Москва, Чистые Пруды. Солнечный майский день. На лавочке сидит девушка по имени Даша и читает книгу. К ней подходит юноша по имени Егор и задаёт один простой вопрос. И ответ на этот вопрос меняет всю картину мироздания: отныне Даша и Егор не только персонажи книги, но и авторы всех происходящих вокруг них (и вокруг вас) событий.
Кто они такие – молодой человек заурядной внешности и восточная красавица, его антипод? Странный писатель и назойливый читатель? Святой Ангел и бездушный Демон? А может, коварный Убийца и его жертва?
Случайна ли их встреча? Сможет ли наш мир выдержать и не расколоться надвое, когда однажды в одной его точке сойдутся две огромные и таинственные силы?
Мистика, триллер, драма, комедия, трагедия, сатира, фарс – все жанры, все литературные сюжеты, все человеческие переживания – уместились на маленькой московской лавочке.
И как же тесно на ней Даше и Егору – таким очаровательным и таким безжалостным друг к другу героям…
Содержание:
Глава 1. Барбитураты 1
Глава 2. На пне 2
Глава 3. Чапаев и шантрапа 4
Глава 4. Византийский эндшпиль 6
Глава 5. Кабанов против щёголя 8
Глава 6. Юбилей тёти Сары 10
Глава 7. Бодался с кубом 11
Глава 8. Звучный пан 13
Глава 9. Святой Мартин и боа 15
Глава 10. Сёстры перемазались 17
Глава 11. Двести шифоньеров 18
Глава 12. Lapsus calami 19
Примечания 19
Алексей Самойлов
Давайте ничего не напишем
Посвящается Евгению Клюеву
Глава 1. Барбитураты
"На пути к себе можно встретить кого ни попадя".
С. Лох, польский драматург
Вопрос прозвучал неожиданно, и Даша обратила внимание на его источник. Как оказалось, не зря.
– Что читаешь?
Он глядел с высоты шести футов пяти дюймов и сиял голливудской улыбкой. Маленькие лукавые глаза буравили окружающее Дашу пространство, пытаясь уловить её присутствие. Короткие волосы цвета чернослива едва колыхались в такт прохладному весеннему ветру. Отутюженный костюм того же оттенка подчёркивал официальную худобу подогнанной к нему фигуры. Узкое лицо выделялось белоснежностью, как и видимый кусок шёлковой рубашки, приправленный угольным галстуком. Впрочем, что было фоном, а что – объектом в образе задавшего вопрос, Даша не уловила.
– Книгу, – сказала она и быстро захлопнула ответ.
Взгляд молодого человека застрял в непрозрачной обложке из газетной бумаги.
– Ты читаешь чужую книгу, и при этом не пользуешься закладкой.
– Почти угадал.
– Я присяду?
– Наволочка это позволяет.
Московские "Чистые Пруды" никогда не были прудами, поскольку водоём, милый сердцам горожан, всегда присутствовал в единственном числе. Более того, раньше он не был чистым и носил название "Поганый" вследствие неразумного слива мясных отходов. И вот в начале третьего тысячелетия на одной из лавочек около этого самого пруда сидела Даша. А по дорожке, обрамляющей пруд и прилегающий к нему сквер, мирно прогуливались матримониальные пары, бессмысленные студенты, общипанные лебеди, аляповатые алкоголики.
– Какое место! Какое время! Какая погода! – подытожил присевший, положив небольшой кейс рядом с собой. – Кстати, меня зовут Егор.
– А меня зовут Даша. А ты возвращался откуда, или так, мимо идешь?
– Уже не иду, уже сижу, – Егор закинул правую ногу на левую и прищурился. – Так что там с книгой? Как называется, кто автор?
– Название – загадка. А с автором я определяюсь.
– Ты писатель что ли? Вот мне повезло!
