Голод львят - Анри Труайя 20 стр.


VIII

- Мадам дома? - спросила Мадлен, снимая плащ и протягивая его Аньес.

- О нет! - сказала Аньес. - Она позавчера уехала.

- Уехала?

- Да, в путешествие. В круиз, как она сказала. Вернется не раньше чем через два месяца.

Мадлен удивилась, что Филипп ничего не сказал ей по телефону об отъезде Кароль. Они говорили только о будущей свадьбе Даниэля. Мадлен узнала об этом событии из письма Франсуазы. Сразу же позвонила брату. Он лишь подтвердил факты и пожаловался, что ничего не может остановить. У Мадлен возникло впечатление, что, против обыкновения, он не был недоволен ее приездом в Париж. Она посмотрела на часы: десять минут восьмого.

- Месье не задержится, - сказала Аньес.

- А месье Даниэль?

- Он сдает сегодня экзамены.

- Да, в самом деле! - сказала Мадлен. - Наверное, он страшно волнуется!

- Подумайте: третий день!.. Самое трудное было вчера, как он сказал!..

Мадлен вошла в гостиную, неся на руках своего фенека, и опустилась на подушки дивана. Какая жара! Она отвратительно поела днем. Во рту у нее все слиплось. Пока она ехала под палящим солнцем, мечтала о стакане прохладного белого сухого вина.

- Аньес, - сказала она, - я умираю от жажды! Сжальтесь надо мной!..

- Виски со льдом, мадам?

- У вас нет белого вина?

- Нет.

- Ну ладно, пусть будет виски, - сказала Мадлен с сожалением.

Аньес удалилась. Мадлен закурила сигарету: через две недели эта свадьба, какая глупость! Разумеется, если малышка беременна…

После Франсуазы - Даниэль! Какой-то ветер безумия подул над семьей. Филипп и Кароль не в силах утвердить в доме свою волю. "Верно, что молодежь в наше время уже никого не слушает. Она идет напролом, бросается в воду…" Закатное солнце наполнило гостиную сиянием медной пыли. Старинные кресла, богатая обивка, дорогие ковры, изношенные дальше некуда… Мадлен подумала про себя, что некоторые люди, типа ее брата и Кароль, накапливают мебель, безделушки, серебро, отношения, будто готовясь в перспективе к приятной жизни, но этой жизнью так никогда и не живут. Можно подумать, что самое главное в жизни не жизнь сама по себе, а ее декорации. Не было ли этого отчасти и в их случае? Она погладила своего фенека. Вернулась Аньес, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный бутылками и стаканами. Мадлен налила себе виски, сильно разбавив его газированной водой, выпила половину и спросила:

- Дети ужинают сегодня вместе с нами?

Аньес посмотрела на нее взглядом испуганной птицы:

- О нет, мадам! Только месье Даниэль!

- Ах! Очень жаль! - сказала Мадлен. - Мне бы хотелось их всех увидеть!

- И мне тоже, мадам! - промолвила Аньес со страданием в голосе.

Она поднесла кулак ко рту, и глаза у нее наполнились слезами. Лицо ее исказила гримаса.

- Что случилось, Аньес? - спросила Мадлен. - У вас неприятности?

Плечи Аньес содрогнулись от безудержных всхлипываний.

- О, мадам! - пробормотала она. - Если бы вы знали! Проклятие обрушилось на этот дом! И все это по моей вине! Бог никогда меня не простит!

- Что такого страшного вы сделали?

- Бедный хозяин!.. Мерседес сказала ему, что я знаю… он только спросил меня!.. Он задал мне столько вопросов! Как судья! Я никогда не умела лгать! Я все ему рассказала! Наверно, я не должна была, а я все сказала! Ах, какое несчастье!..

- Так что вы ему сказали?

- Про мадам и месье Жан-Марка!

Холодная тревога охватила Мадлен словно туман.

Все в ней заледенело, застыло.

- И что? - спросила она коротко.

- По-моему, месье проклял месье Жан-Марка! Во всяком случае, месье Жан-Марк здесь не бывает, о нем больше не говорят за столом. Вдобавок месье спит в своем кабинете. Да! А мадам… я спрашиваю себя, вернется ли она из своего путешествия, не уехала ли она всерьез! У месье тяжелые дни. Если бы он не был так огорчен, он бы не позволил, чтобы месье Даниэль женился! Вы не считаете, что это ведь тоже несчастье? Все идет прахом. Недалек день, когда месье отправит меня куда подальше! И я, конечно, получу по заслугам, уверяю вас!

