Душа согрешила, а тело в ответе. Из всего числа всевозможных ответов на вопрос "Почему мы так плохо живем?" более других нам знакомы эти: первый, самый знаменитый – "дороги и дураки", второй – "власть тьмы и тьма власти", третий вытекает из первого и второго – "Россия – страна пространственная, чтобы управлять ей, нужны особые люди, не люди, а звери". Все эти выражения оправдывают диктатуру, самодержавие, любую сильную власть в России. Люди, которые хотят видеть Россию сильной державой и за счет этого занимать сильное, личное положение в мире, борются за свою власть над Россией. Они меньше всего думают над законностью власти, ибо если и встречают сопротивление своим целям, то только со стороны таких же, как они, "волков". А между ними, этими "волками", и народом огромная армия чиновников, развращенных жизнью полудурков, которым все равно куда и за кем идти. Россия пережила нашествие татаро – монголов, Рюриковичей, Романовых, она пережила нашествие большевиков, сегодня она переживает нашествие реформаторов, но она никак не может пережить нашествия чиновников.
Развращает чиновников, в основном, собственная нищета и, конечно, полное беззаконие, которое они и творят, чиновникам законы не нужны. Они должны быть послушны до раболепства "волкам", с них только за это и спрашивают. Наша сегодняшняя демократия должна была накормить именно этот класс – чиновников, отделяющий "волков" от полных дураков. Но из этого сделали тайну. Перестройку начали люди, несомненно, умные, но, к сожалению, опять большие плуты. Наши идеологи, воспринявшие искренне перемены, бросились будить народ, рассказывать ему правду.
Народ ошалело стал эту правду искать и для себя, но быстро выдохся, столкнувшись с чиновниками, с еще большим беззаконием. Чиновники обрадовались и стали брать взятки, воровать, уж не таясь совсем. Они получили на это вышестоящее "добро" того, кто хохочет. И давай обирай ближних: "Богатей, а там видно будет, кому "направо", кому "налево".
Виток спирали повторился, дураки сидят без зарплаты, полудурки находятся в томящем душу ожидании новых перемен и готовности вновь предать, а "волки" пытаются разобраться, созрел чиновник для новой жизни или нет. Загадочная русская душа. Совершит ли чиновник новое предательство, несмотря на все приобретенные блага, вертящееся "заморское" кресло под задницей, компьютер перед глазами с разными "заморскими" играми, покой и сытость вместо материалов очередного пленума ЦК КПСС, газеты "Правда" и ужаса партийной комиссии.
Я думаю, он не должен от всего от этого отказаться. А раз "волки" и "полудурки" уже сыты, остался один шаг к "дуракам". А тут уже нужен закон, ограничивающий беспредел "волков" и "полудурков" над нами, над "дураками". Но закон нужен дуракам, которые к его написанию не допущены. Может быть, все и не так плохо, может быть, наконец-то в очередной раз Россия на правильном пути. Может быть, может быть. Но сходила ли она с него?
Чиновник. Это родное, уголовно не наказуемое явление, которое мы возвели на пьедестал и теперь все время закатываем глаза близ его и тявкаем на него внутри своей "будки", вместо того, чтобы определить, что ему можно и чего нельзя. Россия – страна единоначалия, с одной стороны звероподобные держиморды, поддерживаемые жадными, трусливыми овцами, зато с другой… Начальника постоянно преследуют два чувства: либо невыносимое чувство неудачника, либо всемогущего руками – водителя – онаниста.
К сожалению, они подобны и, ничего не давая уму, только усиливают все его дурные наклонности и еще больше толкают на хамство и воровство. Он считает, раз я начальник, читай чиновник, читай командир, значит, красть надо как можно больше. Надо давить всех, кто рядом, испытывая их терпение. Может эти бессловесные скоты вспомнят, что у них должен быть досуг, отдых, нормальная человеческая жизнь, а не вспомнят, им же хуже. Вообще, доводить народ до отчаяния, особенно на российских задворках, сегодня стало для чиновника навязчивой идеей. В центре демократия, народ перестал разбегаться из российских столиц и даже начал туда съезжаться.
Перестали отлавливать бомжей. У чиновника появились конкуренты от демократии. Это очень опасно, все, что начальник может передать по наследству, это свою должность. Значит, гнет надо усиливать, чтобы умные снова убежали, хоть в Сибирь, хоть на Запад. А для этого надо создать условия и первому заявить о непереносимых тяготах в новых условиях, заставить народ "бурлить". То ли чиновники вырождаются, то ли "народ", который их плодит, уже сам стал настолько слаб и подл, что ничего хорошего уже родить не может. До чего дошло, даже воровать стало неинтересно. Пришел – взял – ушел, пришел – взял – ушел, пришел – не дают, наорал – взял – ушел. Выродились, совсем выродились. Хватают все подряд. Тумбочку солдатскую дай, обои на стены дай, карниз для штор дай мне. Дай, а то закричу! Как дети у прилавка с игрушками: дай мне, а то будет истерика. А что значит забрать у трудового "народа"? Это значит, что он утратит настрой на хорошее созидающее начало. Начальник, которого уже умудрил жизненный опыт, будет стараться взять столько, сколько по его разумению можно брать вообще, чтобы хоть что-нибудь осталось последнему человеку в армии, в государстве.
