* * *
... Маша действительно вернулась через час. Постучала в дверь осторожно, как это, наверно, делали нанятые на работу в дворянский дом гувернантки в первый день:
- Я только на минуточку.
Эту фразу она произнесла сразу, давая понять, что пришла не подзаработать. Лицо её было уже без макияжа. Это означало -рабочий день закончился. Я верно представил себе в лифте, что без боевой раскраски оно должно быть гораздо привлекательнее. Глядя на неё в тот момент, я понял, почему в мире так ценятся славянские девушки, даже если они с заниженной планкой социальной ответственности. У них лица свежие от природы и в глазах. озорные изюминки! И неважно, чем они занимаются, всё равно глазёнки живёхонькие, а не бессмысленные, как у конвейерных баб на Западе. Наши ещё не привыкли жить по законам и по инструкциям. Они улыбаются, потому что им хочется, а не потому, что надо!
Знаешь, Миха, я много видел в жизни стриптизов в разных странах, но более всего меня впечатлил стриптиз в Норильске, в одном крутейшем по тамошним понятиям - а там всё по понятиям! -казино, построенном среди тундры. Две девахи, казалось бы, всё делали и на сцене, и на шесте как положено, как западный "доктор" прописал. Но чем они отличались? Они всё это делали с удовольствием! Они тащились, чувствовали себя актрисами и вытворяли такое, о чём не хочу вспоминать, дабы не отвлечься от повествования окончательно.
Маша выглядела чуть уставшей, а в глазах был восторг, оттого что перед ней живая знаменитость. Я пригласил её войти. Как и полагается в странах крутого капитализма, налил ей крутого виски из крутого мини-бара. Но она даже не обратила на этот мой крутой киношный жест внимания. Я и впрямь начинал верить, что я её любимый актёр или что она вообще в жизни не видела ни одного живого актёра. Глядела на меня во все свои глазища! И знаешь, Миха, мне это льстило. Я нравился девушке, которая не одного мужика повидала за свою жизнь. Нравился, между прочим, за талант, а не за бабки. Маша так волновалась, что сама не понимала, что говорит:
- У меня сегодня работы было много, а завтра выходной! Где у вас концерт? Я бы очень хотела. а то совсем от всего родного оторвалась.
- По-моему, завтра. В этом, как его. в Бер-Шеве.
- Да, неблизко. Ну, ничего, как-нибудь доберусь. Скажите, а в жизни вы такой же, как в кино?
- Я уже забыл, какой я в жизни, - почти не соврал я.
- Наверное, вы единственный актёр, с которым я всегда хотела познакомиться. И вот видите. В лифте!
Журналюги не понимают, что мы падки не на баб, а на их восторженные глаза:
- Приходите сюда завтра где-то часам к двум. За мной приедет крутой лимузин. Я тоже, кстати, на концерт поеду и вас заодно подвезу.
-- Как, вы тоже поедете?
Мне нравилось, что с ней можно было говорить не всерьёз, а полушутя:
- Причём на лимузине! Таком длинном, что я его называю длимузин.
- Круто! Я смотрю, вас здесь принимают с уважением.
- Да уж! - я вспомнил нашу с Пашей разборку: - Это не я его заказывал. Мой местный импресарио уверен, что все бывшие советские мечтают ездить на лимузинах.
- А можно я сына с собой возьму? Ему уже девять. Он, кстати, тоже ваш фильм про волшебника видел.
У меня даже желания не возникло предложить ей задержаться в моём номере. Почему? Наверное, из-за её восторженных глаз. Они такими блюдцами-гляделками вытаращились на меня! Старинное русское слово - "гляделки". Ну как я мог такие глаза обидеть и спросить у Маши: "А сколько я должен тебе заплатить, если ты задержишься на час? А на два? А до утра?"
Кроме того, я же дал себе слово: в жизни никогда никаких девушек с заниженной планкой социальной ответственности, только с завышенной. Мне повезло. Благодаря тем "опытам", которые я провёл, пытаясь вжиться в роль, которую мне никто не предлагал, я понял, что мне противно чувствовать себя деталью на конвейере под названием "секс-бизнес".
- А сыну не скучно будет?
