- Я рада, Пэт, что мы наконец познакомились. Надеюсь, мы станем хорошими друзьями.
Ее лицо находится всего в нескольких дюймах от моего. Я киваю, потому что не знаю, что еще сказать, а потом Кейтлин вдруг восклицает:
- Вперед, Бейкер!
- Баскетт, глупышка, - смеется Джейк.
Кейтлин краснеет, и они снова целуются.
Джейк подзывает такси и велит ехать к муниципалитету.
В машине я признаюсь брату, что при себе почти нет денег, но он отвечает, что мне не придется ни за что платить, пока я с ним. Это очень великодушно, но от его слов мне почему-то становится неловко.
Спустившись в метро у здания муниципалитета, покупаем билеты, проходим через турникет и ждем поезд, который увезет нас на юг по оранжевой ветке.
Несмотря на то, что еще только полвторого дня и до матча целых семь часов, несмотря на то, что сегодня понедельник - рабочий день как-никак, - на платформе много людей в футболках "Иглз". И тут я вдруг понимаю, что Джейк не на работе, более того - что я вообще не знаю, чем Джейк зарабатывает на жизнь, и эта мысль приводит меня в смятение. С усилием припоминаю, что в колледже брат учился предпринимательскому делу, но чем он занимается, я совершенно не помню - приходится спросить его самого.
- Я трейдер.
- Это как?
- Играю на бирже.
- Понятно, - говорю. - А работаешь-то на кого?
- Сам на себя.
- В смысле?
- Я работаю сам на себя и все сделки заключаю через Интернет. У меня свой собственный бизнес.
- Поэтому ты смог так рано освободиться, чтобы встретиться со мной?
- Это именно то, ради чего стоит иметь собственный бизнес.
Я крайне впечатлен тем, что Джейку удается содержать себя и свою жену игрой на бирже, но он не хочет говорить о работе. Видимо, считает, что мне ума не хватит вникнуть в то, чем он занимается; брат даже не пытается объяснить тонкости своего дела.
- Ну, как тебе Кейтлин? - интересуется он.
Но в этот момент приходит поезд, и я не успеваю ответить, потому что мы заходим в вагон вместе с толпой других болельщиков.
- Как тебе Кейтлин? - повторяет Джейк после того, как мы садимся и поезд трогается.
- Она замечательная. - Я стараюсь не смотреть брату в глаза.
- Ты злишься, что я не сообщил тебе о ней сразу.
- Вовсе нет.
Хочется рассказать ему про то, как Тиффани преследует меня на пробежках, про коробку с надписью "Пэт", про то, что мама по-прежнему не желает заниматься домашним хозяйством, в раковине копится немытая посуда, а папины рубашки из белых стали розовыми после того, как он их постирал, про то, что психотерапевт советует мне не вмешиваться в семейные проблемы родителей, а сосредоточиться на собственном душевном здоровье - но как, если родители спят в разных комнатах, папа постоянно велит мне прибраться, а мама призывает разводить в доме грязь, - про то, что мне и так трудно сдерживаться, а тут еще выясняется, что мой брат играет на пианино, торгует на бирже и живет с прекрасной женщиной-музыкантом, а я пропустил его грандиозную свадьбу, и это значит, что я никогда не увижу, как мой брат женится, хотя очень бы этого хотел, потому что люблю Джейка. Однако ничего этого я не говорю.
- Джейк, я немного волнуюсь, как бы снова не встретить того фаната "Джайентс".
- Так ты поэтому сегодня такой тихий? - Мой брат, кажется, и думать забыл обо всем, что произошло перед прошлым домашним матчем "Иглз". - Вряд ли фанат "Джайентс" вообще придет на игру против "Грин бэй" - но мы все равно сегодня будем на другой парковке, на случай, если кто-нибудь из его дружков решит нас разыскать. Я с тобой. Не беспокойся. Толстяки поставят шатер на автостоянке за стадионом "Ваховия". Так что без паники.
