Отказать я, естественно, не мог. Святое дело! Однако сильно расстроился. Все концерты, во время которых проводятся телевизионные съёмки, проходят значительно хуже. У телевидения особая бесовская энергия, она давит зрителей во время съёмок. Они, когда видят телекамеры, тут же зажимаются: аплодируют сдержанно, не смеются, а хихикают, стараются изо всех сил выглядеть солидными - им кажется, что их непрерывно показывают в данный момент по телевизору.
Так не хотелось портить вчерашний хеппи-энд недостойным заключительным аккордом.
Я в то утро ещё не знал, что и на этот раз меня выручит моя спасительница-учительница Маша.
НАГРАДА ОТ МАШИНОГО ШЕФА
Уже за час перед концертом моя гримёрная превратилась в нечто похожее на чиновничью приёмную, к которой выстроилась очередь из желающих общнуться: поклонники, гости, усиленная охрана у дверей!
Паша был как никогда счастлив! Он чувствовал себя хозяином всего закулисного пространства: кого допустить к "телу", кого провести без очереди, а кому и отказать. Такие типы, как Паша, становятся уверены, что чего-то серьёзного добились в жизни только, когда у них появляется возможность кому-то отказать. Как и мелкие чиновники, в такие моменты он чувствовал себя большим начальником.
Машу он, естественно, пропустил первой. Расшаркался перед ней, как холоп при встрече дорогих княжеских гостей. Его можно было понять: во-первых, после вчерашнего она казалась ему просто героиней, этакой Зоей Космодемьянской, а во-вторых, она была не одна. Со своим шефом! То бишь с местным паханом в законе.
Я впервые увидел, как её шеф-авторитет улыбается. Мы с ним обнялись: к этому моменту у нас было не меньше общего, чем у Хлястика с Коржиком.
Аншлаг на моё выступление в одном из самых престижных залов Тель-Авива, в котором выступают только известные мировые звёзды, сильно добавил ему уважения ко мне. За короткое время нашего знакомства его расположили ко мне три момента: удар
Коржику в темечко, вой быка-секьюрити от боли под коленкой и аншлаг в Тель-Авиве, в зале, где последней до меня выступала Лайза Миннелли. У неё тоже был аншлаг! Но, в отличие от концерта Миннелли, публика собралась на встречу с каким-то российским артистом, которого из настоящих, не бывших советских евреев никто в Израиле не знает. По-моему, самым большим в тот вечер потрясением для авторитета стало открытие, что в Израиле вообще столько русских!
Так забавно, в Израиле наших евреев называли русскими. Они уезжали со своей родины на прародину для того, чтобы стать истинными евреями - а во как обернулось! В Советском Союзе они были евреями, а в Израиле их стали называть русскими. Мечта не сбылась. Однако никакого комплекса по этому поводу никто из них не испытывал. Наоборот - все вдруг начали гордиться тем, что они. русские. Нигде в мире я не видел более гордых своим происхождением русских, нежели наших советских евреев в Израиле и в Америке!
Вскоре после смены родины почти все из них поняли, что они, бывшие советские, гораздо лучше, чем местные восточные аборигены, образованы: их дети поголовно оказались гениями в местных школах, соображали во сто крат быстрее детей евреев-аборигенов. И, в отличие от последних, гораздо лучше знали литературу, географию, физику, умели считать в уме.
Вот тут-то и случилось то, чего не ожидал никто из уехавших! На этой исторической прародине, о которой они так мечтали, в большинстве своём они начали безумно скучать. по родине. По СССР! Забавно, да? Скучать по родине, находясь на прародине.
Да, здесь в Израиле всё было гораздо правильнее, здесь соблюдались законы, проявляли уважение к конституции. Действующая конституция! Для России это выражение - оксюморон, как "живой труп", "горячий снег" и "еврей-оленевод". Большинство населения в России проявляло интерес к своей родной конституции не больший, чем к плану эвакуации во время пожара.
