Жена Лопатина осталась в войну вдвоем с Лялей‚ работать пошла. Хоть и боярского она роду‚ а есть-пить надо. До сих пор работает: сворачивает фунтики из пергаментной бумаги‚ заполняет краской‚ галстуки разрисовывает. Или ковры из одеял по трафарету делает. Очень бойко идут в магазинах ковры из байковых одеял‚ только запах от краски – не продохнешь. А вечером‚ когда все с работы приходят‚ запирается жена Лопатина в своем кабинете‚ и чего она там делает – неизвестно. Раньше стихи мужу читала – теперь не читает. Раньше гулять с ним выходила – теперь не выходит. Слова лишнего не скажет‚ голоса не повысит‚ лишь глаза часто жмурит‚ когда нервничает. Только раз‚ этой весной‚ в самое вишневое цветение попросила она мужа отвезти ее за город‚ в лес. Им попалась дальняя электричка‚ битком набитая мужиками с мешками‚ молочницами с пустыми‚ гремящими бидонами. Их стиснули при посадке‚ отшвырнули в разные стороны‚ приплюснули‚ и всё бы ничего – можно стерпеть‚ но попался‚ как на грех‚ пьяненький дядечка‚ который звонко‚ по-поросячьи‚ икал в свое удовольствие‚ и придирался он почему-то к ее шляпке. Долго она терпела обидные замечания вперемежку с нутряными звуками‚ но дядечка оказался изобретательным‚ и когда от одной особо удачной остроты заржало полвагона‚ она скривилась‚ выкрикнула горлом и‚ работая локтями‚ отпихивая потные тела‚ полезла на всеобщую потеху к выходу‚ по мешкам и бидонам. Теперь она из дома почти не выходит‚ а Лопатин Николай Васильевич сидит по вечерам на кухне‚ жарит любимые картофельные оладьи‚ слушает‚ как около помойного ведра шуршат тараканы. По воскресеньям заходит к Хоботковым‚ с Верой Гавриловной беседует: он жалуется‚ она утешает‚ и наверно‚ неравнодушен к ней‚ потому что всякий человек тянется к женской ласке и доброте. Тоскливо человеку. Тоскливо и неуютно. А если дома неуютно‚ где тогда уютно?
Дочка Лопатина Ляля вышла замуж. Муж – офицер. Веня Вдовых. Золотая голова‚ золотые руки. Всем поможет‚ всё починит: горя теперь не знает квартира с водопроводчиками‚ слесарями‚ электриками. Этим летом демобилизовался Веня‚ пришел первый раз в кепке – и вроде‚ короче стал. Предлагали ему в охрану перейти: хорошие деньги‚ и обмундирование‚ и паек‚ – да он не захотел. А у самого образования никакого‚ девяти классов нету. Пришел на завод‚ освоился‚ так начал вкалывать – рабочие останавливали: "Эй‚ малый... Из–за тебя расценки снизят". Днем вкалывает‚ после смены обольется в душе‚ вытрется серой‚ жесткой‚ со стружками‚ бумагой‚ – здоровенный‚ в три обхвата‚ рулон в раздевалке стоит‚ подходи – отматывай‚ – и в школу. Веня по вечерам учится‚ а жена его Ляля лениво ходит по квартире в длинном‚ шитом золотом халате без рукавов‚ кружевное белье наружу выглядывает‚ полные белые руки нехотя двигаются‚ пук волос небрежно заколот‚ грудь вольно лежит под кружевами. Видная‚ крупная‚ в теле‚ глаза сонные – никакие‚ а Веня Вдовых рядом с ней‚ будто из концлагеря: запавший живот‚ обтянутые скулы‚ красные от недосыпания глаза и шапка золотых волос.
После работы ходит Ляля в кино‚ любит фильмы с пением‚ с танцами‚ с участием Дины Дурбин. А когда возвращается домой‚ обязательно пристают мужчины‚ – не могут они позволить такой женщине пройти мимо‚ – доводят до дома‚ пытаются заговорить‚ развить знакомство в интересующем их направлении‚ а она никак не реагирует. Не поощряет и не отталкивает. Самый обидный для мужчины вариант. Когда они поженились‚ переживал Лопатин Николай Васильевич‚ что мешает им‚ потому что спит тут же‚ на старом диване‚ и Веня очень стеснялся‚ шелохнуться не смел на брачном ложе. Веня и теперь стесняется‚ а Ляля – нет. Ко всему безразличная‚ ко всему равнодушная. Что в постели‚ что на работе. Лениво бродит по коридору – все прелести напоказ‚ мужчин в соблазн вводит.
