Мне казалось, жизнь кончилась. И тогда появился ты. Я сразу тебя "увидела". Лешка, ты был весь искалечен. Руки тряслись, губы тряслись. Жить негде. Срочно надо было лечиться. Ни друзей, ни родственников, ни денег. Такой же, как я, вот что я подумала. Дрожащей рукой ты сделал какие-то наброски. Я "увидела" – талантлив, блин. И подумала: "Вот шанс для тебя, Ирина. Спаси, блин, этого мальчика. Помоги ему. Будешь жить для него. Чтобы спасти его. Чтобы он был счастлив. Для чего-то и ты, старая кобыла, можешь еще пригодиться". Ты ведь потянулся ко мне, Болгарин, разве нет? Тебе было хорошо со мной. Ты же плакал, когда я тебя обнимала. Я знаю: тебе было хорошо со мной. Я некрасивая, но мужчинам всегда нравилась. Многие говорили, что им хорошо в моих объятиях. Тебе, ведь, было хорошо, Леша? Ну, скажи правду, ведь так? Тебе было хорошо. А я просто была на седьмом небе. Такой умный, талантливый. Такой несчастный. И красавчик. Ты ведь красавчик, Болгарин. И добрый. Прошел, блин, все. Ни разу я не слышала от тебя бранного слова. Ты не орал, не грубил, никогда руку на меня не поднял. И я сказала себе: "Ира, живи для него. Пусть этот мальчик найдет себе пристанище рядом с тобой". Я отыскивала для тебя лучшие заказы. У тебя все получалось. И тату. И костюмы. И плакаты. И дизайн района. Ведь тебе было интересно со мной, Лешка. Некоторое время я была счастлива.
А потом вдруг поняла: ты меня не любишь. Стал встречаться с другими. Ты, конечно, возвращался. Но я поняла. Женщину трудно обмануть. Я почувствовала – не любишь. Я не нужна тебе. Просто терпишь. Потому что удобно. Потому что у меня деньги. Потому что проблемы снимаю. На стрелки хожу. Вопросы решаю у ментов.
Мы поехали в Крым. Чтобы отдохнуть. Там я окончательно поняла – ты тяготишься мной. И тогда снова стала пить. Вспомнила свою тоску. Она вернулась ко мне, давняя подруга. Будто и не уходила. Тоска. Удушающее одиночество. Вспомнила всю свою беспросветную жизнь.
Лешка, ты мой последний шанс. Для чего мне жить? Леша, Лешенька, вернись ко мне, умираю без тебя. Вспомни, ведь нам было хорошо. Я не претендую на твою свободу, блин. Делай, что хочешь. Закрою глаза, когда ты будешь ходить к другим теткам. Только будь со мной. Не бросай меня.
– Ну, хватит меня лапать, Ира. Я помню все, что было. Ты умеешь, ты можешь дать мужчине то, что ему надо. Да, нам когда-то было хорошо вместе. Но это в прошлом. Ты все испортила. Напивалась до бесчувствия. Не могу этого забыть и не смогу. Как посмотрю на тебя, тут же вспоминаю другое: как ты лежишь без памяти, с опухшим лицом, вся в синяках, с запахом перегара изо рта. Ты забыла, что ты женщина. Уходи. Не могу больше тебя видеть. Меня все в тебе бесит.
– Леша, ты когда-нибудь любил? Думаю, у тебя никогда не было привязанности. Ни к кому… Ни к женщине, ни к матери.
– Это правда, Ира. Никому не говорил, а тебе скажу: не могу вспомнить, чтобы у меня была женщина, о которой я бы подумал: "Вот с ней хочу прожить всю свою жизнь". Не повезло мне, Ира. Ни с женщинами. Ни с матерью, ни с отцом. Отец – неплохой человек, но где он? Есть ли он? Фу-у-у… Так, один воздух. Но зато я – хороший друг. Друзей не сдаю. У меня всегда было много друзей. Которые были преданы мне. И сейчас. Артур, его брат.
Да мало ли. А любить? Я умею любить только фантазию, воздух. Больше всего я люблю город, которого нет.
Уходи, Ирина. Ну как тебе объяснить? – все кончено! Ничего больше не будет. Да и не было. Как мне заставить тебя поверить? Больше ни-че-го-не-бу-дет! И не было. Пойми ты, не было. Я НИКОГДА тебя не любил. Я тебя ис-поль-зо-вал! Мне было удобно с тобой. И ты НИКОГДА не нравилась мне как женщина. Да не маши ты кулаками. Что ты пялишь на меня глаза, совсем озверела. О-о-о! Нож, кухонный нож. Напугала… Ой, как ты меня напугала. Не пугайте бабу членом. Ножичков я насмотрелся в своей жизни.
