С 04.10.09 по 21.10.09 у нас лечился некто Беляшов Сергей Александрович, d/s "Алкогольная энцефалопатия с нарастающей деменцией". Амнестический синдром и т. д. После выписки он 52 дня ожидал у нас возвращения в СИЗО-1 (Матросская Тишина), откуда прибыл. Задержка этапа объяснялась неготовностью каких-то документов. В режиме ожидания возрастной Беляшов все более слабел. 12 декабря он наконец уехал, а 20 декабря умер в СИЗО-1 от сердечной недостаточности.
Еще свежи неприятности с Магницким: сняты начальник тюрьмы Комков и его зам Полкин, грозят увольнением замначальнику изолятора Канцлерову – он сейчас врио начальника Бутырки. Вместо спрятавшегося в городской психушке Крабова (Гиммлера) назначена начмедом Козькина Н. Д., обесцвеченная сорокалетка с кокетливыми золотыми коронками травмированного кролика на передних резцах. И ей не очистить авгиевых конюшен. Скоро 240 лет Бутырке!
Козькина вызывает меня, нашего терапевта Лалу Викинговну и новенькую свеженазначенную начальницу I-го психиатрического отделения сорокалетнюю Пыткину Анжелу Вадимовну и предлагает "подчистить" историю покойного Беляшова, дабы снять вину с задержавшей отправку в СИЗО-1 бутырковской спецчасти. Задача трио – фальсифицировать историю болезни полностью. Старая уничтожается, новой подменяется. Уместные старые записи искусной рукой вклеивает в новый корешок, как оказалось, опытнейшая в подобных делах Пыткина. "Ничего не заметно?" – знакомый вопрос. "Идеально!" – знакомый ответ.
Особого смысла в подмене, как часто, нет, но береженого Бог бережет. По отточенной версии, Беляшов покинул Кошкин дом в абсолютном здравии. Жить бы. Не горевать бы ему до ста, да старуха с косой. Нет, не жена. Жена, т. е. вдова Беляшова, как раз разборку и затеяла. А он уже больше не "мотался и падал", как в прежних честных записях Лалы Викинговны значится. Смерть Беляшова не кралась, она громом среди ясного неба грянула в Матросской Тишине.
К чести О. В.: она на поклон к Козькиной не пошла. Нам же троим, если что, сидеть.
29.12.09
Коллективную новогоднюю пьянку отменили из страха. На КПП поставили двоих досмотрщиков ловить проносящих водку: не сметь праздновать! "На сухую" назначили концерт с участием труппы, до того, по собственному признанию, выступавших на свадьбах.
Репертуар соответствующий.
Две девицы, Штепсель и Тарапулька, бравировали, что были заняты во втором составе "Иствикских ведьм". Где третья? Ведьм ведь было три.
Одна из них же "прославилась" в массовке "Ранеток". На пошлость ржали. Одна из сотрудниц зажгла зажигалку и махала над головой. И снова Пугачева, Кузьмин и Леонтьев в исполнении наглого очкастого тамады. Доколе испытывать станут наше терпение?! Я ушел, когда заговорили голосом Брежнева.
Гордеева, обе начальницы отделений Пыткина и Окунева, старшая медсестра Инна Леоновна ускользнули еще раньше пьянствовать в "Елки-палки". В ПБ не выдали спирт, а выпить тянет…
30.12.09
После экспертизы в институте им. В. П. Сербского возвратился Новощенов ("Маугли"). Опять зарос ногтями, усами, бородой и гривой. По-прежнему один в двушке. По-прежнему добровольно на воде и хлебе. Камера засвинячена.
Каратиста не перестали бояться. Черный пояс уважают. Снова повторяют про убийство в ресторане небрежным движением ноги. Резюме института Сербского ошеломляет: диагноза нет, от уголовной ответственности освободить, направить на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа. "На свете много есть такого, друг Горацио, что и не снилось вашим мудрецам!"
31.12.09
Новогодний шмон выявил на общем корпусе 70 литров браги. Тюрьме ничто человеческое не чуждо. Каждому тут свое. Насчет подарков: хочу такой же джип, как у нашего оперуполномоченного Гечалаева. При зарплате в 20 тысяч рублей – такой размах!
