3
…Стыд стал душить меня повсюду, где бы я ни была. Это такое удивительное чувство. Особенно тогда, когда знаешь, что раньше - еще месяц или два тому назад - ты весело и обстоятельно, как другие, отвечала на вопрос "Как дела?" или "Что вы думаете о новом романе Коэльо?" Тогда же, после случая в театре, мне казалось, что стыдиться нужно и того, что люди говорят с кем попало о состоянии своего здоровья, о том, чем занимались с утра и что собираются делать вечером. Особенно меня коробило, когда говорили о работе. Раньше я тоже могла восторженно рассказывать о каких-то рабочих моментах, жаловаться на проблемы и рассказывать, как я, умница, нашла выход из той или иной ситуации. В нынешнем же состоянии, когда я пишу эти строки, я начала чувствовать, что работа и служебные обязанности - вовсе не главное. Я поняла: без меня не остановится ни одно производство. Возможно, замрет на миг. А потом снова будет вращать свои колеса и колесики…
Итак, со временем на вопрос "Как дела на работе?" - я отвечала последней строкой из книги, которую я на тот момент читала (тогда я еще могла различать буквы), и люди удивленно пожимали плечами…
У меня еще будет время рассказать обо всем этом подробнее…
Я снова возвращаюсь к тем дням, когда стала понемногу освобождаться от тайного удушливого стыда. Как странно: это произошло именно на этой новой работе. Впервые у меня проснулся интерес. Просто интерес к тому, кого слушаю. Интерес, которого не было вот уже несколько лет.
- Ну, как вам работается? - спросил меня главврач спустя несколько дней и протянул журнал с моими рассказами, чтобы я подписала его для жены.
- Хорошо, - ответила я. Могла бы, конечно, добавить еще что-нибудь.
- Я подобрал для вас самые интересные экземпляры, - продолжал врач, наблюдая за тем, как я вывожу пустопорожние слова на глянцевой обложке. Я заметила, что его взгляд, сосредоточенный на этих словах, был исполнен восторга. Есть люди, для которых почему-то очень важно иметь автограф на печатной продукции. Приближенность какой-либо особы к средствам массовой информации кажется им чем-то вроде прикосновения к вечности. Я представила себе, как мой небрежный почерк и корявая подпись будет демонстрироваться в кругу приятелей, чтобы было о чем поговорить в ближайшие пять минут.
Я промолчала.
- Если хотите, заходите как-нибудь ко мне - поболтаем. - Врач подмигнул мне и зашагал по длинному коридору, время от времени заглядывая в окошечки, прорезанные в дверях палат. Он с довольным видом потирал руки и напоминал директора зоопарка, обходящего свои владения.
После обеда ко мне привели еще одну женщину.
- Это - сложный случай, - предупредила меня медсестра. - Она почти не говорит. Ни с кем. Все время спит… Муж у нее добрый. Приносит ей кучу всего, а она его не узнает, бедняжка…
Я поблагодарила за информацию. Вставила кассету. И включила магнитофон.
Женщина молчала, только смотрела как-то вопросительно. Потом я заметила, что взгляд ее остановился на пачке сигарет, лежащей на столе. Я спросила:
- Закурите?
Она радостно закивала головой. Взяла сигарету, закурила. Несколько минут сосредоточенно наслаждалась вкусом. Потом я услышала ее тихий голос:
Рядом с ними мне было очень хорошо. Они жили за реденькой лесополосой. Я пробиралась к их небольшому фургончику между стволами голых черных деревьев, увязая в сырой земле, вибрировавшей подо мной, как болото. Из-под земли кое-где пробивались клочки прошлогодней травы, каким-то чудом выжившей и удержавшейся на поверхности. Небо тут всегда было серым, как в последние дни февраля, и только далеко на горизонте розовело закатное солнце. Таким пейзаж: был всегда, сколько его помню: редкозубый плетень черных деревьев, охапки желто-зеленой травы под ногами и деревянный фургончик в конце этой реденькой лесополосы.
Казалось бы, мрачноватое зрелище. На самом деле - ничего подобного!
Мне было очень хорошо рядом с ними. Я входила в фургон без стука, и мне тут же хотелось положить голову ему на плечо. Что, собственно, я и делала.
