* * *
- Это ты сделал?
Шерил загнала меня в глухой конец коридора у кабинета математики. Мы оба опоздали на урок; ну а что было делать? Ни она, ни я не хотели разговаривать во время перемены, когда уши, чувствительностью равные счётчику Гейгера, вытягивались чуть ли не на пол-ярда, чтобы расслышать последние сплетни?
- Ты серьёзно думаешь, что это моих рук дело? - воскликнул я.
- Вот только не надо играть со мной!
Я переложил тяжёлый учебник математики в другую руку.
- Наверно, если бы я сослался на Пятую поправку, то ты приняла бы моё молчание за признание вины, да? Почему ты вообще допрашиваешь меня таким тоном, будто я уже осуждён и приговорён?
- Это ты сделал?! - продолжала давить она. Я постепенно закипал: Шерил, которая знала меня вдоль и поперёк, Шерил, мой давний друг, считала меня способным на такое!
- Если бы я завёл себе новую подружку, - спросил я, - ты бы подложила Бигфута в её колу?
- Нет! - Она скривилась. - Конечно нет!
- Так почему же ты решила, что я на это способен?
Мгновение она стояла молча. Плечи её расслабились.
- Значит, ты говоришь, что не делал этого.
Я выставил книгу.
- Хочешь, поклянусь на учебнике математики?
- Нет, - отказалась она. Прозвенел второй звонок, объявив тем самым, что мы официально считаемся опоздавшими без законного оправдания. - Алек говорит, ты ему угрожал.
- Я предупредил его, что есть ребята, которым его успех - как кость в горле. А он решил, что я ему угрожаю.
- Джаред, ты... ревнуешь, потому что я с ним дружу?
Я был бы рад, если бы мог ответить ей простым и ясным "нет". Я имею в виду -какой идиот прямо признается своей бывшей девушке, что он её ревнует? Ну так знайте: я и есть тот самый идиот.
- Да, - признался я. - Да, ревную... чуть-чуть. Но это здесь совершенно ни при чём.
И тут она меня поразила, сказав кое-что, чего я ни от кого не слышал уже долгое-долгое время:
- Я тебе верю.
Мне бы тогда заткнуться в тряпочку, удовлетворившись достигнутым, но я, конечно, не смог вовремя остановиться.
- Вообще-то, - сказал я, - мне Алек даже вроде как нравится. То есть, он нормальный парень, если не обращать внимание на его выпендрёж.
Она искоса посмотрела на меня, и по этому взгляду я понял, что моё дело труба.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Да... хм... ну, что он просто из кожи вон лезет, лишь бы во всём быть первым.
- А что плохого в том, чтобы стремиться к наилучшему результату?
- Да это всё равно что стрелять из пушки по воробьям. - Я уже так далеко зашёл, что отступать не было смысла. - Ты понимаешь, этот парень может смело ставить слово "перебор" своим вторым именем. Как будто он помрёт, если в центре всеобщего внимания вдруг окажется кто-то другой.
Она прокурорским жестом сложила руки на груди.
- Если он такой самовлюблённый, - чересчур спокойно проговорила Шерил, - то почему помогает мне на выборах президента класса?
Бег моих мыслей словно на секунду споткнулся. Когда это она решила баллотироваться в президенты, и почему мне ничего не известно? А ведь раньше я узнал бы об этом первым...
- Да, здорово, - проговорил я. - Рад, что он помогает тебе в кампании. - И помолчав добавил: - Докажи, что я неправ насчёт него - и я съем собственную кроссовку.
- Уговорились, - отозвалась она, и мы пожали руки. - Только я сама выберу, какую тебе придётся есть. Постараюсь, чтобы она была погрязнее и позаношеннее.
Она развернулась и устремилась в класс, но я не мог отпустить её - по крайней мере, пока не мог. Было ещё кое-что, о чём бы я хотел ей поведать и о чём думал с того самого момента, когда услыхал о клубке волос.
- Я вот подумываю... а не стоит ли возродить Теневой клуб?
Услышав это, Шерил застыла как вкопанная, но не обернулась - лишь стояла в течение нескольких секунд ко мне спиной.
- В смысле, может, нам нужно опять собраться всем вместе и остановить диверсии против Алека, - пояснил я.
- Останавливать ничего не придётся, потому что больше не будет никаких диверсий, - отчеканила Шерил и пошла дальше.
