Скромно, - на этот раз без изысков, - поужинав, Василий неумело наколол дров и хорошо искупался. Выкурил на кухне папиросу и сел в комнате у окна. Спать не хотелось. Сквозь вечерний туман проглядывали огни села. Пахло орехами, калеными в костре (лучшая закуска к вину, говорил отец), чуть левее молчал темный массив виноградников. На мгновения управляющему захотелось понять, в каком времени он живет. Тихо открылась дверь, - Стелла занесла в комнату свечу. Странно, подумал Василий, раздражает она меня всем, и имя ее раздражаем, и когда этот чумазый ублюдок с воза подмигнул ей, чуть не убил их обоих. Разве можно ревновать женщину, которую почти ненавидишь? Все у меня не так, все… Девушка спросила, можно ли закрывать ставни. Одну половину, - попросил он, хочется еще посмотреть. Там уже почти ничего не видно - сказала девушка, но просьбу выполнила, затем стала за его спиной, и, держа свечу в одной руке, другой стала растирать ему шею. Так было долго. Воск капнул на руку Василия, огни гасли, и он, словно до того спал, спросил: что ты делаешь? Может, колдую, вдруг я ведьма? Если мы с тобой ляжем, завтра я обязательно пожалею. Почему? Потому что всегда жалеешь на следующий день, когда ложишься с девушкой, если она тебе - не ровня, жестко сказал управляющий, и закурил. Потому что всегда жалеешь, когда спишь с чересчур доступной девушкой. Потому что, черт возьми, всегда и обо всем жалеешь. Да, не ровня, мягко согласилась она и поставила свечу на подоконник. Теперь две руки лежали на голове мужчины, и ему показалось, что женщина благословляет. Ну, а какая ты, - спросил он, - разве не такая, как я сказал? Наверное, - задумчиво согласилась девушка, - наверное. Что у тебя с этим… Солдатом? Что еще может быть, кроме… Чего - осевшим голосом спросил Василий. А ты не знаешь? Про таких говорят - похотливая. Да, я действительно такая, а ты? Тоже, наверное, похотливый.
Мы здесь, как двое детей, - говорила она, а он уже повернулся и расстегивал ей халат, а руки ее перебирали рассеяно волосы на голове мужчины, - двое испуганных детей, что с нами будет, как ты думаешь? И зачем ты трогал статую в парке? Я видела тогда. Хотел измерить ей грудь, - ответил Василий, слышал где‑то, что если грудь женщины умещается в ладонь, стало быть, ее для тебя родили. Да? Стелла хватает его за руки и прикладывает к своей голой груди. Большие, да? Ну что ж, значит, меня родили для другого. Но ты бери, бери, кусай их, сильно, да, но сильно, так, чтоб почти до крови, да сильнее, не бойся, кусай, чтоб тебя!
Положив ее на себя, - на девушке оставалось только нижнее белье (о, как ты целомудрен, управляющий…) - Василий чувствует, что где‑то в нем собирается мед, сладко и плавно течет по его телу, чувствует ее тело, а она все говорит. Когда‑то у меня был жених, - у нас рано выдают замуж, - я училась в городе, а он приходил к нам в общежитие, и оставался ночевать, на другой, правда, кровати, но оставался. Где он - сбежал? Отчего же, женился. Так… Муж сейчас где‑то на севере, может убили его, а может, угнали. Все равно - я его не люблю. Ты никого не любишь, по–моему. Странно, странно, - добавил Василий, - почему это тебе нравится, когда твою грудь кусают. Такая я, - ничего не чувствую, а если больно, до крови почти, - кусай, чтоб тебя! - сразу хорошо. Ты мазохистка, - слабея от собственной дерзости, произнес Василий слово, слышанное от кого‑то из профессоров. Стелла, смеясь, снимала белье. Они прекратили в восемь часов утра, и через день девушка поняла, что натерла себя. Несколько дней им пришлось подождать, но кусать и рвать зубами грудь и рубашки она позволяла ему по–прежнему, и даже требовала, чтобы он это делал, и все время говорила ему что‑то на молдавском, но он, воспитанный с малых лет в России, из ее слов мало что понимал.