Многого, оказалось, не хватает на прародине из того, что было на родине: бесед с соседями о Маркесе, Достоевском, диссидентских анекдотов на кухне под включённую музыку Вивальди, чтобы, не дай бог, не услышали с улицы.
А ещё не хватало "Голубых огоньков" и утренних первомайских демонстраций и многого-многого другого. песен у костров с отмороженными ногами, походов в ночное на шашлыки, сумасшедших застолий с множеством блюд в официально полуголодной стране. Единственное, чего задушевного мог позволить себе каждый уехавший, - это наш родной мат. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так матерился даже в российских деревнях, как матерятся наши эмигранты в тех странах, куда они уехали. Вот это настоящая ностальгия!
И они начали приглашать нас, известных бывших советских артистов, к себе, чтобы через нас прикоснуться вновь душою к своему былому, пылкому, юному прошлому!
Всё это я попытался объяснить Машиному шефу и тем самым поменять его мнение о том, что все русские сплошные коржики с хлястиками. Пару раз он согласно кивнул головой. Оказалось, английские слова мы с ним знаем примерно одни и те же. Только у него больше опыта их складывать в нужном порядке.
Он с интересом выслушал меня, сказал, что это для него информация новая и он будет над ней думать. Но теперь он понимает, почему русские девочки, которые работают в его элитном клубе, порой в перерыве между клиентами читают книжки! Это его не раз удивляло. А ещё он доставил мне истинное удовольствие, отметив, что среди моих зрительниц в зале много молоденьких и хорошеньких.
Я ненароком подумал, что он решил взять меня в долю по вербовке и отбору "товара" для его клуба среди моих поклонниц.
Слава богу, ошибся.
Оказалось, он попросил Машу о встрече со мной, чтобы сделать мне подарок. Ведь за поимку "кавказца" его стали уважать не только в кругах авторитетных, но и в государственных. Он считал неблагородным остаться неблагодарным по отношению к тому, кто так яро пытался защитить от порчи его драгоценнейший товар -Машу!
Много я получал подарков за свою некороткую жизнь, но этот хранится у меня по сей день среди других ценнейших. - нет, не подарков, наград! Рядом с орденом Славы 3-й степени, медалью "Ударный стройотрядовец" и школьным значком ГТО. Конверт, который мне вручил Машин босс, я приравнял к наградам и медалям. Учитывая традиционное всенародное израильское скупердяйство, это был очень щедрый подарок: в конверте лежал сертификат на бесплатное пожизненное посещение его клуба! Причём VIP-зоны, куда допускаются далеко не все.. VIP-зона в элитном клубе - это круто! А ещё к сертификату была приложена визитка с адресом компании с суперудлинёнными лимузинами, которая в случае, если я прилечу специально для посещения клуба, обязана была по звонку и паролю, указанному в карточке, прислать за мной в аэропорт лимузин и отвезти в клуб за полцены!
Я чуть не спросил: за полцены лимузина?
На концерт Машин шеф, естественно, не остался. На прощание мы с ним снова обнялись, не менее тепло, чем представители двух братских народов бывших советских социалистических республик.
Без очереди пропустил Паша и "консула" со всей его свитой. Вернее, он даже спрашивать не стал Пашу - отодвинул его и прошёл сам. Среди сопровождавших более всех выделялся своим развязным поведением бывший наш еврей с внешностью начальника лаборатории научно-исследовательского института. Но он был. со значком израильского кнессета! "Консул" его представил первым:
- Наш депутат - Владлен. Очень уважаемый человек в здешних политических кругах. Если Владлен станет премьером, то мы кнессет будем называть "израильской Владой"!
"Начальник лаборатории" по-советски, как товарищ товарищу протянул мне руку:
- Вам, Александр, просили передать привет Вахтанг и Фрида. Они мне сегодня звонили. они уже знают, что вчера произошло.
- Как?! Вы знакомы с Вахтангом и Фридой?!
- Мы с ними в Союзе открывали первое в Москве казино. Я в то время был заместителем одного из министров.