* * *
Администрация нашего школьного округа, кажется, не до конца прониклась тем, что наступил двадцать первый век. Впрочем, двадцатый, думается, тоже пролетел мимо их внимания. Парты у нас - всё те же облупившиеся, разрисованные чёртиками реликты прошлого, которыми пользовались лет пятьдесят назад. В уголках у них по-прежнему красуются углубления для чернильниц. Школьная форма у нас не обязательна, но по пятницам, когда проводится общешкольный сбор, мы обязаны одеваться по-парадному. Наша школа - редкостный зверь под названием "начальная старшая", в который объединены седьмой, восьмой и девятый классы; таким образом в "конечной" старшей школе только три класса. Думаю, дай главному инспектору нашего школьного округа волю, он бы все классы рассовал по отдельным крохотным кампусам, разбросанным вдоль побережья.
Мне, вообще-то, эта путаница со старшими школами до фонаря. То есть, конечно, мне хотелось бы уже числиться в старшей школе, как любому нормальному девятикласснику; но с другой стороны, быть фрешманом - испытание не из лёгких, а мы его таким образом избегаем. В нашем городке только одна "начальная" и одна "конечная" старшая школа - два массивных здания в противоположных концах городка, выстроенных во времена, когда школы представляли собой гигантские учреждения (так и хочется сказать "исправительные"). Впрочем, это я всё к тому, что когда я перейду из девятого класса в десятый, для меня мало что изменится; просто каждое утро придётся бежать дальше. А так - в основном всё то же самое: те же ребята, те же проблемы; и что посеял в первом классе, неизбежно пожнёшь в двенадцатом.
Поскольку линия преемственности у обеих школ одна, то несколько лет назад было решено выборы президента следующего класса проводить в период после Рождества, но до государственных тестов. Таким образом, тот, кто завоюет эту честь в девятом классе, в конечную старшую вступит полновластным хозяином десятого класса.
Имена кандидатов были объявлены на общем сборе в следующую пятницу в присутствии бывшего государственного представителя - такого древнего старикана, что мы все боялись, как бы его время не вышло раньше, чем у счётчика на школьной парковке. Всем было известно, что Шерил собиралась баллотироваться. Из бури под названием "Теневой клуб" она вышла с куда меньшими потерями, чем я. Вместо ярлыка "трудного подростка", которого удостоился ваш покорный слуга, Шерил окутал ореол боязливого почтения - то есть как раз то, что зачастую и способствует победе на выборах любого масштаба - и она прекрасно отдавала себе в этом отчёт. Понятно, самих себя выдвигать нельзя; поэтому как только прозвучал призыв к объявлению кандидатов, я быстро поднял руку, чтобы назвать её имя. Как выяснилось, я опоздал: рядом с Шерил сидел Алек, и его рука уже реяла в воздухе. Это привлекло к себе внимание директора - впрочем, что бы Алек ни делал, он всегда привлекал внимание всех и каждого. Неудивительно, что ему первому дали слово.
- Я выдвигаю Шерил Гэннет, - провозгласил он.
- Поддерживаю! - донёсся чей-то голос.
- Принимаю, - отозвалась Шерил, как будто кто-то в этом сомневался.
Я наблюдал, как аудитория называла одного кандидата за другим. Всего их набралось около десятка человек, но поддержаны были только некоторые, так что список оказался не очень длинным: Шерил, Томми Николс (которому выпала почётная обязанность произнести торжественную речь на церемонии выпуска) и Катрина Мендельсон - она выставляла свою кандидатуру на выборы каждый год с самого четвёртого класса. Процедура выдвижения подходила к концу, и тут поднялась ещё одна рука. Она принадлежала Кельвину Хорнеру - плаксе и заике с зубами почти такими же жёлтыми, как его вихры. Интересно, как он отважился на такой подвиг - встать и заговорить перед целой толпой слушателей? Ведь в классе для него было сущей пыткой ответить на самый простой вопрос.
- Я хотел бы выдвинуть Алека Смартца на пост президента класса, - проговорил Кельвин.
Последовала минута ошеломлённой тишины, сопровождаемая глухим гулом недовольства со стороны противников Алека. Я повернулся к нему. Тот поглядел на разинувшую рот Шерил, невинно пожал плечами и громко сказал:
- Я... принимаю.
И вот тут я заметил, как Кельвин Хорнер едва заметно кивнул Алеку, из чего ясно следовало, что они обо всём договорились заранее.
* * *
В понедельник я пришёл в школу с обувной коробкой под мышкой. Шерил возилась в своём шкафчике. Я приблизился к ней, протянул коробку, словно официант поднос, и снял крышку.
- Матерчатая или кожаная, - предложил я. - Выбор за тобой.
В коробке лежали две туфли: нарядная лаковая и кроссовка, до того грязная, что её смело можно было отнести к опасным для жизни отходам.
- Отстань, а?
Должен признаться, мне стало неловко за свою подколку. Бедная Шерил. Я сунул коробку под мышку.
