Я успела погрузиться в рутину и подзабыть о свалившейся на меня развеселой реальности, когда из мира неграмотных текстов, набранных с опечатками чьими-то корявыми пальцами, меня выдернул звонок моего мобильника. Я сорвала с головы наушники и заметалась по квартире, потому что не сразу вспомнила, где я видела последний раз свой телефон и не сразу определила, откуда идет звук. По логике, я должна была взять его с собой в кафе. Значит, он или в куртке, или в сумке.
Я рванула в прихожую, где меня уже ждал Чур с моим мобильником в руке. Какая предупредительность, подумать только!
Я сделала ему издевательский книксен, схватила телефон и ответила на вызов.
– Оля, – почему-то шепотом сказала Марина, – ты там жива? Вы поссорились? Может, тебя забрать пока к нам? Давай мы с Олегом приедем за тобой и увезем?
– Нет, Мариш, спасибо, мне и тут нормально, – ответила я тоже шепотом. – Все будет чики-пуки, мы помиримся.
– Ну вы уж там это, хорошенько миритесь, – нормальным голосом сказала Марина и, хихикнув, положила трубку.
Я покачала головой, забросила телефон в куртку и вернулась в комнату.
Алексей спал, развалившись в моем кресле и вытянув ноги на полкомнаты, все так же накрытый своей черной кожанкой.
Спал он в последнее время плохо и мало, а этой ночью, видимо, так и вовсе не. Но если его не трогать, кто знает, сколько он так еще тут проваляется. А у человека, наверное, дела, служба. И как только я приняла решение его разбудить безо всякой жалости, он вдруг сам зашевелился, шумно вздохнул, открыл глаза и осторожно потянулся. Увидел на себе куртку, взял ее за петельку двумя пальцами, отвел в сторону и сделал удивленное лицо.
Я пожала плечами, не собираясь сообщать постороннему человеку, что о нем заботится мой домовой.
Алексей криво усмехнулся, аккуратно положил куртку на подлокотник и посмотрел на часы. Потом откинулся в кресле и устало потер лицо рукой.
Я наблюдала за ним со своего рабочего места. Мне было интересно, что он предпримет дальше. Наиболее вероятных вариантов было три: мы продолжаем ругаться; мы приносим друг другу извинения и продолжаем бессмысленное, хотя и вполне приятное совместное времяпрепровождение; либо он сейчас вскочит и умчится опять по своим таинственным делам, не посвятив меня в подробности. Ну как же, я же фигурант!
Не сказав ему ни здрасьте, ни до свидания, я развернулась лицом к компьютеру, снова нацепила наушники, хотя и убавила звук, и продолжила работу, не переставая прислушиваться краем уха к тому, что творилось у меня за спиной.
Там, в кресле, какое-то время было тихо, потом, судя по звукам, он встал и вышел из комнаты. Я не обернулась.
И прекрасно. И пусть делает что хочет. А то пришел тут навеки поселиться. Охраняет он меня! От кого?
Пришлось напомнить себе, что ко мне уже два раза вламывались нехорошие дяди. Правда, второй раз с моего одобрения и Тролльего попустительства. И с его, Лешиного, между прочим, согласия.
…И что меня похитили прямо на улице.
И все равно, упрямо твердила я себе, чего это он тут раскомандовался? Подозреваемая? Фигурант? Ну так арестуй, посади под замок. Ходит тут как к себе домой, носит мои футболки. Тапочки свои скоро притащит!
На этом месте я вынуждена была признаться себе, что вообще-то я совсем не против его присутствия в моем доме.
Но упрямая часть меня продолжала злиться: уходит-приходит когда захочет, меня в известность даже не ставит. А мне уже с подружкой в кафе нельзя выбраться? Да и охранять меня, если честно, у него что-то получается не очень.
Перед глазами опять возникла картинка: заснеженная дорога, черные извилистые следы шин, черный человек, неподвижно лежащий у обочины лицом вниз.
Острое чувство жалости снова захлестнуло меня, и все – я сдалась, не смогла больше на него злиться.