17.03.10
Первый день после отпуска. Анжела без меня запустила дела ужасно: количество больных на 1-м отделении с 55 выросло до 134, т. е. без меня выписки практически не было. Уходили лишь те, кто и так уходил на этап. Коек не хватает. Назначенные было особые камеры для выписанных снова отменены. Выздоровевшие содержатся с "насмерть закрученными".
Здоровые лежат подле душевнобольных и снова… заболевают.
В кабинет к новому начмеду вызвал не назвавшийся следователь с перебитым носом. Брат больного Хазлиева, которого "умники" (Гордеева с Пыткиной) объявили симулянтом, вынудив подписать и меня заключение врачебной комиссии, подал в прокуратуру. "Симулянту" в Серпах поставили шизофрению! Отдуваться за высших мне, "простому".
Чингис снова в отпуске, теперь – с последующим увольнением. Уходит и О. В. Муж ее умер. Она в депрессии: "Работать нет смысла!" Пришла новый врач из Тамбова – Елена Эдмондовна Четверикова. Живет у москвича-любовника. Хочет аттестоваться. Будет четыре месяца на испытательном сроке, получая четыре тысячи рублей в месяц. Действительно, испытание!
Отпускные деньги бухгалтерия пыталась мне полностью не дать. Несчастные мы, бесправные!
19.03.10
Халиков И. В. (камера 451), Кирилов Р. И., Расимилистов (камера 453) и Оптанов О. Б. (камера 455), последний – бээсник, бывший сотрудник правоохранительной системы, около или больше месяца содержатся в психбольнице без подписанных ими согласий на госпитализацию и лечение в ПБ, т. е. незаконно. Всем троим не выставлены диагнозы, а в отправительных талонах написано: "По согласованию с начальником ПБ Гордеевой А. А.".
Халикова кололи аминазином с галоперидолом, пролонгами, били, разбили очки; контролеры вопили: "Пидарас!" У Халикова 132-я статья – пидарасы теперь у нас не в чести. Особенно изгалялся инспектор хохол Володя, он лупил сидевшего в "стакане" Халикова ногой по лицу. Крики контролеров, плач Халикова слышало присмиревшее отделение. Медперсонал обходил свалку, в центре которой лежал выволоченный из "стакана", нещадно пинаемый Халиков, ухмылялся. Так ему и надо!.. А еще О. В. Окунева упрекала меня в возвращении к репрессивной психиатрии "страшных времен Снежневского"!
20.03.10
Типичная картина Кошкиного дома: опер Гечалаев орет на душевнобольных, что они "вскрылись". В этот момент Гечалаев похож на язычника, пугающего страстно стремящихся к смерти христиан львами.
22.03.10
В отсутствие врача принимавшая новеньких медсестра Лена Фимова (некоторое время назад граждане имели несчастье вызывать ее на соматической скорой) поставила одному нашему больному диагноз "менетчик". МКБ (международная классификация болезней) отдыхает.
Позже этот больной чем-то сильно задел чувства этой известнейшей в местных кругах бездельницы и матерщинницы, она громогласным визгом, даже с каким-то характерным лишь ей подсвистыванием, потребовала его выписать, причем немедленно: "Смотрите, какую харю наел, менетчик!" Так узнал я. Присутствовавший фельдшер с каменным лицом поправил "ошибшуюся" медсестру: "Не менетчик, а – вафлер. Он же мужчина!" Менет через "е" – не ошибка. Так живем.
24.03.10
Первый удачный побег из Бутырки за последние 10 лет
Вчера в 16.50 (я уже ушел, тружусь до 16.00) убежал Анжелин больной Астахов Виталий Владимирович, 1984 года рождения, камера 468 – третий этаж.
Дело было так. Контролер ("банщик") Володя Поспешев, тип, которому жжется поставить диагноз, вел двух больных с прогулки. Крытый прогулочный дворик – на крыше. Володя по обыкновению впереди, а не сзади, как положено. В ушах – наушники плеера. Череп лысый, башенный, взгляд отстраненный – невербализированная беседа с самим собой. Внезапно Астахов кидается вниз по лестнице. Первая отсекающая этажная решетка открыта, вторая – настежь, дверь во двор не заперта. Это явление рядовое при общей безалаберности.
