Мы приезжаем в Вурхис, я на костылях захожу в кабинет Клиффа, сажусь в черное кресло, опускаю ногу в гипсе на подножку и рассказываю ему все.
- И ты не вставал с постели с самого Рождества? - спрашивает Клифф, когда я заканчиваю.
- Нет.
- И тебе не хочется почитать что-нибудь или посмотреть телевизор?
- Нет.
- И мышцы верхней части тела ты тоже не тренируешь? Штангу не качаешь?
- Нет.
- Чем же ты весь день занимаешься?
- Сплю. Или думаю. Иногда пишу, и еще ко мне Дэнни заходит.
Я уже рассказал своему психотерапевту, как мы с Дэнни снова обрели друг друга, и даже Клифф вынужден был признать, что вся эта история похожа на чудо. Только в ней, пожалуй, и можно увидеть серебряный ободок - хоть что-то хорошее из приключившегося со мной в это ужасное Рождество.
- А что вы с Дэнни делаете, когда он приходит?
- Играем в лудо.
- Лудо?
- Это же любимая игра правителей Индии. Как вы можете не знать?
- Я знаю про лудо. Просто удивлен, что вы с Дэнни играете в настольные игры.
- Почему нет?
Клифф корчит забавную гримаску, но ничего не говорит.
- Дэнни приезжает ко мне аж из Северной Филадельфии. На метро, с пересадкой. И не ленится тащить доску для лудо.
- Это ведь хорошо, что он к тебе приезжает. Должно быть, приятно встречаться со старым другом.
- Жаль, что он все еще не может читать рэп, даже после второй операции, но тетя нашла ему работу, уборщиком в церкви - там у нее еще и детский сад. Он протирает скамейки скипидаром, подметает пол, выносит мусор, пылесосит каждый вечер - все в таком духе. От него теперь пахнет сосновыми иголками, приятный запах. Но Дэнни стал гораздо тише, чем я помню по психушке.
- Ты рассказал Дэнни о том, что сделала Тиффани? - спрашивает Клифф.
- Да.
- А он?
Пожимаю плечами.
- Он тебе ничего не посоветовал?
- Я не просил у него совета.
- Понятно. - Клифф щиплет себя за подбородок - стало быть, сейчас скажет что-то, услышанное от моей матери. - Пэт, я знаю, как ты потерял память. Все знают. - Он делает паузу и смотрит, как я отреагирую. - Думаю, ты тоже все помнишь. Ведь помнишь?
- Нет.
- Хочешь, расскажу, как ты лишился памяти?
- Нет.
- Почему?
Я молчу.
- Я знаю, что доктор Тимберс каждый день рассказывал тебе эту историю, - это входило в процесс лечения. Именно поэтому я никогда не упоминал о ней. Думал, ты сам захочешь поговорить об этом, когда станешь готов, но прошло уже почти пять месяцев, а теперь ты еще и ногу сломал - явно дела не идут на лад. Не могу избавиться от ощущения, что пора нам попробовать другую тактику. То, что Тиффани говорила про завершение, - правда. Не скажу, что она прибегла к достойным методам, но тебе действительно надо примириться со случившимся. Пэт, завершение должно быть найдено.
- Может, мое кино еще не кончилось, - возражаю я.
Мне известно, что создатели фильмов часто обманывают зрителей, подсовывая плохой конец, который на самом деле вовсе и не конец, и едва ты приходишь к мысли, что все закончится бедой, происходит что-нибудь неожиданное - и оп-ля, хеппи-энд. Сейчас, кажется, самое время для чего-нибудь неожиданного, тем более что сегодня у меня день рождения.
- Пэт, твоя жизнь не кино. Жизнь вообще не кино. Ты же болеешь за "Иглз". После стольких сезонов без Суперкубка ты должен понимать, что в реальной жизни плохая концовка не редкость.
- Как вы можете такое говорить! Особенно после того, как "Иглз" победили в четырех матчах подряд и прошли в плей-офф, и это притом, что Макнабб выбыл из строя!
Клифф не отвечает, в его взгляде читается испуг, и я вдруг понимаю, что сорвался на крик. Но остановиться не могу.
