* * *
Впереди видится книга. Не "Дом на углу", как предполагалось. Это формально. Название по рассказу. Возможно, "Идея".
Не надо ничего говорить
Туфьев пришел к Оле с задумчивым лицом.
Олю это насторожило, но она промолчала. Надеялась – обойдется.
Не обошлось: выпив, как всегда, крепкого кофе без сахара, Туфьев сказал:
– Послушай…
– Не надо! – жалобно попросила Оля.
– Чего не надо?
– Не надо ничего говорить! Разве нам без этого плохо?
– Нам хорошо, – согласился Туфьев. – Но ты даже не знаешь, что я хотел сказать.
– Меньше знаешь – лучше спишь, – вспомнила Оля любимую поговорку отца.
– Ты боишься жизни? – мужественно догадался Туфьев.
"К чему он клонит?" – подумала Оля и ответила:
– Нет. Просто сохраняю свой внутренний позитив.
– А вдруг я хотел тебе предложение сделать? Тоже не говорить?
Оля чуть не заплакала. Если бы предложение, пусть бы так сразу и сказал. А теперь неизвестно. Скажешь ему: ладно, говори, а он вместо предложения что-то такое скажет, что всю жизнь будешь жалеть. Он ведь человек непредсказуемый. И странный – кофе пьет без сахара. Это невкусно, но Туфьев последователен: он практически не употребляет сахара и соли, остерегается острого и пряного, чурается алкоголя, бережет здоровье. Конечно, оно неплохо, но если человек так мучает себя, можно представить, как он способен мучить других!
И Оля сказала:
– Не говори.
– Ого. То есть вообще ничего не говорить?
– Нет, вообще можно. А то, что собирался, этого не надо.
– Да откуда ты знаешь, что я собирался сказать?! – вскипел Туфьев.
– Пожалуйста, не кричи на меня.
– Я не кричу, а просто голос повысил, потому что чушь какая-то!
– Какая чушь? В чем?
– В твоем поведении.
– А что я такого сделала? – удивилась Оля.
– Да ничего!
– Нет, что?
– Ничего!
– Нет, я серьезно?
Оля не любила, когда Туфьев обижался. Он мог обижаться долго, а Оля терпеть не могла того, что долго длится. Поэтому она вздохнула и сказала:
– Ладно, говори.
– Нет уж, спасибо, наговорился! – Туфьев встал и отвернулся к окну, сунув руки в карманы. – Так наговорился, аж голова болит! Какой полет мысли, какая полемика!
– Ты хочешь о чем-то поспорить? – обнадежилась Оля. – Ей иногда нравилось спорить с Туфьевым на отвлеченные темы, то есть темы, не касающиеся их отношений.
– А о чем спорить? – разочарованно спросил Туфьев. – Ладно, извини, я сегодня не в настроении. Не будем усугублять. Я пойду, ладно?
– Это я тебе испортила настроение?
– Нет. Ветром надуло.
– Ты можешь сказать все, что хочешь.
– Зачем? Кому это надо?
– Мне.
– Не смеши. Все, пока.
И Туфьев ушел.
С одной стороны, все получилось как-то не очень, с другой, Оля успокоилась. Неправду говорят, будто неизвестность страшна. Неизвестность – то, чего нет, а вот ясность может оказаться намного хуже того, что ты мог предположить.
На ночь она по привычке просмотрела новости в интернете. Как обычно: там гражданская война, там теракт с человеческими жертвами, этот проворовался, а того избирают на четвертый срок. Полная тоска и безнадежность. А у нее пока все хорошо. Ну, или не вполне хорошо, но более-менее.
Тридцать первое октября
две тысячи тринадцатого года
Понятой
Кориков возвращался домой после ночной смены – он работал инженером-диспетчером теплосетей.
Лифт не работал, пришлось подниматься пешком.
Ничего, это даже хорошо для здоровья, подумал Кориков. Особенно когда всю ночь сидишь.
На площадке четвертого этажа стояли два человека в полицейской форме и курили. Рядом с ними жалась к стене женщина с испуганным сонным лицом. Кажется, она здесь живет.
