Оля, милая чаровница с припухшими по-детски губами, нежным телом и точеной фигурой, своими прикосновениями добивалась невозможного. И не только прикосновениями. Вот сейчас, стоило только о ней подумать, как сразу же обозначилась эрекция. Павел Данилович, и без того красный от выпитого коньяка, покраснел еще больше. А ну как доктор сочтет, что это его прикосновения вызвали такую реакцию…
- Перелом вертлужной впадины без смещения! - объявил приговор рентгенолог.
Это было совсем другое приемно-диагностическое отделение в совершенно иной больнице. Никакой суеты, никакого пренебрежения и невнимания, никаких жестких кушеток. Удобные диваны и кресла, мягкий свет, бесшумные каталки, легкий до неуловимости, но очень приятный запах жасмина в воздухе, чуткий, предвосхищающий желания, персонал, плазменные экраны по стенам, нечто призванное изображать оранжерею в тупиковом конце коридора… Серьезная клиника для серьезных людей.
- Проще говоря - трещина, - подхватил заведующий травматологическим отделением. - Лечение очень простое - время и ограничение нагрузок на левую ногу, чтобы избежать артроза.
- Диагноз не вызывает сомнений? - уточнил Павел Данилович.
- Никаких! - хором заверили врачи…
На следующий день в благословенное послеобеденное время, когда срочные дела сделаны и можно найти минутку для общения, Павел Данилович позвонил руководителю департамента здравоохранения и по-свойски, не стесняясь в выборе выражений, поделился впечатлениями от своего пребывания в хирургической приемной шестьдесят пятой клинической больницы. Доброго слова удостоился только дежурный терапевт Алексей Иванович, фамилию которого Павел Данилович не знал.
- Единственный нормальный человек среди этой своры м…ков, - сказал о нем Павел Данилович. - Я считаю - такие кадры надо ценить и продвигать. А то скоро нормальных врачей совсем не останется…
Собеседник, довольный тем, что Павел Данилович просто высказывает недовольство, а не мечет громы и молнии со всеми вытекающими из этого процесса последствиями, пообещал разобраться и принять меры. Виновных примерно наказать, а дежурного терапевта Алексея Ивановича оценить по достоинству.
Непотопляемый бедоносец
- За необоснованную госпитализацию нам дают выговора. Вот вы сейчас откажете, а я выговор получу. Вдобавок к тому, который уже есть. И что самое интересное - она ведь все равно к вам ляжет. Ну, может, не к вам, а в сороковую, а другая такая же, которую не взяли в сороковую, приедет к вам…
Врач "Скорой помощи" не уговаривал и не жаловался на жизнь, а просто излагал суть. Ровным бесстрастным голосом. Таким голосом говорят люди, уверенные, что их поймут, или те, которым давно все опостылело, стало безразличным.
- …Они же вызывают для госпитализации. Вещички соберут, воду перекроют, звонят по "ноль три" и ложатся на диван - изображать умирание…
- Но вы же видите, что это театр, коллега.
- Вижу, а что делать? - Коллега пожал плечами. - Я уеду - она вызовет повторно. А повторы положено госпитализировать. Если она еще и в третий раз вызовет, то две предыдущие бригады вполне могут по выговору огрести. Не повезешь - выговор, повезешь, но не госпитализируешь - тоже выговор. Замкнутый круг, театр абсурда…
- Абсурда в нашей жизни хватает, - согласился Алексей Иванович.
Добавлять, что в столице, на его взгляд, абсурда больше, чем в провинции, не стал. Если коллега москвич, то может и обидеться.
- Благодарю за понимание, - усмехнулся врач "Скорой помощи". - Работа у нас такая - мы кругом виноваты и каждому должны. Ну так что будем делать, доктор?
Алексей Иванович призадумался. Классически, с почесыванием затылка.
- Вы, доктора, учтите, что обратно я не поеду! - "Больная", слышавшая весь разговор из коридора, просунула голову в смотровую. - Я поперек ворот лягу, чтобы ни одна машина проехать не смогла, если вы меня выгоните! Приехала к вам - так лечите!