- Клифф, с таким негативным отношением все точно закончится плохо! Вы уже совсем как доктор Тимберс! Смотрите, как бы вами целиком не завладел пессимизм!
Долгое время стоит тишина, и на лице Клиффа написана настоящая тревога, которая постепенно передается и мне.
По дороге домой мама говорит, что устраивает ужин в честь моего дня рождения. Будут гости.
- Никки приедет? - спрашиваю.
- Нет, сынок, Никки никогда не приедет, - отзывается мама. - Никогда.
Дома она усаживает меня в гостиной, а сама в это время готовит мясной рулет с картофельным пюре и зеленым горошком и яблочный пирог. Она все говорит и говорит, но я не в настроении поддерживать беседу.
Первыми приезжают Джейк и Кейтлин. Они пытаются развеселить меня, восторженно обсуждая "Иглз", однако у них ничего не выходит.
Когда приходят Ронни с Вероникой, Эмили взбирается мне на колени, и я чувствую себя немного лучше. Кейтлин спрашивает, не хочет ли малышка нарисовать картинку на моей повязке. Та кивает, и тогда мама находит старые фломастеры, и мы все смотрим, как рисует Эмили. Сначала она выводит круг, он получается кривым, но это и неудивительно, ведь гипс не отличается ни гладкостью, ни ровностью. А потом она просто чиркает каракули всевозможных цветов, и мне никак не сообразить, что она замыслила. Наконец, показывая на свое творение, девочка говорит:
- Пэп!
- Ты нарисовала дядю Пэта? - спрашивает Ронни.
Эмили кивает, и мы все смеемся, потому что картинка совсем на меня не похожа.
Когда садимся ужинать, отца все еще нет дома. Несмотря на победу над "Ковбоями", он отдалился от нас еще больше и все свободное время проводит в кабинете. Впрочем, про папу никто не спрашивает, так что и я молчу.
Мамина еда очень вкусная, и все ее хвалят.
Когда мама ставит на стол пирог, все поют мне "С днем рождения", а затем маленькая Эмили помогает задуть свечи, выстроенные числом 35. Поверить не могу, что мне уже столько. Я-то себя все еще чувствую на тридцать - может, потому, что тогда в моей жизни была Никки.
Мы едим пирог, а потом Эмили помогает мне открыть подарки. От мамы я получаю новенькую деревянную доску для лудо, расписанную вручную. Мама говорит, что Дэнни она тоже пригласила на мой день рождения, но он не смог из-за работы. Ронни, Вероника и Эмили дарят флисовый плед с символикой "Иглз", а Джейк и Кейтлин - абонемент в спортклуб в Филадельфии. В буклете написано, что в клубе есть бассейн, парная, баскетбольные залы, корты, всевозможное оборудование для силовых тренировок.
- Я сам там занимаюсь, - говорит брат. - Подумал, что мы могли бы ходить вместе, когда ногу вылечишь.
Хоть я уже почти потерял всякий интерес к тренировкам, не могу не признать, что абонемент в спортклуб - хороший подарок, так что благодарю Джейка.
Когда мы возвращаемся в гостиную, я спрашиваю Веронику:
- Как Тиффани?
Не знаю, почему я спрашиваю про нее. Слова просто срываются с языка, и все вокруг разом замолкают.
- Я ее приглашала, - наконец решается мама.
Наверняка приглашала только для того, чтобы Вероника не обиделась за сестру.
- Зачем? - вмешивается Джейк. - Чтобы она снова наврала Пэту? Отправила его назад еще на несколько лет?
- Она всего лишь пыталась помочь, - возражает Вероника.
- Хороший у твоей сестры способ помогать.
- Джейк, прекрати, - говорит Кейтлин. Снова стоит тишина.
- Так как она? - Я не унимаюсь - мне и вправду хочется знать.
Хочу попросить тебя об огромном одолжении
В канун Нового года, после того как Джейк пообещал нашим соседям пива в неограниченном количестве, ему удалось обменяться местами с болельщиком, сидевшим передо мной. Перебравшись на его место, Джейк кладет мою загипсованную ногу себе на плечо, так что я могу смотреть матч с "Фэлконс" сидя.
