- Видите, - сказал Бельяр, - вы этого даже не заметили. Теперь вам предстоит еще одна операция, ничего серьезного, уверяю вас. Всего лишь заключительная коррекция. Несколько последних штрихов, и вас уже никто не узнает. Так что внешность - это наша забота. Повторю вам еще раз: ничего особенно страшного здесь нет, для вас это изменит не так много, как вы думаете. Люди не представляют, насколько удобно оставаться инкогнито. Следующий пункт состоит в том, что вам, конечно же, придется сменить имя, фамилию и раздобыть новые документы, и это будет уже целиком ваша забота.
- Но позвольте, - жалобно возразил Макс, - я ничего в этом не смыслю, я даже не знаю, как за это взяться.
- Это уже меня не касается, - сухо произнес Бельяр в своей прежней, резковатой манере. Затем, видя растерянность Макса, он порылся в кармане, извлек оттуда записную книжку и принялся ее перелистывать. - Впрочем, я вам все же дам один адрес, - сказал он, - это в Южной Америке, не знаю, существует ли он еще. Думаю, надо попытаться вам организовать там небольшую стажировку.
- Но я ведь там совсем ничего не знаю, - повторил Макс.
- В первое время вам помогут, - сказал Бельяр, - а дальше вам придется выкручиваться самому. Ладно. Правило третье: как я уже говорил, в городской зоне запрещается возвращаться к прежнему роду занятий. Разумеется, в широком смысле. Это правило распространяется на всякий вид деятельности, родственный вашей прежней профессии. Вы уже не сможете быть артистом, как раньше, вам придется заняться каким-нибудь настоящим ремеслом, будете работать, как все остальные. Найдете себе что-нибудь. Здесь мы вам тоже посодействуем.
- А деньги? - спросил Макс.
- Это мы предусмотрели, - ответил Бельяр, - для начала вас снабдят небольшой суммой. Ну, кажется, я вам все сказал. Ваша операция начинается через двадцать минут, а после вы сразу же отбываете. Я зайду за вами через минуту.
Едва дверь за ним закрылась, как на пороге появился Дино, улыбка которого в этот раз была на полтона ниже обычной.
- Итак, вы нас покидаете, - серьезно сказал он.
- Да, - озабоченно вздохнул Макс, - они меня отсылают обратно, не знаю, как там все сложится.
- Я уже в курсе, мсье. Мне очень жаль.
- Дино, - простонал Макс, - нельзя ли мне выпить стаканчик, может, мне полегчает?
- Боюсь, что это вряд ли возможно, - сказал коридорный, - ваше пребывание здесь закончено. По правде говоря, я пришел приготовить комнату для следующего. Как видите, места здесь долго не пустуют. Увы, в этом неудобство моей профессии, люди сменяются так быстро, что нет времени подружиться.
- Понимаю, - сказал Макс, - понимаю.
Снова появился Бельяр в сопровождении санитара, и Макс поспешно распрощался с коридорным.
- До свидания, Дино, спасибо за все и простите, если я вам надоел.
- Надоели мне? Да вовсе нет, что вы, никогда.
- Ну, как же, помните тот вопрос, с которым я к вам приставал?
- Да ладно вам, - сказал Дино и снова сверкнул своей классической улыбкой, приправив ее на этот раз непривычным подмигиванием, - эта прямая цитата из фильма "Бандолеро" с участием Рэкел Уэлш ясно ответила на вопрос.
- Ладно, ладно, поехали, - с нетерпением сказал Бельяр.
В операционном блоке хирург, впрочем, не тот, что был в прошлый раз, не дал Максу никаких разъяснений. Для наркоза ему не сделали инъекцию, как он ожидал, а наложили на лицо пластиковую маску, газ из которой снова заставил его погрузиться в искусственный сон, раньше чем он успел задаться вопросом, где, когда и как он проснется, да и проснется ли вообще.