Приезжаем на конечную, выходим из вагона и поднимаемся на поверхность. Следом за Джейком я пробираюсь сквозь жиденькие толпы заядлых фанатов, которые, как и мы, уже собрались у стадиона выпить пива, хотя до начала матча еще семь часов - не говоря уже о том, что сегодня понедельник. Мы обходим комплекс "Ваховия", и вместе с зеленым шатром толстяков перед нами предстает такое, что я глазам поверить не могу.
Толстяки со Скоттом стоят у шатра и громко спорят с кем-то - из-за их внушительных габаритов не видно с кем. За ними огромный школьный автобус с включенным двигателем, весь выкрашенный в зеленый цвет. На капоте автобуса - портрет Брайана Докинза, и сходство просто поразительное. Брайан Докинз играет за "Птичек" в защите и регулярно участвует в Матчах всех звезд НФЛ. Когда мы приближаемся, я различаю крупные буквы вдоль борта: "Азиатский десант", а сам автобус битком набит темнолицыми людьми. В это время дня свободных мест на парковке полно, так что мне непонятно, о чем спор.
- "Азиатский десант" парковался на этом месте, - меж тем втолковывает кто-то, кого я не вижу, но чей голос мне знаком, - на каждом домашнем матче "Иглз", с тех самых пор, как открыли "Линкольн". Мы приносим "Иглз" удачу. И мы такие же болельщики "Иглз", как и вы. Можете считать это предрассудком, но, если вы хотите, чтобы "Птички" сегодня победили, дайте нам припарковать автобус именно здесь.
- Мы не собираемся передвигать шатер, - возражает Скотт. - Черта с два! Надо было раньше сюда приезжать.
Толстяки хором поддерживают заявление Скотта, и обстановка накаляется.
Я вижу Клиффа прежде, чем он замечает меня.
- Передвиньте шатер, - командую я друзьям.
Скотт и толстяки дружно поворачиваются ко мне, на лицах изумление, почти замешательство, точно я их предал.
Джейк и Скотт переглядываются.
- Хэнк Баскетт - гроза болельщиков "Джайентс" - требует передвинуть шатер? - переспрашивает Скотт.
- Хэнк Баскетт требует передвинуть шатер, - киваю я.
Скотт поворачивается обратно к Клиффу - тот явно не ожидал меня увидеть.
- Хэнк Баскетт требует передвинуть шатер, - повторяет Скотт. - Так что мы передвинем шатер.
Толстяки ворчат, но разбирают сооружение, которое затем воздвигают вновь в трех парковочных местах от прежнего. Туда же переезжает фургон Скотта, пока паркуется автобус "Азиатского десанта". Из автобуса выходят не меньше пятидесяти индийцев - все до одного в зеленых футболках с 20-м номером и именем Докинза. Это похоже на маленькую армию. Они водружают несколько решеток-гриль, и скоро по всей парковке разносится запах карри.
Клифф даже виду не подал, что узнал меня, и здороваться не стал - похоже, предоставил мне самому решать, как поступить. Он просто растворился среди других футболок Докинза, так что мне не пришлось объяснять, откуда мы знакомы, и это весьма великодушно с его стороны.
Наконец наш шатер установлен заново, и толстяки забираются внутрь смотреть телевизор. И тут Скотт говорит:
- Эй, Баскетт! Почему ты позволил этим размалеванным лбам занять наше место?
- Ни у кого из них лоб не размалеван, - возражаю я.
- Ты знаешь этого коротышку? - спрашивает Джейк.
- Какого коротышку? Меня?
Мы дружно поворачиваемся к Клиффу, у того в руках большая тарелка с шипящими кусочками мяса и овощей, нанизанными на деревянные палочки.
- Индийский кебаб. На вкус ничего. Это вам за то, что разрешили "Азиатскому десанту" припарковаться на своем обычном месте.
Клифф протягивает тарелку, и мы все берем по кебабу. Мясо острое, но вкусное, и овощи тоже.
- А люди в шатре? Может, их тоже угостить?
- Эй, жиртресты! - зовет Скотт. - Еда!
Толстяки присоединяются к нам. Вскоре все одобрительно кивают и нахваливают угощение Клиффа.
- Извините за беспокойство, - говорит Клифф - сама деликатность.