Через несколько минут после начала первой четверти тренер "Иглз" Энди Рейд заменяет всех игроков на поле, а комментатор объявляет, что "Даллас" умудрился проиграть Детройту, так что "Птички" в пятый раз за последние шесть лет вышли на первое место в Восточном дивизионе, и исход нынешнего матча уже ничего не изменит. Все болельщики на "Линкольне" ликуют, хлопают друг дружку по ладоням, и усидеть на месте чертовски сложно.
После замены крайних принимающих я снова начинаю надеяться на Хэнка Баскетта. И действительно, до большого перерыва ему удается поймать несколько передач - каждый раз мы с Джейком и Скоттом бурно радуемся, ведь поверх зимней куртки я натянул футболку Баскетта, а еще нам нравится болеть за новичка, не попавшего в драфт.
После первых двух четвертей "Иглз" ведут со счетом 17:10, и в перерыве Скотт заявляет, что поедет домой, потому что обещал жене вернуться пораньше, если окажется, что "Ковбои" уже проиграли и сегодняшний матч не изменит места "Иглз" в дивизионе, - Новый год все-таки. Я устраиваю ему настоящий разнос и удивляюсь, почему Джейк не присоединяется. Однако вскоре после ухода Скотта Джейк поворачивается ко мне:
- Слушай, Пэт. Я обещал пойти с Кейтлин в отель "Риттенхаус", на этот дурацкий новогодний прием. Она ужасно рассердилась, когда я отправился на игру, так что я думал, может, уйду с середины - приеду домой, вот обрадуется. Но не хочу оставлять тебя тут одного, с гипсом. Ты как смотришь на то, чтоб уйти пораньше?
Я просто дар речи теряю. А еще злюсь.
- Хочу посмотреть, заработает ли Баскетт второй тачдаун в этом сезоне, - заявляю я. - Но ты можешь идти. Со мной ничего не случится, ведь рядом полно настоящих фанатов "Иглз" - людей, которые смотрят матч до конца.
Грубовато вышло, тем более что Кейтлин, наверное, уже оделась и ждет Джейкова возвращения, но правда в том, что без брата мне не выйти с "Линкольна" на костылях. Еще у меня есть предчувствие, что во второй половине матча Баскетту наверняка повезет, и к тому же я знаю, что Джейку страсть как охота досмотреть матч до конца; а так у него будет чем оправдаться за опоздание на этот прием: не бросишь же на стадионе душевнобольного брата со сломанной ногой. Может, именно этого Джейку и надо на самом деле.
- Эй, подождите! - кричу я проходящему вдоль нашего ряда разносчику пива. Он останавливается, и я заказываю: - Одно пиво - всего одно, потому что вот этот парень уходит, оставляет своего покалеченного, психически ненормального брата, чтобы в отеле "Риттенхаус" полоскать горло шампанским с ребятами в смокингах, которым "Иглз" до лампочки.
Брат смотрит на меня так, будто я дал ему под дых, но потом достает бумажник.
- Ладно, черт с тобой. Два пива.
Я улыбаюсь, а Джейк пересаживается на место Скотта и помогает мне пристроить ногу в гипсе на спинке стоящего впереди кресла.
Всю вторую половину Баскетт принимает пасы от Эй-Джея Фили, а в начале четвертой четверти мой любимый игрок обманывает защитника, ловит мяч, бежит вдоль боковой линии восемьдесят девять ярдов и наконец-то зарабатывает второй тачдаун на заре своей карьеры. Джейк помогает мне встать, и весь сектор хлопает меня по ладоням и по спине, потому что поверх куртки на мне футболка с именем Баскетта, которую подарил брат по случаю выписки из психушки.
Позже я узнал, что Баскетт стал первым игроком в истории "Иглз", дважды заработавшим на тачдауне больше восьмидесяти ярдов в течение одного сезона, - серьезное достижение, хоть номер 84 и не играл на первых ролях в этом году.
- А ты хотел уйти, - говорю я Джейку.
- Вперед, Баскетт! - улыбается он и обнимает меня одной рукой.
