Порывшись в других письмах, мы написали о беседе двух кружек, о морковке, которая вообразила себя женой кролика, о шерстяной нитке, полетевшей вслед за ветром, о медведе, который стал кондуктором в троллейбусе, о продавщице мороженого, которая родила почтовый ящик, о…
Я с сожалением заметила, что писем больше нет.
Но за окном уже на полную катушку светило солнце. А мои глаза были будто свинцом налиты. Я мысленно вставила в них спички и сгребла все написанное. Пусть оценивает!
Душ. Прозрачный балахон. Круассаны - в мусорном пакете. Все, как всегда. Пошла.
5
Пока спускалась вниз, китайские воздушные колокольчики в моей голове превратились в военный набат и пытались проломить висок. В стекле картины отразилось мое лицо - оно было помятым и пожелтевшим, как простыня в третьеразрядном доме терпимости.
Если мсье сегодня задаст свой коронный вопрос - о том, как мне спалось, - ему не позавидуют и раки, которые где-то зимуют!
Я вошла в обеденный зал. Как всегда, старик сидел во главе длинного стола. Мне так хотелось спать, что показалось - пока дошла, одолела километров пять. В одной руке держала кувшин с вином, под мышкой - письма.
Стала за спиной, мастерски (ведь уже научилась) наклонила хрустальный кувшин, и… большое красное пятно расползлось по белоснежной скатерти.
Рука, как оказалось, хорошенечко дрожала. Мсье, как воспитанный человек, и глазом не моргнул. Промокнув салфеткой колени, переместился на другой стул и сказал:
- Сегодня у меня ответственный день, это знак, чтобы я не пил.
- Видите, мсье, я и тут вам угодила… - сказала я.
- Садитесь, госпожа Иголка! Вы едва держитесь на ногах.
- Да. Я не сплю уже вторые сутки! - гордо сообщила я. - То читаю, то пишу. И ничего в этом не понимаю. Нельзя ли мне поменяться местами с матушкой Же-Же? Я бы вам сварила борщ…
- Да, вид у вас нездоровый, - сочувственно покачал головой мсье. - Но, поверьте, скоро у вас будет прекрасный сон и хороший аппетит.
Он протянул руку, указывая на листки под моей мышкой:
- Вижу, что вы потрудились…
Я протянула ему письма. И сложила руки на коленях. Не очень-то приятно, когда тебя вот так экзаменуют.
Я налила себе остатки вина и наблюдала, как мсье погрузился в чтение.
Не была уверена, что это - именно то, на что он рассчитывал.
Интеллектуальные пытки продолжались минут сорок. Затем он оторвался от бумаг и посмотрел на меня.
И его лицо снова поплыло перед глазами, как тогда, в первый раз. Глаза, эти маленькие "земные шарики" с параллелями и меридианами, засветились молодостью и снова застлались туманом. Я почувствовала укол в сердце: оказывается, я привыкла к нему, не просто привыкла - полюбила. Как жить потом без этих насмешливо-ласковых глаз и убийственной иронии? Потом я подумала: хорошо, что в контракте не указаны даты!
А еще подумала: собственно, что это за настроение, почему оно такое, будто я сижу на собранных чемоданах!
Мсье Паскаль прервал долгую паузу:
- Ну вот видите, хитрунья, а говорили, что это - не ваш блокнот…
Я ожидала всего что угодно - только не этой фразы!