– Сволочь, сволочь, как же я тебя ненавижу…
– Вот это совсем другое дело, совсем другой разговор. Теперь с твоей любовью все понятно.
Алексей держит Ирину за руки, в одной из них – нож. Осторожно разворачивает ее в сторону двери.
– Тихонечко, тихонечко, вот так, вот так. Мы на лестнице. Вызываем лифт. Иди себе, Ирочка, в лифт. Ну что ж, что с ножичком. Иди, удавись, стерва. Сделай себе харакири. Ищи другого дурака, который согласится с тобой покувыркаться.
Нажимает кнопку первого этажа в кабине лифта. Двери закрываются. Кричит вслед уходящему лифту.
– С Новым Годом, Ирочка! Лучших тебе дизайнеров в Новом Году! На улице лед, не поскользнись. Будь осторожна, ведь у тебя нож. И выпей шампанского за здоровье неблагодарного, отвратительного Болгарина.
Николаев. Game 3
Кто ответит мне, что судьбой дано,
Пусть об этом знать не суждено.
Может быть за порогом растраченных лет
Я найду этот город, которого нет.Регина Лисиц
Николаев – большой портовый город. Там было плохо с самого начала. Жил в какой-то дыре. Проблемы с документами. С большим трудом привез несколько установок гриля. С трудом выбивал деньги у отца.
Папа, у меня грыжа межпозвоночных дисков. Требуется операция. Папа, это очень дорого. Я тебя прошу, к кому мне обратиться, ты хочешь, чтобы сын остался инвалидом? Папа, я тебя и обрадую, и огорчу. Ты стал дедушкой. Да, Юля родила. У нас прекрасный мальчик. Ему уже месяц. Беда, папа. У него врожденный порок сердца. Как у матери, у моей матери. Требуется срочная операция. Юля с ребенком уже в Германии. Папа, если не сделать срочной операции, ребенок погибнет. Ну, почему ты мне не веришь? Я же выслал тебе свидетельство о рождении. Какая липа? Ну, я не виноват, что они разные части печатали на разных машинках. Ты с Юлей говорил? Звонил в Ужгород? Ты не мог с ней говорить, она в Германии. Ну, значит, уже вернулась. И что она сказала? Что не видела меня полгода, даже больше? Это правильно. Я пока работаю в Николаеве. Что у нее нет никакого ребенка, тем более от меня? Что я вру по инерции, даже тогда, когда это совсем не нужно? Пап, ты ее не слушай. Мы вчера поссорились из-за того, что я мало бываю в Ужгороде. Вот она тебе и наговорила, специально, чтобы мне досадить. Пап, я тебе не вру. Мы встретимся, и я все объясню. Да, хочу срочно приехать, чтобы ты все знал. У меня столько событий. Можешь выслать деньги на дорогу? Ну, хорошо, займу у знакомых, ты сможешь мне в Питере дать денег туда и обратно? Чтобы я долг вернул за билеты. Хорошо, буду через неделю.
С этой поездкой все получилось неважно. Поехал с сестрой приятеля, Людкой. Людка, Юля – какая разница, отцу объясню как-нибудь, да он и так все про меня понимает, про меня, да про мое поганое нутро. Людка – ничего себе, стройненькая, но та еще шалава. Довольно– таки простенькая девчонка. И русский язык у нее плохой. Мы с мамой никогда не любили, если у кого украинский акцент. Мать вообще прекрасно говорила. Не скажешь, что с Украины. Конечно, у нее был абсолютный слух. У меня есть акцент, совсем чуть-чуть, можно сказать – почти нет. А Людка – это просто ужас. Продавщица, что с нее взять. Совсем ты низко пал, Болгарин. В общем, с Людкой у меня кое-что было. Пришлось взять ее в Питер, потому что ейный брат дал мне денег на поездку, ну и Людке, конечно.
Ехали у знакомого проводника. Он все Людку пытался в свое купе затащить. Ну, выпили по дороге. Ему тоже налили. Я объясняю: Людка со мной, и нечего ремешок на ее джинсах расстегивать. А он разозлился и в каком-то городе, это уже в России было, милицию вызвал, мол, тут едет один, пьяный и хулиганит. Милиция пришла – я выпивший, раздет до пояса. Накинь курточку, поговорить надо. Я кожанку – на голо тело, вышел в тамбур, а они – под белы руки, даром, что зима, на станцию и в обезьянник. Административное нарушение, суд, двое суток.
