- Нет. Хочу есть. Меня сильно зацепило. А тебя?
- Тоже торкнуло. А в голове посвежело. - Адам встал, прошел к противоположной стене и церемонно положил на нее руки. - Мир несовершенен, Алекс.
- Отлично.
- Когда мир создавался, - Адам одной рукой обрисовал в воздухе сферу, а другой показал на коробку с печеньем. - Он пришел со своими сферами света, сотворенного из букв, Он наполнил мир Собою. Но ха-Шем безграничен, и, чтобы создать смертных, Ему пришлось отречься от Себя, отказаться. Сотворение мира есть акт отказа. Но когда Он удалился, Он…
- Совершил ошибку?
- Он не ушел совсем. Он только вышел из своего кокона… и частицы света… биты…
- Биты? Это же технический термин. Правда?
- Биты сущностей. - Адам показал на дерево сфирот на стене.
У Алекса заболела голова. Ему было не до лекций о битах и частицах. Сколько он их уж выслушал, ничего толком не понял. Но теперь над ним словно пролетел какой-то печальный образ, сотканный из дыма. Может, лицо Эстер. Или Китти. Что-то связанное с женщиной, мягкое и обволакивающее. Ему нужно идти домой. Найти женщин. Позвонить им, написать. Зазвать к себе и не отпускать, хотя бы час.
Адам продолжал:
- Говоря самыми простыми словами, которые способны это выразить, суть проблемы в том, что Бог неполон. Он нуждается в нас.
Диван был весь в крошках от печенья. Словно Алекс его ел. Он так оголодал, что глотал печенья, не пережевывая. Ему хотелось, чтобы эти печенья стали частью его самого, магическим образом с ним соединились.
- Чтобы вместе повернуть все вспять? - Алекс щелкнул по кусочку печенья. - Большая работа, дружище.
- Чтобы воссоединить то, что было разъединено. Мы сделаем это доброе дело. Без нас Богу будет не хватать полноты. Нашими добрыми деяниями мы добавим Богу добродетели. Цель в том, чтобы воздать должное Богу, а не в том, чтобы он нас вознаградил. Если ты этого не просекаешь - ты не можешь понять Иова многострадального. Без этого весь он и все его дела не имеют смысла. Помнишь Шолема? Мир без искупления греха - иди и объясни это гоям! Евреи исцелят Бога, а не наоборот. В каддише - та же суть. Исцелить отца.
Хватит. Их время вышло. Алекс взял друга за локоть, в манере Рубинфайна, и повел его к выходу. В дверях Адам начал совать Алексу какой-то пакетик, чтобы тот взял его домой, и с минуту они препирались у двери по поводу этого будто бы незаслуженного подарка.
- Сделай одолжение. Возьми его. И обдумай то, о чем мы сейчас говорили. И позвони Эстер. Она хочет кое-что тебе сказать. Это надо сделать ей, а не мне. Позвони ей.
Алекс нехотя положил пакетик в карман:
- Подумать обо всем этом, да? И позвонить Эстер сегодня вечером. Обещаю. Заметано. О’кей?
- Спасибо тебе. Правда спасибо, Ал.
- Ладно-ладно, хватит… - Алекс поцеловал друга в лоб. - Я ухожу, а мы так и не поговорили о твоих делах. Позвоню или брошу на мыло…
- Отлично. Уже поздно - а мне надо позаниматься. В любом случае, сегодня я сыграл в твоем фильме, точно? Я ведь здесь для того, чтобы…
- Поучать.
- Я хотел сказать: "Развлекать".
Адам открыл дверь. Дождь снова лил как из ведра. Вытянутая рука мгновенно стала мокрой. Адам протянул Алексу зонтик:
- Ал, помнишь ту штуку? Когда я собираюсь изучить слова какой-то шутки, чтобы перевести ее на иврит, то переставляю их местами. Медитирую над ними. Понимаешь, надо ко всему как следует присмотреться. Например, чтобы найти самую хорошую шутку в множестве разных.
Алекс хлопнул в ладоши:
- И находится что-то про "шалунишку в штанишках"?