- Я уж и не знаю. Он по-русски и то не всё понимает. Надо, чтобы чаще нашу речь слышал.
Ничто, кроме Машиной излишне укороченной юбки, не напоминало о её профессии.
- Маш, вы не обижайтесь. Но если вы завтра поедете со мной. Я сейчас на ваш, извините, прикид смотрю.
- Конечно, конечно. Всё будет о’кей! Никто не догадается. -Она спохватилась. - Ой, извините, я побежала. Сын ждёт. Представляю, как сейчас расскажу ему, что завтра он с настоящим волшебником да ещё на лимузине.
УЧИТЕЛЬНИЦА
Они с сыном появились в фойе гостиницы как раз в то время, когда очередная разборка с Пашей зашла в очередной тупик. И хотя я грозился, что не поеду даже на сегодняшний концерт, если он немедленно не выдаст мне обещанный гонорар, сам прекрасно понимал, что поеду, поскольку обещал работать волшебником в длимузине. Правда, Паша этого не знал, и я его продолжал безуспешно пугать отказом, а он меня не менее безуспешно стращать своей крышей.
Маша сдержала слово, оделась так, что даже самый опытный мужской глаз не смог бы угадать в ней профессионалку. Учительница ботаники в советской школе! Нет, я не прав. Учительница ботаники в советской школе - это, к сожалению, бедно. На ней было сарафанистое платье, судя по всему недешёвое, но не очевидного бренда, что говорило о её вкусе. А то, знаешь, наше гламурное бабьё до сих пор любит одеться лейблом наружу. Странно, что ещё ценники отрывают. Им надо на тусовки ходить с неоторванными ценниками, чтобы круче выглядеть.
Чем дороже одета женщина, тем дешевле она достанется мужику!
Маша была девушкой не моей любимой профессии, но не дешёвкой. Для меня настоящий вкус, когда не видно, от кого ты приоделся. Вкус - это всегда немножко загадка. Всё, что разжёвано, - пошлость.
Юбка у Машиного платья была чуть ниже колен, ножки стройненькие, как две бутылочки из-под немецкого рислинга. Я не знаю, почему мне тогда пришло на ум такое сравнение. Наверное, потому что в советское время самым престижным вином у нас считался рислинг. Его расхватывали сразу. Бутылочки были необычные, удлинённые и стройные. Мы, будучи пацанами, ножки наших девчонок всегда сравнивали с бутылками. У одной они были похожи на пивные, у другой - на кефирные, а у третьей вообще - на банки из-под огурцов. Вчера я не обратил на Машины ноги внимания. Свежая сегодняшняя причёска тоже придавала ей солидной целомудренности. Да, эта причёска была явно сотворена недавно, но так элегантно и ненавязчиво, что в глаза не бросалась. А то опять-таки у наших дам, замечал? Пойдут в парикмахерскую или, как сейчас модно говорить, в салон красоты, выйдут из него, и сразу видно -была в салоне, сделала укладку: на голове то ли советская булка, то ли фольклорный крендель, то ли птичье гнездо. Главное - не трясти головой. Вот-вот развалится.
Сынишка, Димка, несмотря на отчаянный возраст сорванца, вёл себя сдержанно: чувствовалось, что растёт без папы, и потому уже начали проявляться комплексы.
Пока Маша с Димкой приближались к нашему столику, я успел Паше шепнуть на ухо, что Маша в прошлом была замечательной журналисткой и чтобы он был с ней поосторожнее.
- И кем вы теперь здесь работаете? - спросил он у Маши, после того как все заказали по чашечке кофе и по чизкейку. Эти пирожные почему-то особенно нравились бывшим советским людям, впервые попавшим за границу. Наверное, потому, что у нас в Советском Союзе был только один сорт пирожного, он так и назывался - "пирожное".
- Я в одном из кибуцев, где много русских, преподаю английский, - Маша взглянула на меня. Мол, ну как? Похожа я на учительницу? Я понимающе ей подмигнул всем лицом, что означало -нашу тайну будем хранить вместе. Ты, кстати, знаешь, Миха, что тайна всегда людей объединяет? Вот с этого, видимо, и началась наша дружба с Машей-"учительницей".