Как добираться без денег, без документов, да еще в таком виде? Потом я узнал, что отец встречал меня, как договорились, встречал, но не встретил. Людка почему-то тоже не приехала. Позвонила отцу через сутки, мычала, блеяла что-то невнятное. До сих пор не знаю, где пропадала. Да мне-то какое дело, шалава, она и есть шалава.
Добирался зайцем до Бологое, там взял такси. Позвонил отцу с заправки на Московском шоссе. Отец приехал на машине, расплатился с бомбилой, посмотрел на мой внешний вид, хмыкнул. Зима, наполовину голый. Людка тоже приехала, вещи мои привезла. Поехали к отцу – обогрел, накормил. Людка ему не понравилась. Сегодня отдыхайте, а завтра, вот вам адресок, я отвезу, денег дам, гостиницу оплатил уже, езжайте покупать билеты, вы мне здесь не нужны. Встретились через пару дней:
– Папа, дай денег.
– Так я же давал.
А что я скажу? Мы с Людкой все пропили. Конечно, встречались еще, гуляли по городу, по музеям, я врал, изворачивался. Когда прощались, отец сказал грустно:
– Совсем ты, Алеша, на братка стал похож. Что дальше-то будет, сынок?
Дальше было совсем плохо. Вернулся в Николаев. Наехали на меня цыгане. Предложили, чтобы я гриль-автоматы им отдал за бесценок или уматывал отсюда. Типа "гони ловэ". Произносится через "о", цыгане не акают. Это, мол, их бизнес. Буду я еще каждого цыгана слушать. Я им так и сказал: "Пшли вон, вонючие аморы". А они подстерегли. Поехал к приятелям в деревню, там и поймали. Кастетом голову проломили. Рядом с глазом удар пришелся. Друзья нашли меня в снегу, в город, в больницу. Я дал им телефон отца, они и звонили, чтобы отец прислал денег на операцию. Потом он с Людкой все время созванивался, узнавал, как я там в больнице.
Глаз мне сохранили. А в голове дырка. Долго зарастала. Я еле говорил, еле двигался. Артур с братом отвезли меня в Киев. Чтобы там светилам показать. В общем, когда я вышел из больницы… Потерял половину веса. Руки тряслись, голова тряслась. Ирка вон сейчас говорит, что я тогда плакал каждые полчаса. Может быть. Наверное, так оно и было. Читать не мог. Буквы не складывались в слова. Постоянно бил озноб. И все было безразлично. Но надо же было как-то жить.
Артур взял меня в охапку. Повез к Ирке, в ее дизайнерское бюро. Вот, Ирина, знакомься – мой друг, дизайнер от Бога. Смотри, не пропусти удачу, к тебе первой привел. Другие с руками оторвут. Она пожалела меня. Попросила что-то нарисовать. А я не могу карандаш удержать в руке. Короче, это уже совсем другая история. А николаевская история – тю-тю. Быстро отыграл я этот гейм. Совсем плохо было мое дело. Новую жизнь для компьютерной игры дали мне Артур и Ирка. И, конечно, отец. Правда, потом, когда я оправился, стабильно работал, он сказал мне: "Послушай меня, Алексей. Это было ошибкой, что я постоянно посылал тебе деньги. Не посылал бы, так ты давно уже на ноги встал бы. Сейчас у тебя есть работа. Справляйся сам. Захочешь сделать какое-то толковое дело – я помогу. А так, звони, не пропадай". Звонил ему из Крыма. Он радовался, что я живу нормальной жизнью. Но вот, увы, с Ириной тоже ничего не получилось. Хотел, чтобы получилось. Пытался заставить себя. Но не мог. Не хочу больше с ней, не могу притворяться.
Она ни в чем не виновата. Она – добрая и, наверное, любит меня. Неплохая, в общем. Все дело во мне. Это я – дрянь неблагодарная. Вот и сейчас специально наговорил гадостей, чтобы выпроводить ее.
Нигде не нахожу себе места. Живу не так и не там. А я хочу жить в городе, которого нет. В городе, которым грежу, в городе, который мне снится.
