– Вообще – то, молодой человек, в России о женщинах не думает никто. Ни сами женщины о себе, ни о них мужчины. Ни в жизни, ни в литературе. Вспомним знаменитый призыв Минина: "Заложим жён и детей наших и выкупим отечество", а ему ведь памятники ставят. Принято вспоминать есенинских женщин, восхищаться тургеневскими, изучать на примере толстовских их характеры, но стоит присмотреться, и оказывается, что они просто кормились за счёт женщин, черпая из них свои сюжеты, а их надо любить.
Пушкин, пожалуй, любил, но скорее шутил над ними, зная о них всё изначально, откуда это другой вопрос. Но вдохновляло его другое… А остальные. Тургенев любил, в основном на расстоянии, свою Полину. Находясь в своей "несчастной любви", насобирал образ женщины, которую окрестили тургеневской. Толстой так "наизучался" в первой половине жизни, что всю вторую искупал свои грехи и призывал к "безгрешной" любви, что собственно его всё равно не уберегло от анафемы. Некрасов, наблюдая, как она жнёт и пашет, рожает и хоронит, в горящую избу входит и коня на скаку останавливает, решил видимо, что это целая книга, которую ещё можно читать и читать, а главное, писать и писать, так и дальше пошло. Она и партизанит, она и с трамплина прыгает….
Всё в нашей классике "шиворот на выворот", купальщица – плохо, вот ныряльщица – хорошо, любовница – плохо, вот верная жена или от усталости падающая мать – хорошо. Не читайте наших классиков, если хотите любить женщин.
Сергей, слушая Палыча думал: "А в чём на его Родине по-другому. Ненавидеть – хорошо, любить – плохо. Красть – хорошо, вернуть награбленное – плохо. А истоки-то, вот они. Чтобы Россия делала без таких вот незаметных мудрецов – волхвов, как Палыч….
Потом была ночь, женщина, любовь…
Возвращаться из "туманной дали" было страшно не охота. Тепло женского тела, долгое ночное слушание вышёптываемых женских проблем, которым казалось не будет конца, а затем мирное и усталое сопение только усугубили понимание его одиночества.
Сергей лежал и думал о том, что армия это насилие, но почему женщины любят военных. За силу? Любой спортсмен может оказаться сильнее. За деньги? Их всё равно мало. За примитивный юмор и солдатские байки? Пожалуй.
Он вспомнил вчерашний вечер, и недодуманная мысль о стыках вновь вернулась к нему.
– Странно, – думал он, – женщину считают непрочитанной книгой, а мужчину? Женщину интересно читать, а мужчину? Ещё как интересно. Все мы персонажи фильмов и книг. Все мы читаем друг друга, вот только понимать то, что читаем, начинаем тогда, когда пишем и читаем свою книгу о себе. Это страшно. Поэтому мы предпочитаем посплетничать о других, забывая о главной опасности – о единой книге судеб, и о её вечном сознании. Тот, кто пишет эту книгу, исходит из потребностей и законов нашей жизнедеятельности, и оперирует конкретными понятиями: вода, воздух, огонь, камень…. Любое осуждение другого подразумевает возвеличивание себя, а значит, и обозначает своё приоритетное право на милость Господа. С какой стати? Бог дал ресурс и дал меру. Осуждение – это нарушение меры с целью отнятия ресурса.
Он смотрел на спящую женщину, на её красоту, и новая мысль накатила на него: "Наверное, пора заводить детей? Но для чего. Звери размножаются, следуя основному инстинкту сохранения, по крайней мере, так объясняют их поведение сами себе люди. Отчасти это похоже на правду. Самка выбирает лучшего самца, а самцы доказывают из года в год, кто из них лучше. А люди? Они давно друг другу для зачатия ничего не доказывают. Они родят наследников. Наследники наследуют ветхую недвижимость, и так круг за кругом.
Боги на Олимпе, наверное, уже давно "обрыдались" от такой тоски и готовят людям новый всемирный потоп. Боги ведь тоже родят Богов, но для реализации своих бессмертных идей. Людям бы с них брать пример, а не плодиться по ухудшенной "животной" аналогии".
