Будто навек
за собой
из битвы коридоровой
тянешь след героя,
светел и кровав…
…В узком переулке, где невозможно было разъехаться двум экипажам, машина остановилась у небольшого магазина, помещавшегося в полуподвальном этаже разрушенного бомбой дома. Василий Сергеевич сказал, что забежит узнать, достали ли ему обещанную куклу.
Он вскоре вернулся, торжественно держа в руках большую белую лакированную коробку, перевязанную голубой лентой.
- Довоенная! - воскликнул он. - Теперь у моей Ленки будет самая красивая кукла.
- Ну-ка, пусть Антошка оценит, - сказал Алексей Антонович.
Василий Сергеевич снял с коробки ленту и открыл крышку. В коробке лежала роскошная кукла величиной с годовалого ребенка, в пышном голубом платье, на белокурой голове прозрачный синий бант, на ногах носочки и белые башмаки на шнурках. Тело куклы было упругое и нежное.
- Черт возьми! - восхищенно воскликнул Алексей Антонович. - Сделана из какой-то особой резины, прямо как живая.
Антошка рассматривала куклу восторженными глазами.
Алексей Антонович спросил:
- А нет ли там второй, для Антошки?
Девочка вспыхнула и сказала, что она давно вышла из того возраста, когда играют в куклы.
- Ну-ну, - добродушно отозвался Алексей Антонович, - я пошутил.
- А у вас дети есть? - спросила Елизавета Карповна.
- Есть сын, но и он в лошадки давно не играет. Сейчас воюет где-то на Третьем Украинском фронте, артиллерист. Да, артиллерист, - как бы про себя сказал он, - а жена в эвакуации.
МИСТЕР ПИККВИК
Сидеть и ждать было не в натуре Елизаветы Карповны. Ей хотелось показать Антошке Лондон да и своими глазами посмотреть старинные дома и статуи с прокопченными дочерна пазами и углублениями и добела отмытыми дождями, отполированными ветром выпуклостями. Наверно, только Лондону свойственна эта волшебная игра светотеней. Побывать в Вестминстерском аббатстве, где похоронены Ньютон и Дарвин, где стоят памятники Шекспиру, Диккенсу, Теккерею, послушать знаменитый орган аббатства и бой часов Биг Бена на башне парламента, взглянуть на Тауэр - средневековую тюрьму, где каждый камень является свидетелем трагедий, казней и просто убийств, прогуляться по набережной Темзы, чем-то напоминающей Неву, но не такой широкой и светлой, а забитой пароходами, катерами, баржами…
И всюду страшные, зияющие раны войны. На набережной Темзы израненный осколками сна-ряда сфинкс, с огромной дырой на бедре, с изрешеченным лицом, отбитыми лапами, печально взирал на развалины взорванных верфей. Палата общин парламента походила на открытую сцену, на заднике которой сохранились изуродованные ниши, балконы, три полукруглых проема арок, а на сцене, где были стройные колонны, поддерживавшие многоярусный балкон, где стояли обитые красной кожей стулья, высоко взгромоздились обломки балок, куски лепных украшений, железо и камень.
Усталые и измученные всем виденным, мать и дочь подошли к остановке омнибуса. Обе были подавлены. Над городом нависли сумерки. Тоненько завизжала, как электропила, а затем завыла, выматывая душу, наводя безотчетный страх, сирена. Люди поспешно скрывались в подъездах.
- Воздушная тревога!
Елизавета Карповна осматривалась, ища, куда бы спрятаться. Где-то вдалеке раздался взрыв. Застрекотали зенитные орудия. Трассирующие пули ярким пунктиром взмывали ввысь, по небу зашарили лучи прожекторов; вот три из них соединились в темном небе в одну светлую точку.
- Идите в подъезд! - Перед Елизаветой Карловной и Антошкой выросла темная фигура полицейского.
Он схватил Елизавету Карповну за руку и потащил к подъезду, распахнул ногой дверь и почти силой втолкнул обеих внутрь, бормоча какие-то ругательства.
Вспышки выстрелов молниями освещали темный подъезд. Антошке сделалось страшно.