А коридор за эти годы стал еще мрачнее‚ разводы расползлись по потолку‚ штукатурка потрескалась и местами обвалилась. До войны обещал управдом товарищ Красиков сделать ремонт‚ в войну ничего не обещал – не до того было‚ теперь опять обещает. Деревья на бульваре разрослись‚ кронами сомкнулись. Бродит по бульвару тихий дебил Гена‚ тоскует. Довоенные дети выросли‚ а новые не признают его‚ не принимают в свои игры: постарел Гена за эти годы‚ одряхлел не по возрасту. Уже не носится по бульвару‚ не заливается смехом‚ не тычет пальцем в грудь: "Ты сумасшедший‚ шедший‚ шедший‚ шедший..." Сохранилась от прошлого одна лишь любовь к бретелькам. Бродит по бульвару старая‚ неряшливая женщина‚ вся в бородавочных кустиках‚ подолгу выгуливает толстого кота в набрюшнике. Она дергает за шпагат‚ обвязанный вокруг туловища‚ и раздраженно шипит на кота‚ а кот шипит на нее‚ и так они проходят по боковой дорожке‚ занятые друг другом до злости‚ до взаимной ненависти. Выходит на бульвар женщина помоложе с глазами печально-удивленными‚ выводит гулять петуха на ниточке. Петух медленно идет по газону и что-то клюет в пыльной‚ затоптанной детскими ножками траве‚ а женщина бредет следом‚ держит в руке конец ниточки‚ а голова наклонена вниз‚ всегда вниз‚ будто разыскивает потерянное. Смотрят со скамеек няньки‚ неодобрительно поджимают губы на такое безобразие.
А няньки на бульваре уже не те: раньше это была профессия‚ а теперь дело случая; меньше стало нянек: то ли повымирали в войну‚ то ли затруднения с пропиской. Зато ребятишек полно: звенит бульвар от крика‚ от звонков трофейных велосипедов‚ содрогается от топота ног. Храбрые стали ребята‚ война научила самостоятельности. Растекаются‚ расползаются по городу‚ по окрестным улицам‚ с завистью поглядывают на лотки с мороженым‚ на недосягаемые кубики: тридцать пять рублей пачка‚ восемнадцать рублей – половинка. По вечерам слушают ребята радио‚ ждут заранее свои любимые передачи. На улице Воровского живет специалист-физик‚ у него стоит экспериментальный телевизор. Полдома набивается в комнату‚ когда идет пробная передача. Жизнь не стоит на месте‚ отставших не дожидается. Не успел моргнуть‚ а она вон куда ускакала! Хоть плачь‚ хоть догоняй – твое дело.
Об арестованных давным-давно Кукиных квартира почти не вспоминает. Война всё заслонила. Война встала стеной в памяти‚ порогом‚ о который спотыкаются воспоминания. Арестовали Кукиных‚ как потом оказалось‚ за связь с иностранцами‚ за возможные шпионские намерения. А как им было не связываться с иностранцами‚ ежели работали они во Внешторге‚ за границу ездили‚ оборудование закупали? Нонсенс – одно слово. По нашему – абсурд. Арестовали Кукиных – комната освободилась. Освободилась комната – въехал жилец. Петя Ляпушкин – цирковой артист. Кому горе‚ а кому и нечаянная радость. Кому слезы‚ а кому и счастье. Петя бывает дома редко‚ месяцами на гастролях пропадает‚ а когда приезжает – по утрам под потолком висит‚ уцепившись зубами за крюк. Тренируется.
Самарья Ямалутдинова с первых дней войны живет неприметно‚ тихо‚ мышью в подполе. Гладко причесана‚ строго одета: не улыбнется никогда‚ не пошутит‚ не побежит с лишним рублем в "Восточные сладости". Скулы обтянуло‚ глаза внутрь ушли: смотрит на мир Самарья‚ как из глубокого колодца. Нет на свете Рената: кто к ней теперь прикоснется‚ кому голову на плечо приклонит‚ для кого засветится? Сникла Самарья‚ будто ее выключили. Лежит ночами без движения на холодной‚ одинокой постели‚ жмурится в тоске: уходит от нее Ренат Ямалутдинов‚ расплываются в туманной дымке дорогие черты. И не вернуть‚ не остановить‚ не удержать. Приезжали порой земляки из Татарии‚ ночевали‚ как прежде‚ на дежурной раскладушке‚ самые настырные подваливали под бочок к красавице-вдове и тут же съезжали в гостиницу‚ ни с чем. Потом приехал тихий пожилой Хаймертдинов‚ погостил чуточку‚ повздыхал‚ посочувствовал‚ да и остался насовсем на дежурной раскладушке. Ласковый‚ боязливый‚ вежливый до безобразия. Всех любит‚ со всеми согласен‚ каждому поддакивает. Только и слышно: "Ну‚ простите... Ну‚ извините..."