Но теперь во мне спокойствие и мир. Теперь совсем другое дело. Я уже не думаю о том, когда я буду там наяву, и как это будет. Пусть будет так, как этому суждено сложиться. Может быть, меня коснулась, наконец, мудрость хоть в одном вопросе моей суетливой жизни. Так купальщик, тянущийся к теплому морю в пыльном автобусе, спокойно ждет ласки любимой стихии, не думая о том, как он пойдет по каменистому берегу, и как он войдет в воду. И так же, как и мне, не дано ему знать заранее, что ждет его: нежданная непогода, пересадка на автобус другого маршрута, нелепая вывеска "море закрыто на ремонт", а может быть, и долгожданное купание.
Приход Ирины, эпизод 3
Десять вечера накануне Нового Года. Гости Артура собрались. Звонок в дверь. "Это, наверное, опять Ира. Я сам открою, Артур. Что она мотается взад – вперед по городу? Пусть уж встретит с нами праздник, настырная какая…"
Алексей открывает дверь: "С наступающим Новым Годом, Ирочка!"
На пороге действительно Ирина, что с ней? Одежда расстегнута, лицо измазано, волосы всклокочены, глаза бешеные… вращаются, вот-вот из орбит выскочат… в одной руке – начатая бутылка водки, в другой – нож, тот самый, кухонный.
С размаху бьет Алексея… В живот…
Смотрит на торчащий из живого тела нож, на кровь, стекающую по брюкам…
Рука разжимается, бутылка падает… Осколки с хрустальным звоном медленно прыгают по метлахской плитке лестничной площадки.
Время замедляется. Бежать, скорее исчезнуть, чтобы не видеть этого кошмара; ноги не слушаются, ноги будто ватные, идут еле-еле, вообще не идут… И двери лифта… Открываются медленно, совсем, совсем медленно; жми же на кнопку, старая кобыла, скорее жми, что ты наделала, манда вонючая, курва непотребная, ты убила… Лёшку убила… Лёшу, Лёшеньку… И его убила, и себя заодно…
Киев. Game 4
Там для меня горит очаг,
Как вечный знак забытых истин,
Мне до него – последний шаг,
И этот шаг длиннее жизни…Регина Лисиц
Новая игра, совсем короткая игра. Самая безжалостная игра.
– Вот это поздравление… Ты не знаешь, Ирочка, как больно… Спасибо, дорогая, ты помогла мне, вот и конец моим мучениям. Артур, зачем ты выдернул нож? Нельзя же трогать, надо было ждать врачей. Мне конец, Артур, я истеку кровью. Не кричи, ты не виноват, ты не знал… Не надо за Ириной, черт с ней, вызывай скорую. Понимаю, понимаю, все перекрыто. Праздничное шествие, скорой не проехать. Киев провожает меня в последний путь. Какие почести для блатного Болгарина, кто бы мог подумать! Не плачь, Артур, может, скорая и успеет, на час меня хватит, кровь не остановить, но, может, на час меня и хватит.
А если не успеет… Улечу туда, где родился. Я ведь в Питере родился, Артур. Тогда еще Ленинград. Ты бы знал, Артур, что это за город. Улечу туда, где мне хорошо. Моя душа упокоится там… В городе, которого нет.
Почему все так потемнело? Электричество отключили? Украина так и осталась совком, подумать только – отключить свет на Новый Год.
Как это, я снова стал маленьким? Ну, не совсем – лет десять – одиннадцать. С дерева прыгает черноглазая – Эллочка, ты, что ли? Падаю спиной в снег. "Поцелуй меня, Алешенька". Я пытаюсь… Смеется, убегает, почему все так неясно, будто в тумане?
Мама, это ты? Почему с бутылкой? Ты что, хочешь меня ударить? Мне и так совсем плохо. Мама, остановись, это же я, Алексей, твой сын! Ты перепутала меня со своим недоумком врачом. Мама, почему ты превратилась в Ирину? Ира, ты снова здесь? Опять с бутылкой… Пьешь из горла, за мое здоровье, что ли? Поздно, слишком поздно, Ирочка… Мне уже все равно… "С Новым Годом, Болгарин! За меня не беспокойся, я не одна, со мной оста-а-анет-ся буты-ы-ылочка бе-е-еленького".
Ты улыбаешься мне, Ира? Какая у тебя улыбка. Да ты просто красавица, почему я раньше не замечал? Почему я заметил это так поздно? Нет, Ирочка, ничего не изменить, поздно… Конечно, шанс есть, шанс всегда есть.