Потом в подъезде посветлело. Через застекленные двери стало видно далекое зарево и на его фоне черная аппликация церкви. Тревожно заревели сигналы пожарных машин.
Антошка втянула голову в плечи, прижалась к матери: ей казалось, что вот-вот на них упадет бомба и разорвет их в клочья.
Открылась дверь квартиры, и показался силуэт женщины.
- Здесь кто-то есть? - спросила она.
- Да, нас сюда затащил полицейский, - ответила Елизавета Карповна.
- Заходите к нам, - приветливо сказала женщина, - переждите бомбежку.
- Не стоит вас беспокоить, наверно, скоро кончится.
- Ну, это трудно сказать. Пожалуйста, заходите. Антошка вошла в квартиру первой.
- Вы иностранцы? - спросила хозяйка настороженно.
- Да, мы из Советского Союза.
- О, тогда раздевайтесь и проходите в столовую.
В просторной комнате горел камин. У камина сидела старушка и вязала. Двое детей, мальчик лет двенадцати и девочка лет девяти, сидя на полу, запускали поезд по электрической железной дороге.
Антошка села на стул и подумала: "Совсем как в учебнике английского языка. На картинке мы видим комнату. У камина бабушка вяжет чулок. Котенок играет с клубком", - повторяла она про себя давно забытый урок. Но котенка не было, не было и папы, читающего газету, не было дедушки с трубкой. Зато была собака. Она вышла из-за кресла, коротколапая, угрюмая, с гладкой черной спиной и острыми треугольными ушками. С ее боков до самого пола свисала длинная блестящая шерсть. Из-под челки, нависавшей надо лбом, смотрели умные карие глаза. Собака подошла к маленькой гостье, внимательно обнюхала ее. Антошка проворно поджала ноги.
- Не беспокойтесь, наша Леди не укусит, она просто знакомится с вами, - сказал мальчик. - Меня зовут Генри, а это моя сестра Джэн. Как зовут вас?
- Антошка.
- Анточка, - серьезно повторил мальчик и за ним девочка, стараясь справиться с трудным именем.
Леди вскинула передние лапы на колени Антошки, лизнула ей руку и при этом обнажила белые как сахар зубы с мощными боковыми клыками.
- Вы видите, Леди улыбается, вы ей понравились. Хотите посмотреть ее детей? - спросил мальчик. За окном стрекотали выстрелы.
- Не бойся, девочка, - сказала хозяйка, - это зенитные орудия прогоняют германские самолеты.
- Не бойтесь. - Мальчик взял за руку Антошку и повел ее в угол за кресло, где в широкой низкой корзине, застланной чистыми пеленками, копошились пять черных щенят. У их мамы Леди ушки торчали фунтиками, а у щенят висели лопушками по бокам.
- Можно взять на руки? - спросила Антошка.
- Пожалуйста, только не уроните.
Щенок был тяжелый, голова больше туловища и походила на утюжок, весь он покрыт короткой шерстью, только брюшко было совсем голенькое.
- Вы любите собак? - спросил Генри.
- Да, очень. У меня в Москве была собачка, но мне пришлось оставить ее у бабушки.
- Какой породы?
- Не знаю. Я нашла щенка в лесу возле речки, он, наверно, потерялся…
Антошке не хотелось сказать правду, что она вытащила его из ручья совсем слепым и долго отхаживала. Ей не хотелось, чтобы английские дети подумали, что у нее на родине есть люди, которые могут утопить щенят.
- О, это, наверно, какая-нибудь помесь, - со знанием дела сказал Генри. - Но каждая собака по-своему хороша. А наша к тому же чистейшей породы скотч-терьер. Они очень умные, любят людей, и с ними можно охотиться на лис. Видите, какие сильные лапы, - скотчи легко разрывают любую нору.
Леди не отходила от Антошки, вставала на задние лапы, стараясь лизнуть своего щенка.
- Наша Леди имеет две золотые медали, и многие из ее детей тоже медалисты, - с гордостью сказала Джэн. - Но когда были сильные бомбардировки, Леди выла, нервничала, и у нее родились мертвые щенята. Потом она привыкла к этим бомбежкам.