Егор наконец поймал собеседницу в перекрестье лазерного прицела. Чем-то она даже походила на него: цветом, но не длиной волос, яркостью, но не активностью глаз, стройностью, но не вторичностью фигуры. В чём-то они безумно отличались: Даша была пёстрой азиаткой, рождённой на задворках Востока, а он был шахматным европейцем, лондонским парижанином из Берлина. Голос Даши походил на щебетание беспечного соловья, а голос Егора – на уханье озабоченного филина.
– Я не только писатель, – ответила Даша и подмигнула.
– А, ну это старая хохма, когда писатель – главный герой собственной книги и прячется за маску лирического героя. Писатели нынче ленивые пошли – берут известную беспроигрышную идею и стегают несчастную аки Макар – сидорову козу. Вторично, дорогая Даша! Всё это кошмарно вторично!
Егор скривил лицо так, будто проглотил крысу. Даша подмигнула ещё раз:
– Может, не каждый писатель – автор?
– Фамилия на обложке? Ложь! Это всё коммерческие бренды. Писатели – как проститутки от пера, прости меня за албанский. Что им скажут, о том и пишут…
Даша могла бы уже сто раз обидеться. Егор, размахивая руками, едва не двинул Дашу локтем по лицу.
– И что же им говорят?
– Да ничего! Сейчас не литература, а заказные тексты с проплаченной рекламой. Все книги давно написаны, идейный арсенал исчерпан! Бросай это дело, – Егор кивнул на книгу. – Займись спортом.
Даша убрала книгу в конопляную сумочку, где уже лежали теннисные ракетки, камертон и резиновый пупырчатый ослик. Сделав рукой приглашающий жест в сторону пруда, она медленно озвучила:
– Идеи плавают на поверхности. Словно утопленники. Например, вот такая идея: знойным весенним вечером два человека сидят на лавочке.
Егор вздрогнул, но поддержал:
– Это уже было. "Однажды весною, в час небывало жаркого заката в Москве, на Патриарших прудах…"
Тут он закашлялся и неожиданно притих. Даша расплылась в улыбке:
– Ну, что испугался? Продолжай.
– Неуютно получается, – Егор передёрнулся, как автоматный затвор. – Хорошо, что я не редактор и не имею отношения к массовой литературе.
– Ах, вон оно что! Не хочешь быть раздавленным "Аннушкой"? Ну, раз не хочешь – значит, не будешь.
– Что ты мелешь?! Какой ещё Аннушкой?
– "Аннушкой" зовут трамвай. Обернись и увидишь.
И действительно, позади них, не торопясь, как при замедленной киносъёмке, проплыл знаменитый трамвай-трактир "Аннушка". Он на секунду заслонил собой театр "Современник" и скрылся из виду. Егор уставился на Дашин профиль и хлопнул в ладоши:
– Чёрт! Чёрт! Чёрт! Этого не может быть! Какая аллюзия!
– Просто дьявольская.
– Ну да! – Егор вскочил с лавочки, как поджаренный. – У нас только всё наоборот! Аннушка – это трамвай, а масло разливает её рогатый муж! А ещё какой-нибудь придурок обязательно бросается под колёса. Лучше всего – сам автор и главный герой в одном флаконе. Это чтобы жизнь хлебом не казалась.
Даша достала из конопляной сумочки пузырёк с розовым маслом и незаметно смочила указательный палец.
– Конечно, ты права, идеи плавают на поверхности! Мы с тобой отличное начало для пародии сочинили! Вот только главный герой всегда бессмертен – таков главный литературный штамп эпохи. Пока герой жив – твои писульки будут доводить до оргазма.
Даша почувствовала неприятное возбуждение, однако не стала возражать:
– Чаще всего повествование идёт от первого лица. В лучшем случае – от лица трупа.
– Вот это я ненавижу! – Егор приземлился обратно, слегка долбанувшись костюмом об лавочку. – Все эти сквозные герои – Дунканы Маклауды в юбках, розовощёкие богатыри в кальсонах – ну просто достали! Все эти "я пошёл", "я вынул", "я супер", "я пупер"! Такое впечатление, что все писатели сплошь неполноценные, потому и отрываются в книгах, отождествляя себя с мифическим персонажем, которым хотели стать в реальной жизни, да вот только обломались с местом, временем, харизмой и кармой.