Он так доброжелателен, хотя наверняка слышал, как Скотт назвал его размалеванным лбом. Я просто не могу сделать вид, будто мы незнакомы.
- Клифф, это мой брат Джейк, это Скотт, мой друг, и… и друзья Скотта. - Имена толстяков я забыл.
- Черт! - восклицает Скотт. - Надо было сразу сказать, что вы с Баскеттом приятели, мы бы и вовсе не стали упираться. Хотите пива?
- Конечно, - отвечает Клифф и кладет пустой поднос на асфальт.
Скотт раздает всем зеленые пластиковые стаканчики, мы наливаем себе "Йинлинг лагер", и вот я пью пиво со своим психотерапевтом. Побаиваюсь, что Клифф отчитает меня за употребление алкоголя, ведь я на лекарствах, но только зря волнуюсь.
- А откуда вы знаете друг друга? - спрашивает один из толстяков, и до меня доходит, что "вы" относится к Клиффу и ко мне.
- Он мой психотерапевт, - выдаю я прежде, чем успеваю придумать какую-нибудь ложь, взбудораженный тем, что пью пиво с Клиффом.
- И мы друзья, - быстро добавляет Клифф, изумляя меня, хотя мне радостно от его слов, а также оттого, что никто не комментирует тот факт, что я посещаю психотерапевта.
- А что это вы делаете? - спрашивает Джейк Клиффа.
Я оборачиваюсь и вижу, как десяток мужчин раскатывают огромные рулоны искусственной травы.
- Готовим поле для игры в кубб.
- Во что? - переспрашиваем мы хором.
- Пойдемте, покажу.
Вот так, пока вечером в понедельник мы пили пиво в ожидании футбольного матча, нас приобщили к куббу, или народной забаве шведских викингов, как выразился Клифф.
- С какой стати индийцам играть в игру, которую придумали шведские викинги? - интересуется один из толстяков.
- Ну как, это же весело! - невозмутимо парирует Клифф.
Индийцы охотно делятся с нами едой и обнаруживают хорошее знание "Иглз". Они объясняют правила кубба: надо сбивать деревянными битами куббы противника - столбики, установленные на чужой базовой линии. Свои сбитые столбики перебрасываются на поле соперника и ставятся там, где упали. Сказать по правде, я не очень хорошо разобрался, что и как надо делать, но понял, что игра заканчивается после того, как повалишь все столбики на поле противника, а потом собьешь "конунга" - самый высокий столбик в центре искусственной лужайки.
К моему удивлению, Клифф предлагает мне стать его партнером по команде. Весь день он показывает, в какие столбики целиться, и мы выигрываем много партий, а в перерывах поедаем индийские кебабы и попиваем из зеленых пластиковых стаканчиков наш "Йинлинг лагер" и индийский светлый эль "Азиатского десанта". Джейк, Скотт и толстяки прекрасно вписываются в компанию: индийцы сидят в нашем шатре, мы играем в кубб на их поле - и мне приходит в голову: для того чтобы такие разные люди поладили, всего-то и надо, что болеть за одну команду и немного пива.
Время от времени кто-нибудь из индийцев вскидывает руки и кричит:
- А-а-а-а-а!
И тогда все подхватывают, и от того, как мы в пятьдесят, не меньше, глоток скандируем название своей команды, можно оглохнуть.
Клифф бросает биты с убийственной точностью. Благодаря ему нам удается выигрывать у различных команд, и в результате мы побеждаем в турнире на деньги - я даже не знал, что мы в нем участвуем, пока не выиграли. Один из приятелей Клиффа протягивает мне пятьдесят долларов. Клифф говорит, что взнос за участие в турнире за меня заплатил Джейк, так что я пытаюсь отдать выигрыш брату, но он упирается. В конце концов я решаю взять на всех пива во время матча и перестаю спорить с Джейком о деньгах.
После захода солнца, когда уже почти пора идти на стадион, я отзываю Клиффа в сторонку.
- Это нормально? - спрашиваю я, когда мы оказываемся одни.
- Что - это? - По глазам я вижу, что он немного пьян.