Занятная сценка, подумал Кориков. Что бы она значила?
И еще мысленно осудил полицейских: сами запрещают курение в общественных местах, а сами дымят где попало. И это у них во всем: инспекторы дорожного движения ездят по осевым, игнорируя знаки и правила, борцы со взятками то и дело сами попадаются на взятках, чего же тогда от простых граждан требовать?
– Здравствуйте! – сказал один из полицейских, выше ростом и званием – он был капитан. А второй был младший лейтенант, с одной звездочкой.
– Здравствуйте, – ответил Кориков.
– Не поможете?
– Это чем?
– Ну… Поприсутствовать надо.
– При чем?
– Да ничего страшного, – успокоил младший лейтенант. – Просто – по-соседски.
– По-соседски – в семь утра? – усмехнулся Кориков. – Извините, в другой раз.
Известны ему эти штуки, не зря он тридцать восемь лет прожил в этой стране. Вляпаешься там, где и не ожидаешь, а уж где ожидаешь, туда лучше вообще не лезть.
И он пошел дальше, читая разговор исчерпанным.
– Минутку! – окликнул капитан. – А вы вообще здесь живете?
– Здесь, здесь.
– Вы его знаете? – обратился капитан к женщине.
Та замялась, не могла сообразить, как правильно ответить.
– Видела вроде…
– Видели или вроде?
Сомнения женщины показались капитану достаточным основанием к дальнейшим решительным действиям.
– Документы, пожалуйста, покажем! – сказал он Корикову.
– С какой стати?
– С такой, что имеем право проверить.
Кориков знал, что такого права у полицейских нет. Только в каких-то особых случаях. Но черт их знает, что у них сейчас за случай.
Он достал и подал капитану свое служебное удостоверение с карточкой-пропуском.
– А паспорт?
Кориков подумал, достал и паспорт. В конце концов, что в этом такого? Посмотрят – отдадут.
Но капитан, посмотрев, не отдал, а сказал:
– Ну вот и славно.
И кивнул лейтенанту:
– Звони.
– Э, э, погодите! – возмутился было Кориков, но капитан приложил палец к губам.
Лейтенант позвонил раз, другой. В двери высветлился глазок, сонный женский голос просил:
– Кто?
– Полиция, к гражданину Бакаеву! – крикнул капитан громко, но без угрозы. – Мы в законном порядке, беспокоиться не о чем!
Тишина.
Лейтенант принялся опять звонить.
Потом постучал кулаком. Соседке в это время стало нехорошо, он побледнела и взялась за сердце.
– Не привлекайте внимания, не в ваших интересах! – крикнул капитан.
Через некоторое время дверь приоткрылась на цепочку.
Мужской хриплый от сна или волнения голос спросил:
– Вы чего ломитесь? У вас ордер есть?
Капитан оказал в щель бумажку.
– Сами понимаете, Виктор Викторович, лучше без эксцессов!
– Я сейчас звоню Киселеву. Знаете Киселева?
– Знаем. И он знает, что мы тут. Открываете или звать моих ребят? Они там внизу скучают.
Кориков знал, что капитан блефует: он не видел у подъезда никаких ребят. Стояла только полицейская машина, которой он не придал значения. Ему бы сообразить, что неспроста, переждать, но кто же знал?
Дверь открылась.
Дальнейшее происходило очень быстро.
Бледную соседку ввели и посадили в прихожей на обувной ящик, она была в ступоре. Корикова оставили в коридорчике, откуда были видны двери в кухню и две комнаты. Лейтенант сразу же направился в одну из них, а капитан пошел в кухню.
– Куда, там ребенок спит! – бросилась за лейтенантом женщина в халате. А мужчина с голым торсом, густо поросшим темными волосами, в пижамных штанах, пошел за капитаном, спрашивая:
– Может, объясните? Или представитесь хотя бы? Алё?
Капитан, не оборачиваясь, показал ему красную книжечку. Мужчина хотел рассмотреть, но в это время в комнате заплакал ребенок. Судя по голосу, совсем маленький.
