– А вот я нет,– он одним глотком опустошил бокал, и, открыв крышку пианино, стал нажимать на клавиши,– я отмечаю сегодня праздник, день рождения.
– И сколько вам стукнуло,– спросила Зоя, сев на груду разбитого зеркала на полу.
– Так не я именинник,– ответил он, присаживаясь на стул у инструмента,– свой я не отмечаю.
– А чей же?– удивленно спросила Зоя.
– Одной моей знакомой.
– Ну, так и отмечали бы его с ней. Или, может быть, она уже наотмечалась и спит в вашей комнате?
– Да нет. Ты не угадала. Хотя может она уже и вправду наотмечалась и действительно спит, но только не в моей комнате,– сказал он и встал со стула. Взяв бутылку, он наполнил свой бокал коньяком и, подойдя к Зое, наполнил и ее бокал тоже,– с вас тост,– громко сказал ночной гость.
– Я тосты не говорю, не умею и не люблю. А если и говорю, то только тогда, когда сама хочу, а не по принуждению. Ненавижу, когда говорят тосты по очереди, каждый сидит и думает, чтобы такое сказать имениннику, чтобы выдумать, только бы отвязались. Смешно. Тупо. Глупо. Я вообще не собираюсь больше с вами пить, не с тостами, не без них,– Зоя встала и, подойдя к двери, распахнула ее,– вон отсюда!– она крикнула так, что затихли даже орущие на кухне соседи. Мужчина молча встал, допил коньяк и вышел из комнаты. Зоя захлопнула дверь, прошла к пианино и начала играть первое, что ей пришло в голову. Громкие звуки заполнили все вокруг, даже ее мысли. Она била по клавишам, стараясь ни на секунду не останавливаться, не оборачиваться, не думать и не говорить. Только бы все это было сном, бредом температурящего больного. Назад, на пятнадцать лет назад, перемотать, перенестись и начать заново. Без ложных надежд, иллюзий и мечт. Заметив оставленную ночным гостем бутылку коньяка, Зоя решила выпить. Налив рюмку, она быстро опустошила ее и продолжила играть на пианино что-то лирическое. Музыки она не слышала, просто вымещала все свои чувства и эмоции, разрывавшие ее в данный момент, на старом черном пианино, которое покорно все принимало. Выпив еще одну рюмку, Зоя решила позвонить Даниле. С трудом отыскав свой телефон, который за ненадобностью лежал в шкафу среди газет, таблеток, теней и помад, она включила его, и налила себе еще коньяка. Настроение улучшилось, мысли слегка затуманились, и всё, мучившее её, отошло на второй план. Набрав номер, она подошла к окну, за которым все так же падал хлопьями снег, и стала напряженно слушать гудки.
– Алло,– вдруг раздался голос в трубке.
– Привет! Не ожидал?– игриво сказала Зоя, и ее лицо расплылось в улыбке.
– Зоя, привет!– растерянно произнес молодой человек,– ты читаешь мои мысли, я как раз думал о тебе.
– Ну, я же обещала позвонить, вот и звоню,– заигрывающе ответила Зоя.
– Это очень здорово, я много лет не слышал твой голос по телефону. Но узнал сразу.
– Ты же знаешь, я телефоном не пользуюсь, просто вспомнила, что обещала тебе позвонить и звоню.
– Молодец,– радостно сказал он.– Нам не удалось сегодня с тобой поговорить, мне так хотелось, но ты спешила. Честно говоря, я не ждал твоего звонка и вот, ошибся.
– Да, ошибся. Скажи, а у тебя за окном идет снег?
– Сейчас посмотрю,– Данила подошел к окну, открыл одну створку и сказал,– да, кружится большими хлопьями,– холодный воздух ворвался в его квартиру, залетевшие снежинки таяли на подоконнике, оставляя после себя маленькие прозрачные лужицы.
– Я тебя не отвлекаю?– спросила Зоя, наливая себе еще рюмочку.
– Ну что ты! Разве ты можешь меня отвлекать.
