Проблемы богатых русских были, во-первых, не очень сложны, а, во-вторых, многие поколения психоаналитиков на Западе давно и изощренно ответили на все вопросы, как богатых, так и внезапно разбогатевших людей. Даже на те, которые они не задавали, но могли задать. Егоров свободно читал на английском, а потому был со своими пациентами как рыба в их замутившейся от денег воде.
Но мысль о том, что могли что-то подложить, установить и подключить, не отступала. То, что незачем - не успокаивало. А просто так, на всякий случай. В России, мысленно дополнил великое изречение Черномырдина Егоров, много чего делают на всякий случай, а получается как всегда, или хуже.
Егоров, как и подавляющее большинство граждан России в первой трети двадцать первого века, не надеялся на лучшее и всегда был готов к худшему.
После суетливого и тревожного, как минет в подъезде, обольщения перестройкой, гласностью и демократией, Россия поверила в худшее и жила, крепко держась за эту веру, не слушая своих вождей, соревновавшихся в возведении телевизионных воздушных замков.
То вдруг выяснялось, что в стране не осталось бедных.
То неудержимо росло народонаселение, словно у баб открылось… второе дыхание.
То какой-то гениальный школьник из Тамбова, понаблюдав за ночным небом в театральный бинокль, засек в созвездии Рака новую галактику, которую в упор не видели астрономы, нацелившие в небо из всех углов планеты километровые телескопы.
То наша женская сборная по крикету, впервые взяв в руки клюшки, или как там называется то, чем бьют по железным шарам в этой игре, обыграла родоначальниц крикета - сборную Англии.
То есть, у страны были достижения, и только существовавший вне телевизионного экрана идиот мог в этом сомневаться. Если в темные века Средневековья худшая - неуправляемая - часть народа обобщенно именовалась "не узревшим Бога скотом", то нынче ее впору было называть "скотом, не узревшим телевизора".
Егоров был именно таким идиотом и скотом.
Он состоял в сетевом сообществе БТ - любителей болгарского табака, а если точнее, сигарет "БТ", которые продавались в советское время в белых пачках, стоили сорок копеек и были по социалистическим понятиям настолько хороши, что не нуждались в ином, помимо двух строгих черных на белом фоне букв "БТ", названии.
Члены сообщества обменивались воспоминаниями об этих восхитительных сигаретах, а также вели напряженный сетевой поиск случайно сохранившихся с советских времен в загашниках пачек "БТ". В начале девяностых в СССР были введены талоны на сигареты, и многие некурящие люди исправно выбирали норму - два блока на члена семьи. Сигареты тогда служили чем-то вроде разменной монеты при главной валюте того времени - водке, которую тоже отпускали по талонам - с непременным возвратом бутылок. В народе это называлось поменять "плохие" на "хорошие". Спустя четверть века то там, то здесь всплывали из небытия (падали с антресолей, обнаруживались за банками с мукой или на полках за книгами) пачки и нетронутые блоки "БТ". Сигареты выкупались представителями сообщества - для этого был учрежден своеобразный "общак" - и распределялись между членами.
Когда же на сетевом горизонте сигарет не наблюдалось, понимающие люди задействовали бэтэшный общак на виртуальных фондовых торгах, добиваясь удивительных по нынешним временам результатов. Егоров, к примеру, по итогам года получил на свою долю в общаке двадцать процентов прибыли.
В социальную сеть БТ объединились люди образованные, профессионально состоявшиеся, преуспевшие в избранном деле. На форуме обсуждалось предложение одного бизнесмена возродить знаменитую марку. Бизнесмен провел переговоры с болгарским правительством. Он утверждал, что для старта проекта потребуется всего два миллиона евро и был готов вложиться, не покушаясь на общак. Но тогда терялся смысл сообщества БТ.
"Мы ловим ускользающий дым не потому, что не можем бросить курить";
"В один и тот же дым нельзя войти дважды" - такие мнения превалировали на форуме.
Но все это, включая проект возрождения "БТ" и удачную игру на виртуальных фондовых торгах, было маскировочной сетью, надводной частью айсберга, призванной сбить со следа наблюдающие за Сетью структуры. У названия сообщества была еще одна расшифровка - Без Телевизора. Бэтэшники были людьми, сознательно отказавшимися от созерцания ящика. Члены сообщества изощрялись в размышлениях о канувших в Лету болгарских сигаретах, прекрасно понимая, что властям вряд ли придется по душе сам факт наличия в стране организационно оформленной группы товарищей, отвергающих, как первые христиане языческих богов, телевизор. Во времена Юлиана-отступника людям в Древнем Риме платили за посещение языческих (традиционных) храмов дабы отвратить их от христианства. У христиан же этот император повелел отнимать имущество и деньги, дабы облегчить их путь в Царство Небесное, куда, как говорилось в Евангелии, богатею было пробраться столь же проблематично, как верблюду сквозь игольное ушко. Юлиан советовал обобранным христианам уподобиться евангельским птицам небесным, которые ничего не имели, а были любимы Господом.