- Нет, думал про что-то такое, но мне хотелось найти историю подлиннее. Для меня чем длиннее рассказ, тем лучше. Хоть всю жизнь буду искать, что мне нужно. Например, хочу проверить, нет ли чего-то такого в нумерологии. Можешь рассказать что-то именно в шестистах тринадцати словах? Было бы как путешествие в дальние края. Надо тебе послушать одну историю, приятель, - несколько недель ее искал - а это ведь не то, что штаны просиживать в какой-то конторе, не так ли? - Адам начал пританцовывать от нетерпения. - Нет? Да? Я даже разрешу тебе использовать ее в своей книге. Давай, не пожалеешь.
- Ладно, только быстро. У меня уже за воротник воды налило.
- О’кей, это о Папе Римском и верховном раввине…
История о Папе Римском и верховном раввине
Несколько столетий назад Папа издал указ, что все евреи должны покинуть Италию. Конечно, евреи начали выть и причитать, поэтому Папа предложил им устроить религиозный диспут с их лидером. Если этот еврейский лидер возьмет верх, то и всем им разрешат остаться в Италии. Если победит Папа - пусть убираются восвояси.
Евреи собрались и выбрали старого раввина Моше, чтобы он представлял на диспуте их интересы. Рабби Моше, однако, не знал латыни, а Папа не умел говорить на идише. Поэтому решили, что диспут будет "молчаливым".
Когда наступил день великого диспута, Папа Римский и рабби Моше сидели друг против друга с минуту, пока Папа не поднял вверх руку с тремя вытянутыми пальцами. Рабби Моше в ответ поднял один палец.
Затем Папа провел пальцем вокруг своей головы. Рабби Моше указал на землю под собой. Тогда Папа достал облатку и поставил на стол кубок с вином. Моше протянул ему яблоко. После этого Папа встал и сказал:
- Я проиграл диспут. Этот человек меня одолел. Евреи могут оставаться.
Через некоторое время кардиналы окружили Папу и спросили, что же происходило. Папа сказал:
- Сначала я поднял три пальца, обозначающие Святую Троицу. Он поднял один палец в знак того, что у наших религий один общий Бог. Потом я провел пальцем вокруг себя, чтобы показать, что Господь везде рядом с нами. Он показал на землю, говоря тем самым, что и в этот момент Господь с нами. Я протянул ему кубок с вином и облатку в знак того, что Господь прощает нам наши грехи. А он своим яблоком напомнил о первородном грехе. У него на все находился ответ. Что мне было еще делать?
Между тем местные евреи собрались вокруг рабби Моше и вопрошали, как было дело.
- Сейчас расскажу, - проговорил Моше. - Сначала он показал мне: у вас, евреев, есть три дня, чтобы отсюда убраться. Тогда я ему показал, что ни один из нас не собирается отсюда уходить. Тогда он сказал, что весь город будет очищен от евреев. Я ответил: послушайте, уважаемый Папа, евреи останутся там, где и были.
- Ну а дальше? - спросила одна женщина.
- Кто знает? - развел руками рабби Моше. - Мы прервали диспут, чтобы пообедать.
- О, дружище… - Алекс толкнул дверь, смахивая с глаз слезу. - О, Адамчик… как я тебя люблю! Это так чудно! Правда.
- Разве? Несмотря на все?
ГЛАВА 7
Гвура, или Могущество
Анита в сравнении с Грейс Отпечатки рук • Вздор и одиночество современной жизни • Элиот - иудей (а также пророк) • Творцы-художники и трудяги-работяги • Кафка - иудей • Америка • Чего хотят женщины? • Это - Кино
1
- Слушай, - объяснял Алекс соседке снизу, Аните Чан, - я с тобой не спорю. Моя кошка - мне за нее и отвечать. Но не могу я за ней следить каждую минуту. Она правда гуляет сама по себе.
Анита Чан слегка надула щечки, чтобы ее милое личико приобрело строгое выражение. В это утро она явно встала не с той ноги. Стоит, одним плечом вперед, руки не просто скрестила на груди, но еще агрессивно выдвинула локти, правую ступню развернула наружу и притопывает по коврику у двери. Говорит отрывисто, словно щелкает затвором фотоаппарата:
- Кошка не человек.