– Тогда я приглашаю тебя на танец, ты не против?– Зоя выпила коньяк и включила радио. Заводная мелодия восьмидесятых годов ворвалась в тишину и спокойствие умирающей комнаты.
– Я не против, а где мы будем танцевать?
– Каждый у себя дома. Включи что-нибудь веселое и танцуй, я уже включила,– весело предложила Зоя,– У тебя радио есть?
– Да,– ответил парень, не до конца понимая Зоину задумку.
– Настрой на девяносто девять и три и мы будем с тобой танцевать под одну музыку.
– Хорошо, сейчас настрою.
Зои вдруг стало весело, настроение улучшалось с каждой минутой и с каждой мелодией, раздающейся из радио. Она выключила свет в комнате, подошла к окну, распахнула шторы и смотрела на улицу. Ее лицо и тело освещал свет фонарей за окном. Снег опускался белым занавесом на землю, пряча под собой серо-черный, грязный человеческий мир.
– Да! Да!– громко сказала Зоя,– это та самая радиостанция, у меня играет такая же мелодия! Сделай громче!
– Уже сделал!– весело крикнул в трубку молодой человек.
– Выключи свет и распахни шторы, я стою у окна и смотрю на улицу.
– Распахиваю,– сказал Данила, рывками задергивая пыльные серо-синие шторы по углам.
– Потанцуем?– с улыбкой на лице спросила Зоя.
– Конечно,– ответил молодой человек и стал передвигать ногами в такт звучащей из радиоприемника музыке. Яркий свет луны и уличных фонарей обнажал танцующие фигуры в абсолютно темных комнатах. Разбросанные по разным концам города они соединились этой ночью музыкой и светом. Ничего больше не было, ни людей, ни жизни до и после, разлуки и страданий.
– Я специально попросила выключить свет, чтобы тебе казалось, что я рядом, просто ты меня не видишь,– сказала Зоя, энергично танцуя под музыку своего детства.
– Ты вообще молодец! Не зря я чувствовал сегодня, что встречу тебя у больницы.
– Ага! Сюрприз! Кто бы мог подумать, что ты придешь. Я решила, что ты уехал навсегда.
– Я тоже так думал, но не смог,– мелодия, под которую они танцевали, закончилась, и Данила подошел к окну,– я очень скучаю по тебе,– сказал он тихим и грустным голосом.
– Не повезло. А я вот совсем не скучала. Не умею скучать.
– Скажи, ты выпила?
– Неправильный вопрос! Я отвечу на правильный. Да, у меня сегодня отличное настроение. Один человек принес мне хорошую новость, вот я и веселюсь, отрываюсь, так сказать.
– И что же это за новость?
– А это секрет. Расскажу тебе как-нибудь,– голос Зои стал более тихим, спокойным, обиженным. Туман, скрывавший ее отчаяние, стал рассеиваться и боль, и обида окрашивались с каждой секундой еще более темными красками, чем до того, как она о них забыла.
– У тебя сплошные загадки. Кстати, ты получала мои открытки? Я посылал тебе несколько раз, к новому году, на Пасху и на день рождения.
– Нет,– спокойной сказала Зоя,– открыток я не получала. Может, ты с адресом напутал?
– Не думаю. Я его хорошо знаю. Странно. Может, вытаскивал кто-то из твоего ящика. Как обидно,– в трубке звучал расстроенный голос Данилы. Он был уверен, что Зоя получает от него весточки, просто не отвечает в силу своего упрямого характера.
– Пошли мне завтра еще одну открытку, если тоже не дойдет, значит, ты что-то напутал.
– Хорошо. Но я уверен, что адрес был правильный.
– Только обязательно пошли, обещаешь?
– Да! Обещаю!– ответил он, размышляя над тем, куда же девались все его послания.
– Я сегодня, наверное, не усну, столько разных мыслей в голове. Так хочется отключить память и ни о чем не думать. Скажи, что нужно делать, когда понимаешь, что все потеряно.– Зоя села к пианино и стала одной рукой наигрывать какую-то мелодию.