Первый раз они поссорились, когда шел холодный дождь, и кожаная обувь намокала, как бумага. Он лежал в кровати, умиротворенный, а она, сидя у окна, корчила для своего мужчины забавные гримасы. Что мы будем делать, когда придут немцы, - спросила она его. Я придумал, - ответил Василий и рассказал ей все. Думаешь, получится? Почему нет, ведь весь мир - скопище сумасшедших. Потом, подумав, добавил, - но, конечно, долго они в это верить не будут, и потом убьют всех больных. Надеюсь, нас не расстреляют. Тогда зачем тебе все это, давай лучше убежим. Не могу. Видишь ли, человеку жизнь дана Богом, как говорил отец. И этим несчастным Бог дал жизнь. А поскольку человек создан по образу и подобию Его, значит, и он может дать немного жизни другому человеку. Не так много, как Бог, но - может. Девушка поглядела на него - и все, только это? Нет, конечно. Я надеюсь, что немцы здесь долго не продержатся. Месяц. Два. Кстати, - спросила она, подойдя к кровати, - кто даст несколько месяцев жизни тебе? Ты - признался он ей. Когда мы в постели, я не думаю. А когда нет? Думаю обо всем, и нет мне покоя ни минуты. Немцы, война - все это тут не при чем, - всегда думал. Значит, я - твой маленький Бог, - улыбнулась она, довольная. Да, но не маленький, - улыбнулся и Василий, - я ведь чуть ниже тебя. Все равно. Но немцы через несколько месяцев вряд ли уйдут, у них сила. Много союзников. Итальянцы. Румыны вот, Антонеску. Да что румыны, - возразил Василий, - их страна - политическая проститутка. Всегда начинали с одним победителем, а заканчивали с другим победителем. Лишь бы не с проигравшим. Чем тебе не нравится Румыния, - спросила она его. Я же сказал чем, а тебе она что, нравится? Мы ведь румыны. Василий сел. Вы? Ладно, пусть мы. Мы - молдаване, - громко сказал он. Уверен? Сам ты из села украинского, вырос в России, русские про таких говорят - Иван, родства не помнящий. И разве не русские расстреляли здесь многих? Твоего отца, например? Нет, нет, - обозлился управляющий, - это не русские его расстреливали. Может, они и командовали, может, они и велели расстреливать и угонять, но кто это делал? Молчишь? Вы же и делали, вы, - заорал он, - молдаване на молдаван жалобы писали, чтобы чужой скот схватить, чужой дом, чтоб землю соседа забрать, молдаванин молдаванина расстреливал, распинал, продавал, вместо хлеба ел! Да вы такие же проститутки, как ваши любимые румыны! Заткнись, ублюдок! Румынская шлюха! Русский пьяница! Неловко перегнувшись, Василий ударил девушку, приносящую покой в постель, где они сейчас лежали, и, прижав Стеллу к кровати коленом, еще несколько раз ударил. Бил раскрытой ладонью. Потом оба затихли. Девушка обняла его, опустила на кровать и сжала зубами шею, и он, не понимая, ласка это или месть, больше не посмел ее ударить. Но мое горло совсем не твоя грудь, - говорил он, - мне больно. Глаза девушки в темноте блестели, и на миг ему показалось, что лицо у нее из глины, слеплено грубо и неумело, а потом он, как обычно, уже совсем ни о чем не думал.
Глава девятая
- А первым… первым был… Иисус Христос!