Сергей вспомнил своего пса Кузьку, который в периоды нежной страсти и долго не проходящей щенячьей радости "пристраивался" ко всему, что вызывало у него любовный интерес, даже к ногам гостей, приходящих к Сергею. Потом Кузька "заматерел" и весной начал пропадать на два – три дня и возвращаться с горящими глазами, довольной мордой, видом победителя, хоть и с поджатым хвостом. Мало ли чего ждать от хозяина, он ведь не догадывается об уважительных причинах его отсутствия.
Сергей, глядя на Кузю, даже начал писать стихи, настолько его довольный вид будил в Сергее Музу. Глядя на Кузьку, Сергей отчётливо осознавал вечный вид сознания, как сознания общего для всех, как сознания, обладающего одними и теми же свойствами различения. Формы проявления могут быть разными. На этих стыках происходит различение зверя и человека, растения и камня.
Взрослым книжкам Сергей предпочитал книжки детские, но написанные писателями, которые писали в основном для взрослых. Он чувствовал, что эти писатели могли сказать очень многое из того, что поняли, но не желая "злить человечество", облекали свои мысли и своих героев в сказки и в неведомых зверюшек.
Сергей находил прямой и даже сильно ухудшенный аналог человеческой жизни в книге Ф. Киплинга "Маугли". Но тоска Киплинга о "настоящем человеке" ставила Маугли на стыки проявления его человеческой души даже в джунглях. Сергей, читая "Маугли", постоянно думал о том, сколько людей в человеческом социуме живёт по законам джунглей. Мысль была банальна и затаскана, но в человеческом мире это абсолютно ничего не меняло. Всё те же волки, вожаки волков, совет стаи, звери одиночки, многочисленные слуги всех тех, с кем рядом можно погрызть объедки, мудрецы – это по одну сторону, и это вроде как друзья Маугли, а по другую, как и положено, враги – рыжие собаки, абсолютно с такой же иерархией.
Сергей, читая книгу, чувствовал, что её автор был воином (ибо для него не существовало секретов в мире людей), но и большим шутником. Он просто провёл аналогию: вот люди, вот звери – найдите разницу.
Разницы не было. "Так не бывает", размышлял Сергей, перечитывая книгу вновь и вновь:
– У-у! – сказал дикий буйвол Меса. – Это не человек. Это только безволосый волк из Сионской Стаи. В такие ночи он всегда бегает взад и вперёд.
– У-у! – отвечала буйволица, вновь нагибая голову к траве. – А я думала, что это человек.
– Говорю тебе, что нет. О Маугли, разве тут опасно? – промычал Меса.
– О Маугли, разве тут опасно! – передразнил его мальчик. – Только об одном и думает Меса: не опасно ли тут! Кроме Маугли, который бегает взад и вперёд по лесу и стережёт вас, никто ни о чём не думает!
– Человек может быть обучен и не своим социумом, – думал Сергей, – от этого его значимость только возрастает и для быков, и для волков. Он бегает взад и вперёд и стережёт покой. Воспитанный своим социумом человек тоже бегает взад и вперёд за деньгами и стережёт свои или чужие деньги, хотя в джунглях, пожалуй, почище.
И снова книжные строки: "Человек в конце концов уходит к человеку, хотя джунгли его и не гонят…"
– Уходит, – думал Сергей, – и приходит. Куда приходит?
И вновь книжные строки: "У подножья холма она снова крикнула громко и протяжно: "Не забывай, что Багира любила тебя!".
– Лучше не скажешь, – подумал Сергей, – без любви остаётся только закон джунглей, а с любовью: "Мы с тобой одной крови, ты и я".