Звонят, это скорая, я ничего не вижу, вокруг темнота… Да несите вы осторожней, черти, я же сползаю… Лечу в какую-то черную трубу… Гони машину, водила… Артурчик, не плачь, положи рядом телефон, не могу нашарить его, дай в руку мобилу. Не узнаю, это не мой… не разглядеть циферблат. И клавиш нет. Надо позвонить… Обязательно, последний звонок… Не понимаю, как набирать, ничего не вижу… И телефон не вспомнить… Как же так, я же знаю номер… Код Петербурга. Неужели не смогу позвонить, как страшно, вдруг я не смогу позвонить… Артур, Артур, помоги, да ты ведь не знаешь номер… Никак не вспомню…
Артур, телефон звонит, видишь, экран зажегся, поднеси к моему уху… Папа, ты почувствовал. "Алеша, я решил, тебе надо перебираться в Петербург. Хватит болтаться по чужим людям". Папа, у меня проблемы. Нет, ты не думай… Денег не надо. Мне плохо, папа. Но я выкарабкаюсь, я выкарабкаюсь обязательно. Меня спасут, и я приеду. Ребята, оперируйте меня, зашивайте, делайте что хотите, мне нужно сделать этот шаг. Спасите меня, братцы, дайте последний шанс несчастному Болгарину.
Вроде я поправляюсь. Слишком медленно. Почему не выписывают? Слабый, ну и что? Ходить могу, голова в порядке. Невозможно больше ждать. Верните паспорт, мне ехать надо. Нет подходящих поездов. Но я должен… В общем вагоне, с пересадками. Не могу дождаться…
Отец, почему ты не отвечаешь? Я уже в Питере. Знакомый вокзал. Ну, не дозвонился, так не дозвонился – будет сюрприз. Знакомая дорога к знакомой квартире. Звоню. Что за черт! – никто не отворяет. Из соседней двери… Пожилая женщина с добрым лицом, Людмила Ивановна, вы меня узнаете? Алексей, Феликса Петровича сын. Его нет, где он? На даче, в Рощино? Знаю, я там бывал. Ну да, зимние каникулы. А телефон, сменил номер мобильного? Не знаете? Ну, ничего, я же решил, пусть будет сюрприз.
Финляндский вокзал, электричка. Все, уже почти ночь. Автобусы не ходят. Как же холодно. Пойду пешком. Бреду, полночи бреду. Поселок, плотина, замерзшее озеро. Дорога лесом. Ночь на исходе. Зима, холод. Почему лес зеленый? Ну да, это не Украина, здесь ели и сосны, вот и зеленое все. Конечно, это ели, стоят сплошными отвесными стенами вдоль широкой аллеи. Сходятся в одной точке, как на чертеже. Почему трава – совсем свежая, зеленая трава? Такая тонкая, длинная, мягкая, будто нездешняя, не нашей планеты трава. А звезды, какие большие! Огромные, мерцающие, совсем чужие, соединяются в странные рисунки. Ну да, это мои готические рисунки тату. Что за звуки диковинные, чей это шепот, почему язык мне не знаком?
Наверное, ранение еще не прошло. Очень болит. Все распухло, будто только сейчас зашили.
Я, видно, уснул на ходу. Все вокруг так переменилось.
Вот и полянка знакомая – там, на той стороне, дощатый домик среди деревьев. Луч солнца, рассвет. Дверь открывается… Отец потягивается спросонья… Нет сил идти. Отец, неужели ты не видишь меня? Конец скитаниям. Блудный сын возвращается. Отец, посмотри, это я. Почему голос не слушается? Хочу крикнуть, а голоса нет. Неужели не заметит? Отец!
Слева из кустов… Мать в легком летнем платье, откуда она взялась? Дед Толя и баба Надя, тоже по-летнему. Все улыбаются. Мать – красивым певучим голосом: "Будьте благословенны!" Кланяется в пояс. Почему у нее такое лицо? Взгляд злобный, в руке бутылка, идет ко мне. Замахивается… Сейчас ударит. Мама, ты меня убиваешь. Задумчивая фигура отца. Ну конечно, он видит меня. Протягивает руки, улыбается. Мне до него – последний шаг… И этот шаг длиннее жизни…
Еще бы только один гейм, всего один гейм.
Яростный удар обрушивается на голову Болгарина. Что-то с грохотом взрывается – ослепительная вспышка, безмолвие и темнота.
Квартира Артура. Звонок в дверь. Наконец-то… Вот он раненый, пульс пока есть… Как же долго вы добирались. Праздник… У кого-то праздник. Пульс нитевидный – скорее, санитары, скорее.
Возле операционной.