Даша убрала флакон с маслом от греха подальше.
– Так вот, – решил Егор. – В нашей книге не будет идолоподобных героев! А насчёт трупов… Хм.
– Труп в первой главе – трюк ради захвата читательского внимания, – отметила Даша.
– Точно! Но издатели говорят так: "Больше трупов, кошмарных и изнасилованных!" Судя по последним данным "Книжного оборзения", количество продаваемых романов в издательстве "Гумус-пресс" прямо пропорционально количеству убитых покойников в этих книгах.
– Они правы. У нас не будет ни жанра, ни аллюзий, ни интриг. – Даша слегка порозовела.
– Что, и совсем ни одного мертвяка? – Егор сморщился, как высушенный диван. – Ну, это… Давай какого-нибудь такого разнесчастного юношу со взором потухшим сунем под трамвайчик? Ну, хотя бы в начале третьей главы, ну пожалуйстаааа…
Егор профессионально захныкал. В ответ на это Даша выхватила гигиеническую салфетку с изображением крокодильчика.
– Не стоит плодить сущностей из необходимостей, как это делает моя тёзка Донцова.
– Ну, тогда хотя бы усыпим! – не сдавался Егор. – Пусть все подумают, что он откинул ласты, а в последней главе проснётся и всех полюбит.
– Ужасно, Егор.
– А что делать? Сны только ленивым не снятся, доказано доктором Фрейдом.
– Я не хочу сны. В каждом втором романе герой просыпается в первой главе, в каждом третьем романе герой просыпается в последней главе.
Даша зевнула, обнажив тонкий узбекский язык. И в этот момент время остановилось. Тишина – пространство, необходимое для существования идей, на мгновение стало самим собой. Мимо сидящих на лавочке прошёл очередной потенциальный Консультант с большой иностранной буквой "В" в кармане.
– Ну что? Дилемму "сон-явь" оставляем? – уточнил он.
– Ладно, оставляем, только не дилемму, а постулат, – переуточнила она.
– Дилемма лучше. Дилемма интригует. А то наш читатель уснёт на десятой странице, особенно при отсутствии кошмарных трупов, извращённого секса и гламурного воина-вонючки.
– Егор, твой читатель уже уснул. А ты хочешь разбудить его с помощью снотворной пилюли.
– А ты хочешь усыпить его с помощью соседского перфоратора! Между прочим, это главная фишка всея редакторов – обвинить автора в издевательстве над читателем! Ты знаешь, сколько я в своё время рецензий…
– Что-что? – лукавая Даша сверкнула глазами, выпятив однозначную грудь.
Егор прикусил язык, отвернулся и развёл руками, едва не задев женщину локтем.
– Ну это… Не издевайся над читателем! Не уподобляйся этим… массовым литераторам!
– Хорошо, милый, я не буду тебе уподобляться. А с чего это ты на редакторов окрысился? Будто бы от них зависит качество твоей писанины…
– Ну, хрен с тобой, золотая рыбка! Не хочешь со мной – сама пиши свою книгу! А идею, так и быть, дарю. За поцелуй.
Он закрыл глаза и подставил правую щёку, но Даша поцеловала фотографию кактуса, которой иногда пользовалась вместо закладки. Егор с негодованием буркнул:
– Ну и не надо! Я не с тобой шёл знакомиться.
– Уверен?
Даша захихикала, очень нежно, звонко и брезгливо. Егор, так и быть, решил остаться.
– С чего начнёшь свой идиотский бестселлер?
– С начала, это сейчас модно. Начинать с конца банально.
– И меня в соавторы не берёшь?
– Да ты сам взялся, меня забыл спросить.
– И кто автор в итоге? Как будем бабки пилить?
– Автор – Альфа.
– Какая ещё альфа?
– Альфа – одно из моих имён.
– Врёшь ты всё.