Тетка так хитро подмигивает мне, будто открыла сакральное знание человечества. Не будь она прилично одета, я бы вышвырнул ее вон. Но с упаковкой у нее все в порядке: строгая юбка, новые туфли и пиджак. Да еще молодая помощница. Если бы не этот нездоровый блеск в глазах… Дамы - проповедницы сетевого маркетинга, забредшие рано поутру в редакцию, чтобы поведать мне о преимуществах "их бизнеса" (слово это в Молдавии произносится трепетно и с придыханием, как в Древней Иудее - одно из имен бога). Система мне ясна. Стало быть, Иисус Христос, засранец этакий, был, по их версии, основоположником сетевого маркетинга. Он нашел себе двенадцать подчиненных, те - по сто–двести учеников, и… пошло–поехало. Правда, Иисус не заставлял учеников скидываться ему по пятьсот долларов, - резонно возражаю я, но тут в беседу вступает помощница. Молоденькая стерва, истинная сука эпохи яппи, реликт обогащения, проститутка карьеры, Мессалина преуспевания, Астарта узаконенного б…ства:
- Вы что, не любите деньги?! Вы что, не хотите, чтобы их у вас стало еще больше?!
Оболваненные теорией сатанизма (то есть, сетевого маркетинга) шлюхи, - и та, что моложе, и та, то постарше, - даже не понимают, что их бред относительно Иисуса, вычитанный в идиотском "учебнике для сетевиков" (который они и намереваются мне продать) не так уж далек от Истины. Все‑таки Иисус продавал, - спасение, - и платили вы за него послушанием. Впрочем, человек сугубо прагматичный за спасение (товар абстрактный) платить не станет. Нет гарантий. В этом все дело. Гарантии. Дайте им гарантии спасения, убедительные, и поверят все, даже самые злостные атеисты. В этом все дело, а не в безбожии.
Я сказал им, что не люблю деньги, и не хочу, чтобы их у меня становилось больше, но проповедницы, совершенно верно усомнившись в искренности моих слов, не отступали. Они хотели продать мне акульи хрящи, яйца волосатого носорога, член дельфина, вымоченный в струе азиатского бобра (это панацея от рака!), чудо таблетки, учебники, они хотели, чтобы я бросил все, и пошел за ними в страну Равных Возможностей и Бесконечного Обогащения. Насчет панацеи от рака вы несколько погорячились - издевался я над ними. О нет, нет, - горячо убеждали они меня, - это и есть панацея от рака, просто медики скрывают это от народов мира, чтобы по–прежнему зарабатывать бешеные деньги (мне показалось, что они произнесли это с завистью) на мучениях раковых больных. Ах, эти медики! Ну и стервецы же! А молоденькая стерва все злилась и злилась, глядя на меня. Предложив им присесть, попить чаю и покинуть кабинет, я думал, что неплохо бы открыть Агентство Сетевого Маркетинга Размножения. Я сплю с рыжеволосой - молоденькой, та приводит еще пять–шесть добровольных помощниц, те приводят по десять - пятнадцать каждая, и… Перспективы впечатляли, но денег на учебник этих дур у меня, как назло, не было. Черт, он стоил дороже трех томов Монтеня, этот учебник! Но я бы непременно его купил, лишь бы от меня отстали. А неплохая идея! Я стал бы своеобразным Фаллическим Христом (думаю, изначально христианство это и подразумевало) и повелевал своим ученицам выбрасывать рождающихся мальчиков в пропасть. Так мы протянем лет сорок, а потом я умру, и обезумевшие сучки мира перебьют друг друга к такой‑то матери, потому что им необходимо оплодотворение, или, по крайней мере, предшествующий ему процесс.
Так и не добившись от меня вступления в Орден Продавцов Человеческих Душ, стервы, шипя и извиваясь, выползают из помещения. Я с сожалением смотрю вслед рыженькой молодухе. Интересно, проводит ли она "на удачу" по утрам себе между ягодиц кредитной карточкой? Или "Американ Экспресс"? И если да, то пахнет ли ее телом эта карточка, ее свежайшей сатанинской плотью, а? В Кишиневе - десять часов утра. По коридору пошли уборщицы с тяжелыми водяными пылесосами. Одна из них с руганью гремит чем‑то (интересно, чем?) в туалете: как обычно, завхоз нагадил и не смыл за собой. Это его маленькое, но очень неприятное для всех нас хобби.