- Извините, - сказал мальчик, - я хочу посоветоваться с сестрой, мы вам потом расскажем о чем. Пойдем, Джэн, - потянул он сестру за руку.
В углу комнаты он что-то ей говорил, указывая глазами то на Антошку, то на щенят. Джэн кивала головой и радостно хлопала в ладоши. Потом они подошли к матери и пошептались с ней, спросили о чем-то бабушку. Бабушка в знак согласия кивнула головой. К Антошке они уже бежали, перепрыгивая через рельсы и вагончики.
- Вы знаете, - торжественно заявил Генри, - мы всей семьей решили подарить вам щенка. Выбирайте любого.
У Антошки от радости заколотилось сердце. Она прижала к себе теплого щенка, гладила его, и ей так не хотелось с ним расставаться.
- Можно этого? Он уже привык ко мне.
- Пожалуйста. Мальчик сморщил лоб.
- А как мы назовем его? Мы должны дать ему имя. Мама, как назвать этого сына Леди?
Мама и бабушка в это время вели оживленный разговор с Елизаветой Карповной.
- Нам предстоит большая дорога, и разрешат ли его взять на пароход? Мы сами с трудом получили место, - пробовала отказаться от такого неудобного подарка Елизавета Карповна.
- Собаку на любой пароход возьмут, даже на военный корабль, - об этом не беспокойтесь. Собака всегда с собой приносит счастье, - заверила английская мама. - Я советую его назвать мистер Пикквик.
- Отлично! - воскликнула Антошка. - Мой милый Пикквик, ты поедешь со мной далеко-далеко. - Она понимала, что теперь уже никогда не расстанется с этим песиком.
- Мы дадим вам его родословную, правда, не успеем получить на него настоящий паспорт.
- Генри подошел к письменному столу и стал списывать с паспорта Леди длинную родословную мистера Пикквика. Антошка ахнула, когда увидела, что у щенка шестнадцать прапрапрабабушек и столько же прапрапрадедушек и все они были известны по своим именам и по хозяевам: почти все были медалистами или чемпионами.
- А я не знаю, кто была моя прапрапрабабушка, - простодушно сказала Антошка.
- Мы тоже не знаем, - успокоил ее Генри, - но ведь это же собака.
- Ну вот, - улыбнулась хозяйка, - мы с вами теперь почти родственники, - и пригласила гостей к столу.
Генри и Джэн раскрыли маленькие кулечки, которые стояли у их приборов, и каждый отсыпал для Антошки по чайной ложечке сахара. То же сделали и мама с бабушкой для Елизаветы Карповны. Антошка пробовала отказаться, но дети с такой радостью и готовностью шли на свою жертву, что даже мама разрешила Антошке положить сахар в чашку.
- Мы оказались совсем близкие люди, - обратилась английская мама к своим детям, - наши папы на фронте, сражаются против общего врага. Наш папа в Африке, папа нашей гостьи в России. Даст бог, они победят.
За окном прозвучал прерывистый звук сирены.
- Отбой воздушной тревоги, - перекрестилась бабушка.
- Почему вы не ходите в бомбоубежище? - спросила Елизавета Карловна.
- Просто потому, что у нас их нет, - пожала плечами хозяйка, - а теперь на Лондон немцы стали запускать новое оружие "Фау-2", от которого не скроешься.
- Лондон велик, - добавила бабушка, - весь его уничтожить нельзя. И почему бомба должна упасть на наш дом? Ну, а если будет божья воля, то и бомбоубежище не спасет. От судьбы не уйдешь…
Гости стали собираться. Елизавета Карловна отколола от своего джемпера брошку из уральского камня и преподнесла ее хозяйке.
- На добрую память!
- О, какая прелесть! И вам не жаль расставаться с такой красивой брошкой?
Антошка даже усмехнулась. "Вы еще не знаете моей мамы, - хотелось сказать ей. - Мама даже не умеет делиться: она всегда бывает рада отдать все".