Егор с ненавистью повернулся обратно, чтобы съесть Дашу или хотя бы расстрелять. Вот только его прицел, несмотря на швейцарскую оптику, давно сбился, и лицо Даши постоянно ускользало из перекрестья.
Глава 2. На пне
"Человек подобен шару – ни одной ровной поверхности".
Эмпирей Карфагенский, древнегреческий геометр
Автор почесал авторучкой с позолоченным колпачком в затылке и как следует призадумался. "Я вообще не знаю, что пишу!" – воскликнул он в ожидании Аннушки. Но вместо трамвая за окном загрохотал гром.
Вообще-то, по изначальному замыслу, здесь должна была быть глава вторая, в которой начиналось развёрнутое повествование про молодого юношу по имени Юрий и его не менее юную подругу по имени Кира. В этой главе Юрий узнаёт о том, что Кира некстати беременна, сильно огорчается по этому поводу, и сразу же начинается безобразный конфликт. Юрий и Кира швыряют друг в друга подушками, затем Юрий забрасывает канделябрами своих родителей и уходит ночевать к другу, чтобы поплакаться тому в жилетку. Таково начало бытовой драмы, плавно перерастающей в драму психологическую, а затем и духовную.
Эта сюжетная линия (условно названная "жизнь Юрика") шла бы параллельно другой сюжетной линии – про двух человечков, сидящих на лавочке у Чистых Прудов. "Жизнь Юрика" была задумана автором сего произведения по трём причинам: во-первых, чтобы привлечь массового читателя интригой, конфликтом и традиционными человеческими проблемами; во-вторых, продемонстрировать, как герой в каждой жизненной ситуации расстаётся со своей очередной иллюзией; и, в-третьих, показать, как высшие силы с помощью знаков помогают герою на верно выбранном пути. Иначе говоря, данная сюжетная линия была бы сильно спрессованным во времени зеркалом духовного роста человека.
В итоге произведение стало бы почти автобиографическим романом страниц на двести, в котором одному типу читателей понравилась бы линия Юрика, а второму типу читателей – линия Егора и Даши. Но третий тип читателей долго и упорно бы поминал имя автора всуе, пытаясь понять, зачем в романе нужны две никак не связанные друг с другом сюжетные линии. Этот третий пронырливый тип был бы по-своему прав, как прав реалист, глядя на картину эпохи раннего кубофутуризма.
Но, как уже было сказано, индюк призадумался – нужна ли ему подобная шизофрения? Пока он кумекал, прошёл целый год, и за это время суп покрылся тиной. После чего трагическое решение возникло из ниоткуда: в данной книге НЕ БУДЕТ сюжетной линии под названием "жизнь Юрика", к великому разочарованию большинства потенциальных читателей. Посему автор сразу же просит прощения за отсутствие того, что могло бы быть, и приступает к дальнейшей разработке оставшейся сюжетной линии. Придётся разочаровать поклонников сумасшедших интриг, дурацких персонажей, бродячих трупов и ложных кульминаций – ничего этого в книге не будет. В ней вообще больше ничего не будет, кроме двух человек, беседующих на лавочке возле Чистых Прудов.
– Ну ладно, – извиняющимся тоном изрёк Егор. – Двое на лавочке, не считая недоверия. Дубль два, сцена первая – знакомство. Мотор.
– С тобой в одну и ту же реку я не хочу, – Даша убрала правую ногу с левой, а затем положила левую на правую.
– А с чёрного хода, – не смутился Егор. – Или ты не река, а заросший пруд вроде этого?
– Все люди – реки. А если тебе кажется, что ты пруд, то, знаешь, в мире не больше прудов, чем тебе кажется.
– Вот и славненько. Даша – хорошая девочка, она не будет обижать плохого мальчика Егора и быстренько ответит на все его вопросы.
– Милый Егор, это невозможно! Ты хочешь нырнуть в один и тот же омут второй раз подряд, надеясь, что по закону бутерброда тебя снова выпихнет обратно.