Руководство Древнего Рима взъелось на христиан потому, что языческие боги многие века являлись по умолчанию посредниками между властью и подданными, то есть тем, чем в настоящее время был телевизор. Разрушение Римской империи началось с тихого и на первый взгляд немотивированного отказа отдельных граждан от посещения гладиаторских боев. Огромный Колизей, где, помимо боев, демонстрировались моды, обсуждались сплетни, велись ток-шоу, продавались и рекламировались произведения искусства, различные товары и лекарства, был античным аналогом телевизора. Причем современный телевизор проигрывал античному предшественнику, честно показывавшему то, что больше всего хотели видеть зрители - смерть в прямом эфире, а уже потом - секс, скандалы и спорт.
Егоров допускал, что Сеть БТ - не единственное объединение ТВ-отказников. Слишком уж многих в России телевидение, как говорится, "достало". Но в то же самое время он понимал, что современные отказники, в отличие от первых христиан, искали утешения не в новой, облагороженной известными заповедями реальности, а в переполненном порнографией Интернете, то есть на вселенской информационной свалке, оглашаемой дикими воплями сумасшедших. Могло ли там прорасти зерно истины? Нет, вздохнул Егоров, скорее телевидение сольется с Интернетом, как Волга с Каспийским морем, Магомет взойдет на гору, истина останется в вине, а власть пребудет вечно. Он кощунственно сомневался в правомерности библейской строчки: "Вначале было Слово". Он полагал, что вначале была Власть, а уже потом все остальное. А может, зерну истины как раз и назначено было прорасти сквозь вселенскую телевизионную и сетевую мерзость, чтобы дальше уже ничего не бояться?
Но пока, вынужденно признавался себе Егоров, сообщество БТ - не архимедов рычаг, способный перевернуть мир, а всего лишь игра взрослых людей, уставших от телевизионной галиматьи. Сеть БТ и прочие объединения ТВ-отказников в лучшем случае были чем-то вроде коллективного Иоанна Предтечи, которому, как некстати вспомнилось Егорову, библейские ребята отрезали голову, а потом куда-то ее унесли на серебряном блюде.
"Каждый волен курить в отведенных для этого местах. Не лезь с дымящейся сигаретой туда, где курить запрещено, и тебя не тронут", - писал некто на форуме.
В переводе с бэтэшного это означало примерно следующее: "В России есть свобода частной жизни. Каждый на свой страх и риск может жить, как хочет, если не лезет в политику".
"И если не кашляет так, что в кармане звенит мелочишка", - уточнял другой бэтэшник, что следовало истолковать, как совет помалкивать о финансовых, да и прочих удачах.
"И если не дает оснований встречному менту или прокурорскому думать, что в кармане скрывается пачка сигарет, не обязательно "БТ"", - дополнял третий, полагавший, что политически стерилизованного бизнесмена легко может пустить по миру, а то и отправить на нары дяденька из правоохранительных органов, положивший взгляд на его бизнес или имущество.
Егоров вдруг задумался, доживет ли он до времени, когда возникнет сетевое (антисетевое) сообщество БТК - Без Телевизора и Компьютера? Он не сомневался, что рано или поздно оно возникнет и, по всей вероятности, будет телепатическим. Егорову постоянно казалось, что окружающий воздух наполнен мыслями. Осталось только научиться их считывать с невидимых страниц и записывать поверх них свои мысли.
Любой член Сети БТ мог выставить на главной странице - она называлась Большая Тема - любой текст. Многие делали это в стихотворной форме.
Сегодня Егоров решил порадовать друзей гекзаметром:
По запаху дыма БТ, запретною мыслью воздушной
Мы будем общаться в отсутствии фабрик табачных и спичек.
Прикуривать будет сознанье одно от сознанья другого.
И следом - сообщение о бабочке:
Сквозь закрытые окна и двери
Дым БТ - дым Отечества горький
В виде бабочки в смокинг одетой
Влетел в мою жизнь,
Но тайны моей не узнал…
…Несколько лет назад в пациенты к Егорову определили худенького, сухого, как ящерица, дедка, в советские времена как выяснилось, известного диссидента, неустрашимого борца с коммунизмом, отмотавшего не один срок по лагерям, тюрьмам и ссылкам.