- Извини, - сказал я. - Ну то есть... жаль, что Алек так поступил. Было бы здорово, если бы вы действовали как одна команда.
- Вообще-то, - возразила Шерил, - всё ещё может обернуться как надо. Большие шансы на то, что один из нас победит, а второй придёт вторым; тогда один из нас станет вице-президентом у другого.
- Не думаю, - возразил я. - Есть две возможности (если принять, что Катрина и Томми сойдут с дистанции): либо А) победит он, а ты станешь у него вице-президентом; либо Б): победишь ты, а он растечётся лужицей, как злая волшебница Бастинда.
- Не пори ерунды.
- И вовсе не ерунда. Алек не из тех, кто согласится на вице-президентство. Может, сейчас он и говорит так, но это просто потому, что не верит в подобный исход.
Шерил с силой захлопнула дверцу шкафчика, рассердившись отчасти на моё уверенное заявление, а отчасти - она осознавала это - на мою правоту.
- Это всего лишь твоё мнение, - отчеканила она, - и если бы мне не хотелось заполучить твой голос, я бы сказала, куда тебе это мнение засунуть.
Во время нашего разговора в коридоре поднялся шум. Я не обращал на него внимания, пока мы оба - и я, и Шерил - не различили в общем гуле имя Алека Смартца, произнесённое несколько раз. Мы отправились узнать, что там такое.
- Слышали, что случилось с Алеком? - закричал нам мальчишка, которому явно не терпелось разнести эту новость по всему свету.
- Что? - встревожилась Шерил.
- Его обвонял скунс! - сообщил пацан. - И его, и всю его семью.
Первой реакцией Шерил было облегчение: ничего особо плохого с Алеком не случилось; но облегчение тут же уступило место подозрению.
- Постой-ка... В это время года скунсы спят!
- Может, он поковырялся в норе, в которой спал скунс, или что-нибудь в этом роде? - предположил я.
- Не-а, - возразил вестник. - Это произошло в их машине. Они сели сегодня утром в свой фургон, а скунс как выскочит из-под сиденья! Ну и обдал их.
И снова во мне возникло чувство нависшей опасности - то же самое, что я ощутил, услышав про волосы в содовой. Если только скунсы не владеют навыком телепортации, то ясно как день - его нарочно подсадили в семейный фургон Смартцев.
Алек пришёл в школу только на следующее утро. Наверняка он мылся тысячу раз, но всё без толку. Хоть он пытался вести себя как ни в чём не бывало, убийственная вонь тянулась за ним шлейфом. Что же касается семейного фургона, то он был теперь так же бесполезен, как если бы слетел вниз со скалы - можно смело выбрасывать на помойку.
Хотя Алек и не обвинил никого напрямую, чувствовалось, что он убеждён: это моих рук дело. Это ощущалось по тому, как он смотрел на меня - вернее, как не смотрел. Он наскочил на меня на третий день после происшествия со скунсом, когда мы выходили с английского - у нас с Алеком это был общий урок. Не просто случайно наткнулся, а нарочно подошёл, хотя за два дня я не услышал от него ни слова в мой адрес. Он смерил меня взглядом и с улыбкой, которую я не смог истолковать, сказал:
- Классная рубашка.
Я понял - ему просто хотелось вывести меня из равновесия; знаете, как бывает, когда говоришь: "Клёвые носки!" - человеку, у которого с носками и правда всё в порядке; этот человек весь оставшийся день ходит и мучается, что не так с его носками. Неплохой приёмчик, надо запомнить.
Но подначка Алека - это ещё пустяки. Гораздо больше меня беспокоили взгляды, которые бросали на меня другие ребята - взгляды, полные подозрения, которое они больше не стремились скрыть.
На следующий день, когда я вынимал из шкафчика книги, голос за спиной произнёс:
- Молодец, Джаред!
Я резко развернулся на каблуках, но окинув взором снующих вокруг ребят, не смог определить, кто из них произнёс эти слова. Это мог быть кто угодно. На лицах толпившихся в коридоре ребят явственно читалась убеждённость в том, что за происшествиями со скунсом и Лохматым Пеппером стояли Теневой клуб и я лично.
В тот же день, после полудня, я подбросил записки в шесть разных шкафчиков. В этих записках я вызывал Теневой клуб из царства мёртвых.