Она настороженно и недоверчиво глядела из-под насупленных бровей то на Алексея Ивановича, то на врача "Скорой помощи". Медсестра Алина открыла было рот, чтобы сделать нахалке строгое внушение, но, встретившись взглядом с Боткиным, передумала. Невысказанное трансформировалось в зевок. Этой ночью Алина вдоволь "наколобродилась", по ее собственному выражению, в ночном клубе и теперь хотела только одного - поспать хоть чуток.
- Я вас госпитализирую, - пообещал Боткин, поняв по выражению лица женщины, что предопределенное все равно станет неизбежным, - только скажите, зачем вам так надо в больницу? Неужели здесь лучше, чем дома? Мне чисто по-человечески интересно.
"Больная" молчала, только глазами туда-сюда зыркала.
- И мне очень интересно, - поддержал скоропомощной доктор. - Дома у вас так славно, уютно. Живете вы, как я понял, одна, сама себе хозяйка…
- А обратно не отправите? - спросила "больная".
По лицу ее было видно, что она колеблется - сказать правду или не сказать.
- Честное медицинское - положу в терапию! - ответил Алексей Иванович. - Говорите правду, не бойтесь.
- Чего мне бояться? - проворчала "больная". - Не те уже годы, чтобы бояться. Сестра у меня живет в Саратове, родная, старшая. Вот на Новый год собралась я к ней, погостить. Годы наши такие, что надолго лучше не откладывать. Потому и хочу в больницу.
Алексей Иванович переглянулся с коллегой. Тот пожал плечами - мол, я тоже не понимаю, какая тут связь между госпитализацией и саратовской сестрой.
- Ну как, по-вашему, денежек мне скопить надо на дорогу и гостинцы? - продолжила "больная". - Вот я и экономлю пенсию-то, на вашем бесплатном питании и на том, что за свет-воду не плачу. Питание, правда, у вас никудышное, да ладно уж, за бесплатно сойдет. Опять же, уколы, процедуры. Я же не аферистка какая, а старый больной человек. У меня и ибеес, и стенокардия, и артерий склероз, и гипертония, будь она трижды неладна, и холецистит с панкреатитом. Целый букет болячек-то! У вас я полежу недельки три-четыре, потом в сороковую лягу, вот и капитал соберу - пенсию за два месяца… Очень уж своих проведать хочется, я сама саратовская, в Москве у меня только покойного мужа родня…
- Оставляйте. Боткин принял.
- О! - Врач "Скорой помощи" уважительно поднял брови. - Тот самый Боткин вам не родственник?
- Пока не знаю, - ответил Алексей Иванович, расписываясь в приеме…
Диетсестра Мария Егоровна оказалась права, наградив доктора Боткина прозвищем "Чудик". Чудик и есть. Не дурак, а именно Чудик. Странный, непредсказуемый, вроде как не от мира сего. Но не дурак, даже наоборот - слишком умный. В приемном отделении нередко лепят диагнозы на скорую руку, по принципу: "наше дело - положить, а в отделении пусть разбираются", а у Боткина что ни диагноз, то прямое попадание. Если принимал Боткин, то диагноз при приеме совпадет и с клиническим, и с (не дай бог) патологоанатомическим.
- Классический пример терапевта старой школы, земского врача! - восхищался Боткиным профессор Аксаментов.
Время от времени Аксаментов являлся в приемное отделение со студентами смотреть, как доктор Боткин принимает больных.
- Диагностика начинается с глаз, рук и ушей, - вещал он, - а компьютерный томограф - это уже после.
Студенты энтузиазма не разделяли. Им уже успели внушить главный постулат: "Каждое действие следует обосновывать". Заключение того или иного обследования - это документ, обосновывающий и, в случае чего, оправдывающий. А глаза с руками к делу не подошьешь, то есть в историю болезни не вклеишь. Да и вообще как-то скучно все это - выслушивать, выстукивать, пальпировать. Анахронизм.