Я так уставала, что не могла говорить. А с ними я могла молчать или перебрасываться обыденными фразами.
Их было двое: парень в тельняшке без рукавов и девушка с длинными прямыми волосами. Он обычно сидел на скамье в глубине фургона и что-то мастерил - строгал ножом деревянный брусок или зачищал наждаком поверхность стола.
Ни то ни другое не мешало мне положить голову ему на плечо: его движения были неспешными и энергичными, как у всех мастеров, увлеченных своей работой. Девушка сидела на пороге у самого входа. Иногда она курила, глядя вдаль на черные деревья, на небо. И мне казалось, что она видит там что-то очень важное.
Они ничем не выказывали своих эмоций по поводу моего визита, но я знала наверняка, что им тоже хорошо и уютно со мной. Очевидно, мы схожи по группе крови или многим другим признакам. Поэтому нам не нужно напрягаться и выдумывать темы для разговоров.
Меня не касалось, кем они приходятся друг другу. Будет ли беспокоить девушку то, что моя голова у него на плече. Мне просто был необходим отдых. И они оба это понимали.
Те несколько часов, которые я тут проводила - в тишине, в созерцании, в ощущении покоя, - проходили незаметно. Потом я прощалась и уходила, наполненная новой энергией, готовая снова окунуться в суету, бурлящую за пределами их рощицы.
Как они жили без меня? Наверное, так же просто: девушка готовила еду, юноша… Не знаю. Может быть, ходил на охоту? Правда, в условиях города это выглядело бы странно…
Меня это не волновало. Просто я приходила к фургону, когда очень уставала, клала голову ему на плечо, наблюдала за девушкой и молчала.
Между нами не было ни любви, ни ревности, ни двусмысленности, ни расспросов, ни словесного пикирования. Но мне казалось, что эти отношения - нечто большее, чем дружба, большее, чем любовь или какие-либо другие чувства, которых в моей жизни и без того было немало…
- Если у тебя появились новые друзья, - сказал муж накануне моего дня рождения, - почему бы нам не пригласить их в гости?
Это была превосходная идея! Я не раз рассказывала ему о фургончике, о тех двоих, которые живут в нем, об их спокойном и размеренном существовании.
Правда, я не могла признаться в том, что кладу голову на плечо парня в тельняшке. Ведь тогда пришлось бы объяснять мужу, что это - совсем не то, о чем он может подумать. Но если бы я начала это объяснять и оправдываться - вышло бы, что это именно ТО. Вот такой парадокс лишних объяснений. Женская головка на мужском плече здесь - совсем иное, чем то же самое - там. Там, у моих друзей, это лишь символ покоя. Таким же символом могло бы стать все что угодно: игра в преферанс, чаепитие, выкручивание лампочки, приготовление борща - не имеет значения. Просто в тот момент, когда я осознала, что мне хорошо, - склонила голову на плечо хозяина фургончика. И это запечатлелось на уровне рефлекса. Только и всего…
Итак, я пригласила их в гости. Они обещали прийти.
Накануне я провела на кухне несколько часов - пекла, жарила, варила, резала овощи. Потом накрывала стол, до блеска натирала фужеры и стаканы. И так устала, что начала воспринимать будущую вечеринку как абсурд, свалившийся на меня, будто железобетонная стена во время землетрясения.
Хотя я привыкла жить так - мыть, стирать, убирать, готовить еду, таскать сумки. Каждый день. Из года в год. Так жили все наши знакомые. Так жила и я. Теперь, думаю, вы понимаете, чем для меня был фургончик…
…Они пришли, когда все уже собрались. Я посадила ее между Николаем Николаевичем, моим шефом, и практикантом Ванечкой, а его - поближе к Дарине, на углу стола.
Они вели себя скованно и скромно. И мне было немного обидно. Мне хотелось, чтобы все присутствующие - эти шумные, суетливые люди - увидели нечто противоположное. Тишину и простоту, преисполненные чувством достоинства.
Гостей было много. Я старательно следила за тем, чтобы одно блюдо вовремя сменялось другим, бокалы и тарелки не были пустыми, чтобы звучала музыка. Спустя несколько часов, когда вечеринка была в разгаре, я заметила, что их нет.
Они ушли по-английски…
- Где же твои друзья? - спросил муж, когда я из последних сил домывала посуду. - Почему они не пришли?
