- Не был, - признался Алекс, лениво растягивая слова. - Занимался воскрешением своей карьеры. Своей репутации. Той, которую ты с такой легкостью разрушила. - Он встал и швырнул ей газету. - Завтрашний "Информер", pichouette. Оставили на крыльце в простом коричневом конверте. И смотри не только заголовок. Вся история на третьей странице, причем очень интересная.
Касси свернула газету и пробежала глазами по первой странице. "ЖЕНА АЛЕКСА РИВЕРСА ПОДСУНУЛА ЕМУ РЕБЕНКА-ПОЛУКРОВКУ". Дальше шел снимок из аэропорта, где Алекс обнимает ее. И еще один с Касси и Уиллом, когда он отводил ее в полицейский участок много месяцев назад, - в тот день, когда за ней приехал Алекс.
- Это же просто смешно, - сказала Касси. - Ты же в это не веришь?
Алекс обернулся так резко, что она выронила газету.
- Неважно, во что верю я, - ответил он. - Важно, что это увидит весь мир.
- Но это же не "Таймс"! - возразила Касси. - Все, кто читает эту газетенку, знают, что здесь пишут ерунду. - Она помолчала. - Мы подадим на них в суд. А деньги положим Коннору на счет.
Алекс схватил ее за руку.
- Они цитируют письмо, которое он тебе написал, оно лежит наверху. Утверждают, что ты собираешься встретиться с ним в Вашингтоне.
На мгновение Касси задумалась над тем, каким образом письмо Уилла, которое она тщательно спрятала в ящике для белья, стало достоянием общественности. Она была потрясена тем, что кто-то из прислуги продает ее тайны, но еще больше ее шокировало то, что Алекс опустился до того, чтобы рыться в ее письмах.
- Ты же не думаешь, что я от тебя уйду, не думаешь?
- Нет, - просто ответил он, - потому что я тебя прежде убью.
Касси почувствовала, каким тяжелым, давящим стал в комнате воздух, руки и ноги начали неметь. Она попятилась к стене.
- Алекс, - негромко сказала она, - ты только послушай себя! Посмотри на Коннора. - Она коснулась руки мужа. - Я люблю тебя. Я вернулась к тебе.
- Черта с два! - взвился Алекс, и его глаза потемнели. - Я за всю жизнь не отмоюсь от этого дерьма! Я могу собрать все награды мира, но все равно окружающие будут копаться в нашем грязном белье. Кто-нибудь обязательно станет пристальнее, чем позволяют приличия, смотреть на этого ребенка. Кто-то обязательно станет у меня за спиной называть тебя шлюхой. - Он схватил ее за плечи и швырнул на пол. - Этого никогда бы не случилось, если бы ты не ушла! - закричал он.
И Касси, хотя и откатилась в сторону, почувствовала, как Алекс пинает ее, бьет кулаками в висок, в плечо…
Когда все закончилось, она открыла глаза и посмотрела на манеж. Коннор, повернувшись к матери, к рыдающему над ней отцу, казалось, превратился в один сплошной нечеловеческий крик.
Алекс осторожно прикоснулся к Касси, и она встала. Из правого уха текла кровь, и она поняла, что ничего им не слышит. Она вынула Коннора из манежа и принялась утешать его, шепча ласковые слова, как раньше шептала Алексу. Она смотрела на своего пьяного, стоящего на коленях мужа, и понимала: сегодня впервые Алекс не просто вымещал на ней свою злость - она стала ее причиной. Что вся ее оставшаяся жизнь будет провисать между крепкими узелками страха. Что ее сын будет видеть, как отец избивает мать, и может вырасти таким же - у него не останется выбора.
Осознала, что Алекс не по своей вине не умеет хранить обещания.
Касси подошла к двери, распахнула ее и посмотрела на Джона, который задержал взгляд на крови, текущей у нее по лицу. Она развернула Коннора лицом к себе, чтобы он ничего не видел, и еще раз обернулась на Алекса, склонившегося над собственной бедой. И, как часто большинство привычных вещей становятся в один миг незнакомыми, муж больше не казался ей страдальцем. Он был жалок.