В одиннадцать часов у стрельбища на стадионе "Динамо", куда я пришел собирать "фактуру" (ну и слово, ну и дерьмо!) для заказного материала, меня едва не искусала бродячая собака. Если бы я не саданул ей ботинком под ребро, плакали б мои стираные джинсы. Но обошлось. Трагедии удалось избежать благодаря тому, что ровно в одиннадцать часов планета Уран вошла в третью фазу Созвездия Козерога, что, как известно всем мало–мальски уважающим себя астрологам и гадалкам на бараньей лопатке, предотвращает акты насилия на планете Земля.
В двенадцать часов Уран вышел из третьей фазы Козерога и остановился на границе с созвездием Водолея. Словно почувствовав это, я останавливаюсь у колонки по улице Искра и долго, жадно, хлебаю ледяную воду.
В 13 часов я возвращаюсь в офис, и начинаю писать материал о современной работорговле - "набираем на работу 200 человек без знания английского и каких‑либо профессиональных навыков, место работы - Кипр, зарплата - две тысячи долларов в месяц". Я улыбаюсь: по сравнению с 1941 годом мало что изменилось. Тогда вас силой загоняли в теплушку, следующую маршрутом Мухосранск - Ужгород - Германия, сейчас же, чтобы попасть в турецкий бордель с условиями а–ля Дахау, вы… платите деньги. Ну, не душки ли эти турки? В это время планета Сатурн ступает на черный небосвод, истинный цвет которого прикрыт ширмой голубой атмосферы, - ступает прямиком в пятую фазу созвездия Девы. Оттого я звоню однокласснице, - мы не виделись года два, но так трогательно относились друг к другу, - и признаюсь, что давно и безнадежно в нее влюблен. Какое унижение! Зато она позвала меня к себе в гости (на минуту, да? а потом мы куда‑нибудь пойдем), недоверчиво похихикав. Хихикают всегда для вида, поскольку всегда верят в это нехитрое словосочетание, этакий изящный укол в паховую область, позыв романтичной плоти - "я люблю тебя". Я даже знаю, почему верят. Да у них всех - мания величия! Они уверены, что в них невозможно не влюбиться! А? Каково? Проклятье! Но что особо неприятно, - я тоже такой. Что ж, в любом случае все всегда остаются довольными: и самцы и самки.
В 14 часов Уран и Сатурн, сойдясь вплотную у второй фазы созвездия Рака, посплетничали, и силой своего взаимного притяжения накренили Землю, отчего у меня кружится голова и слабеют ноги. Ах, любовь моя… Также с пути сбилась стая перелетных птиц. Из двадцати четырех гусей четырнадцать будут позже подстрелены в пути охотниками самых различных национальностей и вероисповеданий. Еще бы, в одном Будда, Иисус, Магомет, Яхве и Заратустра сошлись: человеку надобно жрать.
В 15 часов, чуть позже, чем обычно, проснулся Меркурий, который, видя, что запаздывает, миновал седьмую фазу Весов и прыгнул прямиком в созвездие Льва. Меркурий - покровитель торговли (бизнеса - шипят мне в спину две утренние сучки). Оттого за этот час в Кишиневе успешно завершилось 197 сделок. Изучив статистику, я узнал, что из этого числа: двадцать - купля продажа наркотиков, сорок пять - дача взятки, восемьдесят - выплата сотрудникам патрульно–постовой службы дани старушками, торгующими на улицах семечками и сигаретами. А, дьявол, а, дьявол, я схожу ума от этой деловой активности!