Она до изнеможения высморкалась в большой носовой платок. Мадлен, удивленная было тем, что узнала, вдруг почувствовала, что помимо смятения испытывает какое-то странное облегчение. Не была ли эта понятная и страшная ситуация лучше удобной лжи? Сейчас ее задевало то, что Жан-Марк, когда разразился скандал, не обратился к ней за помощью. Франсуаза, которая, очевидно, была в курсе дела, тоже не сочла нужным ее предупредить. Что касается Даниэля, то как объяснить, что и он не написал ей ни слова о своих намерениях? Неужели племянники перестали с ней считаться? Эта мысль печалила ее, хотя и не вызывала возмущения. Подобное равнодушие было в порядке вещей.

Аньес все еще хныкала. У Мадлен пропало желание расспрашивать ее. Сказав в утешение несколько слов, она отправила ее на кухню. Затем плеснула в стакан еще виски. Разом выпила. Крепкий алкоголь взбодрил ее. Фенек спал у нее на руках. Внезапно он навострил уши. Громко хлопнула входная дверь. Филипп? Даниэль? Оказалось, что Филипп.

Он вошел в гостиную быстрым шагом. Боже, как он сдал!

- Ты давно здесь? - спросил он.

- Только что пришла.

- Как ты?

Он сел, налил в стакан виски и с удовольствием вытянул перед собой ноги.

- Очень хорошо, - сказала Мадлен. - А ты?

- Превосходно! Я хочу сказать, настолько хорошо, насколько может себя чувствовать человек, сын которого вот-вот совершит величайшую глупость. Ты знаешь, я все испробовал, чтобы заставить его изменить решение. Но поскольку у месье хватило ума сделать беременной девчонку и он хочет вести себя до конца по-рыцарски…

- Ты видел ее родителей?

- Пришлось! Люди, пожалуй, даже симпатичные. Отец - инженер. Что касается дочери, то она миленькая, белобрысая, пухленькая, бледненькая и недалекая… Впрочем, если ему нравятся такие!..

Он помешал в стакане кусочки льда и отпил глоток.

- Кароль уехала? - спросила Мадлен.

- Да. В круиз по Антильским островам.

- А что у тебя?

- Я надрываюсь. Никогда не было столько работы. Послезавтра вылетаю в Нью-Йорк. Пробуду там недели три, месяц…

- Значит, тебя не будет на свадьбе?

- Нет! Впрочем, мне бы и не хотелось там быть! Совпадение. Но в нашей ситуации так лучше, ты не находишь?

Он ухмыльнулся. Она посмотрела на него с жалостью:

- Нет, я не нахожу, Филипп. Это печально! Очень печально!

- Почему? Ты будешь там. Дети тебя обожают!

- Я им всего лишь тетя!

- Ну и что? Ты считаешь, что отец нужен им? Разве только чтобы раскошеливаться, вот и все! Нечего разводить сантименты с молодыми, они все равно не с нами! Это львята, жестокие, упрямые, безжалостные, эгоистичные!.. Они голодны, у них жажда, им не терпится жить… Ничто другое для них не имеет значения!..

- Даниэль несовершеннолетний… Ему нужно твое согласие…

- Я его дам ему в письменном виде перед отъездом.

- Когда будет свадьба?

- В начале июля. Все будет очень просто!

- Как у Франсуазы, я полагаю.

- Еще проще: венчания не будет!.. Да уж, можно умереть со смеху!..

С оживленным лицом он наклонился к Мадлен, будто хотел рассказать ей какой-то непристойный анекдот, и сказал вполголоса:

- Представь себе, госпожа Совло настолько не верит в прочность будущей молодой семьи, что она предложила не освящать этот союз в церкви. Таким образом, в случае развода ее дочь снова может выйти замуж, - что я говорю, просто выйти замуж! - обвенчавшись. Я чуть не рассмеялся, пока она растолковывала мне свой трюк! Уважение к религии, ведущее к отказу от венчания в церкви!..