Она никогда не осознавала, что он знал о ее слезах. Раньше, когда подобное случалось, она дожидалась, пока Алекс уснет, и только потом давала себе волю. Она не издавала ни звука, но Алекс все равно слышал ее рыдания.
Он хотел к ней прикоснуться, но каждый раз, протягивая руку, чтобы преодолеть десять бесконечных сантиметров, которые их разделяли, не решался довести дело до конца. Он первым обидел ее. И если она оттолкнет его, потому что, в конце концов, всему есть предел, он сломается.
- Касси, - прошептал он. Комната наполнилась тенями. - Скажи, что ты не уйдешь.
Она молчала.
Алекс сглотнул.
- Завтра я пойду к доктору Пули. Отложу съемки фильма. Господи, ты же знаешь, я на все готов!
- Знаю.
Он повернул голову на ее голос, ухватившись за это слово, как за спасательный круг. Он видел только серебристые ручейки слез на ее щеках.
- Я не могу тебя отпустить, - срывающимся голосом произнес он.
Касси посмотрела на мужа. Ее глаза сверкали, как у привидения.
- Не можешь, - спокойно подтвердила она.
Она вложила свою ладонь ему в руку, соединив их этим прикосновением. И только тогда Алекс дал волю слезам, таким же тихим, как слезы Касси. Он утешался тем, что ненавидит себя больше, чем его ненавидит Касси. В наказание он, прежде чем заснуть, вызвал в памяти опустошенные лица отца, матери, жены и сына - всех, чьи ожидания он не оправдал.
На этот раз она не стала сдерживаться. Даже зная, что лежащий рядом Алекс не спит, она плакала. И дело было не только в том, чтобы уйти, как думал Алекс. Речь шла о свободе. Она могла уйти от мужа, но не стать свободной, как это произошло, когда она уехала в Южную Дакоту, чтобы родить Коннора. Чтобы по-настоящему порвать с прошлым, она должна заставить Алекса страдать так же, как страдает она. Муж не может ее отпустить - никогда не отпустит! - пока она не поступит так, что он начнет ее ненавидеть. Поэтому она вынуждена сделать то, чего старательно избегала делать эти четыре года, - стать одной из его обидчиков.
Касси пыталась убедить себя, что если она на самом деле печется об Алексе, то должна с ним порвать, потому что своим молчаливым согласием быть куклой для битья, на которой он вымещает злость, делает только хуже. Это совсем не означает, что он ей больше не нужен. И уж точно не означает, что она его разлюбила. Алекс был прав, когда утверждал, что они созданы друг для друга, только в какой-то нездоровой, извращенной форме.
Она вспомнила, как Алекс стоял на крыльце в Пайн-Ридж и уверял, что она его частичка. Вспомнила, как он обхватил ее ладони, когда они ловили рыбу руками в ледяном ручье Колорадо. Вспомнила, как сидела рядом с ним, наблюдая за парой львов в Серенгети. Вспомнила его вкус, его прикосновение, тяжесть его тела, когда он прижимался к ней.
Она не понимала, как вообще дошла в своей любви к Алексу до того, что она, эта любовь, ее буквально убивала.
Касси наблюдала, как ночь меняет мрачные оттенки черного, пока она вынашивала свое решение. Она закрыла глаза и, к своему удивлению, увидела не Алекса, а Уилла, привязанного к священного столбу во время Пляски Солнца. Ощутила жар, поднимающийся от земли, услышала бой барабанов и свист в орлиные кости. Представила, как Уилл пытался освободиться и ремень разрывал его кожу. Ему пришлось встать на колени - но это был единственный способ обрести свободу.
Раны заживут, останутся лишь шрамы. Но даже самые глубокие шрамы со временем рассасываются, и их практически не видно на теле. Единственное, что остается, - воспоминание о том, как было больно.