После того как второстепенные игроки "Иглз" выигрывают последний матч регулярного чемпионата, команда заканчивает сезон с десятью победами и шестью поражениями, обеспечив себе таким образом по меньшей мере одну домашнюю игру в турнире плей-офф. Мы выбираемся с "Линкольна", я иду на костылях, а Джейк, словно мой личный блокирующий защитник, расчищает мне путь, раздвигает толпу, кричит:
- Пропустите инвалида! Пропустите инвалида! С дороги!
Сразу за стадионом компанию Клиффа нам обнаружить не удается, так что идем к шатру толстяков и автобусу "Азиатского десанта". Нас встречают громогласным скандированием имени Баскетта, ведь сегодня у номера 84 звездный час: он набрал 177 ярдов, и 89 из них - на одном тачдауне.
Никто не спешит расходиться, ведь нужно еще игры плей-офф обсудить. Так что мы попиваем пиво и говорим о "Джайентс", у которых в конце сезона на счету по восемь побед и поражений и с которыми "Иглз" будут играть в первом раунде. Клифф спрашивает у меня, разгромит ли наша команда "Джайентс", а я отвечаю своему психотерапевту: обязательно разгромит. Да еще и Хэнк Баскетт заработает очередной тачдаун.
Клифф кивает и улыбается:
- Ну, ты сам сказал еще перед началом сезона: Хэнк Баскетт крутой!
Джейк уходит первым, потому что им с Кейтлин надо ехать на этот новогодний прием; мы над ним подшучиваем и называем подкаблучником. Но хоть он и покидает нас из-за женщины, я все равно обнимаю его и благодарю за то, что задержался, и за то, что купил мне абонемент на сезон, и за то, что оплатил билеты на матчи плей-офф - а это кругленькая сумма. Я знаю, Джейк уже не сердится из-за пропущенного второго матча против "Далласа", потому что он обнимает меня в ответ со словами:
- Без проблем, братишка. Я люблю тебя. Ты знаешь.
После ухода Джейка мы еще с полчаса пьем пиво, но в конце концов большинство вспоминает, что у них тоже есть жены и планы встретить с ними Новый год, так что я сажусь в автобус "Азиатского десанта" и еду домой, в Нью-Джерси.
"Иглз" выиграли пять последних матчей подряд и заняли первое место в дивизионе, а значит, просить Ашвини не жать на гудок возле моего дома бесполезно; от громогласного рева (И! Г! Л! З! Иглз!) даже мама выбегает на крыльцо.
Мы с мамой стоим на ступеньках и машем вслед зеленому автобусу.
Позже мы сидим за новогодним столом - все вместе, по-семейному, но даже очередная победа "Иглз" и возрождение надежд на Суперкубок не в состоянии разговорить отца; мама не успевает доесть свою порцию, как он уже уходит к себе в кабинет - наверное, опять будет читать исторические романы.
Перед тем как огромный сверкающий шар в папином плоском телевизоре опускается на Таймс-сквер, знаменуя собой начало нового года, мама предлагает мне пойти во двор погреметь кастрюлями, как мы делали, когда я был ребенком. Но я не хочу греметь кастрюлями, о чем и говорю маме, тем более что я весь день провел на морозе, поэтому мы остаемся сидеть на диване и смотреть, как празднуют Новый год в Нью-Йорке.
Две тысячи шестой превращается в две тысячи седьмой.
- Для нас это будет хороший год! - восклицает мама и через силу улыбается.
Я тоже улыбаюсь. Не потому, что верю в ее пророчество, - нет ни малейших оснований предполагать, что 2007-й действительно станет счастливым для мамы или для меня. Отец пошел спать час назад, Никки так и не приехала - но, несмотря на это, мама все равно пытается отыскать тот самый серебряный ободок у тучи, чему и меня научила столько лет назад. Она по-прежнему цепляется за надежду.
- Это будет хороший год, - повторяю я.