Он разразился сухим смехом и одним глотком опустошил свой стакан. Мадлен обошла его слова молчанием. Чем больше она наблюдала за братом, тем больше находила его сникшим и жалким. Умышленно взвешивая каждое слово, рассчитывая степень риска, она мягко спросила:

- А чем занимается Жан-Марк?

Лицо Филиппа даже не дрогнуло.

- Этого я давно не видел! - сказал он.

- Почему?

- Не знаю… Он очень занят… Экзамены…

- Он сейчас сдает их…

- Безусловно…

- Он, конечно, сдаст!

- Я тоже так думаю.

- Мне бы хотелось увидеть его сегодня дома!

- Ну, ты его не увидишь…

Мадлен посмотрела брату прямо в глаза, погружаясь всем своим весом в эту мрачную, поблескивающую воду, и тихо сказала:

- Филипп, я знаю, почему Жан-Марк сюда больше не приходит!

Лицо Филиппа напряглось, посуровело. Он буркнул, почти не разжимая челюстей:

- Маленький негодяй! Нужно было всей семье рассказать о своих альковных подвигах! Теперь это у него повод для гордости! И с каких пор ты знаешь о том, что мой сын спал с моей женой? Полагаю, что ты была в курсе дела гораздо раньше меня!

- Да, Филипп.

- И ты мне ничего не сказала!

- Я не могла! Не имела права! Мне заткнули рот!.. Но, Филипп, может быть, ты знаешь не все… Жан-Марку простительно, а Кароль нет!.. Он очень молод, он дал себя увлечь, он страдает сильнее, чем ты можешь представить… И потом, в конце концов, это он порвал отношения, нашел в себе мужество! Много времени прошло с тех пор! Между ними все кончено, уверяю тебя! Ты не сможешь до бесконечности отказываться видеть своего сына!..

Впервые в жизни она почувствовала, что нужна своему брату. Убежденность в этом подогрела ее, придала ей сил. Она уже верила, что выиграла партию. Но он тяжело покачал головой:

- Есть вещи, которые выше моих сил, Мадлен. Ты не знаешь, что такое для мужчины сама мысль о том, что он одурачен собственным сыном! Это подло! Это бесповоротно! Как ампутация! - Обеими руками он изобразил жест, словно отрубил себе часть тела на уровне груди. А потом глухо, голосом глубоко уязвленного человека, произнес: - Больше никогда не говори мне о нем, хорошо?

Сумерки заполнили комнату. Мадлен протянула руку. Свет вспыхнул в лампе с большим шелковым абажуром бананового цвета.

- А он смешной, твой фенек, - сказал Филипп, кончиками пальцев прикоснувшись к мордочке животного.

Фенек весь сжался, глаза его расширились от страха, уши поднялись.

- Ну, моя маленькая Жюли! - сказала Мадлен. - Успокойся! Это друг! Она растерялась, потому что увидела незнакомое лицо! А со мной она такая доверчивая, такая нежная! С тех пор как она у меня появилась, я чувствую себя не такой одинокой!

- Понятно. Тук, наверное, - не очень веселое место зимой!

- Нет, дело не в веселье… Это другое… Другое, очень интересное…

Пришла Аньес и спросила, хочет ли месье садиться за стол прямо сейчас или нужно подождать месье Даниэля.

- Уже восемь часов! - заявил Филипп. - Ему на нас наплевать! Я ведь сказал ему, что ты будешь ужинать у нас дома! Разумеется, ему загорелось помчаться к своей "Дани", едва выскочил с экзамена. Вчера и позавчера результаты были плачевные. Сегодня, несомненно, будут такие же. Иначе он бы нам позвонил. Можете подавать, Аньес.

Сидя в столовой напротив брата, Мадлен испытала легкое головокружение, как если бы время повернулось назад. Она вспомнила себя на этом же месте, когда временно исполняла обязанности хозяйки дома после развода Филиппа. Но стулья детей теперь пусты. Ее охватила какая-то усталость, меланхолическое чувство ностальгии по прошлому. Она уже не знала, о чем говорить с Филиппом. При той откровенности, которой они достигли, каждое слово могло разбередить рану. Неожиданно Филипп спросил:

- Ты остановилась в отеле "Моне"?

- Нет. Но я сейчас туда собираюсь.