От неожиданности выплеснула на свою шифоновую накидку остатки вина. Снова - кровавое пятно… Уже второй раз…
Я выхватила из рук мсье бумаги и, не сказав ни слова, выскочила из комнаты. Я бежала по лестнице, как безумная. И - будто оставалась на месте, ноги стали ватными. Или это чертова лестница растягивались передо мной! Портреты, кабаньи и оленьи головы, рога, ружья, канделябры, опять - портреты. Один виток закончился, я едва ползла по второму, и в голове моей звенели колокольчики. Наконец добралась до комнаты, стала выдвигать все подряд ящики. Куда я его засунула? Ага. Вот. Есть…
Я села на кровать и отдышалась. Разложила свою писанину. Раскрыла зеленый блокнот на середине… Впилась взглядом сначала в одно, потом в другое… Голова раскалывалась. Это была уже не голова, а яйцо, которое изнутри долбил цыпленок: цок-цок-цок. Сейчас развалится и из него появится монстр-мутант. Я заплакала. Море размывало строки - в одном и другом.
Одинаковые строки! С похожим наклоном, с загогулистой "а", с широким и незамкнутым "о", с кривой черточкой над "й"… Чтобы заметить это, не надо быть криминалистом!
Я перекатилась по кровати, и красные пятна от вина на моей накидке отпечатались по всей простыне. Я валялась как выпотрошенная рыба в собственной крови. И ничего, совсем ничего не могла понять.
Сколько это продолжалось? Час? Два?
Я еще раз полистала блокнот… Потом решительно встала, натянула старые джинсы, которые с трудом нашла под охапкой местных шмоток. Хорошо, что не выбросила футболку, в которой приехала. Я пыхтела, как поезд, набирающий скорость. Я больше не позволю издеваться над собой!
Видно, здесь все же установлены камеры наблюдения, и это милое шоу транслируется на весь мир. И то, как я стригу ногти, и… все такое прочее. С Иваном… А потом идет реклама: "Зубная паста "орал-би" - лучшая в мире!"… Как остроумно! Ненавижу!
Я хлопнула дверью так, что за ней что-то упало. Возможно, соскользнул с окровавленной кровати тот зеленый блокнот… Или рыбьи кишки с бриллиантовым обручальным кольцом внутри.
Ненавижу!!!
6
Я рванула двери так, что они распахнулись и с обеих сторон ударились о стены. И замерла. Застыла на пороге в боевой стойке.
Мсье Паскаль сидел в кресле, закинув ногу на ногу.
Он был в смокинге.
В белой рубашке.
С черной бабочкой.
С лакированной тростью.
В черных лакированных туфлях.
Ну, вылитый Роберт де Ниро!
И смотрел на меня, высоко запрокинув голову.
Взглядом энтомолога.
7
Я смутилась. Даже ноги сами собой подкосились в глубоком реверансе. Нет, скорее всего - просто заболели и подкосились.
Мсье Паскаль улыбнулся.
- Ну? Что я говорил!
Тон был такой же - ироничный, весело-насмешливый - "наш", но я не смогла подыграть, как прежде.
- Мсье… - сказала я, приближаясь на дрожащих ногах. - Мсье Паскаль, я живу здесь почти год и за все вам очень благодарна. Но в последнее время…
Я хотела задать уйму вопросов, которые этот чертов цыпленок настучал в моей голове. Но он рассмеялся, перебивая меня:
- Год? Вы сказали - год!
- Год или полтора, какое это имеет значение!
- Восемь дней, дорогая моя, восемь дней! Это только девятый… И он подходит к концу… Все позади, госпожа Иголка, все позади…
"Конечно… - пронеслось в голове. - Конечно… Этот любезный господин хочет сказать, что я способна трахаться на второй день знакомства, хлестать виски - на третий, одновременно заводить и терять друзей - на четвертый, а мастерски писать - на седьмой?!!! Супер!"
- Теперь я должен вас отпустить.
- Но, мсье, я не сыграла в амулет!
- Вам не нужно играть. Я вам его просто подарю. На добрую память.
- То есть вы вот так, прямо сейчас хотите от меня избавиться?
- Нет. Но я вижу, что тут вы себя исчерпали. Недаром же вы сейчас пришли в дорожной одежде.
- О, мсье, я просто разозлилась. Извините. Я могу надеть любое из платьев! И матушкин фартук в придачу!