В начале девяностых этот дед не слезал с телеэкрана, был объявлен "совестью нации", примером того, как надо в нечеловеческих советских условиях отстаивать человеческое достоинство. Потом он как-то странно выступил на правительственном приеме по случаю главного государственного праздника - Дня независимости России, куда его пригласили молодые реформаторы. Президент предоставил ему слово, а дед возьми да провозгласи тост "за тех, кто не здесь". "За Россию, которая там! - кивнул он в сторону выхода из зала. - В тоске и в дерьме!" - и вышел под гробовое молчание присутствующих вон.
Потом еще хуже - отказался получать орден за заслуги перед Отечеством.
Несколько лет его было не видно и не слышно.
Многие старики исчезают еще при жизни, постепенно растворяются в ней перед тем, как окончательно выпасть в кладбищенский или пепельный (крематорский) осадок.
Усиленно размышляющему о деде и - параллельно - о Сети БТ Егорову, Бог увиделся в образе курильщика нескончаемой сигареты, с которой непрерывно падал этот самый пепел.
Дед, однако, вернулся в общественную жизнь, правда, радикально изменив свои прежние взгляды. Он даже как будто помолодел, что с недоумением отметили участники политического ток-шоу во время его единственного появления в прямом эфире ТВ. "Неразрешимые проблемы несчастной России не дают мне состариться, - ответил дед, - мой девиз: старость - это отложенная молодость!"
Он назвал российскую власть "коллективным ничто, отнимающим у народа жизнь", но и не пощадил народ, "продавший душу за деньги, которых ему никто не даст, то есть за то же самое ничто". А на вопрос, возможна ли в России революция, ответил, что страну ожидает череда революций, но только последняя из них будет настоящей.
"И что же будет с нами после последней настоящей революции?" - полюбопытствовал ведущий.
"Со всеми разное, - ответил дед, - но вам, скорее всего, не повезет".
"Вы нас расстреляете, как при Сталине?" - крикнул кто-то из зала.
"Любой болезни рано или поздно приходит конец, - задумчиво произнес дед. - Смерть, конечно, гарантия излечения, но, когда терять нечего, больной готов использовать любой шанс. Лекарство будет страшнее болезни, но другого пути у России нет. Я бы назвал это умножением ничто на ничто в надежде получить хоть что-то".
"Ну да, на все воля Божья", - хмыкнул ведущий.
"Бог знает, как лечить безволие", - сказал дед.
"Как?" - прицепился, как репей, ведущий.
"Безволие, - нехотя объяснил дед, - отдельного ли человечка, целого ли народа, как гнойная рана прижигается запредельным, превосходящим всякую меру, злом".
"Круто берете", - покачал головой ведущий.
"Зато потом народ, точнее та его часть, которая идет за теми кто "круто берет" побеждает в войне, выходит в космос и… так далее", - не стал открывать конечную цель победы в войне и выхода в космос дед.
"А кто не идет?" - спросили из зала.
"В унитаз", - ответил дед.
"Куда в свое время слили СССР?" - нашелся ведущий.
"Кто знает, сынок, что творится в канализационных и цивилизационных трубах, - пожал плечами дед, - иногда фекальные воды в них обращаются вспять".
"Ну да, дай мне отведать от вод твоих", - растерянно произнес ведущий.
Должно быть, это была какая-то цитата, случайно, быть может, даже против воли слетевшая с его языка. Но все случайности в мире закономерны. В зале на мгновение установилась тишина, как если бы каждый задал себе вопрос - отведал ли он от этих вод?
"Библия трактует итоговую экологическую катастрофу, как следствие катастрофы нравственной, - заметил дед. - А нравственную катастрофу как следствие катастрофы социальной".
Естественно после таких разговоров деда перестали беспокоить приглашениями на прямой, да и любой другой эфир.
Он взялся ходить на запрещенные митинги - под рев мегафонов: "Немедленно разойдитесь!", омоновское дубье и автобусы с зарешеченными окнами. Там хватали всех, а его упорно не трогали, так что в оппозиционных кругах стали поговаривать, что ругает-то власть дед ругает, но вот всех бьют, сажают на пятнадцать суток, вызывают на профилактические беседы, а то и просто хватают возле дома, а с деда как с гуся вода. С чего ему такой респект? Не засланный ли казачок?
Отчаявшись угодить под карающую руку власти, равно как и убедить демократическую общественность, что он не знает, почему его не трогают, дед переквалифицировался в протестанты-одиночки, завел блог в Интернете, взяв эпиграфом строки: "Не в правде Бог, а… где?"
"В п…!" - немедленно уточнили сотни молодых сетевых хулиганов, но блог стал популярным. Деда начали даже иногда цитировать в газетах и на радио.
