- Вот именно, какие-нибудь! Тот страх, Витька, который от самой жизни происходит, никакими таблетками не вылечишь. Поговорил я как-то с врачом, и ты знаешь, что он мне сказал? Мы, говорит, Николай Петрович, еще ни одному больному вроде вас не помогли. Все наши таблетки - вроде анальгина - боль снимут, но не вылечат. А привыкнете к ним, только хуже вам станет. Вам, говорит, что-то в своей жизни менять нужно, что бы волноваться меньше… - Старик посмотрел на племянника грустными, уставшими глазами. - Слышь, Витьк, может быть нам со Светкой в деревню уехать, а?
- От зятя бежишь?
- И сбежал бы, сбежал! - выкрикнул Петрович. - Мне что, думаешь, впервые перед жизнью голову гнуть? Да и не только о себе я думаю. Внуки подрастают, что хорошего они увидят за своим отцом-алкашом?.. Чему научатся?! Неделю назад самая младшая, Оленька, подходит, ко мне, за коленку треплет и говорит: "Дедушка Коля, забери меня отсюда. Папа говорит, что все равно нас из своего дома выгонит". - "Когда же он, - спрашиваю, - такое вам говорил?" - "А вчера ночью, - отвечает Оля. - Когда мамку на кухне бил".
Витька зарычал от бешенства.
- Ну, елки-палки, встречу эту сволочь, - тяжелый кулак грохнул по столу, - честное слово, придушу как собаку!
- Опять ты глупость молотишь, - отмахнулся Петрович - Ну, набьешь ты Сереге морду, уедешь в свою деревню, а дальше что?.. Нам со Светкой что делать? Или ты будешь к нам через каждые два дня приезжать, что бы снова с моим зятем разбираться? А ведь Серега такой человек, что его чужие кулаки только стервознее сделают. Да и Светка, чего греха таить, все еще на что-то надеется.
- Все-таки битая морда, дядь Коль, кое-что да значит, - уже не так уверенно сказал Витька.
- А сесть в тюрьму ты за него не боишься?
- За эту шавку?!
- Шавка - не шавка, а от Сереги всего ждать можно. Уезжать нам со Светкой нужно, понимаешь? В другом месте он нас не достанет.
Не зная, что возразить старику, Витька замолчал.
Неплотно прикрытая дверь тихо скрипнула и в образовавшуюся щель просунулась черная кошачья голова. Кошка внимательно осмотрела кухню и задержала свой вопросительный взгляд на Витькином лице.
- Кис-кис-кис! - позвал Витька.
Кошка ждала. Только удостоверившись, что сидящий рядом с ее хозяином человек не собирается делать резких движений, она медленно вошла в комнату.
Витька невольно залюбовался кошкой. Это было великолепное, иссиня-черное животное с огромными, зелеными глазами. Чуть более длинная, чем у обычной кошки шерсть делала ее еще больше, но не огрубляла, а скорее наоборот, придавала ее формам законченное изящество.
- Кис-кис-кис!..
Кошка подошла ближе и уселась в шаге от стола. Витька швырнул на пол кусок колбасы. Кошка, не спеша, с достоинством, съела колбасу и посмотрела на Петровича.
- Как ее зовут, дядь Коль? - спросил Витька.
- А я их никак не называю, - отмахнулся старик. - Кошка и кошка. Правда, эта самая главная у них. Вожак, что ли?..
- Это как?
- Кошки-то у меня стайкой живут, а эту все остальные слушаются. Забавные они, кошки эти. Недавно гуртом чуть было соседского кобеля не извели.
- Ну?!..
- Вот тебе и ну, - старик чуть улыбнулся. - Сели мои кошки в круг возле соседского кобеля - а он-то на цепи - и давай играть. Пока трое у кобеля перед носом вертятся, четвертая через него прыгает. И так все по очереди. Кобель, конечно, на дыбы встает, от лая хрипнет, в ошейнике давится, а кошкам хоть бы что. Потом эта, большая, мяукнула и вся ее компания в разные стороны брызнула. Хозяин кобеля во двор вышел…
- Странные ты вещи говоришь, дядь Коль. Сколько живу, никогда такого про кошек не слышал.