Он жил раньше в Татарии‚ на окраине Казани‚ и свалился на его дом метеорит. Пробил крышу‚ упал в подпол. В газетах писали‚ метеорит для музея отобрали. До сих пор рассказывает Хаймертдинов‚ рассказывает часто и с подробностями: как выглядел‚ какого размера‚ какие причинил разрушения‚ – все жильцы наизусть знают‚ – и жизнь свою делит на "до" и "после" падения‚ потому что всколыхнул метеорит его тихую жизнь‚ оставил в ней яркий‚ незатухающий след. Об одном только жалеет Хаймертдинов‚ что не сохранил вырезку из центральной газеты‚ где был описан этот исключительный случай с описанием метеорита и упоминанием фамилии‚ а не сохранил потому‚ что на оборотной стороне вырезки объезжал войска красный командир товарищ Тухачевский. Обрезал он заметку по самые буковки‚ и исчезли войска и лошадь‚ но не исчезло‚ как нарочно‚ лицо красного командира товарища Тухачевского‚ и потому сжег Хаймертдинов опасную вырезку – от греха подальше‚ и очень переживает‚ что не может свои устные рассказы подтвердить документально.
Он‚ Хаймертдинов‚ мужчина занудливый‚ но безвредный. По профессии административный работник. Административный работник может‚ к примеру‚ не знать таблицу умножения‚ но обязан обеспечить‚ чтобы пятью пять всегда было двадцать пять. Хаймертдинов это понимает‚ но обеспечить – не обеспечивает. У них вся контора такая: и таблицы умножения не знают‚ и обеспечить не могут. Каждый вечер после ужина достает он толстую амбарную книгу‚ записывает расходы за день. Проезд до работы и обратно. Еда. Починка обуви. Плата за электричество. Мыло. Зубной порошок. Уже много лет подсчитывает расходы‚ ищет пути для экономии‚ хочет понять‚ куда деньги уходят. Никак не сообразит занудливый Хаймертдинов‚ что подсчитывать надо не расходы‚ а доходы‚ а так как они у него не увеличиваются и значительно увеличиться не могут‚ то и считать нечего. А он всё равно считает‚ а потом выходит на кухню‚ садится на табурет‚ папиросу закуривает‚ вводит себя в новые расходы. И потому в коробке от дорогого "Казбека" у него дешевые папиросы насыпаны. Посидит‚ покурит и спать на раскладушку идет.
А Самарья давно уж в постели лежит‚ глаза в тоске жмурит‚ дорогие черты вспоминает – вспомнить не может. Детей нет‚ забот нет‚ хлопот тоже нет. Приготовить – чуть‚ постирать – и того меньше. Работает Самарья завхозом в детском саду‚ продукты принимает‚ накладные подкалывает‚ а летом вместе с садом выезжает за город: лес‚ речка‚ отдельная комната‚ еда из общей кухни на двоих с Хаймертдиновым. Детей кормят кашей‚ киселями‚ провернутыми котлетками‚ и от такой пищи весь женский персонал‚ – и директор‚ и врач‚ и бухгалтер‚ и воспитательницы‚ – поправляется‚ как на дрожжах‚ – гладкие‚ сытые‚ налитые до спелости‚ – и Хаймертдинов поправляется тоже. Одна Самарья худая‚ черная‚ будто горит в ней вечный огонь‚ выжигает изнутри.
Приезжают в сад комиссии‚ ревизии‚ просто начальство: покупаться‚ позагорать‚ подкрепиться питательной детской пищей. Директриса – человек опытный: и накормит вволю‚ и аптечным спиртом напоит‚ и работу с детьми покажет. За месяц до больших праздников дети перестают гулять‚ репетируют праздничные концерты. Танцы‚ пение‚ литературно-музыкальный монтаж с участием воспитательниц. В прошлом году один важный товарищ сделал директрисе замечание: "Все хорошо‚ – сказал‚ – и цветочки‚ и ручейки‚ и ягодки. Но несколько аполитично. Висит в зале портрет‚ а дети не обращают на него внимания".