Серёжкина женщина проснулась, выгнулась, как Багира, потянулась и положила свою голову ему на грудь в ожидании ласк. Сергей запустил руку в её волосы и сказал: "Я понял, в чём отличие человека от всего остального живого мира. В человеке всё, буквально всё, может пробудить музыку, поэзию, любовь. Всё: и волчий вой, и щебет птиц, и шум волн. Человек может настроиться на любовь, даже как Маугли, которому никто не объяснял, что такое человеческая жизнь. Но он полюбил джунгли, а значит, состоялся как человек. Он полюбил джунгли с их справедливыми законами, похожими на войсковые уставы, вроде бы жестокими, но следуя им, можно уцелеть в вечном бою. Он полюбил своих друзей – зверей, которые его воспитывали и лизали ему уставшие ноги с тем же чувством, что и человеческая мать гладит своего ребёнка по голове. Даже к Шер-Хану он не питал ненависти, а просто защищал себя и своих друзей от него. А потом он полюбил и людей, увидев среди них женщину".
– Ты поняла что-нибудь? – просил Сергей мурлыкающую от удовольствия барышню.
– Как скажешь дорогой, – пролепетала она, – если нужно, чтобы я поняла, то я поняла, если не нужно, чтобы я поняла, то я не поняла.
– Это лучший из возможный ответов для женщины, – подумал Сергей.
Выпускники разъехались, воспоминания остались. Это было недавно.
Это было давно.
Ход бумаги, носящий название рапорта, оказал на Сергея очень странное воздействие. Слух о том, что увольняется офицер, у которого всё есть, включая и большую должность и обеспеченный карьерный рост, очень быстро распространился по городку. Оказалось, что очень многие хотели сделать то же самое, но не решались. Сергей в одночасье стал примером для многих, приобрёл массу новых друзей, которые раньше сторонились его из-за занимаемой им должности, по принципу подальше от начальства. Ему стали улыбаться, с ним стали здороваться уже не как с носителем должности, а как с человеком.
Это окрылило его душу, и он вновь начал видеть сны.
Он шёл по дороге, уходящей далеко за горизонт. Шёл, окружённый людьми в белых балахонах. Сергей их уже знал. Он видел их раньше в своих снах. Они были его учителями. Они по очереди подходили к нему и говорили слова поддержки:
– Достаточно одного порока, чтобы человеческое общество погрузилось в хаос. Одного, например, порока раздора. И Боги гневаются. Яблоне в райском саду было расти непросто. Было всё: и сильный красивый ствол, и пышная листва. Бог подходил к ней в поиске плодов, но не находил их, так как время ещё не наступило. Не найдя плодов, он проклинал это дерево да так, что оно засыхало до корня. Заметь, до корня, и поднималось вновь. Так и людям, запутавшимся в ссорах, дрязгах и сделках с совестью, потерявшим свободу и поклоняющимся деньгам нужна очистительная реформа. Раньше реформы несли пророки. Достаточно было произнести одну фразу, например, как Цезарь: "И ты Брут", чтобы людские массы осознали весь ужас предательства, или как Иисус: "Не человек для субботы, а суббота для человека", чтобы людские массы задумались над причинами навязываемых им религиозных обрядов и над вертепом разбойников, засевших в божьих храмах и наделивших себя отдельным днём торговли.
Сергей во сне был молод значительно моложе его самого.
Сергей подумал: "Молод, но мудр". Остальные учителя, словно читая его мысли, оставили его на время одного со своими мыслями.
Он шёл и думал: "Куда я шёл? Куда иду? Куда приду? Мир от веку стоит на чьей то власти, и на тех, кто этой властью наделён, но опять кем-то. Зачем запускать очистительные реформы, если власть можно просто исключить из жизни, заменив её ответственностью перед собой и Богом. Получается так, что у власти есть сила и сила не малая. Она ввергает народы в хаос, она же запускает очистительные реформы. Мирская власть, церковная власть – всё одно власть. Не будет пастыря – разбежится стадо. Где-то здесь произошла подмена понятий. Для стада домом является хлев, а для людей? Стадо разбежавшись может и не найти дорогу в хлев, а людям нужно ли в хлев возвращаться?