- Это потому, наверное, что все кошки у людей по одиночке живут, а у меня гуртом. Дружнее они, а стало быть, и поумнее остальных будут.
Витька посмотрел на кошку с нескрываемым уважением. Та подошла поближе и потерлась о ногу.
Петрович покачал головой.
- Ты смотри, не иначе как она в тебе хорошего человека признала?
- Так ведь не первый же раз я к тебе приезжаю.
- Дело не в этом. Не любят мои кошки пьяных и особенно Сергея, - пояснил старик. - Он ко мне во двор без палки никогда не заходит…
Витька рассмеялся.
- В самом деле, что ли?!..
- Стар я, что бы брехать. Хотя кошки мои разве что только шипят на Сережку…
- Багира, Багира!.. - Витька нагнулся и погладил кошку по голове - Теперь ты Багирой будешь, поняла?
Кошка громко мяукнула. Витька подмигнул Петровичу.
- Слыхал? Согласилась.
Следующий кусок колбасы кошка съела сидя у Витьки на коленях.
- Ладно, пошли-ка спать, погорелец, - вздохнул старик.
- Рано еще, дядь Коль!..
- В самый раз, за окошком уже темнеет.
Витька потянулся к бутылке.
- Ладно, сейчас я… Не пропадать же добру.
Всю ночь Витьке снились черные кошки с огромными зелеными глазами. Они хитро подмигивали ему, словно хотели сказать что-то не совсем обычное, но так и не сказали ни одного слова…
Глава 3
Утром Витька исчез. Петрович вздохнул и выругал себя за то, что рассказал племяннику о проблемах с зятем. От Витьки можно было ждать любой выходки, и мордобой был не самой худшей из них.
За мелкими делами прошел день. Предчувствие чего-то недоброго не давало старику покоя. Пытаясь отогнать от себя дурные, ненужные мысли он переделал много дел, которые раньше откладывал на потом.
Ближе к вечеру двор Петровича заблестел чистотой и порядком. Толстые кролики жадно смотрели на аккуратно расчесанную граблями траву и пробовали лапками прочность проволочных решеток. Молодой черный кот обнюхал мусорное ведро и не найдя на нем недавно оставленной метки принялся тревожно оглядываться по сторонам. Двор казался ему чужим. Петрович и раньше следил за порядком, но теперешняя праздничная и какая-то нежилая чистота удивила и его самого.
"Прямо как у немца…" - подумал старик, осматривая результаты своего труда.
Витька появился в восемь часов вечера. Он осмотрел двор, коротко бросил "Гуд, Петрович, зер гуд!" и направился в дом. Почти тотчас Витьку окликнули двое подошедших к калитке парней. Витька нехорошо улыбнулся и вышел на улицу к гостям.
Его разговор с незнакомцами был коротким и злым. После пары отрывистых фраз Витька грубо толкнул одного из них, самого рослого, второго, того что поменьше, он прижал к забору и отвесил ему такой сильный подзатыльник, что парень не устоял на ногах.
У Петровича сжалось сердце. Он ощупал тяжелую лопату, словно пробуя ее на прочность, но тут же, почувствовал, что не может идти. Ноги стали слабыми и чужими, словно валенки.
Броситься в драку незнакомцы не решились и быстро ретировались. Грозно посапывая, Витька закрыл за собой калитку. Он взглянул на застывшего с лопатой старика.
- Что, дядь Коль, на окопные работы собрался? - он улыбнулся.
Петрович отшвырнул лопату, медленно, с заметным усилием, добрел до штабеля бревен и сел. Во рту старика было сухо и противно.
- Дурак ты, Витька, - глухо сказал он. - Наворочаешь делов, потом не расхлебаешь!