Директриса перепугалась‚ обещала к другому разу исправить ошибку. А как ее исправишь? Как заставишь несмышленого малолетку глядеть на портрет? Выручила шустрая воспитательница. Всё лето за каждым завтраком учила детишек: "Какаву хочешь?" – "Хочу". – "Скажи: дяде Сталину ура!" И к другому: "Какаву хочешь?" – "Хочу". – "Скажи: дяде Сталину ура!" И к третьему. И ко всем: "Дяде Сталину ура! Дяде Сталину ура!" Праздник прошел великолепно‚ дети кричали‚ как надо‚ важный товарищ пожал директрисе руку‚ но вскоре при репетиции новогоднего концерта столкнулись с новой трудностью. В ответ на возглас: "Кто это нам подарки принес?" вместо обычного "Здравствуй‚ дедушка Мороз!" вся младшая группа‚ как один‚ упорно кричала: "Дяде Сталину ура!" Их начали спешно переучивать‚ но дело шло туго‚ – то ли из-за отсутствия времени‚ то ли из-за отсутствия "какавы"‚ – и тогда воспитательницы тоже начали кричать: "Здравствуй‚ дедушка Мороз!"‚ и на празднике они перекричали тех малышей‚ которые упорно пищали: "Дяде Сталину ура!"
Концерт опять прошел с большим успехом‚ важный товарищ опять пожал директрисе руку и сделал всего одно замечание. "Хорошо‚ – сказал он. – Очень хорошо. Только взрослые‚ к сожалению‚ более активны‚ чем дети. Это плохо. А так – хорошо!"
6
Четвертый урок – алгебра.
Пришел Пипин Короткий‚ встал в дверях – маленький‚ морщинистый‚ шея из складочек‚ голова – шар бильярдный‚ мохнатые брови навесиком‚ брюки балахоном‚ под пиджаком ковбойка‚ – встал‚ носом покрутил и говорит:
– А у вас тут не амбре...
Пипин Короткий живет за городом‚ ежедневно глотает кислород напополам с озоном и от этого очень чувствителен к духоте‚ пыли и прочим детским запахам. У него и сад имеется‚ и огород‚ и коза‚ и дачники летом‚ и вообще он человек сельский‚ городскую жизнь не уважает‚ потому что в городе в тяжелые времена не прокормишься. На его памяти тяжелых времен было предостаточно‚ а у него‚ как-никак‚ жена‚ шесть душ детей‚ – самый последний родился‚ когда ему под пятьдесят было‚ – и он бережет себя‚ хочет подольше прожить‚ чтобы всех детей на ноги поставить.
– Садитесь‚ – разрешает он‚ и не обнаружив в воздухе пыли и посторонних примесей‚ прямо от двери кидает на стол свой большой черный портфель. Столько лет он его кидает‚ что никогда не промахивается‚ а портфель от этого потрескался‚ углы облупились‚ ручка оторвалась‚ замки не закрываются. Так и носит его подмышкой‚ согнутый пополам‚ руки в карманах.
Ребята усаживаются‚ стукают крышками‚ а он в дверях стоит‚ ждет. Раз портфель бросил‚ значит урок будет. А то может и не бросить‚ уйдет в учительскую‚ пока пыль не уляжется и свежего воздуха не напустят. Пипин Короткий – человек не злой. У него опыт‚ он еще в земской школе учил‚ и хорошо знает‚ что у злого учителя самые упрямые ученики‚ и потому злой учитель живет на свете меньше‚ чем добрый. Он добрый‚ ему много прожить надо. Ребята его сразу раскусили‚ у них на такие вещи нюх. В первый раз пришел‚ слова еще не сказал‚ только встал в дверях‚ вытащил громадный платок‚ трубно сморкнулся‚ а они уже поняли – добрый. У него если провинишься‚ сразу же: "Встань столбом!"‚ а сам ходит вокруг‚ глазки хитрые-хитрые‚ голова набок‚ – она у него круглый год загорелая‚ и складочки на шее тоже загорелые‚ – походит вокруг‚ как кот у сметаны‚ снизу вверх посмотрит и ласково говорит: "Ну‚ враг мой внутренний... Погляди‚ какой ты большой. На тебе сенбернара можно вешать". Ребята хохочут‚ а он от удовольствия жмурится. Всем одно и тоже говорит‚ кроме Леши Костикова. Они с Лешей одного роста‚ на него и на Лешу сенбернара не повесишь. В лучшем случае – таксу.