Часть III
20
Его разбудили беспорядочные толчки гидросамолета, маленького желтого аппарата, который в слепящем свете утренней зари приводнялся посреди большой реки с мутно-желтой водой. Открыв глаза, Макс заметил вдалеке справа у воды довольно большой город заброшенного вида.
- Икитос, - кратко объявил пилот, молодой человек, с усиками ниточкой и в фальшивых темных очках "Рэй-Бан", с иридиевым покрытием.
Застыв в неподвижности, гидросамолет покачивался на поверхности воды, в невыносимой даже в этот ранний час духоте. Через несколько минут молодой человек открыл дверцу и указал кивком на быстро приближающуюся пирогу с мотором, которая, подплыв, тоже закачалась рядом с одним из поплавков самолета. Макс жестом поблагодарил пилота и спрыгнул в пирогу, сразу же взявшую курс на речной терминал, находившийся выше по течению. Хозяин пироги оказался столь же немногословным, как и пилот.
Весь багаж Макса состоял из неизвестно откуда взявшегося маленького рюкзака; внутри он нашел туалетный несессер, о покупке которого он тоже не помнил, конверт с небольшой суммой денег в местной валюте и клочком бумаги с адресом отеля и номером телефона, над которым было написано имя - Хайме. Судя по всему, этих денег должно было хватить, чтобы продержаться какое-то время в стране со слабой валютой, о состоянии которой нетрудно было догадаться, лишь взглянув на видневшийся вдали довольно невзрачного вида город. Макс не осмелился спросить у хозяина пироги, в какой именно части Южной Америки он оказался. Подобный вопрос прозвучал бы слишком уж странно, да и не смог бы Макс его задать, не владея ни испанским, ни португальским языками. Как бы там ни было, сначала надо было постараться купить себе что-нибудь из одежды, так как, кроме того, что было на нем: рубашки, брюк без ремня и желтых туфель, которые немного жали, - у него не было ничего.
Расположенный на северо-западе Южноамериканского континента, на равном расстоянии от трех границ, зажатый между Амазонкой и тропическим лесом, Икитос, насчитывающий триста тысяч жителей, был построен на правом берегу этого огромного водного потока. Единственной статьей закона № 14702 от 5 января 1964 года он был официально утвержден в качестве речного порта на Амазонке. Окруженный со всех сторон рекой и ее притоками, Икитос с полным основанием мог бы считаться островом, так как к нему не вела ни одна дорога и попасть в него можно было только по воздуху или по воде. На берегу чередовались причалы и пристани, к одной из которых и направилась пирога. В стоящем возле пристани "форде" Макса ждали двое мужчин, Оскар и Эсау, они вышли из машины, чтобы встретить Макса.
Оскар, гораздо более молодой, чем Эсау, более разговорчивый и плотный, в рубашке с короткими рукавами и с цепочкой на шее, прекрасно говорил по-французски. Прежде чем пригласить Макса сесть в машину, Оскар, не называя прямо Бельяра, дал понять, что осведомлен о его влиянии и о том, какие формальности предстоит выполнить Максу. Они поехали по изрытой дороге, судя по всему ведущей в центр города. Эсау, в темном костюме и галстуке, с зачесанными назад волосами, в толстых, массивных очках, довольствовался тем, что молча и неспешно вел старый помятый сине-зеленый "форд", сиденье и руль которого были затянуты бледно-желтым плюшем, а на приборной доске под ветровым стеклом лежал красный бархатный коврик с золотыми кистями. Поскольку этот коврик постоянно съезжал и норовил упасть при малейшем толчке, большую часть времени Эсау был занят тем, что одной рукой терпеливо возвращал его на место: казалось, его больше всего заботит, чтобы коврик удержался там, где находился. Оскар иногда помогал ему его поправлять. Это занятие постоянно отвлекало Эсау, и он ехал очень медленно, в среднем не быстрее километров тридцати в час, а в некоторых местах и двадцати. Когда один из "дворников" без видимой причины вдруг пришел в движение и, шурша, стал ползать по ветровому стеклу, Эсау, пытаясь его остановить, пощелкал всеми ручками на панели управления, и поскольку это не помогло, то он перестал обращать на него внимание. В машине без кондиционера становилось все жарче и жарче, и Эсау наконец надоело поправлять постоянно съезжавший коврик. Махнув рукой и на него, он никак не отреагировал, когда коврик упал.