– Ты чего там делаешь? – развернулся мужчина в сторону детской. – Вышел от ребенка сейчас же!
И пошел туда.
Таким образом Бакаев с женой оказались вместе в детской, а капитан в кухне остался один. Он быстрым взглядом окинул окружающее, потом прикрыл дверь.
Кориков, сам не зная, почему и зачем, сделал несколько шагов и заглянул в щелочку между дверью и косяком. И увидел крупно, как в кино, отдельную руку капитана, которая открыла ящик шкафа и сунула туда небольшой бумажный пакет.
Кориков отшатнулся.
Отошел.
Капитан вышел и позвал лейтенанта:
– Сережа, ты чего там?
– Ничего, провожу осмотр, – вышел из детской лейтенант.
– Какой вам осмотр в комнате ребенка? – кричала жена Бакаева, укачивая на руках двухлетнюю плачущую девочку.
А дочери Корикова четыре. Он бы убил, если бы ее вот так потревожили.
Но и Бакаев, похоже, готов был убить: стоял со сжатыми кулаками, стиснув зубы, бурно дышал и ненавидящим взглядом смотрел на полицейских.
– Спокойно, спокойно! – приговаривал капитан. – Татьяна Сергеевна? Татьяна Сергеевна?
– А? Что? – соседка не сразу поняла, что к ней обращаются. Встала.
– Нормально себя чувствуем?
– Ничего.
– Так. Значит, там мы были, пройдем сюда! – и капитан пошел в другую комнату, которая была спальней супругов.
– Вы что ищете, сволочи? – не сдержался Бакаев.
– Выбирай слова, папаша! – посоветовал ему лейтенант, а капитан весело ответил:
– Что мы ищем, Виктор Викторович, вы и без нас знаете! Вас мы ищем! И нашли.
– И что?
– Ничего, действуем по инструкции.
Он заглянул в платяной шкаф, открыл тумбочку возле кровати, приподнял и бросил журналы на столике.
– Теперь что у нас? Кухня? Там я не успел ничего посмотреть, а надо!
В кухне капитан открывал все подряд ящики. Будто не знал, какой ящик нужен.
Кориков внимательно смотрел.
И вот оно: рука капитана достает пакет.
– Дешевка, кто тебе поверит? – закричал Бакаев. – Тупая работа, капитан!
Кориков поднял пакет в вытянутой руке:
– Татьяна Сергеевна! Алексей Олегович! Мы видим обнаруженный в квартире гражданина Бакаева некий пакет! Что в нем?
Он развернул пакет, в нем оказалось еще два свертка. В том, что побольше, была пачка стодолларовых купюр, а в маленьком – белый порошок.
– Звери! Сволочи! Гады! – кричала жена Бакаева.
– Нина, отойди и успокой Лану! – приказал ей Бакаев. – Не бойся, я это разрулю, им это не пройдет!
– Пройдет, – заверил капитан.
Он еще что-то говорил – и Корикову, и Татьяне Сергеевне, и лейтенанту, и Бакаеву, потом сел за стол, вынул из папки бланк, начал заполнять.
С Кориковым что-то случилось: он все видел и слышал, но словно не понимал. Такое с ним уже бывало. Однажды с пацанами играли на стройке, вдруг подошли трое неизвестных, постарше, что-то спросили, к чему-то привязались и вдруг построили всех в ряд и начали бить по затылку. Били и смеялись. Приказывали не плакать. Кто плакал, того били еще. Лешу Корикова тогда не поставили в избиваемый ряд – может, потому, что он выглядел очень уж маленьким. Но он все равно стоял и ждал своей очереди. Мог бы ведь убежать или просто отойти, чтобы обозначить свою непричастность. Нет, стоял, онемев и оглохнув, поняв тогда правду книжного выражения "страх сковал все тело". И другие были случаи, последний – в метро, где двое пьяных парней пристали к девушке, хамили ей, трогали ее, мужчины отворачивались, женщины возмущались, в Корикове закипала кровь – он это почти физически ощущал, он чувствовал, что еще немного и не выдержит, вступится. И будь что будет. Но не успел: поезд подошел к станции, девушка выбежала, придурки остались, уставшие от своего веселья, никого больше не тронули.