- Как это - не пришли? - удивилась я. - Неужели ты их не заметил?
- Вот как? - воскликнул муж. - Кажется, я пока не ослеп! Кроме тех, кого я знаю, не было ни души!
- Не зли меня, пожалуйста, - устало буркнула я. - Они - были. Просто ушли раньше всех.
- Это ты меня не зли! - возразил муж, который еще с юных лет был заядлым и вспыльчивым спорщиком. - Повторяю: кроме тех, кого мы с тобой вместе приглашали, больше никого не было!
- А кто же, интересно, сидел между Николаем Николаевичем и Ванечкой? - начала заводиться я. - Кто сидел рядом с Даринкой?
Муж окинул меня озадаченным взглядом.
- Ты, наверное, слишком устала…
- Да, я устала, - согласилась я, - но в этом случае это не имеет никакого значения. Они были! И прекратим этот бессмысленный спор.
- Хорошо, - спокойно сказал муж, - я сейчас позвоню Ивану. А то заснуть не смогу.
Он вышел в прихожую и, несмотря на поздний час, позвонил практиканту. Я не прислушивалась. Все это было просто смешно.
- Ну вот, - сказал муж, вернувшись на кухню, с довольным видом потирая руки. - Я был прав. Иван тоже никого не видел. Рядом с ним никто не сидел. В общем, не о чем говорить.
Не сказав ни слова, я бросилась к телефону. Мне было все равно, что показывают стрелки часов. Но Дарина вычитала меня по полной программе и перед тем, как бросить трубку, все же добавила:
- Никого рядом со мной не было! Ты просто поставила лишний стул.
Я вернулась на кухню вконец растерянная. Муж понял все без слов. На его лице засияла довольная ухмылка.
- Как я могла забыть! - обрадовалась вдруг я. - Ведь мы фотографировались! Именно - за столом. Помнишь?
Мне захотелось тут же помчаться в фотомастерскую, но я вовремя спохватилась: ведь было уже далеко за полночь. Пришлось потерпеть до утра…
Я забрала пленку и отпечатанные фотографии только вечером следующего дня. Быстро просмотрела их все и потом тщательно обследовала каждый кадр. Моих гостей на них не было. А рядом с Дариной и между Николаем Николаевичем и Ванечкой зияли пустые места.
Я ничего не сказала мужу. Но и не испугалась. Просто запретила себе задаваться лишними вопросами. Ведь так часто бывает: мы встречаем на своем пути нечто, что не поддается нашему пониманию, например, большую любовь или настоящую преданную дружбу. Когда же мы начинаем с недоверием копаться в механизме этих явлений, он распадается на мельчайшие винтики. И нечто БОЛЬШОЕ превращается в мелкие детали, которые невозможно снова собрать вместе, а если и соберешь - все равно теряется вся ценность и очарование того, что раньше было единым целым. Это я знала по собственному опыту.
И поэтому, как и прежде, продолжала ходить за черный забор маленькой рощи, месила ногами сырую землю и входила в фургон. Они всегда были на месте. Девушка сидела у порога, юноша что-то мастерил. А я клала голову ему на плечо. Забывала обо всем, глядя на то, как из-под его руки выползают золотистые змейки, пахнущие лесом.
Я уходила только тогда, когда чувствовала, что силы мои восстановились, что я снова готова мыть-стирать-убирать, таскать сумки и руководить большим отделом на своем предприятии…
…Стук раздался как гром среди ясного неба. Точнее, небо, как я уже говорила, было совсем не ясным, а серым, как накануне весны.
Стук, звон и зов донеслись с той стороны рощи. "Стук, звон и зов" - собственно, не совсем точные названия для того звука, который заставил меня оторвать голову от его плеча. Этот звук был жутким и… манящим одновременно. Я поднялась. Ноги и руки вмиг онемели, стали ватными. Но я все же шагнула к порогу. Мне не очень хотелось идти, но было в этом зове нечто такое, что заставило пойти на него, как крысу на звук волшебной дудочки. Я не могла сопротивляться. Парень и девушка с тревогой посмотрели на меня, переглянулись. Он чуть слышно прошептал: "Не просыпайся…" - "Не просыпайся, а то - застрянешь!" - повторила девушка.