Но если даже животные не хотят возвращаться к корыту, то почему к нему так стремятся люди? Вернулся в хлев, встал к корыту, значит, готов просить и дальше. Почему от века к веку "эта музыка повторяется"".
Какое-то время Сергей шёл не думая ни о чём, просто радуясь своей свободе, дороге, учителям, идущим с ним вместе.
– Не переживай о переменах, – начал разговор с Сергеем другой учитель, – ты не мог не сойти с пути, не ведущего к знанию. Мир един, Вселенная и Космос едины, мы в центре, значит, выбор дорог, ведущих к знанию, огромен и безграничен, но только по форме, а по сути все дороги ведут только к Богу. Бог создал всё из ничего. Остальные творцы создают из того, что уже было создано Богом. Только творения Бога бесконечны, безграничны и непревзойдённы, а все остальные творения других существ ограничены и конечны. Творец, идущий к божественному знанию, идёт дорогой созидания, утончая материю, открывая её новые свойства, вложенные в неё Богом. Он не привязан к плодам труда своего, он ищет новые и лучшие качества творений Бога. Но стоит лишь привязаться к сделанному собой, и ты уже вступил на дорогу, ведущую в ад. Корысть, разрушение становятся твоим уделом на период совершения греха и его искупления. Это тоже дорога к Богу, но дорога иллюзий, каждый раз из ничего в никуда. На пути в рай – ты творец, на пути в ад – ты сырьё.
Учитель отошёл от Сергея, оставив его одного.
– Однако, – погрузился Сергей в свои мысли, – всё так и происходит, как сказал учитель. Бог создал армию как защитницу своих творчества и власти. Люди создали государства для концентрации в себе творчества и власти. Но если государству становится не нужно взаимодействие всего со всем, оно начинает копить власть и становится империей. Империи подменяют понятие "взаимодействие всего со всем" понятием "монополия на всё". Власть в империи костенеет, привязавшись только к своим атрибутам, забыв о творчестве и о вечном развитии. Взаимодействие с таким государством – империей становится похожим на взаимодействие с кладбищенской администрацией. Конец наступает, когда материальные чувства корысти и власти, наделения и деления начинают преобладать. Власти становится не нужным возврат к творческому действию, она окостенела, а вместе с ней разложилась и империя и всё, что в ней было. Разложилась и армия. Кого и что ей защищать? Учитель прав. Если за сложностью и нагромождением форм исчезает цель, правильнее сменить формы.
К формам, конечно, можно возвращаться путешествия с любимой, которая будет вздыхать: "Ах амфитеатр, ах гладиаторы, ах Акрополь", но не более того. На пути к Богу формы надо делать тоньше, одухотворённей. Видимо поговорка "кого Бог любит, того и испытывает" уместна именно в этом смысле. Бог не скрывает путь, который ведёт к нему ни от кого, но как трудно на этот путь встать, если трудно даже понять самого себя, не говоря о жизни целого народа, о его инстинктах и пороках толпы. Все думают о власти, и совсем не думают о себе, не замечают очевидного…..
Это были новые мысли для Сергея. Он это чувствовал, но не мог объяснить их приход. За годы службы в армии он привык к видоизменениям заданной формы. Эту форму военной службы то ужесточали командой "смирно", то расслабляли командой "вольно", и даже командой "разойдись". Был даже целый штат идеологов, но не было вдохновителей, не было людей, которые бы могли чётко показать цель и дорогу к ней.
Словно читая его мысли, к нему подошёл новый учитель и начал говорить: "Человек обретает в себе то, к чему стремится, и сам становится обретённым тем, во что стремится, Человек всегда приходит в те уровни и сферы бытия и обретает формы своего существования лишь только те, которым соответствуют накопления и проявления образования индивидуальности его. Не больше и не меньше.
Одна чистая душа может спасти мир – это правда. Работа человеческой души в недрах материи и есть осуществлённость выражения образования в материи форм жизни устремлением человека к самореализации. Человек неизменно достигает самореализации в тех сферах бытия и в формах жизни, к которым устремлён он непрерывным образованием индивидуальности своей в вечной и неизменной форме души творения".