Касси вложила свою ладонь в руку Алекса, пытаясь запомнить температуру его тела, его запах, ощущение того, что он лежит рядом с ней. Эти воспоминания она позволит себе сохранить. Она большим пальцем погладила мягкие линии на ладони Алекса. Нежное рукопожатие - извинение за то, что она должна сделать, и прощание.
Глава 27
Одно ужасное мгновение Касси смотрела на замершие в ожидании лица и думала: "Они мне не поверят". Она решила, что ее просто засмеют. "Алекс Риверс? - изумятся они. - Вы, должно быть, шутите".
Зажав в кулак страх и гордость, Касси уселась на металлический складной стул, который поставил для нее консьерж гостиницы, где готовилась пресс-конференция, и разгладила складки на темно-синей юбке. "Оденься, как школьница, - посоветовали ей. - Ничего вызывающего, ничего сексуального". Чтобы не подумали, что она привлекала к себе внимание, провоцировала жестокое обращение.
Рядом с ней на таком же стуле сидела Офелия с ребенком на руках. Коннор икал, и эти звуки, как Касси ни старалась, напоминали ей всхлипы. Она осознавала, что в двухмесячном возрасте сын ничего еще не понимает и не запомнит. Как знала и то, что каждый раз, когда он будет к ней тянуть ручки, она будет видеть в этих серебристых глазах его отца.
Касси откашлялась и встала. Тут же толпа журналистов затихла, вытянувшись по стойке смирно, как рота сказочных солдатиков.
- Доброе утро.
Она потянулась к микрофону и коснулась его рукой. Раздался резкий звук, напоминающий визг. Касси испуганно отступила.
- Простите, - чуть тише сказала она. - Спасибо за то, что пришли.
Касси понимала, как абсурдно звучат эти слова, словно она собрала друзей попить чаю. И подумала, что, чем капитулировать перед прайдом голодных львов, лучше бы ей промолчать. У нее не было иллюзий - Алекс наверняка позаботился обо всем еще два дня назад. Эти люди никогда не были ее друзьями. Они думали о ней только в связи с Алексом, они согласились прийти сюда в надежде услышать что-то интересное о нем. Сама Касси была лишь эпизодом. Если журналисты вообще упомянут ее имя, после того как выслушают всю историю, то, скорее всего, представят ее как жалкую наркоманку или идиотку, которая столько лет не могла за себя постоять.
Касси развернула небольшой листок бумаги, который перечитывала сотню раз за сегодняшнее утро, - свое обращение к прессе. Офелия научила ее зрительному контакту, модуляции голоса - словом, актерским штучкам, которые помогают вызывать сочувствие у зрителей. Но когда заметно дрожащие пальцы Касси вцепились в края потертого листа, она не смогла вспомнить ничего из того, чему ее научили. И вместо этого начала читать с листа, как второклассница, которая слишком озабочена тем, чтобы правильно произносить незнакомые слова, и совершенно не думает о производимом впечатлении.
- Меня зовут Кассандра Барретт. Большинство из вас знает меня как жену Алекса Риверса. Мы поженились тридцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, и наша семья несколько раз являлась предметом пристального внимания прессы, в последнее время - из-за рождения нашего сына. Вчера я подала с Алексом Риверсом на развод на почве крайне жестокого обращения.
Это заявление, прозвучавшее всего через несколько недель после представления, которое устроила дружная семья Риверсов в международном аэропорту Лос-Анджелеса, когда они прилетели с Коннором, вызвало волну перешептываний, которая поднялась над головами журналистов и не давала Касси дышать, казалось, обвиваясь вокруг ее шеи. Она вцепилась пальцами за края кафедры, споткнувшись на последнем предложении.
- После этой пресс-конференции все вопросы можно адресовать моему адвокату, Карле Бонанно, или самому мистеру Риверсу. - Она сделала глубокий вдох. - Тем не менее в интересах торжества истины я готова ответить на ваши вопросы.
В воздух взвился лес рук, закрывая Касси от одноглазых камер. Голоса заглушали друг друга.
- Миссис Барретт, - прокричала одна журналистка, - вы продолжаете жить с Алексом Риверсом?
- Нет, - ответила Касси.