Взгляд налево, взгляд направо. Мгновенная оценка ситуации. Астахов, в прошлом спортсмен-паркурщик, выбирает решение наиболее дерзкое. Он бежит к смотровой вышке. Кошкой взбирается, избегая колючки по углу стен. Ноги как раз и упираются в угол. Раскорякой Астахов взлетает к вышке. Часовой на вышке наикрепчайше спит, положив голову на руки.
Охранник на соседней вышке видит беглеца, но не стреляет, опасаясь попасть в товарища. Впрочем, он не стреляет и предупредительно вверх. Вместо этого они с Поспешевым кричат спящему. Поспешев даже бросает в будку камни. Камни бьются о стенку и скатываются. Спящий не проснулся. Мимо него Астахов взобрался наверх стены и с шестиметровой высоты спрыгнул вниз прямо на трамвайную остановку.
Москвичи ждали трамвая. Дело дневное. Они видели спрыгнувшего беглеца. Никто из толпы не отреагировал, не позвонил в милицию. Москвичи садятся в подошедший трамвай, едут домой, чтобы о побеге из Бутырки прочитать в Интернете.
Беглец, убыстряя шаг, свернул в проулок.
Володя Поспешев от крика сорвал голос. Он замер с камнем в руках. Часовой проснулся много позже по независящим от побега причинам.
Поспешеву грозит увольнение, несмотря на 27 лет безупречной службы.
В связи с побегом аттестованных сотрудников, включая врачей, отпустили домой в 23.00.
25.03.10
Наутро ординаторская на пятом этаже, где переодеваюсь, выглядит необычно: пол усеян мужскими и женскими (с помадной каймой) окурками. Нервничая, тушили сигареты и о стены. На мой вопрос сестры единодушно, с пониманием отвечают: "Всю ночь работали следаки".
Вины Анжелы не усмотрели, а ведь сбежавший больной за полтора месяца пребывания в ПБ получал лишь активированный уголь для улучшения пищеварения. Остается предположить, какой была бы тяга на ином "топливе" – нейролептиках, например. Астахову ставили депрессию. Он поступил с самопорезами на обеих руках. Анжела, врач высшей категории, депрессию лечила углем. Но лечил же Трибасов шизофрению капельницами чистой глюкозы, и больные излечивались! "Даже благодарили!" – слова Элтона. Скорее это был не тот случай, и энергетика у Элтона Трибасова была иная, чем у Анжелы Пыткиной.
Удивительно, даже огромный сторожевой пес в будке напротив двери, откуда выскочил пока еще на полусвободу Астахов, не залаял на него. Мистика какая-то! Зато сей пес вечно мечется, рычит, скулит и лает на меня со своей "запретки" (пес в коридоре за "колючкой", где ходят на вышку и с вышки автоматчики, – на территорию с оружием нельзя, а то еще зэки оружие отберут!). Говорят, что сторожевые псы (когда-то ньюфауленда меняет подруга, иногда – сенбернар) лают лишь на зэков. Плохая примета или пес чует вынашиваемую мною книгу?
После побега запретили в одиночку открывать двери. Я единственный мужчина-врач ПБ, поэтому инспектора просят меня вместе с ними открывать камеры и конвоировать больных, в частности ко мне же на беседу. Сам себя наказываю: хочешь побеседовать с больным – конвоируй! Не войдешь, не выйдешь, поскольку все тюремные двери закрыты на два оборота. Мой "простой" проходной ключ их не берет. Приходится звать на помощь инспекторов. Ходим друг за другом. В общем, Кошкин дом клюнул в задницу петух! Теперь медперсонал – заложник в случае массовых беспорядков. Про беспощадный бунт сумасшедших в Дворянском вещала Краморова: заточкой выкололи глаз Эльзе Кох, трубой по голове ударили медсестру, убили главврача Геббельса.
Выдали зарплату за март: 6 тысяч рублей. Как на них жить, если столько же я плачу за коммунальные услуги? На мой нелепый вопрос у начатьницы расчетной группы бухгалтерии Афины Ивановны начался булькающий истерический смех. В спину долго слышал, как она захлебывается.