- Это неслучайно. Будем прислушиваться к знакам судьбы, госпожа Иголка…
У меня больше не было аргументов.
- Если так, то объясните мне все: про блокнот, про детские письма, про год, который длился "восемь дней". Вы же не хотите, чтобы я умерла от любопытства!
- Конечно… Конечно… - задумчиво пробормотал он. - Я все-все объясню. Минуты через три-четыре. А теперь у меня для вас сюрприз. Я уверен, что он вам понравится.
Мсье открыл дверь, и вошел Иван-Джон. Растерянный и печальный.
8
Дальше все понеслось таким галопом, что я только глотала воздух разинутым ртом. Ритм общения ускорился настолько, что я начала задыхаться.
- У вас есть три минуты! - решительно произнес мсье Паскаль.
Он не шутил. Мы это хорошо знали, пронаблюдав, как быстро испаряются другие гости: раз-два - и стулья пустые!
Мсье отошел в глубь комнаты.
Мы молчали.
- Мсье Паскаль, - наконец произнес Иван-Джон. - Я вас очень уважаю, ценю ваше внимание и фантазию, но… это уже переходит всякие границы.
- Две минуты! - не оборачиваясь, констатировал хозяин.
Я пожала плечами:
- Не возражай… Пожалуйста.
- Это твое окончательное решение? - спросил Иван-Джон.
- Да.
- Мы можем жить здесь… - заговорил он. - Я буду преподавать в школе… Ты уйдешь из этого дома (он гневно засопел в сторону хозяина)… Мы будем ходить в лес, в церковь… Помнишь…
- Одна!
- Да кто вы такой, черт возьми! - закричал Иван-Джон и хотел схватить меня за руку.
- Какие же вы, люди, эгоисты и эгоцентрики, - сказал мсье, подходя к нам. - Не разочаровывайте меня, Джон! Ваше время истекло. Прошу покинуть помещение. Две оставшиеся секунды вам не нужны! Все, что вы произносите, - не то. Не то…
Он сказал это так уверенно, что Иван-Джон отступил. Я знаю, он ждал моих слов. И не услышал. Я просто не могла говорить.
Хлопнула дверь…
В эти две секунды я успела бы сказать: "Я люблю тебя". И завтра мы пошли бы в наш лес…
9
Я осталась стоять посреди зала с немым вопросом в глазах.
- Запомните, госпожа Иголка: рождение и смерть - две тяжкие РАБОТЫ. Два сложных процесса в человеческой жизни, и горе тому, кто этого не понимает, относится как к фатуму или случайности. Запомните: это работа! Ее нужно выполнять достойно. Так, как это делают звери и птицы. А вы, голубушка, избрали слишком легкий путь. Он - не ваш. Я это сразу понял. Я дал вам отдохнуть - а теперь: вперед! Вы еще вспомните меня добрым словом. А если не вспомните, я не обижусь…
- Но почему я, почему я, Господи?..
- Это риторический вопрос! Его задают все без исключения - в горе и в радости. На него нет ответа…
Я опять начала задыхаться, голова кружилась, комната плыла перед глазами, силуэт в черном смокинге качался передо мной, раздваивался…
- Нет?..
- Нет. И не ищите его, как прежде не искали! Я сам не знаю.
Голос гудел во мне, как иерихонская труба, я напрягалась, чтобы различить звуки. Одновременно в голове снова зазвенели китайские колокольчики и стал проклевываться цыпленок…
- Мой выбор - случаен. Помните, что говорил Никола?..
…ола-ола-ола…
- Но знай: я смотрю на каждого и каждому отвечаю.
…аю-аю-аю…
- Как на те письма?.. - прошептала я, едва шевеля губами. Я уже ничего не видела в полной темноте. Видимо, он задернул шторы…
- Да. Стоит лишь иметь глаза и уши…
…уши-уши-уши…
- Я хочу помогать вам отвечать. Вы сами не справитесь…
- Хорошо.