В Икитосе, на углу улиц Фитцкаральда и Путумайо, на третьем этаже отеля "Копоазу", для Макса был забронирован однокомнатный номер с элементарными удобствами, окно которого выходило на соседнюю стену. Железная одноместная кровать, маленький, как в больнице, телевизор, прикрученный к перегородке, пластмассовый стул, ночной столик со стоящей на нем лампой, телефон и пульт от телевизора, больше ничего. Ванная тоже не отличалась излишествами, и Макс долго не решался туда зайти, стараясь отдалить, насколько возможно, момент встречи со своим отражением в зеркале, с тем, каким он стал. Лежа на спине и затылком ощущая через тощую подушку металлические прутья кровати, он сначала просмотрел чуть ли не полсотни телеканалов, общественных, частных, местных, соседних регионов, североамериканских. Три национальных канала передавали результаты выборов, которые оспаривались, насколько Максу, очень плохо понимавшему язык, удалось разобрать. И все же он, не переставая, думал о своем теперешнем лице, разрываясь между страхом и нетерпением. Наконец он решил побриться, причесаться и почистить зубы. Окна в ванной не оказалось, а неоновая лампа над зеркалом не горела, поэтому Макс смог различить только темный силуэт своего отражения - вроде бы он остался без изменений. Он выждал еще какое-то время перед телевизором, затем вызвал портье и на своем примитивном английском попросил его заменить лампочку в ванной, please could you change the light in the bathroom, it doesn’t work. - Si, secor, - что заняло немало времени. Затем, после того как лампочка была заменена и Макс остался один, он набрался решимости и взглянул на себя в зеркало.
Ничего не скажешь, чистая работа. Они постарались на славу. Если Макс и стал неузнаваем, то эту трансформацию было бы трудно приписать каким-то конкретным переменам в его лице. Все было на месте: и нос, и лоб, и глаза, и щеки, и рот, и подбородок были прежними. Неуловимо изменились соотношения между ними, общее строение лица, но таким образом, что и сам Макс затруднился бы описать характер этих изменений. Впрочем, факт оставался фактом: Макс уже не был прежним или, точнее, хотя он и оставался прежним, он стал, бесспорно, кем-то другим, возможно, его лицо могло вызвать смутные воспоминания, однако этим бы дело наверняка и ограничилось. Он широко открыл рот, чтобы убедиться, что ему оставили собственные зубы. Зубы ему оставили. Он узнал свои старые пломбы и зубной протез, но и здесь тоже, как и на лице, появилось что-то новое, неуловимое.
Озадаченный, не столько успокоенный, сколько напуганный, Макс открыл кран и попытался налить воды в стакан, но руки дрожали так сильно, что это ему удалось не сразу. При том, что в нашем европейском климате вода из крана считается пригодной для питья, если она соответствует шестидесяти двум критериям, в Икитосе, насколько можно было судить по запаху, этих критериев было в лучшем случае около дюжины. Макс снова позвонил портье и попросил принести ему минеральной воды. И тут же добавил к заказу еще бутылку писко, лед и лимоны, подумав, что он не каждый день оказывается в подобной ситуации и после недельного воздержания от алкоголя за время пребывания в Центре он вполне имеет право немного побаловать себя. Si, secor. Ожидая, пока все принесут, он вернулся в ванную и снова стал рассматривать себя в зеркало: ничего, скоро привыкну, - и тут же поразился тому, как быстро у него возникла эта уверенность. Правда, у него не было выбора, ну что ж, может, он привыкнет к своему новому лицу даже быстрее, чем кажется. Он выключил неоновую лампу, вышел из ванной и сделал телевизор погромче. В дверь номера постучали.