– "Невозможно"?! – Егор вспыхнул. – Такого слова я не знаю! Забыл. Представь себе! Вот как выпихнули меня на этот чёртов свет – и сразу же забыл! А до этого момента я, счастливый, сидел в утробе и думал, что мой кайф будет вечным, потому что жизни после родов не существует. Как видишь, я заблуждался. И ты ошибалась, только вот не сотворила первого урока из первой ошибки. А первый урок – самый важный, а ты его прошляпила. И только не надо мне сейчас доказывать, что ты родилась от непорочного зачатья!
На долю секунды Егор рассмотрел Дашу, но почему-то не узнал. Азиатка превратилась в скандинавку, от её лица повеяло безынтересностью, а ручная конопляная сумочка сменилась дешёвой штамповкой с глянцевым журналом внутри.
– Тебе решать, кто я – река или пруд. Во что хочешь нырять?
– Знаешь, без разницы. Все эти твои образы неудачны. Мы знакомиться-то будем вообще? Как там обычно бывает, ты, надеюсь, в курсе?
– Конечно, я в курсе. Есть два героя, положительный и отрицательный. В худшем случае это люди. Ну, то есть в нашем, – и Даша залилась лиловым смехом.
– Нас пока хватит, – поддержал Егор. – Я, так и быть, из-за пола возьму роль антагониста, а тебе оставлю роль добра, иня, матери, женщины, солнышка, зайки, уси-пуси и моря романтических соплей в финале.
– А знаешь, я даже согласна. Для начала я буду беременной с первой же строчки: "Беременная женщина-мать тоскливо посмотрела на своего врага". Вот только тайна отцовства приоткроется читателю далеко не сразу. И пусть все думают, что отец моего ребёнка – сволочь, то есть – ты.
– Хорошо, только я буду в тысячу раз злее, чем отец, поднявший женщину-мать на острые штыки злодейки-судьбы! Ко мне не будет никакой жалости: я всё детство прокатался в бриллиантовой коляске, как сыр в масле у Христа за пазухой…
– Стоп, Егорушка! Ты используешь запрещённый приём: не бывает злых людей, бывают только несчастные.
– Дашенька! Мой персонаж не должен вызывать сочувствия! Сексуальный маньяк, которого в пять лет изнасиловала старшая сестра, или террорист по кличке "Доктор Два Нуля", которого одноклассники заперли в общественном туалете Бобруйска без противогаза, – это как раз по твоей части.
И Егор небрежно тыкнул в Дашу, отчего она нахохлилась, нахмурившись.
– Ну, знаешь, зло без причины – признак вовсе не мужчины. Неужели ты снова хочешь сыграть демона?
– Да, демона, но только в маске порядочного гражданина. И не мямля-размазня-шутник, как у некоторых, а хитрый, коварный, творящий как бы добро, а на самом деле творящий зло. Ну, и твоя героиня – изначально вызывает лишь презрение, будто лысая выдра, но затем становится зайчиком, и сопли-шмопли текут рекой.
От такого сравнения Даша приулыбнулась:
– Егор, ты сам-то понимаешь, кого хочешь?
– Неважно, понимаю ли я – главное, чтобы читатель жрал, а бестселлер продавался. Как ты думаешь, кто автор афоризма "Иногда роман настолько плох, что грех не издать его"?
– Я думаю, ты, – Даша тыкнула в ответ и нахмурилась, нахохлившись.
Егор снова хотел процитировать себя, но забыл поставить кавычки.
– Милый, не отвлекайся на авторские ремарки, иначе упустишь своего голодного читателя. У нас главная героиня появилась, между прочим, и её до сих пор почему-то никто не убил, причём настолько смертельно, что у неё начались критические дни.
– Настоящие девушки такими вещами не шутят! – Егор помялся-помялся и застыл. После паузы он продолжил: – Ну, ладно, уболтала. Итак, во второй главе мой искуситель подкидывает идею о том, что если девочка не родит чудовище – миру наступит полный чабрец!