По всему этому промежутку: от генерала до солдата, от президента до нищего с протянутой рукой – на то, что брать уже вроде как нельзя и нечего, всем глубоко наплевать, а чем они хуже? Вот и оказывается, что нет ни средств, ни денег. А чтобы мы не задумывались над тем, что творят над нами, на нас все время орут и пугают. Надо сказать, мы того заслуживаем. Обычная картина не только для армии: командир, насосавшись с вечера коньяка, часто дарового, отчитывает своего подчиненного. Коньяк не дает запаха перегара и позволяет чувствовать себя над всеми, "все люди навоз, а я именно та муха, которая на этом навозе произрастает". А бедный подчиненный, он ничего не слышит, он с вечера нажрался плохой водки, в лучшем случае закусив ее кислым винегретом. Весь взъерошенный и поцарапанный, ибо где-то ткнулся лицом в перила. Он стоит, ничего не слышит, но понимает, что его пример другим наука, что начальник такой же скот, но сегодня он начальник, и надо выдержать до конца. Потом они оба разойдутся как на дуэли, только не стреляться, а похмеляться.
В России уже давно обижают не слова, а действия. Это страшно, это деградация языка, народа. Разве может затуманенный алкоголем мозг устрашать слово. А до реального дела, как правило, не доходит. Во-первых, здесь нужно начинать с себя, это значит противопоставить себя укладу жизни, традиции, а главное системе. В России издавна ведется, что все решается в пользу того, кто больше поставит вина. Во-вторых, пьяница – это твой раб. Любому начальнику легче с пьяницей. Его легче сделать лично преданным. Пьяный может совершить множество проступков, ведущих в кабалу, а главное, ему и надо-то немного, и этим умело пользуются. С трезвым же очень тяжело. Он с моральной точки зрения неуязвим. Но с деловой уязвим значительно больше любого алкаша.
Ничего шкурного, личного поручить ему нельзя, лично не предан, значит, независим и делать ему больше нечего, не пьет, значит, не болеет, не страдает, вот и пусть пашет. Эта трезвая "Сивка" пашет, но все свезти не может и ищет выход. Хорошо, если оптимист, а если наоборот? Почитайте Достоевского, Гоголя, Некрасова, Л. Андреева, поинтересуйтесь их жизнью и, может быть, задумаетесь над своей.
Сергей впал в нешуточную тоску для офицера и занялся самоанализом: "Как изменила меня Даурия? В Даурию я ехал без надежд, без умения радоваться, трудоголиком. Словом, со всем набором тех положительных человеческих качеств, которые могли загубить любую соприкоснувшуюся с моей жизнь. В Даурии же очень быстро понимаешь, что все это не нужно и даже бесполезно. Работать надо как можно меньше, отдыхать как можно больше, радоваться каждому дню, в котором была вода, свет, тепло, и ничего не брать в голову. Ибо вся руководящая власть живет именно так: от рюмки до рюмки ей некогда ни думать, ни работать. Она наша плоть от плоти. И здесь два пути: либо запить со всеми вместе вглухую, либо хохотать над всеми и над собой. Причем, оба варианта примерно одинаковы, только первым на все наплевать в силу физического воздействия алкоголя, а вторым в силу состояния души. И живем мы в одном общем дурдоме, и жили бы счастливо, если бы время от времени не попадались умники, которые спьяну пожелали стать полковниками, генералами, депутатами и министрами. Без этих умников жизнь была бы просто легка и удивительна. Дни похожи друг на друга, как близнецы, в них нет ничего нового, но к ним невозможно привыкнуть. Каждый день чувствуешь себя персонажем из анекдота.