…ошо-ошо-ошо…
- Давление?
- Простите, мсье?
- Давление?
- Нормализуется!
- Дыхание?
- Стабильное!
- Отключаем искусственное?
- Да. Минуты через две! Один, два, три… Вместе!
- Что вы говорите, мсье! Это - сон?!!
- Это уже сон. Она уснула!
- Хорошо. Пусть спит. Можете везти в палату!
- Реанимационную?
- Нет, можно в общую. Через час дадите два кубика!
- Поехали!!!
Девятый день
- Будете платить или как?
Я и не заметила, что лента транспортера с моими продуктами уже подъехала к кассирше. На ней лежали бутылка с йогуртом, шоколадка "Милка" и банка кофе.
- Извините, задумалась… - сказала я и протянула желтую дисконтную карточку.
Кассирша быстро сунула ее в аппарат и начала бойко выбивать чек.
- Это тоже ваше? - она указала глазами на бутылку водки, которая подкатилась под бочок йогурту.
- I don't know… No… Seems to me - no…
- Что-что?
- He знаю… Нет… Кажется, нет… - повторила я и полезла за кошельком.
Рабочий день заканчивался, и кассирша была уставшая и раздраженная.
- Выпендривается… - тихо сказала она наблюдателю в синей форме, стоявшему за ее спиной.
Я уже уходила, когда услышала его ответ:
- Может, иностранка. Смотри, как одета…
Одета я нормально, т. е. как всегда - джинсы и футболка, но в последнее время мне делали кучу комплиментов. И это меня слегка раздражало. Особенно, когда их делали малознакомые люди. В этом я видела подвох: вдруг какой-нибудь "засланный казачок"? После того, как я вышла из больницы с романтическим диагнозом "астенический синдром", за мной присматривали. Даже врач звонил: "Как дела, голубушка? Давление сегодня мерили?" А при чем тут давление? Все были слишком деликатны. Напрасно! Я больше не боялась прямых вопросов типа: "Ну что, дуреха, больше не будешь глотать таблетки?" И я бы ответила: "Нет. Потому что я хорошо сплю и у меня прекрасный аппетит! И - уйма работы… Часы тикают…"
Я вытащила покупки из металлической корзины, вбросила их в сумку и вышла из универсама.
Летний вечер был раскрашен розовой кистью. За шоссе, за мостами, за шеренгой высоких домов, на противоположном краю реки виднелись зеленые холмы, на них величественно высились золотые купола и кресты. Я подумала о том, что я обожаю свой город. Что он - мой, что зима в нем совсем не страшная, а лето - не такое уж и знойное. Что мир все же мудро устроен - как матрешка! - каким-то чудаком. А я защищена, потому что меня, как моллюска, у которого нет кожи, надежно оберегает множество тысячелетних наслоений…
Из кафешек доносились звуки футбольного матча, они были переполнены болельщиками, а столики на улице оставались свободными.
Я решила выпить кофе. Я не очень люблю сидеть одна за столиком - тут же кто-то подходит: "Деушка, скучаете?" Как им объяснить, что "скучают" только кретины!
Не успела сесть, тут как тут, первый. Отделился от стойки, выходит на улицу - пожертвовал ради меня футболом. Немалый подвиг.
- У вас свободно?
- Не только у меня, - сказала я. - Вон там везде - тоже.
Испугался. Сел за соседний столик. Сверлит глазами декольте. Автоматическим жестом я поправила подвеску на цепочке.
- В этом кафе варят вкусный кофе… - прокомментировал он издали мой первый глоток. Интересно, чем испортит второй? Думаю, упомянет о замечательной погоде или расскажет о ходе матча.
Собственно, матч уже закончился. Бармен защелкал пультом. Конечно, включил музыкальный канал.