Витька весело подмигнул.
- Уже, дядь Коль, наворочал. Прости, что не сдержался. После сегодняшнего разговора Серега меня долго помнить будет. А это, - Витька кивнул в сторону калитки. - Его дружки приходили. Неуловимые мстители местного масштаба!.. Такую мелкую шпану можно в форточку выбрасывать, как окурки.
Только за ужином, когда Витька водрузил на стол бутылку водки, Петрович понял, что его племянник снова навеселе. Старик хотел было убрать бутылку со стола, но, взглянув на Витьку, передумал. Тот был и без того возбужден.
Петрович только буркнул:
- Не слишком ли, а?..
- Ты ее, что ли, родимую, имеешь в виду? - Витька взял бутылку в руки и насмешливо осмотрел ее со всех сторон. - Это я, дядь Коль, сегодня старых друзей навещал. От встречи у меня и осталось. А без водки какой же у нас с тобой разговор получиться может? - Витька плеснул себе в стакан. - Но ты не бойся, я не сопьюсь. Ты же меня знаешь.
Старик поморщился, но потом подумал о том, что Витька, пожалуй, прав. Племянник мог месяцами, с безразличием, смотреть на спиртное и не считал трезвое время безвозвратно потерянным. Водка была слишком слаба, что бы сжечь этот сильный и живой характер. И даже Лена признавала это…
- А теперь поговорим о главном, дядь Коль, - продолжил Витька. - Я сегодня целый день, можно сказать, о тебе думал…
Племянник замолчал, рассматривая стакан.
- И что же придумывал? - безразлично спросил Петрович.
- А то, что помочь тебе надо. Вот только чем? Как раз этого я и не пока знаю. Потому и не договорил с тобой вчера. Понимаешь? Зацепиться мне не за что.
Появившаяся неизвестно откуда Багира прыгнула Витьке на колени. Племянник вздрогнул от неожиданности и уронил с вилки кусок яичницы. Кошка обнюхала подарок и благодарно мурлыкнула.
- Вот шустрая какая, а?!.. - Витька рассмеялся и погладил Багиру по черной спинке. - Дядь Коль, я сколько себя помню, у тебя только черные, зеленоглазые кошки приживаются. Люди, говорят, даже в очередь на котят к тебе записываются. Какими-то необычными их считают. Ты, случаем, не колдун?..
- Сдурел? - старик покачал головой, словно сожалея о глупости племянника. - Не в колдовстве тут дело, а… В судьбе, что ли? В сорок втором году эвакуировали нас с твоей матерью из-под Харькова. Без родителей, убило уже их…
- Знаю, мать рассказывала - тихо вставил Витька.
Уже невыдуманная история своей жизни, рассказанная Петровичем Витьке за ужином.
- Рассказывала, говоришь?.. - Петрович немного помолчал - Свиста бомб, Витька, не перескажешь. Было мне в ту пору четырнадцать лет, а твоей матери пятнадцать. Из всех вещей, что мы с собой из дома захватили, остались к тому времени у нас только те, что на нас были надеты, чайник, меховой воротник от материнского пальто да черная кошка, которую я к груди прижимал. А во время одной из бомбежек приняла та кошка в себя осколочек, который мне предназначался. Крохотный осколочек да только что бы пацана жизни лишить и такого хватило. Как и мать, та кошка меня собой заслонила. Помню, вагоны горят, люди мечутся, а я иду вдоль состава и к груди уже мертвую кошку прижимаю… Плакал я сильно, потому что мать вспомнил. Похоронил я кошку возле железнодорожной насыпи. Стою, возле ее могилы и уйти не могу, будто незримая сила меня возле нее держит. Потом снова немецкие самолеты налетели… Только сестра, мать твоя, и солдат какой-то смогли меня от этой могилки оттащить да в окоп, от осколков спрятать. Вот с того самого времени, Витька, и приживаются у меня дома почему-то только черные кошки.