Это был администратор гостиницы с подносом, а на подносе - все, что заказывал Макс. Как только он ушел, Макс, предвкушая удовольствие, открыл бутылку писко и налил себе стакан. Но вкус алкоголя неожиданно показался ему отвратительным, гадким, непереносимо тошнотворным. Он ринулся в ванную и выплюнул писко в раковину. Однако, странно все это, ведь писко по-настоящему очень приятный, вкусный напиток. Как бы там ни было, Макс вымыл стакан, тщательно его протер, прополоскал рот минеральной водой, полез в рюкзак, достал оттуда конверт, вытащил из него клочок бумаги с телефонным номером, сел на кровать, придвинул телефон поближе к себе и набрал номер.
21
Повесив трубку, Макс вышел из отеля со своим маленьким пустым рюкзаком, который он весь день после обеда наполнял покупками, сделанными на улицах Икитоса, - одежда для тропического климата: куртка и легкие рубашки, хлопчатобумажные брюки, набор трусов; предметы первой необходимости: брючный ремень, лезвия для бритья, шампунь, мыло и большой рюкзак, в котором легко уместились бы все эти вещи, да еще его маленький, сложенный рюкзак. Вернувшись в гостиницу, он поужинал в одиночестве, - тихий звон столовых приборов рождал мрачное эхо в пустынном зале ресторана, - затем поднялся к себе в номер и лег спать. Спал плохо и, проснувшись очень рано, решил как можно быстрее покинуть это заведение.
Наутро Макс без большого труда нашел две сдающиеся комнаты в обветшалом дворце бывшего каучукового магната. Фасад этой резиденции был выложен потрескавшейся фаянсовой эмалированной плиткой с орнаментом, которую во времена процветания каучукового магната доставляли в Икитос из Португалии морским, затем речным путем, а потом на тех же судах каждую неделю увозили его грязное белье в лиссабонскую прачечную. Забранные решеткой окна выходили прямо на Амазонку и проспект Полковника Портильо, и из своей комнаты Макс мог видеть деревянные дома, построенные прямо на воде: одни были на сваях, другие - плавучие. Вдали виднелись силуэты больших кораблей, а по асфальту проспекта с треском сновали мотоциклы. Над пирогами порхали птицы, и маленькие дети играли среди мусора. Макс рассеянно и задумчиво любовался этим зрелищем, и его мысли текли в двух направлениях. Во-первых, следовало заново научиться жить со своей новой внешностью и ждать документов, которые, как было условлено накануне по телефону, ему должны были передать в кафе аэропорта. Во-вторых, хотя плата за две снятые комнаты и была довольно умеренной, Макс, пересчитав оставшиеся деньги, все же начал испытывать беспокойство. Услуги изготовителей фальшивых документов, конечно же, не бесплатны, а с тем, что у него осталось, он далеко не уедет. Впрочем, там будет видно.
С риском для своего кошелька Макс быстро нашел заведение, где он мог бы обедать и ужинать, - ресторан "Пир", находящийся на площади Оружия, рядом с консульством Великобритании, в здании из жести, обладающей неприятным свойством усиливать жару, подобно медной тарелке. Но там можно было есть свежую речную рыбу, разглядывая девушек, с неприступным видом прогуливающихся по площади маленькими группками, или мужчин, которые собирались возле водостока и развлекались тем, что удили крыс на короткую удочку, с наживкой из куска омлета. Здесь, как и во всех на свете ресторанах тропической зоны, в посуде и в столовых приборах отражались вентиляторы, подобные огромным стрекозам или маленьким вертолетам. Макс смотрел на все это со сдержанным интересом, как человек, вернувшийся в мир после своего воскресения, и чувствовал, что этот мир отделен от него стеклянной перегородкой.