Я снова сняла наушники и встала из-за компьютера, понимая, что совершенно не представляю, как себя с ним вести, чего мне вообще ждать…
Ясно было одно: надо что-то делать.
Я пошла на кухню, чтобы выпить кофе и заодно сообразить что-нибудь для наверняка голодного мужика в доме.
Однако оказалось, что мужик от голода соображал быстрее меня. Нацепив мой фартук, он что-то жарил, пританцовывая у плиты и, кажется, что-то мурлыча себе под нос. Пахло вкусно.
Заметив меня, он улыбнулся, и я поняла, что мир между нами восстановлен.
– Что готовишь?
– Макароны по-флотски. Не "Ропа вьеха", конечно, но тоже съедобно. Я тут маленько продуктов принес.
Мне стало понятно, зачем это: чтобы у меня не было повода высовываться из дома. Все-таки это что-то вроде неофициального домашнего ареста.
Он понял это по моему выражению лица и поспешил меня заверить:
– Это не для того, чтобы тебя дома запереть. Это потому, что я тут торчу, а ты меня не выгоняешь. Хочешь, вместе сходим потом погулять?
– А тебе на работу не надо?
– Вообще-то надо, конечно, но пусть они считают, что я на задании. Под прикрытием! – Он выставил вперед лопатку для помешивания.
– Отличное прикрытие! Антуражное!
Я открыла холодильник и оценила масштабы Лешиного "прикрытия". Похоже, он тут собирается как минимум недельку обретаться.
– И что, кто-то на твоей работе верит, что ты со мной не спишь?
– Думаю, нет, но я как-то не стремился это выяснить.
Я покачала головой и поставила чайник. Он посторонился, чтобы освободить мне путь к плите, и я в очередной раз поразилась, как отвыкла от того, что рядом со мной в этой обычной реальности могут находиться живые люди. Готовить еду, двигаться, говорить со мной о каких-то обычных, жизненных вещах… Так, сказала я себе, не отвлекаться, не расслабляться.
– Чагин! – голосом строгой учительницы сказала я.
Он удивленно повернулся ко мне, все так же держа кухонную лопатку, как шпагу в позиции "ангард".
– Что происходит в нашем деле? Почему ты не ставишь меня в известность? Куда ты носил мой компьютер? Я имею право знать.
Он облизал лопатку и швырнул ее в раковину. Потом выключил газ под сковородой и снял с себя фартук.
– Докладываю! – Я милостиво кивнула. – Комп твой мои ребята основательно распотрошили и нашпиговали полезными программками. Полезными для нас, но вредными для тех, кто про них не в курсе. И сейчас он является приманкой, на которую должны клюнуть те, кто нам нужен.
– И что будет?
– Мы получим все данные с их компов, мобильников или откуда они там сюда полезут.
– А точно полезут? Они же уже забрали один мой комп.
– Игровой комп? Они очень быстро поймут то же, что понял я. Что там ничего нет. И получат с него ту же фигу с маслом. Единственное, что я с него смог поиметь, – это логи их с Закидонским переговоров, которые у них и так были.
– Я не понимаю…
– Что?
– Как они вообще переговаривались. Насколько я понимаю, он был на чужой территории? И разговаривал с чужаками? Но ведь там специальная кодировка используется, чтобы они друг друга не смогли понять?
– Да. Но твой гениальный дружок ее расшифровал и на ходу перекодировал свои реплики.
– То есть как это? Он им писал крокозяблики, а они видели нормальный текст?
– Вот именно, – спокойно подтвердил Чагин. – И до них даже не доперло, что он из вражеского лагеря. Не сразу, по крайней мере…
– И что он им там наговорил?
– Какую-то ерунду, которая ему показалась забавной. Потом он понял, что это не ерунда, проверил данные, кое-что взломал, кое-что подменил, где-то наврал…
– И спер их деньги?
– Грубо говоря, да. Он подсунул им какой-то левый счет, и они сами туда перевели всю сумму.
– А теперь они хотят ее обратно?