Когда мама засыпает прямо на диване, я выключаю телевизор и смотрю, как она дышит. Она не растеряла еще былой привлекательности, и, глядя, как безмятежно она спит, я злюсь на отца, хоть и понимаю, что он такой, какой есть, и уже не изменится, - но он мог хотя бы попытаться ценить маму чуть больше и чаще проводить с ней время, тем более что у него уже нет повода брюзжать из-за "Иглз", ведь сезон закончился успешно, пусть и без Макнабба - тем более успешно, что без Макнабба, - и, в общем, можно не считаться с тем, как пройдут матчи плей-офф. И все-таки я понимаю, что отец едва ли переменится, - я же знаю его уже тридцать пять лет, он всегда был таким.
Мама подтягивает к туловищу колени и локти и дрожит, так что я встаю и на костылях иду к стенному шкафу. С нижней полки беру одеяло и ковыляю обратно к маме. Накрываю ее - все равно дрожит. Вернувшись к шкафу, высматриваю на верхней полке одеяло потолще, дотягиваюсь и тащу его вниз. Оно падает мне прямо на голову, а перед этим я слышу, как на пол падает что-то еще. Вижу под ногами видеокассету в белом пластиковом футляре, на котором нарисованы два колокольчика.
Иду обратно к маме и накрываю ее вторым одеялом.
Поднять кассету непросто: из-за гипса я не могу опуститься на корточки. Приходится просто сесть на пол. Взяв кассету, ползу к телевизору, вставляю в проигрыватель. Убедившись, что мама крепко спит, я уменьшаю звук и нажимаю на кнопку воспроизведения.
Пленка не перемотана: на экране появляется самое начало свадьбы. Наши гости сидят в банкетном зале загородного клуба "Гленмонт", что рядом с полем для гольфа в модном городке неподалеку от Балтимора. Камера направлена на ведущие в зал двери, но танцпол и музыканты тоже в кадре.
- Сегодня у нас свадьба в филадельфийском стиле! - говорит в микрофон солист, а духовая секция играет вступление к "Я собираюсь взлететь".
Вскоре присоединяются гитарист, басист и барабанщик; их исполнение основной мелодии фильмов про Рокки не слишком похоже на оригинал, но музыка узнаваема, и этого достаточно.
- Родители жениха, мистер и миссис Патрик Пиплз!
Гости вежливо хлопают, пока мама с папой рука об руку пересекают танцпол, и мученическое выражение папиного лица, кажется, говорит о том, что ничего хуже посещения моей свадьбы с ним в жизни не приключалось.
- Родители невесты, мистер и миссис Джордж Гейтс!
Родители Никки входят в зал, слегка подпрыгивая, отчего кажется, что они пьяны, - к тому времени они и правда уже выпили. Я смеюсь, вспоминая, как весело было с родственниками моей жены, стоило им принять на грудь. По родителям Никки я скучаю.
- Подруга невесты Элизабет Ричардс и друг жениха Ронни Браун!
Элизабет и Ронни, выходя в зал, машут гостям, точно они королевская чета, и это выглядит так странно, что они едва не лишают себя аплодисментов. Ронни очень молодой на видео - он ведь еще не был отцом крошки Эмили, вспоминаю я.
- Почетная свидетельница Венди Румсфорд и почетный свидетель Джейк Пиплз!
Джейк и Венди идут через танцпол прямо на камеру, пока их лица на экране телевизора не приближаются почти вплотную к моему. Венди просто кричит без слов, как будто она на матче "Иглз".
- Я люблю тебя, братишка! - говорит Джейк и целует камеру, оставляя на стекле отпечаток губ.
В кадре появляется рука видеооператора; она быстро протирает объектив тряпочкой и исчезает.
- А теперь, внимание, впервые! Я представляю вам мистера и миссис Пиплз!
Мы входим в банкетный зал, все гости встают и громко приветствуют нас. Никки просто прелестна в свадебном платье. Она наклонила голову, касаясь подбородком груди, в этой своей очаровательной и застенчивой манере. Гляжу на нее, и хочется плакать: до чего же мне ее не хватает.
Едва мы вступаем на танцпол, звучит уже совсем другая мелодия. Я слышу знакомые чувственные переливы синтезатора, едва различимый шорох хай-хэта, после чего вступает сопрано-саксофонист и "Певчая птица" расправляет крылья.