Поскольку он ни с кем не говорил и никто не говорил с ним, то большую часть времени он проводил, систематически и старательно читая местную и общенациональную прессу, что в короткое время позволило ему овладеть основами испанского языка. Первые полосы газет по-прежнему занимала полемика вокруг итогов выборов, разгоревшаяся в результате сфальсифицированных опросов. Однако Макса больше интересовало то, что было напечатано на последних страницах. Почти целиком состоящие из фотографий, они подробно рассказывали о светской жизни правящего класса Перу и соседних стран. Инаугурации, приемы, премьеры, свадьбы и коктейли, группы известных людей, улыбающихся в объектив, с бокалами в руке. Вечерние туалеты, смокинги, шампанское и писко, всеобщее веселье и колоссальное множество незнакомых Максу лиц. Пребывание в Центре не стерло из памяти Макса ни его терзаний, ни его привычек, он продолжал машинально проверять, не возникнет ли случайно на одной из этих фотографий лицо Розы. И хотя подобное предположение казалось крайне маловероятным, но, в сущности, ничто не мешало Розе выйти замуж за аргентинского банкира, или промышленника из Гватемалы, или парагвайского сенатора.
К жизни в Икитосе привыкаешь быстро, - гораздо быстрее, чем Макс привык к своим желтым туфлям, которым он все еще не нашел замены, - там легко ориентируешься и чувствуешь себя не так уж плохо. Если не считать заботы о деньгах, мысль о которых Макс откладывал на потом, то, можно сказать, к концу третьего дня он почувствовал себя, словно в отпуске. Именно на этот день и была назначена встреча с человеком, взявшимся снабдить его документами, в аэропорту Франциско Секады Виньеты, расположенном в четырех километрах от центра города. Чтобы туда попасть, Максу пришлось сесть в одно из тех мототакси, водители которых без устали предлагали ему свои услуги. Это мототакси представляло собой мотороллер с сиденьем для пассажиров в крытой брезентом задней части, амазонский аналог рикши, без боковых ограждений и сконструированный немного по-другому, нежели его индийский аналог. В противоположность последнему, мототакси в Икитосе не было разукрашено ни политическими, ни религиозными лозунгами, - один-два тигра, намалеванных на пассажирском сиденье, - и там отсутствовал счетчик. Но известно, чего стоят эти счетчики: есть они или их нет, в любом случае приходится спорить о плате за проезд, все равно, с водителем мототакси в Икитосе или с его тамильскими, бенинскими, лаосскими собратьями. Что же касается удобства передвижения на таком транспорте, то в этом смысле оно везде более или менее одинаково.
Приехав в аэропорт, Макс сразу нашел кафе, где за дымящимся двойным эспрессо сидел единственный посетитель - тот самый Хайме, с которым тремя днями раньше и была назначена встреча. Это был человек приблизительно одного возраста с Максом, дальнозоркий, в маленьких забавных очках, смягчавших его проницательный взгляд. Гипсовая повязка на его левой руке была скрыта под водолазкой, скрытой под пиджаком, скрытым под пальто, прикрытым шарфом, прикрытым полями шляпы, прикрывающими также его лицо: он был многослойным, как термос, но, казалось, не испытывал от этого никаких неудобств. Едва они начали разговор, как оборванный чистильщик обуви, слонявшийся поблизости, не спрашивая разрешения, присел у ног Макса и принялся натирать ему ботинки, на что Макс не обратил никакого внимания.
- Ладно, - сказал Хайме, - все почти готово, не хватает только вашей фотографии. Если она будет у нас послезавтра, то документы вы сможете получить через неделю, считая с сегодняшнего дня.
- Очень хорошо, но не могли бы вы уточнить, во сколько это мне обойдется, - обеспокоенно спросил Макс.
- Не могу вам сейчас этого сказать, - уклонился от ответа Хайме, - мы еще не составили подробный счет.
Затем Макс задал ему тот же вопрос, но уже по поводу чистильщика обуви, который закончил работу и стоял рядом, слегка дрожа и напряженно уставившись на Макса.
- А ему сколько я должен?
- Монеты в один соль будет достаточно, - ответил тот.