Вот они, 90-е! Ещё один штрих к портрету того времени. Сообщник советского пахана в законе и обладатель доли в бандитском казино нынче дослужился до депутата израильского кнессета! Это вам не Коржик с Хлястиком и даже не "кавказец". И он ничуть не беспокоится, что российское МВД выдаст Израилю о нём информацию. И правильно делает - евреи всегда были скупыми, а наши выдают информацию только за большие деньги! Так что от разоблачения он был надёжно застрахован продажностью одной стороны и скупердяйством другой. А если учесть, что он пришёл как друган нашего "консула", то неудивительно, почему снова захотелось сфотографироваться в этой честной компании. Так, на память для внуков - видите, как прикольно жили ваши дедушки!
Появилась и Ната. И тоже не одна, с тремя подругами. Все русские девочки, все стриптизёрши, все выпускницы советских балетных школ - всем пригодилось умение гнуться и тянуть ножку, которое они освоили в одной из лучших балетных школ мира. Их я тоже попросил присоединиться для памятного фото.
В отличие от Маши, Ната не стеснялась неполиткорректных вопросов:
- Сколько ты, Сашка, заработал за эти гастроли? Только честно?
- Почти двадцать три тысячи.
- Шекелей? - с надеждой спросила Ната.
- Долларов!
Мне показалось, что даже глаза Наты наполнились в этот миг необычайно искренним ко мне чувством:
- Как это сексуально! - произнесла она полушёпотом с интонацией абитуриентки театрального вуза, которая на вступительных экзаменах читает: "Как хороши, как свежи были розы!". - Но, к сожалению, ты уже Машкин!
В общем, на концерт собрались все, кто стал мне родным за время этих гастролей. Даже топтыгины приволоклись и с виноватым видом стояли у служебного входа. Я приказал Паше пропустить их, пристроить на любые приставные.
Минут за пятнадцать до третьего звонка я выглянул в зал из-за кулис и увидел сбоку от первого ряда возле топтыгиных. Вику! Они обхаживали её, а она красовалась перед залом в очередном безлифчиковом прикиде и выискивала глазами более серьёзных кандидатов для выполнения очередной мечты своего детства.
ЧТО ЭТО БЫЛО?
Перед выходом на сцену я так разозлился на телевизионную группу, которая готовила съёмку моего концерта, что даже от Маши не смог скрыть своего нервного состояния. Казалось бы, что может быть лучше? И гонорар Паша выплатил, и посольство устраивает в мою честь торжественный вечер, и беспредельщики повязаны, и Вика отстала со своей мечтой - видать, вспомнила, что есть мечты и покруче.
Главнокомандующий съёмками оказался из тех обычных теленегодяев, которые называют себя телепродюсерами. Не виртуальный, как Паша, гей, а реальный, воинствующий! В рыжих шароварах, с рыжим гребнем на голове, в похожей на женский корсет жилетке на голое тело, с подведёнными глазами, выщипанными бровями, на левом ухе - кольцо, точь-в-точь как у гранаты-лимонки. Так и хотелось за это кольцо дёрнуть, чтобы всё это кошмарище взорвалось.
С первых же секунд нашего знакомства кошмарище начало снимать с моих брюк пушинки, ниточки своими отманикюренными пальчиками, стряхивать только ему видную пыль, потому что всё это якобы может испортить картинку на экране - ведь аппаратура суперсовременная, цифровая. Потом попросило выйти на сцену, репетнуть со светом и звуком. И всё ему было не так: то встаньте сюда, то отойдите назад, возьмите чуть левее. Потом обнаглело до того, что начало меня учить, как стоять у микрофона, куда смотреть, каким голосом говорить:
- Какие ж вы в Союзе до сих пор отстойные. Уже давно новые мировые стандарты! А вы так и застряли в "совке". Вы народный артист! Так и стойте у микрофона как народный! Преподнесите себя! А рубашки поярче у вас нет? На фоне этой косоворотки лицо цвета советского постельного белья.