Аксаментов, скорее всего, был единственным, кто искренне восхищался Алексеем Ивановичем. В шестьдесят пятой больнице к доктору Боткину сформировалось неприязненно-настороженное отношение.
Настороженное - поскольку было непонятно, чего вообще от него можно ожидать. Неприязненное - потому что Боткин делал то, что считал нужным делать, а то, чего не считал, не делал. Ну хоть кол на голове теши!
С Боткиным нельзя было договориться насчет госпитализации нужного человека в нужное время и нужное отделение. То есть договориться было можно, но не стоило ожидать, что Алексей Иванович поступит так, как его просили. Вполне может положить не туда или вообще не положить. Не из вредности, что вы! Сугубо по показаниям.
Как-то раз дежурный невропатолог Есайкин попросил Боткина засвидетельствовать, что некий пациент, находившийся в состоянии алкогольного опьянения, вел себя агрессивно, оскорблял персонал, а затем отказался от госпитализации и ушел на все четыре стороны. Один свидетель у Есайкина уже был - охранник, на пару с которым они вывели (точнее - вытолкали) за ворота ханыгу, привезенного "Скорой помощью" с диагнозом острого нарушения мозгового кровообращения под вопросом. Ханыга упирался и скандалил, обещая, что станет жаловаться, поэтому Есайкин решил подстраховаться. Банальное дело - сегодня ты мне поможешь, а завтра я тебе пригожусь. Есайкин объяснил, что никакого нарушения мозгового кровообращения у ханыги не было, у него, судя по всему, мозги вообще отсутствовали, но диагноз острого нарушения мозгового кровообращения, хоть он и высосан врачом "Скорой помощи" из пальца, так просто снять нельзя, получишь клизму с наждаком. Таких больных положено госпитализировать, обследовать, вести динамическое наблюдение и только тогда уже снимать или подтверждать диагноз. Проще вытолкать взашей, особенно если пациент поддатый и скандальный.
Алексей Иванович сочувственно выслушал Есайкина, но свидетельствовать то, чего не видел, отказался наотрез, сославшись на принципы. Как можно свидетельствовать то, чего не видел?
Время от времени к дежурным врачам приемных отделений обращаются люди, которым позарез приспичило лечь в больницу прямо сейчас. Ну мало ли какие у кого обстоятельства. Кому-то на суд являться не хочется, кто-то сессию завалил, кого-то завтра в армию призвать должны… Алексей Иванович отказывал всем, даже знакомым медсестер, вместе с которыми он работал. А старуху, признавшуюся, что желает госпитализироваться, чтобы сэкономить, взял да и положил. Где логика, где разум?
Если ночью или в выходной день кто-то из больных начинал качать права и требовать "ответственного по больнице", коллеги избегали звать Алексея Ивановича. Знали, что он займет сторону больного, будь тот хоть трижды не прав. Разведет руками, улыбнется и скажет: "Давайте, коллеги, войдем в положение. Человек болеет, ему тяжело…" Ему тяжело, а другим? Да и кому нынче легко?
Да что там говорить - доктор Боткин не подчинялся даже заместителям главного врача! Формально, в рамках своих обязанностей, конечно, подчинялся, но если ситуация, что называется, "выходила за пределы", упрямо гнул свою линию. Виктория Васильевна, устав слушать жалобы заведующей кардиологическим отделением Бондарь, вызвала Алексея Ивановича к себе и проговорила ему негласное больничное правило, согласно которому в кардиологию кладутся исключительно приличные перспективные больные, а "валежник" и "маргиналы" направляются в терапию. То, что под перспективными больными имелись в виду не столько перспективные в смысле лечения, сколько перспективные в смысле оплаты, Виктория Васильевна уточнять не стала, понимала, с кем разговаривает. Как говорили древние римляне, "Castis omnia casta" - "для непорочного все непорочно". Алексей Иванович выслушал до конца, вздохнул и сказал, что он так работать не может. Положено по диагнозу лечиться в кардиологии - значит, так и будет. Виктория Васильевна удержалась от выплеска эмоций, но про себя еще раз повторила, что от Боткина надо избавляться как можно скорее.