Длинная белая пушинка медленно проплыла мимо неподвижной Анитиной лодыжки, качнулась к другой и скользнула в дверной проем мимо Алекса. Он встал на колени и подхватил Грейс на руки:
- Конечно-конечно. Кошка есть кошка.
- И я не хочу видеть вашу кошку в своем доме. Чтобы ее там больше не было!
- О-о’кей. Всегда. К. Вашим. Услугам.
Он хотел было чмокнуть Грейс в нос, словно печать на документ поставить, но она мотнула головой, прижала уши и хищно стрельнула взглядом в Аниту.
- И я больше не хочу, - продолжила Анита, шлепнув своей вечерней почтой по кухонному подоконнику, - проходить к себе домой по кошачьему дерьму.
В момент удара из пачки бумаг выскочил какой-то розовенький счет и спикировал на пол, между Алексом и Анитой. Нисколько не стесненная в движениях своей делового стиля, узкой и короткой, юбкой (что у нее за дела, Алекс не решался спросить), она легко присела, взяла счет, сунула его в газеты и свернула их получше. Все это было проделано с фантастическим изяществом. О Анита!
- А чего я действительно не хочу, - Анита открыла свой кейс и швырнула туда почту, - так это чтобы меня здесь держали за дурочку. Может, вы думаете, что тот договор - просто шутка, но я потратила немало времени на его подготовку, чтобы проблема была решена раз и навсегда, и все жильцы нашего дома уже его подписали. Из квартир "Б", "С" и "Д", и я тоже. Остались только вы. Мне представляется, что если все мы согласимся с правилами содержания животных, то никому ничем жертвовать не придется. Итак. Пожалуйста, подпишите его как следует.
- Подписать?..
- Я положила его под вашу дверь три недели назад, вместе с запиской, что подписать надо срочно. И что вы мне вернули? Я не нахожу это смешным. - Анита провела перламутровым ногтем по странным линиям - столик, длинноволосая фея, столик с другой стороны, сломанная веточка. - Пожалуйста, внесите исправления и просуньте бумагу мне в дверь.
Грейс примирительно вытянула вперед лапу, но Анита уже удалилась.
Алекс одним медленным движением закрыл дверь, скинул туфли, снял брюки, подцепил зад Грейс носком ноги и слегка толкнул ее в кухню. Раздалось недовольное "ми-а-ау", и Алекс в ответ сказал:
- Ума не приложу, за что она так взъелась на нас. Нам она нравится.
Грейс запрыгнула на стол, на котором Алекс резал овощи для супа. Повела хвостом и задела его по лицу.
- Она правда мне нравится. Просто тебя все женщины не любят.
Анита Чан поселилась этажом ниже вместо Толстого Роя - добродушного крепыша. Едва услышав ее имя на собрании жильцов - даже не успев ее толком рассмотреть, - Алекс встал на уши. Как тинейджер, быстренько купил новые брюки, модную шляпу, навесил на стены полок и заставил их китайскими книгами. В голове у него роились фантастические сценарии будущего развития событий: пойти занять немного сахару, а потом вернуть… "О, мы оба любим вечерние прогулки…", зов восточной крови с обеих сторон… мягко сообщить новость Эстер…
Но события приняли совсем другой оборот. Анита с ним не любезничала, интересных тем не касалась, случайно на лестнице с ним не встречалась, и их общие национальные корни на сближение ее не подвигли. ("Да, вы правы. Начинается год Собаки. Не отпраздновать ли нам это событие? Нет ли у нас общих родственников?") Иногда он сталкивался нос к носу с ее бойфрендом, здоровяком южноафриканцем с очаровательной привычкой спросить что-то и тут же отвернуться в сторону. Так все и шло до сих пор.