Когда телегей во второй раз полез ко мне снимать какую-то только ему заметную ниточку с джинсов, я не выдержал и пнул его коленкой. Он стал кричать, что в мировом шоу-бизнесе так не принято обращаться с телепродюсерами. На это я ему ответил, что, когда ко мне притрагиваются такие "голубцы", как он, у меня на коленке начинается тик. Кошмарище заулыбалось - я разгадал его тайну принадлежности к продвинутому секс-меньшинству! С таким же успехом могла Останкинская башня обрадоваться тому, что кто-то заметил, что она телевизионная!
На очередное "чуть-чуть левее, чуть-чуть правее, а потом назад" я ему напомнил, что мы не в постели. В Советском Союзе кошмарище звалось Петей. Здесь оно представлялось как Питер. Так и хотелось сказать: "Ну полный Питер!" С ним вместе приехали операторы: Том, Вэн, Фред и Анджей. Все русские! Видимо, раньше они были Тимошкой, Ванькой, Федькой и Андрюшкой. Вся эта компания больше годилась для телевизионных съёмок на Лысой горе в Вальпургиеву ночь.
Я был взбешён тем, что Коржику засадить в темечко у меня духу хватило, а этому рыжему человеку-обмороку - нет! Сынтеллигентничал. У меня всегда в жизни портилось настроение, когда я чувствовал, что спасовал.
Если б не просьба "консула" и не его доля в телебизнесе, я бы весь этот телешабаш, безусловно, разогнал пинками под их продвинутые задницы. Но бизнес "консула" - дело святое! Всё-таки он вчера принимал участие в операции по спасению "волшебника" и "учительницы" от Хлястика с Коржиком.
Лучший способ избавиться от нервности - это перевести всё в шутку. Как объект для насмешек я выбрал Машиного шефа и сказал Маше, что более ценного подарка, нежели от него полчаса назад -халявно-пожизненного сертификата на посещение публичного дома, -не получал никогда в жизни. С этим бонусом может сравниться только подаренное мне в прошлом году замминистра МВД России удостоверение ветерана милиции, позволявшее бесплатно заходить в будку к любому гаишнику в любое время суток.
Я думал, что Маша хотя бы улыбнётся моему образному ёрничанью, но она, наоборот, вдруг почти обиделась за своего шефа:
- Ты не прав. У нас не публичный дом! Не говори, чего не знаешь.
- То есть как? А твоя работа?
- Видишь ли, я не знаю, как тебе сказать. Но у нас там, в нашем клубе, всё не так, как ты думаешь.
- А как? Я, конечно, понимаю, это элитный клуб! Наверное, суперэлитное бельё у девушек.
- Не опошляй!
- Я опошляю?! И что же у вас такого в клубе происходит, что может быть опошлено элитным бельём?
Маша задумалась, продолжать разговор или нет. Посмотрела на часы, до третьего звонка оставалось восемь минут:
- Шеф просил, чтобы я до завтра тебе ничего о нашем клубе не рассказывала. Он хочет тебе сделать сюрприз! Но, видимо, придётся. Ты ж меня не выдашь?
- Да ладно, колись. Буду нем, как белорусский партизан среди Браславских болот.
- Хорошо. Тогда слушай. И не перебивай! Я вижу, как ты волнуешься, не можешь сейчас с собой справиться. Я помогу тебе! Но то, что ты сейчас узнаешь и почувствуешь, - строго между нами! Это знание не для всех! Но ты ведь не совсем такой, как все. Правильно?
- В каком смысле?
- Ну, например, к женщинам относишься с уважением.
- С чего ты решила?
- Ты не носишь летом под мокасины носки.
- Сильная примета! И что она означает?
- Что ты не козёл!
- Такого комплимента мне ещё никто не говорил! Может, у меня денег на носки не хватает?