Я их не поняла. Медленно переставляя ноги, как космонавт в безвоздушном пространстве, направилась в рощу. Вязкая земля тяжело дышала подо мной. Эхо нарастало - в нем звучали знакомые голоса.
Пересекая рощу, я поняла, что не хочу уходить отсюда вот так - не по своей воле, как это было всегда. С противоположной стороны рощи поднялся неистовый ветер, входя в эту воздушную полосу, я, будто перед прыжком в воду, закрыла глаза…
…А когда снова открыла их, передо мной предстало удивительное зрелище: белая пустыня. Я сидела посреди нее одна-одинешенька. Пейзаж с рощей и фургоном, оставшиеся позади меня, и очертания города, маячившие впереди, - все исчезло. Стихло и эхо.
Тишина нависла над песками непроницаемым куполом.
…Так я застряла на грани сна и пробуждения.
О том, что произошло, догадалась не сразу. Сначала нужно было все обдумать, проанализировать. А с логическим мышлением у меня все было в порядке. Кроме того, у меня появилось время на размышления - я больше никуда не спешила. Я стала такой, как ОНИ - те, кого внезапно разбудили. Можно было только догадываться, сколько нас таких было! Может быть, тысячи или даже миллионы - и у каждого было свое собственное раздольное место. Теперь я знала наверняка, что в этой зоне не нужно мыть посуду, готовить еду или охотиться.
Я сидела среди белого мягкого простора, будто внутри теплого кокона, и совсем не хотела выбираться наружу. А зачем? Я сама превратилась в ПЛЕЧО, от которого веяло покоем и уверенностью. Порой я вспоминала парня в тельняшке и девушку с длинными волосами - как они там, без меня? Но в то же время я понимала, что именно теперь стала намного ближе к ним, чем раньше, ведь присоединилась к их миру. Лучше усвоила истину: покой - это то, что может быть лучше любви, важнее обыденности, а может быть, и жизни… А это состояние - довольно странное! - возможно лишь на грани пробуждения, которое длится несколько секунд. В детстве - это секунды покоя, исполненные радостным предчувствием чего-то нового, вкусными запахами из кухни, где бабушка печет блины. Когда ты понимаешь, что тебя ждут, и растягиваешь удовольствие: УЖЕ не спишь, но ЕЩЕ не проснулся…
И если я приходила к кому-то, вероятно, и ко мне кто-то может прийти? Но кто и каким образом? И почему я приходила именно к ним? Кто ОНИ?
Позже я поняла: возможно, я знала их раньше. Знала и забыла. Мужчина в тельняшке мог быть мальчиком, с которым мы вместе ходили в детский сад. Он почему-то запомнил меня. Наверное, и сам не мог бы объяснить - почему? Девушка… Она тоже могла быть кем угодно - продавцом в магазине, медсестрой, контролером в троллейбусе, одной из моих соседок. В определенный момент они подумали именно обо мне. Это был случайный выбор. Парадокс памяти. Будто кто-то подбросил вверх горсть камешков и два-три похожих упали рядом…
Поняв это, я решила ждать. Ведь должен хоть кто-нибудь заглянуть и ко мне…
…Я сидела в уютном маленьком домике, который сделала из песка. В тот момент, когда на горизонте появилась чья-то фигура, я чистила рыбу. Откуда взялась эта рыба - неизвестно! Вчера был клубок ниток, сегодня - рыба… Маленькая серебристая плотва поблескивала в эмалированном ведре. Путник подошел ближе. Я узнала его. Это был мой муж. Только выглядел он как в первые месяцы нашего знакомства…
Он молча сел рядом, взял нож: и вытащил из ведра самую мелкую рыбешку. Я улыбнулась. Теперь я понимала, что это занятие, такое обыденное, станет для него символом отдыха и покоя. Вчера мы могли бы вместе сматывать нитки в клубок…
Мы сидели посреди белой пустыни под прозрачно-голубым небом, время от времени поглядывали друг на друга, смеялись, если какая-то непослушная рыбешка выпрыгивала на раскаленный песок, одновременно склонялись над ней, сталкивались лбами, снова смеялись. Я уже забыла, что нам может быть так хорошо. Я хотела, чтобы это продолжалось вечно.
И поэтому сказала только одно слово: "Проснись!.."