Расставались как старые, добрые друзья. Антошка уносила за пазухой теплого щенка и какое-то хорошее ощущение добра и света. Леди тоже вышла провожать новых знакомых. На прощание она облизала своего щенка, а заодно лизнула в щеку и Антошку, словно доверяла ей своего детеныша.
Во дворе пахло гарью, на крыше соседнего дома зачехлялись зенитные орудия, по улицам шли пешеходы, осторожно пробирались машины. Зеленые, красные и желтые прорези в светофорах управляли ночным движением.
Возвращались домой в метро. Нары на станциях были заполнены. Люди укладывались спать. Многие уже спали, кто укрывшись с головой и выставив голые ноги, кто во сне болезненно морщился от скрежета тормозов. Почти все лежали, обхватив одной рукой какой-то узел, видимо с оставшимся имуществом. Пахло крепким потом, детскими пеленками, было смрадно, мрачно. В освещенном вагоне метро мистер Пикквик высовывал из-за пазухи Антошки любопытный нос и вызывал восхищенные восклицания пассажиров.
- Мама, ты, конечно, против мистера Пикквика? - спросила напрямик Антошка, когда они вышли из метро.
- Я не против мистера Пикквика, а против щенка, - чистосердечно призналась мать, - но наши новые знакомые такие отличные люди, что их нельзя было огорчить отказом. Это был велико-душный подарок. Собака у англичан почти священное животное. Вот только не знаю, что мы будем с ним делать в пути и в Москве. Да и как отнесется к новому жильцу Мэри Павловна.
Но Мэри Павловна встретила мистера Пикквика чисто по-английски, с восторгом, и сразу заявила, что если они захотят продать этого очаровательного скотча, то только ей.
Антошка, взяв щенка, унеслась к себе в комнату, быстро разделась и нырнула под перину, где лежали фарфоровые грелки с теплой водой. Грелку она положила себе под ноги, а щенка прижала к себе. Мама сделала вид, что ничего не заметила.
- Мама, мне со щенком будет теплее. Он как грелка. У него нормальная температура тридцать девять, - оправдывалась Антошка.
Елизавета Карловна промолчала.
- Мамочка, может быть, тебе дать щенка, ты быстрее согреешься?
- Ну уж нет. Брать собаку в постель в жизни не соглашусь, - ответила Елизавета Карповна.
- Мистер Пикквик, - шептала Антошка под одеялом, - ты должен сделать все, чтобы моя мама тебя тоже полюбила, ты должен быть умницей, добрым.
Щенок заскулил. Он ползал под одеялом, искал свою маму Леди и успокаивался только тогда, когда Антошка гладила его по спинке.
Но стоило Антошке задремать, как щенок начинал опять метаться и скулить.
Утром Антошка боялась взглянуть на маму, понимая, что у нее тоже была бессонная ночь. Но Елизавета Карловна не попрекала, а сказала только, чтобы Антошка быстро собиралась - надо ехать в Советское консульство оформлять документы.
НЕТ, ОПЯТЬ НЕ ОН
"Консульство Союза Советских Социалистических Республик" - гласила медная дощечка на фронтоне небольшого особняка.
Перешагнули через порог и сразу очутились в родной атмосфере. На стене портрет Ленина, большая географическая карта с наколотыми коричневыми и красными флажками, рядом отпечатанная на машинке свежая сводка Совинформбюро.
Секретарь консульства, молодой человек, выждал, пока посетительницы прочитают сводку, затем выслушал Елизавету Карповну и проводил ее в кабинет консула. Антошка осталась одна. Она заприметила на столе горку газет и журналов. Давно она уже не видела свежих советских газет. Стала перебирать их, отыскивая "Пионерскую правду".
- Вы, наверно, интересуетесь "Комсомольской правдой"? - спросил молодой человек, вернувшись из кабинета.
- Да, и "Пионеркой" тоже, - ответила Антошка, покраснев от удовольствия, что ее принимают за комсомолку.
- Вот, пожалуйста. - Молодой человек протянул девочке тоненькую подшивку таких знакомых, дорогих сердцу газет, пришедших оттуда, с Родины. Последний номер "Пионерской правды" за 21 января 1944 года. Ленинский номер.