Пипин Короткий всегда проводит перекличку‚ и надо встать‚ а он внимательно поглядит‚ подумает‚ головой кивнет: "Садись". При перекличке оказалось‚ что исчез куда-то Саша Антошкин. Только что был‚ а теперь нет его‚ и никто не знает‚ куда подевался. Пипин Короткий закрывает журнал‚ ходит по рядам‚ объясняет новую тему. "Ура... что? Уравнение. Много... что? Многочлен..." Он спрашивает‚ а отвечать не надо. Это он себя спрашивает. Это у него манера такая. На уроке геометрии ни циркулем не пользуется‚ ни линейкой. Прямые линии от руки проводит‚ окружности – тряпкой. В одну руку зажмет конец тряпки с мелом‚ другой конец приложит к доске. Раз! – и окружность. Ловкий старичок Пипин Короткий.
Вдруг что-то послышалось. Вроде бы‚ "ой‚ ой..."
– Это что? – спрашивает Пипин Короткий.
Все слушают. Тихо.
– Это на улице‚ – говорит Колька Борисенко.
Вдруг опять. Подольше и посильнее. "Ой‚ ой‚ ой‚ ой..."
– Кто это?
– Это на улице‚ – успокаивает поспешно Колька. – Не обращайте внимания.
Тут как застонет... Как заноет... Во весь голос! "Ой-ой-ой... Ай-ай-ай... Ой-ой-ой-ой... Ай-ай-ай-ай..."
– В коридоре‚ – говорит рыжий Вячик.
– В стене‚ – кричит Вовка Тимофеев.
– В шкафу‚ – уточняет Рэм Сорокин. Он ближе всех к шкафу сидит. Ему слышнее.
Стенной шкаф закрыт на задвижку. Открыли дверцу‚ а оттуда валится Саша Антошкин – вся спина от штукатурки белая. Стоит‚ приседает молча – коленки не держат. Все полочки из шкафа вынуты и на дно положены. Сам шкаф мелкий-мелкий: не иначе‚ когда закрывали‚ большую силу прикладывали‚ чтобы Антошкина умять.
Пипин Короткий буро покраснел‚ будто сразу обгорел на солнце‚ нижнюю губу выпятил:
– Кто?!
– Это не мы... – на всякий случай торопится рыжий Вячик.
– Это не мы... – поддакивает класс.
– Кто?!..
– Никто... – шепчет Антошкин‚ а сам по-воробьиному глаза прикрыл.
– Вон! – командует Пипин Короткий. – К директору!
Весь класс смотрит на Кольку Борисенко. Он сделал. Больше некому. Значит‚ скоро за Колькой придут. Вот и повод. Вот и выгонит его Иван Егорыч. Давно уж собирается. Антошкин‚ конечно‚ выдаст. Антошкин наедине с директором любого выдаст. Не от боязни наказания‚ а от неопределенности положения. С ним‚ с Антошкиным‚ нельзя идти в разведку. Да он и сам не пойдет‚ потому что в разведке отовсюду подстерегает неизвестная опасность‚ будто тысячи Колек Борисенко могут неожиданно щелкнуть по носу.
В дверь заглядывает нянечка:
– Борисенко! К директору.
Ну‚ всё! Вот и выдал...
– Иду‚ – неожиданно вскакивает Витька Борисенко и идет по ряду.
Восьмой "А" охает.
– Тихо! – кричит Пипин Короткий. – Борисенко‚ ты сделал?
– Я.
– Зачем?
– Захотелось.
– Вон! – и Пипин Короткий распахивает настежь дверь.
Порядок восстановлен‚ можно продолжать урок. Пипин Короткий путается‚ сбивается‚ объясняет кое-как‚ а ребята уже не слушают‚ а кто слушает‚ тот не понимает. Такого еще не бывало в их богатой практике...
Вдруг – звонок. Намного раньше. Что такое? Почему? Не успели разобраться – все классы в коридор высыпали. Раньше не раньше‚ а обратно не загонишь. Перемена.
7
Выскочили из класса‚ побежали вниз‚ а Витька уже навстречу идет‚ за сумкой‚ и позади него плетется Саша Антошкин‚ от страха приседает. Выгнали Витьку из школы‚ выгнали на неделю за безобразное поведение. Он только к директору вошел‚ пристально поглядел на Антошкина‚ и тот сразу же подтвердил‚ что именно Витька в шкаф его запихивал. Иван Егорыч не поверил‚ его просто так не возьмешь‚ попросил Витьку постоять в коридоре‚ остался с Антошкиным наедине. Витька постоял-постоял да и нажал на кнопку звонка. То ли нарочно‚ чтобы не дать им поговорить‚ то ли случайно: руки чесались. Выскочил из кабинета Иван Егорыч‚ закричал‚ руками замахал‚ выгнал Витьку на неделю из школы. За звонок и за Антошкина.