- То, что мы тут выпиваем, играем вместе, точно мальчишки. И не паримся, как сказал бы мой друг Дэнни.
- А что такого?
- Ну, вы же все-таки мой психотерапевт.
Клифф с улыбкой поднимает коричневый пальчик:
- Помнишь, что я говорил? Когда я не сижу в своем кожаном кресле…
- Вы такой же болельщик "Иглз", как и я.
- Чертовски верно! - восклицает Клифф и хлопает меня по спине.
После матча я возвращаюсь в Нью-Джерси на автобусе "Азиатского десанта", и вместе с индийцами мы снова и снова распеваем "Вперед, орлы, вперед", потому что "Иглз" разгромили "Пэкерз" со счетом 31:9 в матче, который транслировался на всю страну. Перед домом меня высаживают сильно за полночь, однако смешной водитель по имени Ашвини жмет на клаксон, и вместо гудка раздается записанный на магнитофон дружный хор пятидесяти голосов:
- И! Г! Л! З! Иглз!
Они, наверное, всю округу перебудили, но я не могу удержаться от смеха, глядя вслед отъезжающему зеленому автобусу.
Отец еще не спит; он сидит в гостиной на диване и смотрит И-эс-пи-эн. Увидев меня, он ничего не говорит, но принимается громко петь: "Вперед, орлы, вперед, к победе прямиком…" Так что я пою гимн еще раз, вместе с отцом, а после того, как мы скандируем название команды, изображая собой каждую букву, он просто поворачивается и уходит спать, продолжая напевать себе под нос командный гимн. Папа так и не задал мне ни единого вопроса про то, как прошел день, - а день выдался исключительный, и это меньшее, что можно о нем сказать, даже несмотря на слабую игру Хэнка Баскетта - он принял всего два паса с двадцати семи ярдов и ни разу не добрался до зачетной зоны. Раздумываю, не выкинуть ли пустые пивные бутылки, однако припоминаю мамину просьбу не мешать ей разводить в доме грязь, пока отец не согласится на ее условия.
Спускаюсь в подвал и долго ворочаю штангу, гоня прочь мысли о Джейковой свадьбе, на которой меня не было: я все еще жалею об этом, несмотря на победу "Птичек". Нужно хорошенько попотеть, чтобы компенсировать выпитое пиво и съеденные индийские кебабы, так что я занимаюсь и занимаюсь.
Не обращая внимания на некоторый беспорядок
Когда я прошу посмотреть свадебные фотографии Джейка, мама притворяется, что не понимает.
- Какие еще фотографии? - удивляется она.
Но после того как я рассказываю о встрече с Кейтлин - о том, что мы вместе обедали и что я уже примирился с тем, что у меня есть невестка, - мама вздыхает с облегчением.
- Тогда я, пожалуй, могу повесить свадебные снимки обратно.
Она выходит из гостиной, а я остаюсь сидеть у камина. Вернувшись, она вручает мне тяжелый фотоальбом, обтянутый белой кожей, и начинает расставлять на каминной полке фото Джейка и Кейтлин в массивных рамках, которые прятала для моего же блага. Несколько портретных снимков мама развешивает по стенам, пока я листаю свадебный альбом.
- Пэт, это был прекрасный день. Нам так хотелось, чтобы ты был с нами.
Судя по виду грандиозного собора и шикарного банкетного зала, семья жены моего брата - из тех, про кого Дэнни говорит "гребут бабло лопатой". Я интересуюсь, чем занимается отец Кейтлин.
- Он много лет был скрипачом Нью-Йоркского филармонического оркестра, а теперь преподает в Джульярдской консерватории теорию музыки. Уж не знаю, что это такое. - Закончив развешивать по стенам фотографии, мама присаживается рядом со мной на диван. - Родители Кейтлин - хорошие люди, но они, что называется, совсем не нашего круга, и во время банкета это выявилось со всей очевидностью. Как я выгляжу на фотографиях?