- Ты не находишь, что это несколько смешно?

- Что?

- Спать в отеле, тогда как у тебя здесь есть комната.

- Я всегда так делала!

- Нет, Мадлен, не всегда. А если сегодня ты останешься?

Мадлен посмотрела на него удивленно-растроганным взглядом. Он не приучил ее к такой предупредительности. Она прошептала:

- Хорошо! Договорились!

- Приготовьте комнату моей сестры, - сказал Филипп, обращаясь к Аньес, которая убирала со стола.

Хлопнула входная дверь. Словно порыв ветра в комнату влетел Даниэль. Он покраснел, вид у него был виноватый:

- Я очень сожалею, Маду! Пять автобусов прошли перед носом и все битком! В конце концов я поехал на метро! Но две пересадки…

Он поцеловал тетушку, отца, повторил: "В самом деле мне очень жаль" и плюхнулся на стул.

- Ну и как? - сухо спросил Филипп.

- Ну, не так чтобы очень, - сказал Даниэль.

Аньес подала ему два куска ростбифа и горку поджаренного картофеля. Филипп и Мадлен уже приступили к фруктам.

- Что ты подразумеваешь под "не так чтобы очень"?

- На английском, истории, естественных науках я плавал.

- Да, но у всех этих предметов нет большого коэффициента! Ты мне сказал вчера, что математика прошла благополучно!

- Благополучно, если хочешь! Я ответил только на один вопрос…

- Что?!

- Ну да… Я просто не хотел тебя беспокоить в тот момент… И математика, и физика были на уровне второго года… Жуть… Впрочем, я считаю, что была какая-то ошибка в формулировке математической задачи… Меня бы не удивило, если бы об этом рассказали в газетах… Ты бы видел отличников у выхода… Орали вовсю… Веселая обстановка! - Он говорил, продолжая есть, глотая куски целиком, не жуя. - Они еще аннулируют экзамен… - добавил он.

Мадлен восхитилась этой способностью молодых прикрываться оправданиями до такой степени, что они и сами рады обманываться собственными выдумками.

- Одним словом, - сказал Филипп, - ты с треском провалил экзамен!

- Ну, в этом году меня, конечно, не допустят к устному для отстающих!.. Но я тебя предупреждал, папа… Программы слишком трудные… Не такие, как раньше…

- Конечно, - ворчал Филипп, - ведь раньше выпускной класс с математическим уклоном был равносилен курсам домохозяек.

- Я так не говорю, но с развитием научного прогресса всегда приходится больше учиться. А что касается меня, то в физике, химии, алгебре, тригонометрии я блуждаю как в лесу!

- Тогда тебе придется повторить курс? - сказала Мадлен.

- Чтобы еще раз засыпаться? Нет уж! Я пойду в философский класс! Папа согласен!

Он проглотил мясо, жареный картофель, салат и взялся за сыр.

- Лоран тоже поплыл, как и я, - добавил он. - Я уверен, что в этом году процент засыпавшихся будет рекордным!

Мадлен украдкой посмотрела на брата. Он ел вишни, выплевывал косточки в ладонь, сложенную кулечком, и время от времени бросал на сына грустный и отчужденный взгляд. У него уже явно не было желания даже сердиться. Он посмотрел на часы и сказал:

- Ты извинишь меня, Мадлен? Мне крайне необходимо позвонить в Нью-Йорк.

Филипп вышел из столовой. Даниэль проводил его взглядом и прошептал:

- Последнее время с ним нелегко!

- Есть от чего, разве не так? - спросила Мадлен.

- Ох, нечего завираться! Это оттого, что я провалил экзамен…

- Я говорю не о твоем экзамене, а о твоей свадьбе. Быть вынужденным жениться в восемнадцать лет!..

- Я не вынужден!

- Не вынужден? Разве ты женился бы на Даниэле, если бы она не ждала от тебя ребенка?

