. Встать завтра и потащить рюкзак опять. Сколько времени? Может, завтра уже пришло. Утро еще не пришло. Завтра, наверно, не пойдем. Дмитрий хочет дать ему отдохнуть целый день. Нужно спать, какой отдых без сна? Не пробраться ему еще через один такой день, как сегодня. Или вчера? Не дойду. Дойду. Шаг за шагом. За спиной Димы. Потом еще один или два дня до пещеры. А потом спуск. Куда тебя занесло? Если застряну в дороге, Диме придется несладко. Нельзя на него это нагружать. Он только кажется железным. Каждый год подлечивает спину. Пещера пещерой, а горы просто так никому не даются. Нужно остаться здесь, переждать. Он дойдет без меня. Зачем он меня взял? Ведь знал, что буду обузой. Тянет с собой в вечность. Одному там грустно. У меня хороший друг. Подводить его нельзя. Останусь в палатке, пережду. Или лучше начать спускаться. Отдохну денек и начну спускаться. Оставить рюкзак, зачем он мне там? Диме придется взять немного еды и спальник Саши. И веревку. Возле пещеры нужна веревка. Потянет? Хочет, чтобы все вместе дошли. А ты чего хочешь? Не одолеть мне горы, не одолеть этот ветер и холод. Ни вверх, ни вниз. Перестать сопротивляться, сделаться частью горы, неподвижной, равнодушной и к ветру, и к холоду. Сдашься просто так, без боя? Дима не позволит. У него повязаны руки, надо ему помочь. Как ему лучше помочь?
Как там мое солнышко? Нужно идти вниз, к леднику, в долину, к своей жене. Не хватит сил спуститься? Хватит. Поспать бы. Хоть несколько часов. Сколько времени? Не нужно было выходить из первого лагеря, не нужно было идти наверх совсем. Чувствовал. Тогда жалел бы об этом до конца жизни. Правильно, что пошел. Завтра соберешься с силами – и наверх. Вслед за спиной Димы. Умереть собрался здесь? Умирать никогда не поздно. Закрыть глаза и заснуть хотя бы на часок.
Павел подвинул ноги. Палатка непрерывно тряслась под ветром. Дима проверил растяжки. Не порвутся. Разве это ветер? Не может порвать палатку. Бывало и хуже. Не так ты обессилел. Должен быть еще запас. На один, два, три, четыре дня. В пещере восстановимся. Дима обещает домашние условия. Проспал там три дня. Его, где ни положи, будет спать. Должно там что-то быть. Не зря идем, не зря тащим туда пацана. Тащим. Завтра пойдешь наверх, а там будь что будет.