На снимках мама в шоколадного цвета платье с обнаженными плечами, а через одно плечо перекинута кроваво-красная лента. Губная помада подобрана точно в тон ленте, однако глаза слишком ярко накрашены, отчего мама немного напоминает енота. Зато волосы очень красиво уложены - Никки называет это классической высокой прической. Я говорю маме, что на фотографиях она выглядит хорошо, и она улыбается.
У отца лицо напряженное; нет ни одного снимка, где бы он не казался взвинченным. Я спрашиваю, как он относится к Кейтлин.
- Для твоего отца она человек из другого мира, да и общаться с ее родителями ему не очень понравилось - то есть совсем не понравилось, - но он рад за Джейка, просто не показывает, как обычно, - говорит мама. - Он понимает, что Кейтлин делает твоего брата счастливым.
Я припоминаю, как странно вел себя отец в день моей собственной свадьбы. Он ни с кем не заговаривал первый, а когда к нему обращались, ограничивался односложными ответами. Помню, что во время праздничного ужина накануне свадьбы я ужасно злился на отца, потому что он не хотел даже смотреть в сторону Никки, не то что общаться с ее семьей. Помню, мама с братом убеждали меня, что папа плохо привыкает к переменам, только и всего, но до следующего дня их разъяснения для меня ничего не значили.
В середине церемонии, когда священник обратился ко всем присутствующим и спросил, готовы ли они постоянно молиться о нашем с Никки благополучии, мы, как нам и было сказано, повернулись к гостям за ответом. Я инстинктивно глянул на родителей, на отца: любопытно, скажет ли он "готов" вместе со всеми, как положено, - и увидел, что он трет глаза бумажным платком и закусывает нижнюю губу. Он слегка дрожал, точно старик. Я в жизни не видел ничего более странного, чем мой отец, плачущий на свадьбе, которая, казалось, так ему докучала. Человек, никогда не выказывавший иных эмоций, кроме гнева и раздражения, плакал. Я все стоял и смотрел на него, и если бы Джейк - он был моим свидетелем - не заставил меня очнуться легким тычком в бок, я бы так и не повернулся обратно к священнику.
- Когда Джейк с Кейтлин поженились? - спрашиваю я маму.
Она смотрит на меня как-то странно. Ей не хочется называть дату.
- Знаю, это случилось, пока я лечился, и еще знаю, что провел в психушке несколько лет. С этим я уже смирился.
- Ты точно хочешь услышать, когда это было?
- Мам, говори, я выдержу.
Секунду она глядит на меня, колеблясь, но потом все же решается:
- Летом две тысячи четвертого. Седьмого августа. Уже больше двух лет прошло.
- А кто заплатил за свадебные фотографии?
Мама смеется:
- Шутишь? Нам с отцом не по карману такой роскошный альбом. Это родители Кейтлин расщедрились, да к тому же позволили нам выбрать любые фотографии и…
- А негативы они тебе отдали?
- С какой стати…
Мама осекается - должно быть, увидела выражение моего лица.
- Тогда как тебе удалось восстановить эти снимки, после того как из дома украли все фотографии в дорогих рамках?
Мама силится выдумать что-нибудь правдоподобное, а я жду ответа. Она прикусывает щеку - явно нервничает.
- Я позвонила матери Кейтлин, - спокойно говорит она наконец, - и рассказала про ограбление. На той же неделе она сделала для нас копии.
- А вот это ты как объяснишь? - Из-под дальней диванной подушки я извлекаю наши с Никки снимки в рамках.
Мама молчит, а я встаю, иду к каминной полке и водружаю свое свадебное фото на законное место. Потом вешаю на стену у окна фотографию Никки в окружении моих близких родственников. Никки в свадебном платье, и белый шлейф тянется по траве в сторону фотографа.
- Мама, я нашел коробку с надписью "Пэт". Если ты действительно так ненавидишь Никки, просто скажи, и я повешу фотографии на чердаке, где сплю.
Мама молчит.
- Ты ненавидишь Никки? Если да, то почему?
Мать не поднимает на меня глаз. Она сидит, запустив руку в волосы.
- Почему ты солгала мне? И о чем еще ты солгала?
- Прости меня, Пэт. Но я солгала…
Она не говорит почему. Просто снова плачет.