– Разумеется. Но суммы там уже нет, и ее не отследить, потому что кто-то очень умный хитро замел следы.
Наверное, лицо у меня было не очень умное, потому что Чагин улыбнулся и ответил на мой невысказанный вопрос:
– Я верю, что это не ты. Я бы, наверное, и сам так не смог.
– Может, ты меня просто плохо знаешь, – усмехнулась я, несколько уязвленная его мнением о моих умственных способностях.
– Может, – снова легко согласился он.
– Поэтому ты здесь? – спросила я, снова начиная медленно закипать.
– И поэтому тоже.
– Вот чего я не могу понять – это зачем они вообще обменивались информацией в игре.
– Им это показалось остроумным: легкий способ передавать простенькие сообщения, забивать стрелки, налаживать контакты и все такое. Какое-то время это действительно работало. Никто не интересовался текстовыми сообщениями в игровом чате.
– Пока однажды… – подсказала я.
– Пока однажды кое-кто из наших не заметил явные признаки шифрованного сообщения и не расшифровал, – кивнул Алексей. – Вот тут мы спохватились и пошерстили.
– Накрыли? – азартно поинтересовалась я.
Он покачал головой, взял тарелки и начал раскладывать еду, явно прикидывая в уме, что стоит мне рассказывать, а что нет. Я не торопила его и тоже пыталась решить в уме простенькую задачку: злиться мне на него или уже расслабиться и получать сомнительное удовольствие от всего этого приключения, в которое я оказалась втянута.
Я сунулась в холодильник и обнаружила тюбик любимого кетчупа, которого там раньше не было, и баночку соленых помидорчиков. Радостно схватив и то, и другое, я переключилась на гастрономическую дилемму и стояла, как буриданова ослица, перед раскрытым холодильником. Поняв, что толку от меня не добьешься, Леша отобрал у меня из рук помидоры и кетчуп, закрыл холодильник, открыл тюбик и банку и поставил все перед моей тарелкой.
Я покорно взяла вилку, которую мой гость сунул мне в руку, села за стол и рассеянно начала жевать макароны по-флотски, забыв и про кетчуп, и про соленые помидорки.
Картинка в голове ну никак не складывалась. Как Тролль сумел извлечь из этого шифрованного игрового бреда нужную информацию и стащить деньги? Пусть не стащить.
А с другой стороны – и правда, если он их просто-напросто дезинформировал, то мог и расстроить какую-нибудь сделку.
Да что я тут голову ломаю – мог не мог? – если он уже это сделал? Как? Это сейчас тоже не тот вопрос, который должен меня волновать.
Как мне из всего этого выпутаться? Вот что мне важно знать.
Я огляделась по сторонам, но Тролля нигде не заметила. Отложила вилку и под удивленным взглядом Алексея встала из-за стола и двинулась в зал. Алексей пожал плечами и остался наслаждаться трапезой.
– Чур? – тихонько позвала я вслух.
Я вертела головой, но уже понимала, что поблизости его нет. Черт, где его носит, когда он нужен больше всего?
Я постаралась разозлиться хорошенько и представила, как швыряю в его голову глиняный горшок. Как осколки разлетаются по всей квартире и как это должно еще больше меня раззадорить. Он не показывался на глаза, и это окончательно меня выбесило. Меня захлестнуло уже настоящей яростью, и попадись он мне под руку, я бы и правда швырнула в него чем-нибудь неподходящим.
– Чего орешь? – Он преспокойно наблюдал за мной из дальнего угла комнаты, где раньше стоял мой компьютер. Глазки азартно поблескивали из-под лохматых пучков волос, которые заменяли ему брови, и весь он был страшно доволен тем, как во мне бушуют страсти.
Я вспомнила, зачем я его звала, и постаралась успокоиться. Хоть и не сразу, но мне это удалось, и он заметно поскучнел. Однако понял, что разговора не избежать, и терпеливо ждал.
– Что ты сделал с деньгами? Ты можешь их вернуть?
– Нет.
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
– Ты можешь сделать так, чтобы бандюки получили их обратно? – Я сделала нажим на слове "сделать".