Антошка впилась глазами в газету. На заголовке справа оттиск пятиконечной звезды с пионерским костром посередине и надписью "Всегда готов!". Над словом "Правда" фигурки девочки и мальчика, поднявших руку в пионерском салюте. Четверть страницы занимает портрет Владимира Ильича. Под портретом, как рапорт вождю, сводка событий на фронтах войны с 11 по 20 января. Военная газета! В ней стихи пионеров о Ленине, рассказ А. Кононова "Памятник", воспоминания шофера Владимира Ильича С. Гиля.
Маленькая заметка на третьей странице "Наши товарищи" потрясла Антошку. В ней сообща-лось, что фашисты нашли у мальчика Вани пионерский галстук. Озверевшие гитлеровцы сорвали с пионера одежду и повели его по снегу босого, повязав ему на шею алый треугольник. Расстреляли его на площади вместе с матерью.
Антошка живо представила себе этого одиннадцатилетнего мальчика, стоявшего по щиколотку в снегу с голой грудью, на которой трепетал пионерский галстук, и посиневшую руку над голо-вой, которая бессильно упала только после того, как прозвучал выстрел…
А жизнь продолжается. Газета сообщает, что закончено строительство третьей очереди метро от Курского вокзала до Измайлова, что в Сокольниках состоялись состязания юных лыжников; ученица 644-й школы Надя Б. пишет, что сбылась ее мечта - она стала комсомолкой.
Антошка вздохнула, аккуратно сложила газеты. Ей показалось кощунственным, что раньше она могла запросто завернуть в газету свой школьный завтрак, а потом бросить ее в корзину.
И еще Антошку мучил один вопрос, который ей не терпелось задать молодому человеку и задать его не при маме. Наконец она собралась с духом:
- Скажите, пожалуйста, вы не знаете Виктора, который ехал… нет, шел… ну, в общем, плыл в Англию через Атлантический океан, их корабль торпедировала вражеская подводная лодка, они двенадцать дней были потеряны в океане, потом попали на остров Святой Елены.
- Как же не знать, знаю, - спокойно ответил секретарь консульства.
Девочка ахнула.
- И его можно увидеть? - заикаясь, спросила она. Молодой человек закурил сигарету, покопался в бумагах на столе и спросил:
- У вас к нему дело?
- Да… А впрочем, нет… Это, кажется, мой товарищ по пионерскому лагерю. Вы не знаете, он был горнистом в лагере?
- Конечно, был.
Антошка подскочила на месте.
- Значит, это он.
- А какой он из себя? - Секретарь консульства с любопытством рассматривал девочку.
Серые глаза ее светились, она побледнела, и на носу обозначились яркие веснушки.
- Он необыкновенный, - серьезно сказала она, - ни на кого не похож. Он шатен, надо лбом такой вихор ржаного цвета, глаза серые. Он играл в оркестре на трубе, отлично играл. Плавал как рыба. Любил полевые цветы. А когда началась война, ушел добровольцем на фронт. Он написал одной девочке… - Антошка замялась. - Ну, мне написал, что, когда у него кончатся патроны, он будет зубами грызть фашистскую гадюку. Он настоящий герой!
Молодой человек затянулся сигаретой и решительно сказал:
- Это не он. Как его фамилия?
- Я не знаю. В пионерлагере его все звали просто Витька-горнист.
- А в каком лагере вы подружились?
- В лагере "Заре навстречу", на Азовском море.
- Нет, не он.
- А я уверена, что он. Ведь этот Виктор так мужественно вел себя, когда они дрейфовали в шлюпке. Он отдавал свою воду, последний глоток воды, женщине, а сам умирал от жажды. Так поступить мог только Витька-горнист.
- Нет, нет, вы ошибаетесь, это не он.
- Я должна увидеть его. Помогите мне. Мне очень, очень нужно.
Молодой человек не мог выдержать умоляющего взгляда девчонки.
- Ладно, - наконец сказал он, - я сейчас вам его покажу, и вы будете страшно разочарованы.
Он вскочил со стула, побежал по коридору и скрылся за поворотом. Антошка стояла, приложив обе руки к груди.