Хочется посмеяться, но это невозможно, ибо ты сам – анекдот, о тебе анекдот, а сочинили его другие, они хохочут. Ежедневные 4-часовые совещания при 8-часовом рабочем дне и 2-часовом обеде, но говорим мы после рабочего дня. У редкого командира в голове мыслей ровно на рабочий день. Обычно жена стерва, сын двоечник, вышестоящий начальник -тварь. От всего от этого у командира совершенно беспредельный полет мысли, и им, полетом, хочется делиться с войсковыми товарищами. Часа два выступает он, сольным номером. Потом спрашивает, что имеют сказать замы. А я и есть один из тех замов, и у нас у всех уж мозгов нет, но есть рвение к службе, основанное на тех же проблемах, что и у командира. Оно, это рвение, потому только и есть, что больше ничего нет. И тут начинаются выступления по 30-40 минут, в зависимости от прожитого дня, съеденного обеда, встречи с женой или любовницей. Это рвение, этот страх, что если будешь говорить мало, значит, так и работаешь, значит, у тебя все хорошо, а это уже нехорошо, разжижает мозги полностью. Зачем думать, если можно озадачивать. Скука. Тоска. Пытался на совещаниях рисовать, писать, но какой бред все несут, поддаешься этой массовой шизофрении, роняешь голову на стол и тупо слушаешь, и некуда деваться.
А впрочем, что такое 4-часовое совещание, пусть даже ежедневно: и в субботу, и в воскресенье, если подведение итогов может затянуться на целый день? Как правило, ничего там не подводят. Что подводить, если и так все "подвинуты". Начинает обычно самый большой по чину командир, и все об одном и том же из года в год: "Вор должен сидеть в тюрьме. Вы это должны понять, товарищи командиры, правильно и к этому готовиться. Отсутствие всякого присутствия ведет к преступлениям, воровству, которые походят на обычную повседневную жизнь". Иногда промелькнет здравая мысль: "Почему мы такие закоренелые дубы, почему мы не думаем?", но такие мысли, как мимолетные виденья. Вроде правильно всё говорит. Но это фасад. А за фасадом делёж власти, вымещение своих мелких обид, взятки и подношения….
И снова: "Вызвать к себе в кабинет и понюхать. Сознательное приведение себя в алкогольное опьянение, потому что офицер не загружен, ему нечем заняться. Каждый становится бугром и т. д.". Это не юмор, это дословное цитирование.
За командиром по-прежнему в бой рвется заместитель по политической части, видимый боец невидимого фронта. Он борется с дедовщиной, с пьянством, с воровством уже лет 25 и все время терпит поражение, под старость лет от частых связей с общественностью начинает путать слова. Никогда не поймешь, о чем он думает и что говорит. Но речь всегда эмоциональна и ярка. Тема одна: "Плохо кормят, плохо одевают, плохо заботятся о солдате и почему мало дают рассолу". С первых рядов подсказывают: "Товарищ полковник, не рассолу, а подливы", но разве собьешь с толку увлеченного борьбой человека. Тем более, что в этой борьбе он готов продать всё.
Ну, а за ним уже всласть говорят все остальные. Так много говорить и так часто, наверное, умеют только офицеры и депутаты, а я вот еще писать начал. Все-таки "шиза косит наши ряды".
А бывают дни веселые. Это когда командир приказывает собрать коробку со жратвой семье, чтобы с голоду не померла, любовнице, чтобы исправно давала и чувствовала "ласкающую руку", вышестоящим друзьям.
Было бы с чего. В России, когда еще один мужик двух генералов кормил, а теперь мужиков сократили. Семье еще кое-как тыл набирает, а остальных приходится забыть и давать по мере поступления жалоб. Вот тут мы веселимся. Ведь это "чудо", которое командует (предпоследнее было под символической фамилией Лукошко), не прибежит и не скажет, что из-за того, что мы не насыпали его любовнице мешок ядреной гречки, сахара и т. д., с ней случился нервный припадок, и она не дала.
Он будет орать, что тыл ничего не делает, что тыл плохой, а заместитель по тылу хуже всех, ибо даже "графин со склада украсть не может", и что он всех сгноит, хребет поломает, и так громко он все это орет, что приходится делиться, даже в Забайкалье. Но это уже терпимо.
Наш тыл удивителен, с ним все борются, ему все вредят, а он живет, не сдается. Тыловиков настоящих, правда, мало осталось. Всё больше назначают на тыловые должности перезрелых комбатов, спившихся замполитов и прочих, кто готов все отдать "из-за кормов Родины" очередному жулику и пойти за это хоть на плаху, но только за это.
У них есть рвение, они преданные слуги, а у тыловика, который проходит этот путь с училища, есть знания, он профессионал. Это неравноценно, знание – это муть, которая усложняет жизнь в России. А рвение – это умение быстро завернуть селедку в бумагу и сунуть ее в начальственный портфель. Для армии подобное рвение – стихийное бедствие, но именно это и ценят больше всего.