Он помедлил с ответом, и я поняла, что попала в точку. Ведь о чем-то он с ними пытался договариваться, когда меня похитили.
– Возможно, – осторожно ответил он.
– Какую сделку ты им расстроил? – В голове моей начал созревать не то чтобы план. Я просто пыталась нащупать пути выхода из той ситуации, куда меня загнал этот заигравшийся в человеческие игры домовой.
– Я не знаю, – неожиданно твердо ответил он. – Они не говорили. Они говорили "это" или "оно". А что "это" было, я не спрашивал! Согласись, глупо было бы вот так спалиться.
– И что, они вот так, прямо в игре, вывалили тебе всю информацию про "это" и про деньги?
– Нет, но они сказали мне, у кого инфа про деньги, и я вышел на него, вычислил его комп и взломал. И кое-что там поправил.
Я шумно вздохнула.
И ведь все из него надо тянуть клещами, сам ни за что всю правду не расскажет. Об остальном, о чем еще он умолчал, – догадываться.
Домовой выжидающе глядел на меня. Я вопросительно подняла бровь.
– Ну? – подтолкнул он меня.
– Что "ну"?
– И каков твой план?
Я вздохнула и присела на краешек своего любимого кресла.
– Да нет у меня никакого плана. Просто я подумала, что если они получат назад свои деньги, то оставят меня в покое.
– Да прям, – фыркнул Чур, – разбежались. То-то они тебя чуть не запытали и почти отравили. Хахаля твоего чуть не грохнули два раза.
– Три, – ворчливо поправила я. – И не хахаль он мне!
– Не суть, – отмахнулся домовой. – Тем более три! – Он поднял вверх указующий перст, кривой и длинный.
– А с какого перепуга им меня убивать? Я их и в глаза не видела. Ну кроме тех, что вломились в мою квартиру и сперли мой компьютер.
– И врезали тебе по морде!
– Но ведь не убили же. Ни меня, ни Лешу.
– А почему они его не убили? Он им зачем?
– А ты думаешь, они убивают направо и налево?
– А ты думаешь, их что-то остановит, если что?
– Мне кажется, у них должны быть веские причины. Убийство – это все-таки крайняя мера.
– Оля! – крикнул с кухни Алексей. – Ты есть-то будешь? Иди, остывает.
Домовой сделал мне ручкой и истаял в воздухе. Я в задумчивости вернулась на кухню и взяла быка за рога:
– Леш, почему меня не убили?
– А зачем им лишние проблемы? Еще и труп на себя вешать? И с Закидонским непонятки: кто такой, ты – не ты, я – не я? С тобой-то стало все понятно, когда он вышел в игру в то время, пока ты была у них.
– А причем тут ты?!
– Думаю, я первый и единственный кандидат на эту роль после тебя. Есть еще Олег.
– Олег?!!!
– Да, Олег. Чего ты удивляешься? Я тоже его пробивал.
– А еще кого? – Я снова забыла про свои макароны, прикидывая, кого еще из моего окружения можно представить в роли Закидонского.
– А еще этого, из соседнего подъезда, с которым ты переписывалась.
Черт, докопался-таки до этой нечастной переписки! А Тролль предупреждал…
– Это не я с ним переписывалась, – я без зазрения совести почти "сдала" домового, – это Закидонский мою личную жизнь устраивал.
– Устроил? – вкрадчиво поинтересовался Алексей, и я перестала жевать. Отложила вилку и внимательно посмотрела ему прямо в глаза. Он не отвел взгляд, и мы какое-то время пытались прочитать мысли друг друга.
– Если ты про того соседа, то нет. – Я снова взяла вилку и взмахнула ею, как волшебной палочкой. – А если вот это все и есть "личная жизнь", то да, он мне ее устроил.
Леша уставился в свою опустевшую тарелку, а я наконец занялась своей.
– А скажи мне, Чагин, – с набитым ртом продолжила я допрос, – как обстоит дело с твоей личной жизнью?