- Может быть, тогда и зародился этот… - неуверенно начал Витька и тут же замолчал.
- Что этот?
- Ну, сегодняшний страх твой, в общем?..
- Тогда? Нет. Самое страшное, Витька, для меня еще впереди было, - старик кивнул на бутылку. - Налей, что ли…
- Ничего себе! - удивился Витька - Ты ж не пьешь.
- С тоски чего не выпить? - старик взял наполовину наполненный стакан, немного подумал и заговорил снова. - Любой страх, Витька, он не за один день в душе человека рождается. Он ведь как дите малое, воспитывается и крепнет с годами. А, кроме того, заботы к себе требует и жалости. Жалости человека к самому себе.
- Что-то я не замечал, как ты себя жалеешь.
- Не замечал? - Петрович выпил водку и со стуком поставил стакан на стол. - Ну, не баба же я что бы такие вещи напоказ выставлять. Да и не все так просто, как кажется. Ты про войну в Корее слышал?
- Слышал. Только не от тебя. Из тебя же, дядь Коль, лишнего слова не вытянешь.
- Значит, нужных слов найти не мог, - Петрович встал и вышел в коридор. Вернулся он быстро. - На, кури, - старик поставил перед Витькой пепельницу. - Я хоть сам не балуюсь, а чужим дымом люблю подышать…
- Ты там про войну рассказывать начал, - напомнил Витька.
- Интересно? - Петрович улыбнулся - Ну, ладно, слушай… Давно это было, Витька, давно. Нас в то время учили и воспитывали по-другому и лишних вопросов мы не задавали. А приказ был коротким: в танк, ребята, и вперед! В восемь часов вечера пересекли мы корейскую границу, а в восемь утра уже мяли гусеницами чужие окопы…
- Страшно было?
- Отчего ж нет? Потом с американцами столкнулись… - старик беззлобно выругался. - Ох, и хитры же сволочи!.. Как только по радио русские матюки услышали, все подняли: и авиацию, и дальнобойную артиллерию. А когда все это на нас обрушилось, то вроде как легче нам стало. Чего же, спрашивается, бояться, если, один черт, все равно конец пришел?..
- Даже так? - удивился Витька.
- От разума эти мысли шли, Витька, от разума. Ну, а тот животный инстинкт, который внутри каждого человека прячется, он только притаился до поры.
- Понятно. Ну, вы, конечно, этим американцам дали…
- Там всем поровну дали, и нашим, и тем, кто в спальную полосочку. Под самую завязку мы друг другу отвесили. Брали мы с собой в танк два боекомплекта и уже через час достреливали последние снаряды. Пару раз попадали и в наш танк, но мелковаты были снаряды, не брали броню. Так что везло нам спервоначала… Ну, а под какой-то деревушкой, названия ее я уже не помню, садануло в наш танк так, что гусеницы отлетели. Водителя и стрелка-радиста на месте положило, не ворохнулись даже ребята. А мы с Вовкой, дружок это мой был, - за люки. Рванули их раз, рванули другой, - заклинило люки. А вокруг-то огонь и не какой-нибудь, а с зеленью и таким ядовитым дымом, что и мертвого наизнанку вывернет. Кричали мы страшно… Молодые, жить-то хочется и огонь… Кругом огонь! Как мы выбрались из танка, я уже смутно помню. Вроде как я Вовку из танка вытаскивал и пламя с него сбивал. Обгорели мы сильно…
Витька провел рукой по своему лицу.
- Это тебя на той войне обожгло?
- Ну, не в бане же! Взвалил я на себя своего дружка и пополз куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этой каши, в которой кровь с железом напополам перемешалась. Потом задело меня осколком… В себя пришел, чувствую, а меня уже Вовка на себе тащит. Тут снова взрыв… Вовка матерится и кричит: "Колька, ползи дальше один, а я все!.." Ноги ему перебило. Вот так мы и ехали друг на дружке, пока не свалились в окоп к американцам…
- Ты, выходит, и в плену был?