– Не знаю. Я и сам постоянно задаю себе этот вопрос, но ответ пока не нашел.
– Вот и я его не нахожу,– она громко захлопнула крышку пианино, внутри которого, от удара все загудело,– может его и нет, выхода этого?
– Конечно, есть. Вот я провожал тебя сегодня взглядом, когда ты бежала по улице, и думал, что больше никогда не увижу. А ты взяла и позвонила мне. Это как звонок из прошлой жизни, которая иногда кажется мне сном или просто моими фантазиями. Значит, не все потеряно.
– А может, и все,– Зоя поставила локоть на крышку пианино и опустила голову на руку. Длинные распущенные волосы закрыли ее лицо, а она сквозь них смотрела на опускающуюся снежную вуаль за окном.– Я позвоню тебе, как получу открытку. Так что обязательно мне завтра ее отправь, я буду ждать. Надо же мне хоть чего-то теперь ждать.
– Не надо так. Знаешь, как в одной песне поется: "Все хорошо, ничего не случилось…". Я завтра отправлю открытку, и буду ждать от тебя звонка. Мне ведь тоже надо чего-то ждать.
– Договорились!– сказала она тихим голосом, и ее глаза заволокло слезами.
– Я люблю тебя,– сказал Данила и услышал гудки в телефонной трубке.
Зоя выбивала из своего старенького пианино музыку Шопена. Грустные звуки, осколки зеркала на полу, ее светлые волосы укрывали плечи, а слезы – лицо. Снег за окном как будто не собирался прекращаться, кружился, падал, к утру он, может быть, скроет под собой окно. Темные шторы служили рамой для белого, движущегося пейзажа, грязные, давно пожелтевшие оконные рамы не могли сдержать холода, пропуская в комнату морозный воздух. Державшаяся на одной, воткнутой в стену иголке фотография балерины свисала вниз головой, как будто извиняясь за что-то. Настроение в комнате поменялось, когда Зоя заиграла вальс Шопена номер семь, летящие по комнате звуки, закинутая назад голова и скользящие по клавишам пальцы. Ее сознание отключилось и растворилось в звучащей музыке. В один момент она захлопнула крышку пианино и встала. В бутылке еще оставался коньяк, Зоя взяла бокал и наполнила его до середины. Выпив залпом налитое, она провела ладонью по своей щеке, бросила бокал на пол и, взяв бутылку, вышла из комнаты. В коридоре было тихо, лишь два полосатых котенка клубком катались по полу, мурлыча, и шипя друг на друга. На кухне слышался мужской голос, что-то невнятно рассказывающий. Зоя тихо, стараясь быть незамеченной, подошла к двери своего ночного гостя и постучала. Дверь, оббитая до середины коричневым дерматином, из-под которого торчали куски поролона, открылась, и в дверях показался раздетый до пояса выгнанный ею ночной гость.
Закурю? Не люби, если не умеешь. Я желаю. Бросила
– Чего пришла?– с удивлением спросил мужчина.
– Ну, вы же были у меня в гостях, теперь моя очередь,– спокойно сказала Зоя, прислонившись плечом к стене.
– Хорошо,– мужчина закрыл дверь, а Зоя так и осталась стоять в коридоре. Сделав несколько глотков коньяка из бутылки, она сползла по стене, сев на корточки и опустив голову вниз. На кухне стало тихо. Спорившие собутыльники отключились от усталости и выпитого за ночь алкоголя, и стало слышно, как капает вода. Запах жареной картошки доносился из комнаты напротив. Зоя поставила бутылку на пол и заплакала. Внезапно дверь, у которой она сидела, распахнулась и ее окликнули:
– Ты что там сидишь,– громко спросил мужчина,– давай заходи, я просто оделся. Не ходить же мне перед тобой полуголым,– мужчина надел белую футболку с коротким рукавом и синие льняные штаны. Зоя встала и, взяв бутылку, вошла в комнату. В углу шумел телевизор, огромный, от потолка до пола, шкаф у двери был забит книгами и фотоальбомами. На стене висела большая фотография, напечатанная на холсте, на которой хозяин этой комнаты нежно обнимал какую-то молодую, темноволосую девушку.