- Может, и да! Только, наверное, не смог бы из-за родителей. Ты понимаешь, ребенок их вынудил! Они не успели прийти в себя, когда все это закрутилось. Видимо, ты, как и папа, считаешь, что я сделал глупость. Но когда ты узнаешь Дани!.. Тогда уже ничего не скажешь!.. - Он выпрямился на стуле. Его лицо сияло. Он сделал рукой в воздухе сладостный арабеск: - Она по-тря-са-ющая! Всегда милая, всегда нежная, что угодно! Мы понимаем друг друга без слов! Когда я с ней, не возникает никаких проблем. Все тяжелые удары я переношу с улыбкой. Вот, пожалуйста, я провалил экзамен. Мне должно было быть тошно. Так нет! Поскольку мы любим друг друга, с меня все как с гуся вода…

В какой-то момент у Мадлен возникло впечатление, что она под руку гуляет с племянником по цветущему саду. Для него все было просто, красиво, очевидно, сглажено, светло. Ей хотелось бы разделить его восторженность, но она была калекой. Почему так получается, что мечты вроде этих, воспрещены взрослым? Растрогавшись, она спросила:

- Какая она внешне?

- Ты знаешь Дорис Брукс?

- Нет.

- Ну! Американская актриса!.. Ты должна была сто раз видеть ее в кино, на фотографиях. Дорис Брукс… Вспомни…

- Да, да, может быть…

- Ну, так вот! Дани похожа - в лучшую сторону! - на Дорис Брукс. Глаза, нос, улыбка. У нее меньше грудь, но после рождения ребенка ты увидишь! Она настоящая женщина! Женщина из женщин! Я не могу тебе лучше объяснить!.. Папа сам считает, что она классная, я это чувствую! А он разборчивый, наш папа! - Он запихнул в рот целую горсть вишен, от чего одна щека у него раздулась как теннисный мяч, прожевал с мечтательным видом, выплюнул косточки и сказал: - Они по-тря-са-ющие! Вишни! Это глупо, что папа не сможет присутствовать на свадьбе! И Кароль, которая потащилась на Антильские острова! Что ты на это скажешь!.. Она не могла выбрать какой-нибудь другой момент? Хорошо, что ты будешь там с Франсуазой и Жан-Марком. Ты их видела?

- Нет еще.

- Похоже, что у них все идет как по маслу. Франсуаза прядет возвышенную любовь по-русски со своим преподавателем. Жан-Марк в разгаре работы! У него даже нет времени зайти домой! Он зубрит к экзаменам и подрабатывает, чтобы наскрести карманных денег! Того, что дает папа, ему уже не хватает. Ему нужно кутить со своей Валерией!

Раздался телефонный звонок.

- А! Это Нью-Йорк! - сказал Даниэль. Потом, стукнув себя по лбу, спросил: - Боже мой! А твой фенек! Что ты с ним сделала?

- Он в гостиной: я его привязала к радиатору!

- Ты его не накормила?

- Да нет, - сказала Мадлен, улыбаясь. - Успокойся, все в порядке. Он получил свою порцию мяса в машине!

Они встали из-за стола. Увидев хозяйку, фенек стал издавать гортанные крики. Она отвязала его. Даниэль взял животное на руки. Но зверек, испугавшись, вырвался, спрыгнул на пол и спрятался у Мадлен под ногами.

- Ты не узнаешь меня, Жюли? - спросил Даниэль с упреком. - Как все же неблагодарны эти маленькие зверьки! Когда я думаю, что это я привез тебя во Францию…

- Действительно, - сказала Мадлен. - А твой доклад для фонда Зелиджа?

- Полный провал, - сообщил Даниэль. - Ни малейшего отклика! Между нами говоря, это справедливо! Я сделал работу кое-как! Но ни о чем не жалею! В жизни никогда ни о чем не надо жалеть! Не правда ли, моя Жюли?

Он засмеялся. Мадлен прижала фенека к груди. В комнату вошел Филипп. Он поговорил с Нью-Йорком. Все было в порядке. Аньес подала кофе. Даниэль вертелся в кресле. Он посмотрел направо, налево и сказал:

- Вам не очень скучно?.. Я снова должен уйти…

- Зачем? - спросил Филипп.

- Я обещал Дани…

- Ты там только что был!

- Я там был мимоходом, у меня почти не было времени поговорить… Во всяком случае, раз с экзаменами покончено, мне больше нечего делать… И потом, я вернусь не поздно…

- Что ж, иди! - вздохнул Филипп.

- Только, перед тем как уйти, ты принесешь мой чемодан. Он в машине.

- Ты будешь спать у нас? - спросил Даниэль.

- Да.

Назад Дальше