Погост
Некоторые места, как и некоторые люди, старятся с достоинством, другие - нет; они впадают в отчаяние и теряют уважение к себе. Так случилось с нашей старой мариной - шлюпочной гаванью, находящейся у северной окраины города примерно в миле от сгоревшего маяка. Местечко, скажем прямо - не для глянцевых открыток. В воде, сияющей радужными разводьями нефтяной плёнки, плавал всякий мусор. Деревянные столбы, некогда поддерживающие пирс для рыбачьих лодок, сгнили, из-за чего прогуливаться по причалу отважился бы только любитель отчаянных приключений. Конечно, оставались ещё рыбаки - крепкие орешки, каждый день до рассвета упорно отправлявшиеся в море из старой марины, но в остальном она была пустынным реликтом прошлого.
У дальней банки при входе в гавань сидел в воде полузатопленный остов парома - его прибило туда штормом лет десять назад. На южной стороне входа возвышался раскрошенный бетонный волнолом с потёками ржавчины - железные прутья его скелета были теперь открыты воде и ветрам. Прямо над волноломом, на возвышенности, с которой открывался вид на всю марину, лежал Погост.
Это было что-то вроде кладбища для отслуживших своё судёнышек. Рыбачьи лодки, яхты, моторки и тому подобное - все они оканчивали свой жизненный путь здесь, на Погосте. Само собой, когда владельцы приводили их сюда, только немногие признавали, что это окончательно, нет, что вы - лодки здесь для ремонта или на хранении. Так они и стояли на своих поржавевших тележках со спущенными шинами или на специальных подпорках и ждали, когда за ними вернутся хозяева. Но хозяева старились, уходили на тот свет или попросту приобретали себе другие хобби, а на Погосте их судёнышки умирали в муках при виде прекрасных океанских просторов, которых им больше никогда не бороздить.
Вид отживших своё лодок всегда производил на меня особое впечатление. На берегу судёнышки казались крупнее, чем на воде; будучи такими естественными и изящными на волнах, вытащенные на сушу, они выглядели неуклюже и чуждо.
Когда я был малявкой, лучше места для игры в прятки, чем старое лодочное кладбище, было не найти. Детишки резвились здесь всё время, до тех пор пока кто-то из них не упал с волнолома и не утонул. После этого несчастья Погост обнесли забором. Но на берегу океана, на солёном ветру ржавчина разъедает железную сетку, и времени на это требуется совсем немного.
- Ну, что скажешь? - осведомился Тайсон, пока мы пробирались в лабиринте проходов между брошенными лодками.
- Сойдёт, - ответил я.
Это Тайсон выдвинул идею встретиться здесь, а не на прежнем месте заседаний Теневого клуба - старом разрушенном фундаменте в лесу, который мы называли Стоунхенджем. Там жило слишком много мрачных воспоминаний; а кроме того, если мы под подозрением, то искать нас будут прежде всего именно там. Для нового тайного собрания требовалось новое тайное место.
- Сюда, - позвал Тайсон, показывая мне дорогу меж облупившихся каркасов. Мы пришли к останкам буксира, догнивавшим на железных кóзлах, таких маленьких, что судно умещалось на них не иначе, чем каким-то чудом. Старый буксир определённо был самым большим "покойником" на Погосте; он, словно монумент, возвышался у края волнолома, и с него открывался широкий вид на океан.
Волна разбилась о волнолом в каких-то десяти футах под нами, обдав брызгами весь остов мёртвого судна.
- Похоже, кто-то купил его на запчасти, - сказал Тайсон. - Выпотрошили начисто да и забросили.
В нижней части корпуса зияла дыра фута в два шириной. Без сомнения, старый буксир мог бы многое поведать, но, как я подозревал, услышать его историю нам не доведётся никогда.
- Я приходил сюда, когда мне становилось совсем не в дугу, - проговорил Тайсон, засовывая голову в дырку в борту. - Отличное место - тут тебя сам чёрт не найдёт. Глянь сам!
Я наклонился к дыре. Внутренность буксира воняла плесенью и дизтопливом и тонула в полумраке, так что я ничего не увидел.
И тут до моих ушей донёсся далёкий дребезг ржавой ограды - это значило, что либо наше собрание вот-вот начнётся, либо что нас сейчас отсюда погонят. Я поспешил на звук, но заблудился в лабиринте старых лодок. Так и получилось, что это Джейсон Перес нашёл меня, а не я его.
- Привет, - сказал он. Я обернулся. Джейсон стоял невдалеке, но не подходил. - Ну-у что... А где остальные?
- Ты первый.
- А. - Похоже, мысль о том, что он первый, ему не очень понравилась. - Вообще-то, я пропустил сегодняшнюю репетицию, чтобы прийти сюда. - Он сделал несколько шагов вперёд, я тоже - в надежде, что если мы подойдём друг к другу ближе, то неловкость исчезнет. Куда там. - Ты уверен, что другие придут?
- Нет.