Сергей слушал эти удивительные слова и осознавал, как мало он ещё понимает и ещё меньше знает. Он чувствовал, что учитель что-то сказал ему о рае и аде, но что, никак не мог понять.
– Куда идёт Россия, – думал он, – почему Русь Святая? Человек обретает в себе то, к чему стремится…. Наверное, Бог очень любит Россию, раз не оставляет ей никакой памяти об её собственной истории, заставляя обретать себя вновь и вновь. Древнейшая история и проходит бесследно для русского народа, оставляя его ум свободным для постижения духа.
Величайшая монгольская империя, осталась в памяти русских как татаро-монгольская орда. Не более того, и никто даже не пытается выяснять, к какой стороне были "приписаны" татары. Пришла орда, ушла орда. Она не копила, она поглощала, хотя и оставила кое-какие формы, но и те были разрушены и образованы новые. Но кто рушит? Народ? Тот, кто понимает, что первично, а что вторично? Но если он это делает силами русского народа, то такой народ воистину велик.
Но чем плох другой путь, например путь римской империи и еврейского народа? Рим завоёвывал, грабил, копил. Риму завидовали, а евреи ещё и думали и додумались до того, что у общества есть материальная технология реализации своего развития. На верху боги, а внизу деньги. На верху власть и интриги, а внизу деньги и абсолютная власть, которую они дают. Они развалили Рим его же методами и по его же законам. Материальная технология и Вечный Дух".
Над ухом Сергея промчалась пчела, её жужжание развеселило его даже во сне. Её жужжание упростило понимание земных проблем до: Вечный Дух или Вечный жид.
Сергей осмотрелся. Дороге по-прежнему не было видно конца, но и он сам и его спутники не знали усталости.
К Сергею вновь подошёл учитель. Он легонько стукнул его по плечу крепкой палкой, чтобы вернуть от пчелиного жужжания к человеческим мыслям и заговорил: "Справедливость высшего беспредельна, но соизмерима свободе развития мира. Мир обретает развитие неизменно в соответствии с божественной программой развития, которая есть квинтэссенция этапов былого опыта развития мира. Эта программа обоснована высшей справедливостью, и она неисчерпаема. Но всякое развитие имеет ритм, вибрацию и напряжение периодов своих – это Эпохи, Времена, События в развитии мира и живущих в нём. И чтобы на рубеже Эпох, времён, событий не совершилось затухание движения процессов жизни мира, Бог являет воплощение своё. К началу каждой эпохи приходит человек несущий миру весть Бога – учение, дающее человечеству новые идеи и силы к свершениям в эпохе данной. Носителем вести Бога может быть каждый человек, ибо каждый человек хозяин судьбы своей и обладает совершенно свободной индивидуальностью своей. Поэтому каждый человек судьбу свою готовит, развивает и совершает сам явлением в нём Бога. Но есть всего семь всепобеждающих сил: Вера, Надежда, Любовь, Радость, Устремление, Знание, Действие – это и есть тройственный интегриент триединого высшего, имя которому Отец, Сын, Дух Святой".
Слушая учителя, Сергей верил каждому его слову, удивляясь простоте с которой он объяснял сложные вещи, но оставаясь один на дороге, он вновь начинал блуждать в лабиринтах своего ума: "Вера? Я даже не знаю, что это такое. Мне говорили, что нельзя предавать веру отцов, но говорящие всё время предавали её сами. Веру в Бога всё время меняли на веру в вождя, партию, церковь и туда стремились, ибо за эту веру платили деньгами, и так всюду. Есть ли у меня вера? Больше нет, чем да.
Надежда? Надежда была. Надежда на жизнь, принятую за идеал. Семья, квартира, машина, сад и курорт в период отпуска от любимой работы. Сбылась ли надежда? Да и надежда ли это была?
Любовь? Говорила мама: "Когда-то любилось и хочется вновь". Но разве может быть любовь без веры и надежды, даже любовь к женщине как к своей ипостаси?
Радость? Но какая может быть радость без любви?