- Был. Только меньше суток. Ну, а как освободили нас…
- Подожди, - перебил Витька. - А в плену-то что было. Допрашивали вас?
- Ну, а как же! Был там один американец-жирнячок, по-нашему хорошо говорил. Из русских он, вроде бы, был, из эмигрантов. Да ну их, Витьк, этих империалистов!
- Не спеши, дядь Коль. Спрашивали-то что?
- Что положено. Зачем вы, мол, русские воюете? Несправедливая это для вас война.
- А ты что?
- Ну, а я ему ответил, что он тоже здесь не за свою корейскую маму очередной слой сала наращивает.
- А он?
- А он мне про ООН и про мою маму. Поговорили, короче. Утром освободили нас китайцы. В атаку они пошли и пошли страшно - навалом… - старик немного помолчал. - Вот так и закончилась для меня та война, Витька. Дружок мой Вовка в госпитале умер, а меня самого - за шкирку и в следственный изолятор. Следователь мне попался куда как хуже того жирного американца. Американец хоть и в чужой форме был, а все-таки хоть воды нам дал напиться. Наш же, сволочь, дымит в лицо папироской и такие вопросы задает, что поневоле начнешь себя подонком чувствовать. Почему, мол, жив остался? Почему не застрелился? Вас же, мол, предупреждали, что бы ни одна живая душа не знала о том, что русские ребята в танках сидят. А каким же таким способом мне застрелиться можно было, если у меня пальцы почти до самых костей обгорели?!.. Про тюремные порядки ты и без меня слышал, там законы такие, что не пригнешь голову - снесут. Вот так в первый раз в жизни я и поклонился, блатарям, что на нарах в камере сидели и следователю, что в кабинете на моих глазах секретаршу лапал. Не убивайте, мол, меня, братцы, жить я очень хочу… Ты только правильно пойми меня, Витьк, я никого не предал, на брюхе не перед кем не ползал, но вот тут, - старик ткнул себя в грудь, - тут, у меня что-то сломалось и не как-нибудь, а с хрустом. Себя я жалеть начал и особенно после того, как блатные на моих глазах какого-то парнишку кончили. Не угодил он им чем-то, вот они его ножом и пырнули. Но сколько бы я не убеждал следователя, сколько не просил, получил я свой "червонец". А если бы не смерть Кормильца в пятьдесят третьем отсидел бы я тот срок от звонка до звонка…
Витька нетерпеливо заерзал на стуле.
- Дядь Коль, так это все еще когда было? Сталин - дело прошлое, а корейцы без нас разберутся. Плюнь ты и забудь все свои страхи!
Старик тяжело вздохнул.
- А ты думаешь, я иначе поступил, когда освободился? Женился, дом вот это построил. На работу мастером в ремесленное училище пошел… - старик посветлел лицом. - С детьми-то всегда весело… Хотя и не просто совсем. Слышь, Витьк, потом пацаны, ученики мои, дознались все-таки где и как мне лицо обожгло. И знаешь, шутку такую, идолята, удумали? Кто-нибудь на уроке возьмет, значит, да и крикнет: "Глухо как в танке!.." И веришь - нет, Витек, вокруг меня словно все разом вдруг вспыхнет: огонь, дым и стены уже не стены, а танковая броня. Я кричу: "Вовка, Вовка!.." и как слепой по стене руками шарю - люк ищу. Задыхаюсь, рубаху на себе рву, а пацанам смешно…
- Ты бы их, стервецов, за уши.
- Толку-то?.. Это же дети. Ушел я оттуда.
Старик замолчал.
- Ну, так чего же ты все-таки боишься? - спросил Витька - Войны, что ли?
- Нет, не войны. Повоевал и посидел чуток ни за что - это ладно. В Афганистане тоже кое-кто не в тут сторону в атаку ходил. Но потом садануло меня, как подраненную утку, из второго ствола…
- Тетя Люба?.. - тихо спросил Витька.