Раздраженная резким запахом, исходящим от плиты, Грейс демонстративно покинула кухню, - задрав хвост и бросив назад презрительный взгляд, - но через минуту вернулась и начала шнырять взад-вперед около буфета, где хранились запасы кошачьего корма. Ну что с ней делать? У всех кошки как кошки, самые что ни на есть еврейские: у матери - вреднючина и симпатючина Шошана, черепахового окраса, то и дело приносящая котят. Нет чтобы взять себе одного из них. Но ему край как надо жить с этой гойской розовоглазой занудой, из которой к тому же килограммами лезет пух.
Грейс издала многозначительное "мр-р-р", умывая мордашку.
Ищет чего пожрать. Оттого и сделалась любвеобильной. Алекс достал из буфета две чашки, положил в одну корм для Грейс, а в другую налил супу для себя. Его похлебка была лечебной и отвратной. Харч Грейс - тоже. Тремя неделями раньше он возил ее в кошачью лечебницу - сдавать анализы по подозрению на кошачий СПИД. Выяснилось, что она не спидоноска, что-то с ней другое. Сам процесс взятия анализа он не видел, но ветеринар заверил, что все сделано как надо. Воображение рисовало ему маленькую кроватку, тоненькие трубочки и крошечные баночки. Все это удовольствие обошлось ему в триста фунтов. И еще двадцать за лечебный корм. Пятнадцать фунтов за профилактическое снадобье для него самого. Кошачий корм оказался с побочным действием, слабительным и рвотным. Причем отправляла свои надобности Грейс часто в квартире Аниты Чан, куда проникала через окно, или у входных дверей, будто у нее не было собственного дома. В связи со всем этим Алекс записал в своей книге: "Лечение кошек лекарствами - самое настоящее гойство, потому что побочное действие этих снадобий ничуть не лучше симптомов самой болезни". У Алекса от его снадобья развивались депрессия, забывчивость, раздражительность, вспыльчивость, слезливость, ощущение собственного бессилия, страх перед женщинами и боль в мышцах. В Алексе сидела бомба замедленного действия с часовым механизмом - его наследственная предрасположенность к раку. И предполагалось, что лекарство замедлит ход этих часов. Два гоя - Грейс и ее хозяин - старались избежать неминуемого.
- Эу, - сказал Алекс, перекладывая себе в чашку немного Грейсова лечебного корма.
- Ми-и-ау, - сказала Грейс. - Мр-р-р-ра-ау.
Вопрос о том, чтобы жить одному, не вставал. И что из этого выйдет? Сосед по дому дружески постучал в окно, но не стал дожидаться ответа. Через секунды его и след простыл, Алекс даже махнуть ему не успел и медленно положил руку обратно на стол. Шелест, как от падающего ножа гильотины, известил его о том, что договор Аниты Чан провалился в узкую, волосяной ширины, щель между плитой и посудомоечной машиной. Алекс наклонился. Договор лежал внизу, его было хорошо видно. И еще там, внизу, покоились остатки его обедов и ужинов. Здрасьте-пожалуйста! Он даже чувствовал запашок…
Алекс скакнул к плите и выключил газ. Жив-здоров! У него даже дыхание перехватило. Прислонившись к столу, он представил, как начал закуривать сигарету и - бу-у-м! Такая трагедия на современный лад! Живет-то один - никто не подскажет, что пахнет газом… Потом его взгляд упал на кастрюлю с супом: от бурного кипения похлебка перелилась через край, на пустые банки из-под кошачьего корма под раковиной. Алекс все вытер тряпкой, а заодно и посудомоечную машину со столом. Смахнул с холодильника губкой недельную грязь. Протер все и сзади, где не было видно. Потом опустился на колени и начал отскребать коричневый налет с кафеля на полу. Вычистив его почти весь, занялся щелями между плитками. Грейс помогала всеми возможными способами - то есть ходила рядом и иногда возила хвостом по его лицу. Один раз. Второй. На третий он схватил ее за голову, посмотрел на ее зубы и почистил их тонким кончиком своего ключа. Удовлетворенный, встал. Выключил свет и включил его снова. Сосед, который жил один, оставил на стекле два отчетливых отпечатка ладони - навевающие детективные ассоциации… что-то об убийце… алиби…