- Ай-яй-яй, Маша! Как же вы так? - фальшиво начал выказывать сожаление Паша. - В кибуцах же ничего не платят.
- Я иногда работу на дом беру, индивидуальные занятия провожу. Меня ценят за. как настоящего профессионала!
Я опять подмигнул ей всем лицом - ай да молодца, почти правда!
- А сын? - продолжал он со своими дурацкими вопросами строить из себя крутого.
- Он в израильской школе.
Эти ролевые игры мне уже начинали нравиться. Ты ведь знаешь, я азартный. В казино столько бабок за свою жизнь просадил!
Димка исподлобья то и дело поглядывал на меня, словно пытался понять, похож я на настоящего волшебника или нет.
- Ну что, Димка? Ты ведь хотел прокатиться на лимузине? Давай,забирай маму и поехали.
Как ни странно, Димка сразу послушался, охотно схватил маму за руку:
- Мам, поехали, поехали. Хватит тебе кофе пить - вредно! И так после работы долго заснуть не можешь.
"ВОЛШЕБНИК"
Самым счастливым в лимузине чувствовал себя Димка. Он то и дело пересаживался с одного сиденья на другое, ложился, растягивался, снова вскакивал, просил разрешения выглянуть из люка.
Конечно, он знал, что я знаменитость, но интерес к лимузину был сильнее, чем к "волшебнику".
Паша в течение всей дороги рассказывал Маше, какой он крутой. Этим комплексом страдают все импресарио во всех странах. В красках и с выражением участника школьной художественной самодеятельности гнал, как работал в самой Америке! Привозил туда Магомаева, Высоцкого, Эдиту Пьеху... А Пугачёву везти отказался: она ему не нравится, последнее время слишком растолстела.
Я понимал, что даже Маша понимает, что он гонит, но подыгрывала. После каждой фамилии очередной звездищи восклицала: "Ой, да не может быть!", "Неужели вы и Магомаева знаете?!", "Пугачёвой отказали. Не надо было. Зачем же вы так с самой Пугачёвой?"
Она весьма талантливо справлялась с ролью учительницы. А главное - ей нравилось, что мне нравится, что ей якобы нравится всё это Пашино грузилово: "Неужели вы и Высоцкого знали?!" Такое удивление может выказывать только юная дева, впервые увидев пестик или тычинку... Я всегда их путаю.
Я не вклинивался в беседу. Сидел молча, не имея права "испортить такую песню", медитировал на Пашину рожу, представляя, как бы ему врезал, если бы мы были сейчас в России! Он отказал Пугачёвой?! Да Пугачёва знать не знает этого прыща!!!
Несмотря на то что мы приехали на концерт заранее, у служебного входа уже стояли поклонники. Когда меня спрашивают: "У вас много фанов?" - я всегда отвечаю: "Ни одного!" - "Как так?" -"У меня не фаны, а поклонники!" - "Какая разница?" - "Поклонники - из зрителей сознательных, а фаны - наоборот!"
Пока я раздавал автографы, многие разглядывали мою спутницу и, представляешь. одобряли мой вкус! Сие мне льстило. Даже позволил нескольким поклонницам нас с Машей сфотографировать. Я имел на это полное право, ведь недавно я расстался со своей второй женой, поэтому не боялся, что какие-то фотографии могут просочиться в прессу. Главное, чтобы не в израильскую! А то не Маша меня скомпрометирует, а я её. Её хозяева решат, что она подрабатывает ещё и на стороне.
На концерте я очень старался. Ты знаешь, как я ненавижу халтуру. А когда в зале знакомые, появляется дополнительный азарт. К тому же в тот вечер я просто обязан был работать волшебником! Хотя бы ради Димки.
В большинстве своём наши эмигранты, несмотря на весьма заразное капиталистическое скупердяйство в тех странах, куда они эмигрировали, всё равно надолго остаются по-нашенски щедрыми. Цветов мне тогда надарили и впрямь, как настоящему волшебнику. Обычно после концерта я их отдавал дежурным в гостинице. Выражаясь сегодняшним русским языком, ресепционисткам на ресепшене. А что с ними ещё делать? Не в номер же забирать? Во сне угореть можно!