- Он согласился дать вам развод?
Касси посмотрела на Карлу Бонанно, сидящую слева от нее.
- Документы будут посланы ему сегодня. Не думаю, что он станет возражать.
Какой-то журналист выскочил перед толпой собравшихся, размахивая микрофоном у самой кафедры.
- Крайне жестокое обращение - не частое основание для развода, миссис Барретт. Вы придумали эти обвинения для того, чтобы ускорить бракоразводный процесс и прибрать к рукам его денежки?
У Касси глаза расширились от подлости человека, дерзнувшего задать такой личный вопрос. Ради всего святого, это же ее семья! Ее муж.
- Я ничего у Алекса отбирать не собираюсь, - ответила она и подумала: "Только саму себя". - И обвинения не сфабрикованы. - Она умолкла, понимая, что достигла точки, от которой нет возврата. Потом убрала с лица все эмоции и вновь подняла голову, глядя на каждого и ни на кого конкретно. - Последние три года я сносила побои от Алекса Риверса.
"Прости, прости, прости…" В голове пронеслась молитва, и Касси не знала, то ли она обращается к Богу, то ли к Алексу, то ли к себе. Она почувствовала, как бешено колотится сердце, так что, казалось, даже блузка вздымается.
- У вас есть доказательства?
Вопрос задала женщина, и он прозвучал мягче, чем остальные, - возможно, именно поэтому Касси решилась. Не сводя глаз с двери в дальнем конце конференц-зала, она отвернула ворот и показала ужасный фиолетовый след. Вытащила блузку из юбки, приподняла и повернулась, чтобы были видны распухшие, черно-синие ребра.
Конференц-зал взорвался вспышками фотоаппаратов и какофонией звуков. Касси стояла не шевелясь, пытаясь унять дрожь и желая только одного - оказаться подальше отсюда.
Когда наутро после того, как Алекс ее избил, Касси проснулась, его половина кровати была пуста и аккуратно застелена. Секунду она смотрела на ровно выстроенные подушки. Может быть, ничего не было. Может быть, Алекс не ложился.
Она приняла душ, осторожно подставляя под горячую воду избитое тело, и пошла взглянуть на Коннора. Ночная сиделка повернула малыша к Касси, чтобы она могла его покормить. Сидя в высоком кресле-качалке, Касси смотрела в окно на то, что обещало стать прекрасным калифорнийским днем.
- Мы опять уезжаем, - шепнула она Коннору.
Потом встала, уложила его на пеленальный столик, расстегнула подгузник и положила под попку свежий. Она рассматривала его тельце: длинные тоненькие ножки, полный животик, складочки жира на ручках, которые выглядели совсем как мышцы взрослого человека.
Когда няня повернулась, Касси улыбнулась ей.
- Вы не могли бы мне помочь? - спросила она и велела уложить в сумку несколько смен белья и костюмчик Коннора. А потом, устроив ребенка в колыбельке, она поспешила вниз.
Касси не стала останавливаться в столовой, чтобы выпить кофе, не стала заглядывать в библиотеку и кабинет, чтобы найти Алекса. Откровенно говоря, теперь это не имело значения. Вчера она приняла решение.
План, который она придумала, касался его публичного имиджа. В конечном счете, именно это явилось поводом для вчерашней ссоры. И Касси должна была признать, что этот имидж являлся такой же неотъемлемой частью его жизни, как и ее. Некогда золотой мальчик уже не казался таким золотым, и, как только он узнает, кто первым бросил в него камень, она станет свободной. Либо Алексу придется признать правдивость ее обвинений и превратиться в личность, вызывающую сочувствие общественности, потому что обратился за помощью к психотерапевту, либо ему придется все отрицать, дискредитируя ее историю, обвиняя ее в клевете. И совершенно неважно, как станут развиваться события: в любом случае в итоге репутации Алекса придет конец; в любом случае в итоге придет конец ей.
Потому что она не сможет заставить себя разлюбить Алекса, но заставит Алекса разлюбить ее.