Лицо его сначала окаменело, потом он снова уставился на меня своим прожигающим взглядом. Но я решила не отступать и тоже не мигая уставилась ему в переносицу.
– С какой целью интересуетесь? – ехидно усмехнулся он.
– С личной. – Я просто так не отступлю, пусть не надеется.
Он вздохнул.
– Был женат. Развелись.
– Почему?
– Ревновала, – просто ответил он.
– А, значит, все-таки бабник? Изменял?
– Нет. Но она ревновала все равно. К работе, к девушкам-коллегам, даже к родителям. Я терпел, потом ушел.
– Значит, не любил? – Я почему-то была полна желчи и автоматически встала на сторону женщины.
– Любил, – угрюмо ответил Алексей и снова прожег меня взглядом. – Но это оказалось тяжелое испытание для моей любви, и я его не прошел.
– Ты себя винишь? – Я была удивлена, если честно, той прямотой и легкостью, с которой он выдал мне свое признание. Видимо, он много раз об этом думал, и теперь мне было интересно, к чему он пришел.
– Я думаю, оба были виноваты. Она – потому что не доверяла мне. Я – потому что, видимо, не смог ее убедить. Не сложилось, – он пожал плечами. – А ты? Почему вы развелись?
Я укусила пустую вилку и задумалась.
– У меня все гораздо проще. Он мне изменил, я его не простила и сразу ушла.
– Сколько вы были женаты?
– Два года. А вы?
– Три.
Мы помолчали, и это было похоже на неловкую паузу. Я наконец дожевала свои макароны и забрала пустые тарелки.
– Я ее понимаю, – сказала я, споласкивая посуду и стоя к нему спиной.
Он встал рядом со мной, скрестил руки на груди и с любопытством заглянул мне в лицо.
– И в чем же?
– Трудно не ревновать такого красивого мужика.
Он вздохнул.
– Значит, ты тоже считаешь, что я "все-таки бабник"? – Он почти точно скопировал мою интонацию, и мне стало стыдно: а я-то на каком основании его подозреваю и обвиняю?
– А вот я не понимаю твоего мужа.
Теперь я взглянула на него с любопытством.
– Как можно было гулять от такой красивой женщины?
Я закрыла кран, вытерла руки о кухонное полотенце, подошла к нему вплотную и расцепила его скрещенные руки. Он медленно и неохотно их опустил, как будто они давали ему защиту от меня и он не хотел ее лишаться. У меня было жгучее желание положить руку ему на грудь и почувствовать, как бьется его сердце. У меня возникла целая буря жгучих желаний. Но я, помня его слова о том, что надо дождаться, пока все закончится, просто стояла перед ним, глядя снизу вверх в его лицо и пытаясь прочитать его эмоции, чувства и мысли. Он был растерян. Он, как и я, боролся с целым вихрем одолевавших его чувств, и даже на его обычно бесстрастном лице отражалась эта борьба: брови сдвинуты, серо-синие глаза, которые сейчас показались мне особенно яркими из-за расширенных зрачков, слегка прищурены и снова прожигают во мне дырку, а дышал он сквозь приоткрытые губы так, словно только что вбежал на пятый этаж.
Мое сердце тоже готово было пробить грудную клетку, и надо было как-то разрядить возникшее между нами напряжение. Но я не могла заставить себя пошевелиться или хотя бы отвести от него взгляд, пока он не втянул в свои легкие, казалось, половину воздуха в кухне, закрыл глаза и поднял лицо кверху.
Меня тоже отпустило, я отвернулась и заметила, как домовой с круглыми от восторга глазами, замерев на подоконнике, показал мне большой палец и покачал лохматой головой:
– Ну, ребята, вы даете! Я и не думал, что вы способны выдать столько киловольт эмоций! Ольга, ты его щас однозначно сделала!
Я с сомнением посмотрела в его сторону и едва заметно покачала головой. Соблазнительница из меня никакая, если честно.
– Сделала, сделала! – радовался Тролль, аж подпрыгивая на месте. Парень уже готов на тебя наброситься и раздавить в своих железных объятиях.