Когда я увидел после концерта счастливое лицо Маши, первым желанием было все эти цветы подарить ей. Но вовремя сдержался -понял, что это могло выглядеть весьма пошловато: этак с барского плеча передарить то, что не нужно самому. Дешёвое пижонство! Выбрал наиболее элегантный букет из каких-то неизвестных мне местных цветов, похожих на наши полевые... Видимо, какая-то из поклонниц насобирала в местном кибуце или, как это было принято в советское время, нарвала на газоне. Этот "рукотворный" букет свежести я вручил Маше. Знаешь, я никогда не забуду этот момент. Она взяла цветы, и смотрю - сдерживается, чтобы не зареветь:
- Я уж и не помню, когда мне цветы дарили. А можно я вас сегодня, Саша, приглашу в. своё любимое кафе?
- Вы меня? А почему не я вас?
- Ну, всё-таки вы у нас гость, а я вчера хорошо заработала. ну, учительницей! - эти слова она произнесла шёпотом. Мы не должны были выдавать её тайну.
- Ну уж нет, я тоже, между прочим, хорошо заработал сегодня,
- соврал я, выдав желаемое за действительное.
За два года до этих гастролей мой друг юности, уехавший в Америку и там разбогатевший, сделал мне корпоративную кредитную карточку, записав её на свою компанию. Несмотря на Пашины недоплаты, мне было на что продолжать играть роль волшебника:
- Ну уж нет! Это я вас приглашаю в ваше любимое кафе. Димка с нами?
- Если вы не против.
Её любимое кафе оказалось в Тель-Авиве неподалёку от моей гостиницы на берегу моря. Слава богу, по дороге Димке захотелось спать. Даже лимузин перестал его интересовать, он попросился домой, мы его завезли, и "волшебник" с "учительницей" отправились наслаждаться молодым израильским вином и средиземноморским бризом.
БЕРЕГ, БРИЗ, БЛОК...
Это был чудесный вечер! Знаешь, чем? У него не могло быть обычного продолжения! Как у детей, которые нравятся друг другу и им вместе хорошо, а о продолжении они ничего не знают. Маша была профессионалкой! А я дал себе слово никогда не становиться конвейерным лохом.
Однако, несмотря на свою конвейерную профессию, Маша продолжала меня всё более удивлять. Представляешь, она любила стихи! Русскую поэзию! Бриз, вино и стихи. Я уже сам начинал верить, что она учительница.
Сначала я не хотел расспрашивать о её жизни, но после того как она прочитала мне свои любимые стихи Блока, не выдержал -слишком многое в моей башке не связывалось:
- Маша, вы кем работали в Союзе?
Боже мой! Она закончила биохимический в Петербурге. После института работала в лаборатории мужа. Он тоже был биохимиком, почти кандидатом наук. Но, как многие, бросил всё, открыл кооператив, связался с бандитами. Его убили на её глазах. Она рассказала, как это произошло. Ворвались в дом, Димка спал - не тронули, её связали, изнасиловали, а его. В общем, не хочу даже пересказывать. Главное - мне тогда по её глазам стало понятно, что это не легенда девочки по вызову. Рассказывая, она, видимо, всё вспомнила до мелочей и задрожала всем телом, словно прикоснулась к оголённому проводу. Но не заплакала. Сдержалась. Мне казалось, что я сам сейчас задрожу. Знаешь, я за словом никогда в карман не лезу, но тут. Я, правда, не знал, что сказать. Посочувствовать? Как? Какими словами? Начать утешать её, как в банальном американском фильме? Всё будет о’кей! Бывают моменты, когда что ни скажи, всё будет не туда. К сожалению, в последнее время в нашей жизни таких моментов всё больше. Порой хочется замолчать и надолго. Вообще миру не хватает тишины. Помнишь, как у Лёньки Филатова в стихах?
Неужто же наши боги
Не властны и вольны
Потребовать от эпохи
Мгновения тишины,
Коротенького, как выстрел,
Пронзительного, как крик...
И сколько б забытых истин
Открылось бы в этот миг...
И сколько бы дам прекрасных
Не переродилось в дур,
И сколько бы пуль напрасных
Не вылетело из дул!