16 часов. Просыпается, томно вильнув бедрами (ну и задница!) Венера, чей единственный глаз (второй в припадке ревности выбил Арес) засветился на чуть потемневшем небосклоне. Небрежно умывшись, - едва покрапал дождь, - элитная мифологическая проститутка Венера не спеша надевает трусики, натягивает чулки, и отправляется в первую фазу созвездия Стрельца. Без сомнений, тот, - человек военный, прямой, - воспользовался столь удачным стечением обстоятельств. Через полчаса потрепанная Венера идет на негнущихся ногах в четвертую фазу созвездия Девы, в поисках лесбийских утех.
17 часов. Недовольный Юпитер, сверкнув ярко–красным боком, одним прыжком оказывается в созвездии Рыб, и, не разобравшись толком, в какой он фазе находится, отмечается в журнале посетителей. Как раз в это время будущий президент Молдавии Воронин стоит на сцене Национального Дворца, растерянно глядя поверх голов расходящихся зрителей. Нет, он не стал актером, просто его освистали за появление на сцене в качестве спонсора концерта сатирика Хазанова. И это в преддверии выборов! Какой щепетильный пошел избиратель!
18 часов. Селена - Луна, достает из бокового кармана своего рюкзака зубную пасту "Жемчуг" и, усевшись в третьей фазе Созвездия Близнецов, оттирает прозелень со своих серебряных колен. Близнецы, - два глуповатых юнца, - тайком подглядывают за моционом тетушки. Перешептываясь, они толкают друг друга в бока. Колени нестерпимо блестят… Неподалеку от Селены - Луны сидит, надувшись, лунный Заяц. Он вспрыгивает на плечи хозяйки исключительно за секунду до ее появления на небосклоне Китая и Японии. Ведь только там верят в Лунного Зайца, живущего, надо же, на Луне. Ох уж и бесхитростны эти азиаты.
19 часов. Чрезвычайно удобное стечение обстоятельств: Венера возвращается во вторую фазу Девы и одной рукой попадает в пятую фазу Изливающего Водолея. Хоть бы он помог мне, - потому что одноклассница злится - хватит, я уже совсем сухая. До чего неромантично, всего‑то за полчаса, наверняка, фригидная? Мокрый (ибо Водолей Изливающий и мой Бог, мой покровитель) я встаю с нее и ползу в ванную, где в набирающейся воде скользят огоньки электрической лампы. Шаловливые огни русалок.
Три часа ночи. Парад планет и созвездий. Боги, выстроившись в скоромном хороводе, беспрестанно вздрыгивают ногами. Венера расплющена между Меркурием и седым содомитом Плутоном, Селена, вожделея Юпитера, извивается на потной груди Сатурна, Дева беспрестанно ласкает Рыб, Близнецы, со свистом и гоготом, гонятся за Овном, Водолей Изливающий со смехом орошает скопище богов, небесная ширма распахивается, и, над ними, поднятый театральными канатами, взлетает Рок… Я, подглядев все это в светящейся воде ванной, цепенею от ужаса и ползу к кровати. Она прижимает мою голову к своему влажному прохладному животу, - да ты пьян, говорит она, - больше не пей. Я залезаю на нее снова. Плевать! Рок бичует мою спину горящими зрачками.
Глава десятая
- …нечеловеческим, звериным, хочу я подчеркнуть, обликом большевизма, - ублюдочным оскалом жидовского коммунизма. Лица отчаявшихся, угнетенных! Но, по мере наступления на азиатские орды частей доблестного вермахта и их преданных союзников, наших добрых друзей из Румынии, Венгрии, Италии, мы сможем увидеть, и, поверьте, мы увидим это!… Мы увидим, как в этих людей вселяется надежда! Да, надежда! Они брошены в застенки! В психушку! В застенки красных варваров. Казалось бы, все! Конец! Но что это? На Западе, на Западе, а не Востоке, брезжит надежда! О да, надежда! Спасение. Они видят, - спасение идет. Оно приходит оттуда - с Запада!