"Умру, но власть не полюблю,
А если полюблю - умру!", -
такой выбрал дед себе сетевой девиз.
Хулиганская его активность сильно обеспокоила дочь, возглавлявшую до недавнего крупный частный банк, успешно слившийся со Сбербанком сразу после получения гигантской "антикризисной" - на погашение долгов - дотации от государства. Долги, как водится, погасил Сбербанк, исправно пополняемый трудовой народной копейкой, а дотация частично вернулась к добрым людям, ее организовавшим, частично разошлась на бонусы руководству двух объединяющихся банков.
Сейчас дочь старого хулигана служила начальницей департамента в крупной финансовой корпорации.
В середине девяностых, когда дед был в почете и всюду вхож, она, как прочитал в Интернете Егоров, вернула себе девичью (его) фамилию, быстро поднялась по банковской лестнице. И сейчас, как она намекнула Егорову, ей совсем не хотелось, чтобы наверху обратили внимание (услышали по радио, прочитали в аналитических записках и так далее) ее фамилию. Там не будут вникать, кто именно - она или ее отец - рычит на власть. Фамилия была украинская - Буцыло - гулкая, как пустая бутылка или высушенная тыква, несклоняемая и одинаковая для женского и мужского родов.
"У вас анархическая фамилия, - заметил Егоров деду, заполняя на него, как на пациента, формуляр в компьютере. - Буцыло - производное от бутылки и бациллы. Что убивает бациллу анархизма в России? Бутылка! Повальное пьянство народа".
Дед и впрямь был похож на длинную высушенную тыкву с седым хохолком на голове, как если бы тыкву до зимы оставили на грядке, и ее макушку припорошил иней.
"А как твоя фамилия, сынок?" - поинтересовался дед. Руки у него не дрожали, взгляд был осмыслен и ясен. Егоров сделал вывод, что жизнь, хоть и превратила деда в высушенную тыкву, не наполнила ее, как флягу, алкоголем.
Узнав, что фамилия врача, к которому его неизвестно зачем определили, Егоров, дед задумался.
"Змея разишь, - задумчиво произнес он, - только вот какого змея, где он?"
"Везде, - ответил Егоров. - Он везде, здесь и сейчас".
"В тебе! - с непонятной уверенностью заявил дед, немало озадачив Егорова. - Змей, сынок, в тебе!"
"Во мне, - не стал спорить Егоров. - Нет на свете человека, внутри которого не было бы змея, которого он мечтал бы поразить - змея лени, пьянства, жадности, равнодушия"…
"Да нет, сынок, - покачал белой головой тыквенник и он же трезвенник, - я о другом змее. Ты знаешь - о каком. Он уже сделал свое дело, и сейчас спит, свернувшись кольцами. А ты бережешь его сон".
"В надежде, что он никогда не проснется", - Егоров подумал, что неизвестно, привезли ли деда к нему - врачу, или дед - незваный врач - приехал к нему…
Зачем?
"Проснется, - уверенно, как о деле решенном, заявил дед. - Обязательно проснется".
"И победит анархию?" - усмехнулся Егоров.
"Ее нельзя победить, - возразил дед. Зависть, бедность, злоба и глупость вечны. Анархию можно только временно возглавить".
"Отведать от вод ее, - внимательно посмотрел на деда Егоров. - Будем лечиться вместе".
"Как два пацана, подцепившие триппер от одной шлюхи", - подмигнул ему дед Буцыло.
"По имени Революция, а по фамилии Грядущая, - вздохнул Егоров, - только, боюсь, это не триппер, а… СПИД. Он не лечится".
Егорову было поручено привести деда в чувство, отвлечь от неуместной политической деятельности, ненавязчиво объяснить, что негоже поднимать хвост на власть, которая сделала его дочь богатой, да и ему, старому хрену, немало от этой власти перепадает.
Правда, выяснилось, что не сильно перепадает.
Нервно постукивая пальцами в бриллиантах по стеклянному столику, дочь рассказала Егорову, что положила на папин счет определенную сумму, а он взял да перевел все деньги в фонд помощи… - она понизила голос, - каким-то молодым экстремистам. Ну да, тем самым, в черных ботинках. Они еще написали светящимися буквами на кремлевской стене "На х..!", за что и получили по десять, что ли, лет.
Егоров смотрел на ее гладкое без единой морщинки, откорректированное пластической хирургией лицо, и думал об изначальной несправедливости жизни. Почему одним - все, а другим - ничего? Какая сила сделала эту бабу (в советское время администратора ресторанного зала) безразмерно-богатой, а миллионы других людей, многие из которых наверняка превосходили ее умом и добродетелями, нищими?