"Какой он Боткин! - воскликнула однажды в сердцах Виктория Васильевна. - Боткиным тут и не пахнет! Он - доктор Мышкин, и не потому, что из Мышкина, а потому - что идиот! Клинический. Как князь Мышкин у Достоевского!" Сказано это было в узком административном кругу в присутствии заместителя главного врача по терапии Андроновой и главной медсестры Ларисы Игоревны, но уже на следующий день новое прозвище странного доктора стало известно всей больнице.
Уже и "дыры" в приемном отделении были заткнуты двумя новыми докторами, и решение вызрело окончательно, но не было повода. Это только на первый взгляд кажется, что уволить сотрудника легко, было бы только желание. Фиг вам! Легко уволить того, кто допускает в работе какие-то нарушения, а попробуй-ка уволь такого, как Боткин.
В какой-то момент Виктория Васильевна решилась окончательно и даже повод для выговора нашла, то есть за уши притянула, конечно, но тем не менее. В каждом приемном отделении имеется санпропускник, в котором при необходимости осуществляют санитарно-гигиеническую обработку пациентов. Санпропускник - это смотровая, она же раздевалка, ванно-душевая комната и комната, в которой больные одеваются после обработки. Санпропускников, собственно, два - мужской и женский. И хотя бы в одном чего-нибудь да не окажется на своем месте. Уже повод для выговора дежурному врачу. Хиленький, но повод.
Только Виктория Васильевна собралась нанести визит в терапевтическое приемное отделение, как пришлось бежать сломя голову в хирургическое и общаться там с целой комиссией из департамента здравоохранения. Проверка выглядела вроде бы как плановой, но на ушко Виктории Васильевне рассказали, что послужило поводом и кто именно из столичного руководства остался недовольным шестьдесят пятой больницей и довольным дежурным терапевтом по имени Алексей Иванович.
Департамент хотел знать своих героев. В телефонном разговоре с руководителем департамента главному врачу пришлось назвать доктора Боткина "одним из лучших врачей больницы". Боткина включили в кадровый резерв на должность заведующего приемным отделением. Виктории Васильевне пришлось отказаться от коварных планов по увольнению Алексея Ивановича, но это еще не означало, что она смирилась и сдалась. Не мытьем так катаньем. И очень хорошо, что Боткина включили в резерв. Возможно, получится "сплавить" его в другую больницу на заведование приемным или терапевтическим отделением. А там пусть чудит себе на здоровье, не ее уже будет забота, не ее голове болеть. С глаз долой - из сердца вон!
Доктор Боткин удостоился тридцатиминутной аудиенции у главного врача. Александр Брониславович все выпытывал подробности общения с большим начальством, а Алексей Иванович улыбался и отвечал, что ничего особенного не было, человек после аварии, механизм травмы, симптом прилипшей пятки… Что тут особенного? Ничего. Александр Брониславович тоже склонялся к тому, что ничего особенного не произошло, однако больница получила еще одну проверку, по результатом которой в качестве искупительной жертвы пришлось снять заведующего хирургическим приемным отделением и тут же назначить его исполняющим обязанности заведующего, потому что все равно больше некого было назначать. Дежуривший в тот день травматолог, узнав о том, какая туча нависа над его головой, скоропалительно уволился. Самому Александру Брониславовичу сверху дали понять, что чаша начальственного терпения уже переполнена и достаточно одной капли… В общем, разговор с руководителем департамента получился крайне неприятным.