- Ты можешь шутить сколько угодно, но те мужики, которые летом ходят в носках, не чувствуют, как для нас, женщин, это несексуально. А то, что несексуально, то противно. Согласись, мужик в носках всегда смешон, а без носков. эротичен! Вот почему ты не козёл - тонко всё чувствуешь. Не то что некоторые. Даже сандалии на носки надевают. Никакого уважения к женскому полу. А как ты с Викой себя повёл? Как истинный рыцарь! Мало того, что не тронул её, но ещё и выгнал. И как красиво выгнал, на лимузине.
- Выгнать - это да. На это только рыцарь способен!
- Вот ты всё шутишь, а я считаю, что ты готов стать настоящим мужчиной.
- Считаешь, пора? А не рано ли?
Я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло далее.
Маша отошла от меня метра на два, прижалась спиной к стене, развернувшись ко мне лицом, раскинула руки крестом ладонями к свету, расставила слегка ноги, скинула туфли, оставшись босиком:
- Закрой дверь, предупреди секьюрити, чтоб никого не пускали, и подойди ко мне!
- Маш, ты чего? Ты зачем меня так заводишь - пять минут осталось.
- Ещё минимум десять все будут рассаживаться. А пока делай, что я говорю, я же. учительница! - от неё шла такая энергия, что я не мог ослушаться, да, честно говоря, и не хотел. Казалось, ожили все загогулины моего организма. Плечи распрямились сами собой. Мне даже показалось, что её платье стало насквозь прозрачным. Я забыл о концерте, о третьем звонке, о Машиной профессии, о её шефе, о Хлястике с Коржиком. и даже о пожизненно-халявном сертификате на посещение элитного клуба. Строго-настрого я приказал охранникам никого не пускать. В особенности Пашу! Охранники мне подмигнули, мол, всё понимаем и уважаем.
Маша продолжила мною командовать, как классная руководительница первоклашкой:
- А теперь, Сашуля, ты тоже разуйся, подойди ко мне как можно ближе, чтоб я чувствовала твоё дыхание, а ты моё.
Все эти дни Маша безусловно мне нравилась, я восхищался её чувством юмора, меня волновали её ноги, изгиб от талии к бёдрам, который она всегда так умело подчёркивала лёгкими платьями. Она не носила брюк! Я ни разу не видел на ней джинсы. Видимо, понимала, что девушки в платьях мужчин волнуют не меньше, чем женщину мужчина без носков:
- Наступи на мои ноги.
Моё сердце забилось, как птица, только что пойманная и посаженная в тесную клетку.
- Раскинь руки, как я, прижми своими ладонями мои к стене. Сильно прижми! По-мужски! Теперь коснись грудью моей груди. И замри! Дыши в одном ритме со мной: короткий вдох, длинный выдох. И не шевелись.
Легко сказать "Замри!". Мне казалось, что Машины пальцы ног то и дело чувственно вздрагивают под моими босыми ступнями. Это заставляло думать совсем не о дыхании. Должен сознаться, в то время я ещё не знал восточной философии, но модное слово "чакра" мне было известно. Правда, все эти умничанья насчёт аур, чакр, нирван и карм я считал полной чушнёй. Новомодные слова, как и "гуру", и "сомати", и "панчакарма", - в то время находились у меня в том же разделе, что и летающие тарелки, которыми управляют по ночам чукотские оленеводы-алкоголики. Именно тогда я впервые почувствовал, что чакры у меня всё-таки есть. Особенно есть нижняя чакра! Именно она и мешала мне сосредоточиться, сбивала с размеренного дыхания, которого требовала Маша.
Но самое неожиданное для меня, человека, который в юности на спор мог пересидеть под водой любого сверстника, оказалось то, что я недотягивал до конца Машиного выдоха. Её вдох был очень короткий, неглубокий, бесшумный, а выдыхала она вечность:
- У тебя не получается, потому что думаешь не о том... Сосредоточься на ударах своего сердца: один удар - вдох, двадцать один - выдох! Как у меня. И не шевелись!
Самыми чувственными местами - ладонями, ступнями и грудью - я касался женщины, от которой шла неведомая мне ранее энергия. Есть такое русское слово "хотелка". Я превратился в одну большую хотелку.