– Я тут….,– тихо начала Зоя.
– Ты коньяк что ли принесла?– спросил мужчина, выключая телевизор,– так не надо было утруждаться, у меня еще есть.
– Нет, просто соскучилась,– с улыбкой на лице ответила Зоя.
– О, это что-то новенькое. Садись,– мужчина указал на коричневое, велюровое кресло, а сам стал собирать разложенные на кровати фотографии. Зоя успела взять одну и села в кресло:
– Жена?– спросила она, показывая на изображенную на фотографии молодую девушку.
– Нет, не угадала,– ответил он и сел в соседнее кресло,– не жена, так, одни воспоминания. Да, кстати, что мы не пьем,– мужчина встал, подошел к шкафу и достал два бокала. Взяв бутылку, которую принесла Зоя, он вылил оттуда остатки коньяка и, посмотрев на нее, улыбнувшись, сказал,– ты все выпила! Вот это балерина. Ладно, у меня еще есть,– на подоконнике стояла черная высокая бутылка французского коньяка, откупорив которую он наполнил бокалы,– держи, пьяница,– снова улыбнувшись, сказал мужчина и сел в кресло.
– Спасибо,– ответила она, внимательно осматривая комнату,– вообще я редко пью, но вот сегодня как-то пошло. И я даже не пьянею.
– Это плохо, значит, напьешься. Если сначала не берет, то потом резко ударит в голову и все. Начнешь буянить и песни петь.
– Я не пою,– оборвала Зоя.
– Ну да, ты играешь, я помню.
– Я танцую,– гордо сказала девушка.
– Мы танцуем буги вуги,– улыбаясь и внимательно рассматривая сидящую рядом Зою, добавил мужчина.
– Мы танцуем балет.
– Да, да. Помню. Разбросала по всей комнате своих балерин. Давай выпьем, тосты ты не любишь, значит, будем пить без них,– сказал мужчина и одним глотком выпил налитый коньяк. Зоя сделала то же самое,– я разозлился на тебя, когда ты меня выгнала, но сейчас уже не сержусь.
– Спасибо. Просто я была не расположена к знакомствам, так что не обижайтесь,– сказала Зоя, продолжая рассматривать комнату,– у вас чисто, не ожидала увидеть такое в этой квартире. Вы давно здесь живете?
– Четвертый год уже, а ты?
– Я дольше. Гораздо дольше. Странно, что я никогда вас не видела.
– Да ничего странного, я в основном сижу у себя, по квартире разгуливаю редко, иногда выпиваю с ребятами на кухне, но там я тебя ни разу не видел, вот мы и не встречались,– сказал он, наливая коньяк в рюмки.
– Что-то вы не похожи на тех, кто выпивает на нашей кухне.
– А там разные люди выпивают, есть и хорошие. Но ты, видимо, слишком возвышенная, чтобы пить в нашем обществе.
– Просто, как я уже говорила, я не пью. И сегодня не собиралась, если бы вы не пришли.
– Так и я не собирался к тебе приходить. Сидел на кухне с ребятами, потом пошел к себе в комнату, услышал грохот и решил зайти. Вот и все.
– Я предлагаю выпить за день рождения вашей знакомой,– вдруг сказала Зоя, взяв со стола рюмку
– Спешишь напиться?– заметил мужчина,– ну, тогда давай выпьем. Я за нее весь вечер пью.
– Значит, хорошая была знакомая, раз весь вечер пьете.
– Хорошая,– сказал мужчина, держа рюмку,– иначе бы не пил.
– За хороших знакомых,– громко произнесла Зоя и ударила своей рюмкой, о рюмку собеседника.
– За них,– ухмыльнувшись, согласился мужчина и выпил.– Расскажи теперь, за что ты сегодня пила.
– Я? Ни за что. Просто так.