- Была же нормальная больница, Александр Брониславович, не хуже других! А сейчас? То эта неприятная история с падением из окна, то такого человека обидели… Я нарочно затребовал историю, чтобы убедиться - представляли ли ваши сотрудники, с кем они имеют дело. Оказалось, что представляли! Во всяком случае, место работы и должность на титульном листе указаны. В чем тогда дело? В чем?! Они у вас такие безбашенные, что не понимают, как следует вести себя с людьми такого уровня? А свои должностные обязанности они читали? Или их, кроме зарплатной ведомости, больше ничего не интересует? Странно все это, странно… Если вы не справляетесь, то так и скажите, мы вам в два счета замену найдем…
Александру Брониславовичу совсем не хотелось, чтобы ему искали замену. Он кое-как мог смириться с тем, что выше главного врача ему уже не подняться, но лишаться этого поста было невмоготу. Есть еще порох в пороховницах, есть здоровье. Хочется жить, руководить, пользоваться всеми доступными благами…
Алексей Иванович тоже пользовался доступными ему благами - изучал в библиотеке дошедшие до нашего времени газеты конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Какие-то в виде копий на экране монитора, а какие-то, благоговея перед стариной, читал в первозданном виде. Попутно познакомился с интересным человеком - Александром Николаевичем, жителем подмосковного Клина, настройщиком роялей и, по совместительству, историком-краеведом. Будучи, как и многие его земляки, знатоком и ценителем творчества композитора Чайковского, Александр Николаевич мечтал отыскать последнее письмо баронессы фон Мекк к Чайковскому, считающееся утраченным.
- Много чего разного считалось утраченным, - говорил Александр Николаевич, многозначительно потрясая в воздухе указательным пальцем. - Считалось, а потом находилось. В совершенно неожиданных местах при совершенно невероятных обстоятельствах. У нас в деревне Бортницы на чердаке дома, который вот-вот должны были снести, случайно обнаружился сундук с документами Московской дворцовой конторы! Шестидесятые годы девятнадцатого века! На чердаке дома, сменившего добрую дюжину хозяев!
Общаться с Александром Николаевичем было очень приятно. Интеллигентный, много знающий человек, приятный собеседник, да к тому же оптимист до мозга костей. Настоящий, не притворяющийся, что в наше время редкость.
- Ищите! Ищите в самых неожиданных местах! - призывал он. - Ищите всегда, везде! Сделайте поиск делом своей жизни, и вы обязательно найдете! Ведь сказано же: "Бороться и искать…"
- Найти и не сдаваться! - отвечал Алексей Иванович, у которого "Два капитана" числились в самых любимых книгах наряду с "Мастером и Маргаритой", "Записками Пиквикского клуба" и бессмертной поэмой "Москва-Петушки", трагичной и искренней.
- Наш человек! - радовался Александр Николаевич.
Они даже заключили соглашение, названное Александром Николаевичем по фамилиям сторон пактом Боткина-Миропольского. Согласно этому пакту, каждая из сторон в своих изысканиях учитывала интересы другой стороны. Алексей Иванович попутно должен был обращать внимание на все, что имело отношение к переписке композитора и баронессы, а Александр Николаевич - на любые нити, могущие связать знаменитое семейство Боткиных с городами Мышкиным, Угличем, Рыбинском и вообще всей Ярославской губернией. Пакт скрепили рукопожатием (подписей не предполагалось по причине отсутствия бумажного варианта) и обменялись ценными подарками. Александр Николаевич ознакомил партнера с редкой, мало кому известной частушкой:
По реке плывет корова,
На корове три коня.
Нету в городе Ростове
Никого умней меня!
И тут же получил ответный дар, не менее ценный в своей редкости:
По селу петух бежит,
Аж земля трясется.
Милый мой в хлеву лежит,
Никак не проснется!
Короче говоря - два умных человека всегда найдут, чем друг друга порадовать и заинтересовать. Уж, казалось бы, что человек, связавший свою жизнь с музыкой и историей, знает об известных композиторах все, что только можно знать, но Алексей Иванович заставил своего нового приятеля взглянуть на биографии великих с совершенно неожиданной стороны.