Касси распахнула дверь, спустилась босиком по мраморной лестнице и пошла по тропинке, ведущей к бассейну и надворным постройкам. Когда-нибудь она покажет Коннору снимки этого замка и расскажет, как близко он был к тому, чтобы вырасти коронованным голливудским принцем. Она направилась ко второму низкому белому зданию - лаборатории, которую построил для нее Алекс после того, как они поженились.
Здесь было темно и пахло плесенью - за те недели, что Касси провела в доме после возвращения, она заглянула сюда всего на несколько минут: Коннор был таким любопытным, что днем она не оставляла его одного ни на секунду. Касси включила свет и увидела напоминающее пещеру место, засыпанное лепестками прошлого: желтыми костями и блестящими металлическими столами; инструментами и жирной красной землей.
Она поймала себя на том, что гадает, каким было место, где раскопали эти кости. Чем занимались люди, которым принадлежали эти скелеты. Она поняла, что тем, кто предавал анафеме культурную антропологию, ее вопросы покажутся странными и непонятными. В некотором роде, антропология для Касси - это исследование небольшой, полной загадок комнаты, и она только что отдернула занавеску на предмете, который считала платяным шкафом, и обнаружила за ним еще одну комнату, в два раза больше.
У нее останется ее работа, даже если она уйдет от Алекса. Касси занималась этим еще до знакомства с ним, и работа была такой же неотъемлемой ее частью, как Коннор. Но ее исследования станут другими. Перед Касси открылись иные возможности, и после Пайн-Ридж она уже не видела просто голые кости. Даже если от лакота она больше ничего не почерпнет, сейчас Касси понимала, что человек состоит не только из мышц, костей и тканей, - он состоит еще из образа жизни и решений, которые принимает, а также воспоминаний, которые передает своим детям.
До отъезда в Пайн-Ридж Касси исследовала череп, который ей прислал коллега из Перу. У экспоната не хватало круглого участка кости на своде черепа. Ученый, приславший этот образец, хотел знать ее мнение о природе повреждений. Была ли эта трепанация делом рук человека - то ли кусок выломали, чтобы использовать в качестве амулета, то ли для того, чтобы облегчить головную боль, - или же повреждение явилось следствием каких-то естественных причин? Касси села за стол и просмотрела свои записи: "Получено в результате удара кирки во время раскопок. Постоянное давление острого предмета в могиле. Эрозия. Природный дефект. Сифилис".
Обхватив голову руками, Касси думала о том, что в будущем сказал бы ученый о ее скелете, который пролежал в земле миллионы лет. Наткнулся бы он инструментом на ее поломанные, искалеченные ребра? Списал бы повреждения на неаккуратность тех, кто раскапывал могилы? На эрозию? На ее мужа?
Касси завернула череп в ткань и опустила в ящик. Она с величайшей осторожностью уложила его в опилки и обрывки газет, как будто он все еще чувствовал боль от причиненного увечья. Не став печатать официальное письмо, она вложила туда же листок со своими предположениями. Она не лучший специалист, к кому можно обратиться; больше не лучший. Поэтому на обороте она написала записку с извинением, что у нее не было достаточно времени исследовать этот образец. Она просила прощения за то, что заставила ученого так долго ждать. Потом закрыла ящик и скрепила его степлером.
Касси понесла ящик в дом, чтобы оставить рядом с исходящей корреспонденцией, и чувствовала, как с каждым шагом он становится все тяжелее. Почему ей потребовалось так много времени, чтобы понять, что скелет ей ничего не скажет, а живые могут показать новую жизнь?
- Что вы намерены делать со своей должностью в университете?
- Вы останетесь в Лос-Анджелесе?
- У вас есть планы относительно нового места работы?
Касси зажмурилась от потока вопросов, думая о том, что, если бы даже у нее сложилась четкая картина того, куда она направляется, она бы все равно не стала оставлять после себя заметных следов.
- Я в отпуске по уходу за ребенком, - ответила она. - А что касается того, буду ли я возвращаться в университет, когда отпуск закончится, - это решение я приму позже.