Эти строчки - единственное, что пришло мне тогда на ум, я налил Маше вина и процитировал их. Маша была благодарна мне за то, что я не стал её утешать, мол, всё будет о’кей. После того, что она пережила, никакого о’кея быть не могло. Это было бы с моей стороны лицемерием.
- А потом я вышла замуж за его друга еврея. Он был моим билетом из Союза в одну сторону. Муж-еврей - в то время экспресс-поезд из ужаса! Я должна была уехать, увезти сына, куда угодно, пускай даже в Израиль. Мой отец был антисемитом. Но даже он меня понял. Сказал: "Езжай, дочка, у евреев тебе будет спокойнее. Говорят, они там, в Израиле, с большим уважением относятся к нашему прошлому, чем в России. У них даже есть типа наших колхозов, называются кибуцы".
Вот так я, Димка и Давид уехали. Давида я не любила, но была ему благодарна. Поначалу. - она задумалась, рассказывать далее или нет, но потом решилась. - А потом я узнала, что это он предал моего мужа, ведь у них был бизнес на двоих. История долгая, запутанная... Кстати, в Израиле его посадили - он и тут кого-то кинул. Но то, что проходило в России, тут, в Израиле, не проходит. Вот так! Отец с мамой в Питере, я иногда у них бываю. Рассказываю, как работаю учительницей в кибуце. Они гордятся. Отец особенно доволен: кибуц для него это колхоз, но прибыльный. Мечта его поколения! Так что, как говорят в конце каждого триллера: "Всё о’кей!"
Казалось бы, история для обычного современного энтэвэшного сериала. Только, в отличие от сериала, всё это случилось в жизни, а не по сценарию, написанному для рейтинга.
Мы помолчали. Первой молчание нарушила Маша:
- Пыхнуть хочешь? У меня есть. Могу научить забивать косячок, ты ведь наверняка не умеешь.
Я даже не сразу понял, о чем она. А когда до меня дошло, растерялся, потому что неожиданно поймал себя на мысли, что, находясь уже в возрасте вторичного полового созревания, а то и третичного, я ни разу не пыхал. В советское время о наркотиках речи быть не могло. Честно говоря, после услышанного, я бы, ей-богу, согласился, если б знал, как надо грамотно пыхать? А вдруг закашляюсь? Или буду всю ночь потом хихикать? А ещё хуже -затошнит! И это после того, как мы читали друг другу Блока, Гумилёва и Бальмонта. Нет! Я с интонацией бывалого пыхальщика гордо ответил:
- Да нет, сегодня не хочу...
- Что, так и будешь грустнячить?
- Нет, напьюсь.
- Ну смотри.
Мы сами не заметили, как перешли на "ты". Людей сближает правда. Я наблюдал за ловкими действиями Маши - а вдруг придётся когда-нибудь и впрямь сыграть на сцене опытного самокрутчика. Маша заметила мой любопытный взгляд:
- А травка-то свежая! Чистая. К такой даже не привыкаешь. Если захочешь, то не стесняйся. Оставлю. "Пяточку" добьёшь.
Но я устоял. Зато напился как в студенческие годы.
Прибрежный бриз, молодое белое вино, стихи Блока, динамист-импресарио со своей израильской крышей, убитый муж девушки по вызову и её одинокий сын, считающий меня волшебником. Наконец, сидящая напротив меня "учительница" с косячком - всё это для психики творческого человека замного! Мой "градусник" зашкалило.
Последнее, что я помню, - мы гуляли по берегу, и я опять обратил внимание на её стройные ноги, напоминавшие бутылки из-под рислинга.
Маша разбудила меня довольно рано. Объяснила, где я, кто я! Заодно, почему сейчас нахожусь в Израиле. В красках описала, как донесла меня вчера до номера и уложила, не раздевая. Сама устроилась в кресле. Потом поглядела на часы и пожалела, что ей надо бежать, - сегодня много работы! Я ей в ответ чего-то промемекал, спросил, есть ли в мини-баре пиво, пытался извиниться за вчерашний перебор, но она ответила: ничего страшного, ей не привыкать таскать на себе пьяных мужиков, а потом, когда я мгновенно засосал банку пива, добавила, что никогда не видела опохмеляющегося волшебника. Я подумал, точнее было бы сказать: "Волшебное похмелье!"