Он очнулся от тычка в плечо.
Это выводил его из забытья лейтенант:
– Ау, в чем дело, спим на ходу?
– А что?
– Распишитесь, – капитан протягивал ему ручку и указывал на лист бумаги.
Кориков машинально взял ручку.
Слышались плач девочки и глухие рыдания женщины. Бакаев стоял у стены, скрестив руки.
Кориков взял лист. Увидел свою фамилию. Слова скакали перед глазами. "В присутствии… обнаружены… По свидетельству…"
– Это что? – спросил он.
– Формальность. Вы видели то, что видели, подтверждаете это в качестве понятого, вот и все.
– Не формальность! – подал голос Бакаев. – Вы откуда этих людей взяли? Они свои права и обязанности знают? Вам объясняли? – напрямую спросил он Корикова.
Кориков растерянно смотрел на него.
– Бакаев, усугубляете! – сказал капитан. – Опытный же человек, в курсе: действие вызывает противодействие. Не ставьте нам палки в колеса.
– Вам поставишь, у вас колеса литые! – отреагировал Бакаев, и Кориков мысленно оценил присутствие духа этого человека: он не только спорит с правоохранителями, но и находит остроумные формулировки. А может, он закоренелый преступник, и ему это не впервой?
– Не тянем время, подписываем! – понукал капитан. – Все оформлено грамотно, не волнуйтесь.
Сейчас подпишу и пойду домой, подумал Кориков. Юля, жена, умница, конечно уже проснулась и приготовила завтрак. Странно, кстати, что не звонит, не беспокоится. Но времени прошло совсем мало, не больше получаса. Или все же больше? Он зачем-то посмотрел на часы.
Да, чувство времени у него отличное: сейчас половина восьмого.
Юля старается разнообразить: то омлет с помидорами, то блинчики, то паровые котлетки – все легкое, утреннее, но сытное и вкусное. А потом Кориков поцелует спящую милую Ульянку и сам завалится в нагретую телом жены постель. А может, и пошалит с Юлей, такое у них еще частенько случается.
С удивлением Кориков почувствовал в теле признаки возбуждения – совершенно неуместные в этих обстоятельствах.
Но он же видел, как капитан подложил пакет! Он подпишет и пойдет яишенку кушать и теплую жену ласкать, а этот человек, возможно, отправится на несколько лет в тюрьму, осиротив на это время жену и дочь!
Вот он, момент выбора.
И тут Корикову стало стыдно.
Он, интеллигент, сын родителей-интеллигентов (мама – учитель, отец – госслужащий), еще сомневается! Он, видите ли, думает, подписать ли ему ложное показание или не подписать!
И Кориков положил ручку на стол.
– В чем дело?
– Понятой в любой момент имеет право отказаться! – за Корикова ответил Бакаев. – Молодец, мужик, уважаю!
– Помолчи, юрист! Что происходит? – спросил капитан Корикова.
Кориков откашлялся и сказал:
– Я видел, как вы подложили этот пакет.
– Чего?
– Я видел, как вы сунули этот пакет в тот ящик.
– Ага! – закричал Бакаев. – Съел, капитан? Совсем уже оборзели, даже не скрываются! А не все на свете суки, не все оподлячились, понял? Мужик, ты мужик! Ты гений! Ты человек! Нина!
Тут же пришла Нина – одна, без девочки, та, видимо, опять заснула.
– Нина, они облажались! – захлебывался радостью Бакаев. – Вот этот человек видел, как они порошок и зеленку совали! Ты запиши, запиши это в протокол! – тыкал он пальцем в бумагу. – Ты обязан это сделать, сто тридцать пятая статья!
– А ну, замолчал! – цыкнул лейтенант на Бакаева.