На входную дверь ПБ ставят душераздирающую сигнализацию (уже есть на воротах дворика).
Анжела Пыткина "забивает" на больных, как прежде делала О. В. Условий для приема больных никаких. Из ординаторской исчез даже стул для пациента. Принимаю стоя.
Анжела перебралась на четвертый этаж. Там почти нет ее ("острых") больных, но зато ближе к Гордеевой.
В процедурной четвертого этажа есть хотя бы стул для терапевта. Пациент сидит на кушетке. Врач – к нему спиной, что категорически запрещено техникой безопасности (облегчается нападение душевнобольного на врача). Терапевт Лала Викинговна Голышкина, та, кто завтракает в три утра, чтобы с автобуса успеть на электричку из Александрова, и выходит на Москве-3, чтобы там купить билет, словно оттуда ехала, – понятная экономия, смертельно боится больных. Основания у нее есть: пошел слух (больной оттуда рассказал), что на спеце в Сычевке (Смоленск) одна медсестра вступила в любовную связь с больным, потом ему отказала (наскучил?). Больные (любовник и его друзья?) убили медсестру, закатали в бетон на строительной площадке нового корпуса. Сестру хватились сразу, но нашли через полгода (кто-то убийц сдал).
Лала Викинговна говорит с больными строгим тоном: "Как вы (ты! – в зависимости от степени неблагополучия дома: мама, муж-алкоголик, двое детей) смели (смел) еще и заболеть!" Лала Викинговна просила меня называть ее при больных не по имени отчеству, а просто "доктор". Фамилию не называть категорически. Опасается, что "на воле" могут разыскать и убить "за лечение": ранитидин от всех болезней.
474-я камера (третий этаж) заявила, что "вскроется вся" (коллективный демонстративно-шантажный самопорез), если Анжела наконец не посмотрит их (ждут осмотра врача два месяца).
Контролер Азарь мне: "У Хасанова героин. Он просит перевода в камеру к Лагуткину, у которого есть шприц". Если контролер и опер знают, почему не принимают мер?
Контролер больным: "Уберите "дороги" с окон днем. Ночью делайте, что хотите".
Новый замначальника СИЗО-2 по ЛПР (лечебно-профилактической работе), тот, кто вместо снятого по делу Магницкого Крабова, Тенгиз Валерьевич Дивани полдня проверял постельное белье на моем этаже. У подавляющего большинства больных нет вторых простыней, наволочки нестираные, засаленные, черные. Кто не стрижен, кто не брит. В баню не водили вторую неделю. Народ вшивеет. После побега не водят и на прогулки. Виновна и администрация, и больные, которые избегают стрижки, тушат сигареты о пол, крошат хлеб, пишут матерные стихи или пожелания смерти сотрудникам на стенах, ломают умывальники и двери туалетов, рвут простыни на "дороги"; в отсутствие табака разбирают веники на курево.
Т. В. Дивани: "Недавно Канцлеров (несмотря на тревожные для него слухи, продолжающий исполнять обязанности начальника тюрьмы) задержал смену контролеров до 16.00 часов (должны меняться в 09.00). Те его едва не избили".
Но за что же врачи устроили темную Крабову, обвиняемому в смерти Магницкого? Из-за потерянных премий, что ли?
Капитан-банщик, ранее служил в милиции (полиции), теперь вместо Поспешева: "Да, у нас тут полное разложение. Каждый сотрудник УФСИН думает лишь о том, как безнаказанно украсть, что зэкам пронести… Володьку (Поспешева) за побег делают крайним, потому что спавший на вышке часовой чей-то тут брат, сват…"
До мозга боится больных не только Голышкина. Начальница I-го психиатрического отделения Пыткина избегает их всячески: не ходит на обходы, не приглашает на беседы. После каким-то чудом пробившейся из ПБ наверх жалобы пациента, что она манкирует обязанностями, стала беседовать с больными, но не в ординаторской, где она с больным один на один, а на инспекторском посту. Происходит это так: она сидит на инспекторском стуле, а больной стоит, отгороженный закрытой решеткой. По идее инспекторы должны присутствовать при беседе, охранять доктора, но т. к. они это не всегда делают, Анжела нашла выход. Еще она берет пару историй и часа на два-три скрывается в административном здании, в спецчасти, где "изучает дела больных". Еще она там пьет чай. Гордеева же постоянно "зависает" в соматическом корпусе, где раньше работала кардиологом (терапевтом). Чаи, конфеты… А. А. фарисейски уверяет, что любит тюрьму, именуя ее "Домом-2". Еще бы: она, как и многие сотрудники, здесь прописана!