Но самые веселые дни начинаются тогда, когда кто-нибудь приезжает что-нибудь инспектировать. В основном это люди мирные и тихие, хоть и в больших чинах. Напьются себе тихонько в бане, в поле, в "греческом зале", поживут пару дней и уедут. Бывает, правда, как орда налетит, это когда кого-нибудь от должности отстранить надо. Эти приезжают сразу злыми, их пои не пои, только время зря потратишь. Они сразу бросаются на тыл, ибо в тылу всегда все всё знают, между кружками и ложками все герои. Тех, которых снимают-проверяют, от ужаса сначала ничего не видят и не слышат, только записывают: "Почему двери в кабинетах одностворчатые? Когда президент входит в кабинет, перед ним открывают две створки. Почему на столе меньше двенадцати салатов? Во Франции на обедах не меньше." и т. д.
Это не юмор, это дословное цитирование. НАТО окончательно открыло нам окно в Европу и приблизило наших командармов к "евростандарту".
Но и это еще не "веселье". Смешно, когда король голый, а народ одет. Веселье начинается тогда, когда свои родные отцы-командиры, опираясь на свежие, приобретенные знания "евростандарта", начинают ставить задачи.
Реформа армии не грозит, да и всей нашей власти тоже. Пока не будут выдвинуты на административные, командные должности новые люди, не будет ничего хорошего, ибо старых обезьян новым трюкам не обучишь, сколько ни пыжься. А пока так и живем. У людей слишком много способов выживания и уничтожения друг друга для того, чтобы не называть взаимоотношения как между народами, так и внутри одного народа естественным отбором.
Но там, где нет ограничений законом, там нужны "звери", следящие за порядком и какие-то дни "водопоя" (Юрьев день). В таких условиях возникает острая необходимость в силе подавления как собственного народа, так и защиты его от внешних врагов. Эти функции призваны исполнять армия и службы безопасности. В глубине этих структур традиционализм и преемственность живы, так как это огромный объем информации, знаний, который "наскоком" не освоишь и даже не поймешь. Но удивительная вещь, начиная с 1812 года Россия не выиграла ни одной войны, ни одного крупного сражения, если не имела преимущества в живой силе и технике. А во всех выигранных войнах потери во много раз превышали потери противника (разве это победы?).
Почему? России с большим трудом удается сохранять только остов (кости) своих силовых структур, а остальное с приходом каждой новой власти идет вразнос. Казалось бы, в стране, где борьба за власть составляет чуть ли не главную основу жизни, борьба за армию (возьмем только армию) должна вестись постоянно. Но армия интересует только ту власть, которая ставит свое личное благополучие в зависимость от благополучия страны. В России этого не происходит.
Гражданская власть в России никогда не допускала к управлению армией умных и честных людей. В основном армией командовали люди удобные, послушные той или иной власти, причем главным условием назначения на высшие должности была несомненная ограниченность (слабоумие) этих людей".
КВЖД, маньчжурская ветка. На Севере г. Чита, на юге г. Забайкальск. Каждый день туда и обратно ходит по ней теплый и уютный поезд из десяти вагонов, на котором синим по зеленому написано "Даурия". Стоянка "Даурии" на ст. Даурия всего две минуты, но это более чем достаточно для тех, кто уезжает и для тех, кто приехал. Для тех, кто долго жил в Забайкалье, такие пригородные поезда как трамваи, автобусы и троллейбусы. Они не связаны с расстоянием, с расставанием, они просто везут нас с окраины в центр "города" и наоборот. Все бы было также как, например, в электричке: купил билет, сел и вышел, если бы не время, которое проводишь в пути, и не народ, с которыми едешь.
Это в основном люди, которых жизнь или судьба все время водит "мордой по батарее". И не потому, что жизнь такая, а потому, что они такие. Одни всю жизнь ищут правду, другие не сопротивляются злу, у третьих обстоятельства. Поезд этот удивителен своим настроением, разговорами, выпитой водкой… Этот поезд как наркотик: когда долго никуда не ездишь, страшно его боишься, боишься нарушить свой тусклый, вялый уклад существования, но проехав раз-два, тянет и тянет, ведь и дел то всех, что купил билет, занял место, сиди и слушай, да кивай иногда, делая вид, что понимаешь, хотя часто ничего не понимаешь: Молодой человек, вы тут видели хоть одну православную церковь, не считая той, что в Чите, да и та часто на замке? А я вам скажу, их тут нет, поэтому я сюда и приехал. России необходимы, как воздух, люди честные, умные, порядочные. Словом, святые люди. Но где ж их взять? У честного человека на Руси с государством всегда были отношения простые: либо его купили, либо его убили. Купленные, естественно, в святые не попадали, убитые – иногда, но уже мертвыми. Ведь я по-простому, по народному – поп, причем поп со стажем. Все вроде у меня было: и приход, и достаток. Сегодня у нас демократия, церкви государство возвращает духовенству, вроде бы и хорошо, но для многих духовных лиц раньше было лучше.