Почему-то я насторожилась. Так бывает: живешь себе, попиваешь кофе, раздражаешься из-за какого-то нежданного ухажера, смотришь на холмы - и что-то тебя пробивает, что-то переключается, что-то подкатывается к горлу. И ты пытаешься понять - что это, почему? Где эта деталь, которая заставила вот так напрячься? Это может быть какая-то совсем незначительная мелочь. Например: вдруг посреди города услышишь запах моря или соснового бора. И тогда начинаешь думать: когда уже так было? Я совсем забыла, что за мной наблюдают. Он, наверное, увидел, как изменилось мое лицо, и возомнил, что это из-за него:
- Нравится песня?
…Nobody, nobody compares with she!
Into any company she is more buxom then other,
Her jokes are more laughable,
Everybody, everybody
Everybody observes how she drinks wine,
How she takes a cigarette, how perfect she dances…
She can speak only by eyes
Her eyes are so alive that words are superfluous.She laughs. Her braselets are jingleing.
Her skirt - like a flag.
She has friends and has not enemies!
Now she is knowing how many peoples will come to her!
Not one. Not two…
They will come…
They will come to her without fail!
Even if cold winter will be or cloud-burst…
She is laughing. It's such fun!
Я посмотрела на экран: там извивалась блондинка в блестящем черном платье. Слегка вульгарная, но, безусловно, талантливая. Ее голос пронизывал, как электрический ток. Я даже с опаской взглянула на бокалы, висевшие над барной стойкой. Придут в резонанс - и разлетятся вдребезги!
- Интересно, о чем она поет… - вывел меня на прежнюю орбиту докучливый сосед.
- Загляните в словарь… - отрезала я.
- На самом деле, я знаю, - сказал он. - Извините, я больше не буду вам мешать.
И процитировал:
…Никто, никто не сравнится
с ней!
В любой компании она - самая веселая,
у нее самые остроумные шутки,
все,
все,
все наблюдают, как она
пьет вино, держит сигарету,
танцует…
Она умеет говорить одними глазами -
они такие, что слова - лишние.
Она смеется. Она звенит браслетами.
Ее юбка как флаг.
У нее есть друзья и
совсем,
совсем,
совсем
нет врагов!
Теперь она знает, сколько людей
придет к ней!
Не один и не два…
Они придут…
Они обязательно придут к ней!
Даже в холодную зиму или в ливень…
Она смеется. Ей весело…
- Это все? - спросила я.
- Да, - уверил он.
- А вот и нет… - сказала я и с интересом посмотрела на собеседника. Он был довольно хорош собой. То есть нравился мне. - Вы пропустили две строки:
…И никто не догадывается, что она
У-ми-ра-ет…
Он решительно пересел ко мне.
- А знаете, почему я докучаю вам? - сказал серьезно.
"Догадываюсь… - подумала я. - Ресторан-водка-постель…"
- Потому что у меня есть такое же… - он ткнул пальцем в мое декольте.
- Неужели? Как интересно! - рассмеялась я.
Он не понял, потому что лицо его посерьезнело еще больше. Он полез в карман и по его ладони прокатился прозрачный шарик. Внутри него было черное вкрапление, похожее на цветок.
Я потрогала свою цепочку - на ней в серебряном плетении висел такой же.
- Что тут удивительного? - неуверенно сказала я. - Может, наши родители работали на одном предприятии. Когда-то такая фиговина была у каждого ребенка…
- Как вас зовут? - спросил он.
- Для вас это не имеет никакого значения!
- Посмотрим… - сказал он и добавил: - У вас остренький язычок. Я буду называть вас Иголкой. Госпожа Иголка…
Автор выражает благодарность неожиданным помощникам в написании этого текста:
Джону Фаулзу - английскому писателю
Мадонне - американской певице
Галине Дьяконовой - жене Сальвадора Дали
Николе Тесле - ученому-изобретателю сербского происхождения
Федерико Феллини - итальянскому режиссеру
Группе "Битлз" - английским музыкантам
И искренне просит его извинить…
Примечания
1
Перевод Л. Денисенко.