– Я сейчас замолчу кому-то, пацан! – огрызнулся Бакаев.
– Значит, это что, провокация? – спросила Нина.
– Спокойно! – поднял руку капитан. – Во-первых, гражданин не утверждал, что он что-то видел! Он сказал: кажется.
– Нет, – возразил Кориков. – Я действительно видел. И готов это подтвердить в письменном виде.
Решимость его росла с каждой минутой. Он чувствовал себя справедливым героем. Он был почти счастлив.
– А вы видели? – спросил капитан Татьяну Сергеевну.
– Что?
– Как я что-то куда-то подкладывал?
– Нет. Можно мне домой?
– Видите, она не видела, а вы видели, это что получается, клевета? Так любой может сказать: видел! Может, вы его сообщник? Кстати, Сережа, пробей по базам, кто он и чего.
– Ладно, – сказал Сережа и вышел из кухни.
– Можете пробивать, – сказал Кориков, улыбаясь. – Можете делать, что хотите. Я заявляю в присутствии всех: я видел, как вы подбросили пакет! И могу это подтвердить письменно. С полным осознанием ответственности за…
– Дачу ложных показаний, – подсказал Бакаев.
– Вот именно.
– Хорошо, – сказал капитан, засовывая листок в папку. – Хотите подтвердить – сделаем все по правилам, в отделе. Поедете с нами.
– Зачем? – удивился Кориков.
– Прессовать тебя там будут, – сказал Бакаев. – Капитан, отстань от человека. Ну, сорвалось, признай это.
– Каждый, кто выгораживает преступника, сам преступник! – отчеканил капитан. – Пройдемте.
Он встал и пошел к двери, вытягивая руку и приглашая Корикова следовать перед собой.
– Куклу забери! – сказал ему Бакаев, кивая на пакет с деньгами и порошком.
– Она не моя.
– И не моя. При свидетелях все делаю! – выкрикнул Бакаев, схватил пакет, быстрым движением открыл окно и выкинул пакет на улицу.
– Хочешь тоже со мной проехать? – спросил капитан.
– Хочу! – смело заявил Бакаев. – Поехали, я тебе там такой геморрой устрою, рад не будешь! И советую, капитан, больше ко мне тропинку не топчи, Бакаева на дурку не возьмешь, понял?
– Посмотрим, – процедил капитан.
– Мужик, а ты не ходи с ним! – посоветовал Бакаев. – Имеешь полное право.
– Куда он денется, документы у меня! – капитан помахал паспортом Корикова.
У того мелькнула мысль: выхватить и не отдавать. Но у капитана еще удостоверение и пропуск. Не надо горячиться. Скорее всего, капитан сейчас попеняет на испорченную операцию, что-то скажет – и отпустит. Ведь никакого серьезного обвинения он Корикову предъявить не может, а если что, Кориков дойдет до самого высшего начальства, и капитану не поздоровится.
Выходя из подъезда, Кориков посмотрел вверх, на окна своей квартиры. Может, Юля смотрит? Увидит его с полицейскими, испугается.
Надо ей позвонить.
Он достал телефон.
Капитан быстрым движением выхватил трубку и кинул лейтенанту, стоявшему возле машины. Тот ловко поймал.
– Беспредел, господин капитан? – спросил Кориков, стараясь быть спокойным.
– В машину!
– А если не пойду?
– Сережа! Коля!
Лейтенант подошел к ним, шофер, мальчик в мешковатой форме, тоже выскочил.
– Без рук! – сказал Кориков. – Ладно, поедем. Думаю, ваше начальство в отделе уже присутствует? А если нет, рано или поздно появится.
– Появится, появится.
Под взглядами троих служителей порядка Кориков сел в машину на заднее сиденье. Капитан и лейтенант уселись по бокам, тесно сжав его.
– Отъедь немного, – сказал капитан водителю.
Машина тронулась, свернула за угол дома, остановилась.
– Урод! – перестал сдерживаться лейтенант и поднял руку, растопырив пятерню, словно желая обхватить и смять ею ненавистное лицо Корикова.