– Неееет, просто так люди не пьют. Стаж у меня в этом деле большой, так что я знаю, что пьют либо от радости, либо от одиночества, либо от горя. Поэтому и спросил, что ТЫ сегодня запивала.
– А какое вам дело до того, что я сегодня запивала. Я как-то не настроена сейчас вести откровенные разговоры, так что предлагаю сменить тему,– раздраженно сказала Зоя, уставившись на своего собеседника.
– Мда,– выдавил мужчина, обдумывая услышанное,– ну давай сменим, если тебе так хочется. И о чем же будем разговаривать, может, о погоде? Или ты хочешь поговорить о том, какая ты хорошая, а все остальные полное ничто? А может, я должен сейчас начать говорить тебе комплименты, а ты будешь смущаться, смеяться и кокетничать? Давай об этом будем разговаривать. Только вот после еще нескольких рюмок я должен буду начать к тебе приставать, ты, естественно, будешь говорить мне, что ты не такая, смеяться, нести всякую чушь, ну а потом мы с тобой переспим на этой вот койке и все. И разговор получится хороший, легкий и непринужденный, а главное, все останутся довольны. Так что, об этом будем разговаривать?– повысив тон, спросил он.
– Может и об этом, но только в другой раз,– спокойно сказала Зоя.
– А о чем ты предлагаешь нам с тобой сейчас разговаривать? Или пойдешь к себе? Дальше пить в одиночестве о своем, о наболевшем?
– Нет, к себе я не пойду,– тихо, отвернувшись от собеседника, произнесла Зоя.
– Так вот тогда сиди и не выпендривайся, жертва Терпсихоры.
Только не одной, не туда, где все вокруг кричит и толкает. Страшней, чем вернуться сейчас в свою комнату, для Зои не было ничего. Воспоминаний и ужаса там было больше, чем она могла вынести, как черная дыра, как символ бесполезного труда и пустых ожиданий, жирной точкой, финалом, последним словом в титрах расколоченное зеркало хореографического станка разрезало пол ее комнаты, отделив прошлое от оставшегося настоящего. Только не говорить и не вспоминать, вот, что Зоя решила, именно сейчас, когда так хотелось обратного.
На журнальном столике, у которого они сидели, стояла бронзовая пепельница в виде черепахи с откидывающимся панцирем, полная окурков и пачка сигарет.
– Можно, я закурю,– спросила Зоя.
– Кури,– он протянул ей открытую пачку и, достав из коробка спичку, зажег ее и поднес к сигарете.
– Спасибо! Я редко курю, но иногда очень хочется. Что-то есть в этом затягивающее. В балетном мире вообще многие курят, как бы это было ни странно,– она с наслаждением делала затяжку за затяжкой, и комната окутывалась сигаретным дымом,– я все смотрю на часы, красивые, видно, что старинные.
– Да, я раньше любил старинные вещи, коллекционировал, остались только эти часы, да еще несколько особо дорогих мне предметов.
– Только жаль, что они не ходят,– продолжая смотреть на висящие на стене часы из темно-коричневого дерева, сказала Зоя.
– А зачем им ходить. Раньше они ходили, а теперь вот стоят. Я ведь тоже остановился, и время для меня теперь не имеет никакого значения,– мужчина закурил и откинулся на спинку кресла,– вот для тебя время важно?– спросил он у Зои.
– Время? Для меня оно было важно, но вот сейчас я задумалась, не преувеличивала ли я его значение. Не знаю. Я работаю в психдиспансере, люди там живут разные, именно живут, и совсем безнадежные, и просто не такие, как обычный, среднестатистический человек. Вот что для них время? Если жизнь превратилась в путь с одними и теми же остановками, по кругу. Не веселей и не печальней, не светлей и не темней – ровно. Так что времени там уже нет. Просто колесо их жизни вращается изо дня в день и медленно катится к концу. Не люблю об этом думать, но вот иногда хочется. Знаете, когда все вокруг серое, забываешь другие цвета и запахи, и время останавливается.