Хочется получать и психиатрические надбавки, и войсковые, и послужебные, и как они еще там? – за точность не ручаюсь, но никто не любит "саночки в горку возить".
Гордеева очень удивилась, что шизотипическое личностное расстройство – в кругу шизофрении. "Надо перечитать!" В ноябре-декабре прошлого года она отучилась на сертификационных курсах и повышала квалификацию в институте имени Сербского, но, как сказала старшая (И. Л.), "что училась ты, Тоня, что не училась…". Знаменитая тунеядка медсестра Лена Фимова в то время, когда начмед Дивани досконально осматривал на предмет хозяйства мой этаж, выдала: "Отлично! Сегодня ни таблеток раздавать не будем, ни уколов делать не станем. Пусть подольше матрасы и простыни смотрит!"
26.03.10
Больной Талайбеков подтвердил общеизвестную истину: в угловой 491-й камере есть мобильный телефон. В той "блатной" камере есть и домашний кинотеатр. Там сидит смотрящий Кошкиного дома. Если он скажет, стучать все камеры станут. Ему дрочил (мастурбировал) сам начальник ПБ Трибасов. Из желания или, чтобы, не дай бог, бунта на Кошкином дому не было?
Приехала еще одна комиссия знатных тюремщиков: 15–25 человек. Долго задумчиво смотрели на угол забора, по которому улизнул Астахов.
Зам по тылу майор Лютиков стыдил меня, что в коридорах ПБ грязно. Более стыдить некого. Пыткина "работает с делами" в спецчасти, Гордеева в соматкорпусе, сестры пьют нескончаемый чай. Как не лопнут?… Лютиков послал меня за санитарами, чтобы вымыли пол хотя бы на входе. "У вас как в пытальне: пол и стены в крови и соплях!" Лютиков опасался, что комиссия тюремной знати со двора подастся к нам, дабы, так сказать, изучить условия вызревания побега.
Санитаров я тоже не нашел. В отчаянии побежал на пятый этаж в столовую. Туда уже успела из соматического корпуса вернуться Гордеева (шустра!). Гордеевой уже налили. Отхлебывая ароматный напиток, она порекомендовала мне отправить зама по тылу Лютикова на три буквы. "Он нам не указ!" – подтвердила старшая. Т. к. главная медсестра в декрете (родила от прежнего начальника тюрьмы), а полы, кстати, за старшей!.. Избегаю обоих огней. Принимаю приглашение и сажусь со всеми пить чай. Внизу ждет Лютиков.
Мы пили чай минут тридцать-сорок. Когда я пошел вниз, увидел санитаров, мывших лестницу в десяти метрах от столовой, где мы были. Как они там очутились? Зато на втором этаже Лютикова не было. Комиссия к нам тоже не зашла. Еще через час осторожный звонок Гордеевой с пятого этажа: "Лютиков ушел?" – "Да". – "Ну и слава богу!" Трубку положила. "День прожит, и слава богу!" – великая русская присказка.
31.03.10
Меня вызвали на Сборку – фильтрационный медпункт, с которого начинается и которым заканчивается путь подследственных в Бутырке. Осмотрел больного. Тут ввели Эгамбершиева. Наши должны были увезти на суд. Сегодня в камере или где-то там еще контролеры сломали ему зуб и придушили (следы пальцев на шее). Хотели, чтобы я сделал терапевтическое заключение. Я отказался: я – психиатр. Эгамбершиев начал жаловаться на сотрудников. Тогда фельдшер Ленка Челелева, крепкая 46-летняя тетка в готовом взорваться от форм белом халате, с визгливым многоступенчатым матом внезапно атаковала больного: "Заткнись, паразит!.." После увода Эгамбершиева ("одни чурки!") я посоветовал Челелевой беречь нервы.