- Нет, - улыбнулся француз. - В нашем бюджете нет такого пункта. Просто мы сотрудничаем со многими медицинскими учреждениями, получаем от них информацию, в частности - копии выписок пациентов…
- Это же незаконно! Конфиденциальная информация медицинского характера…
- Простите, Инна Всеволодовна, наверное, я сказал что-то неправильно, - способность мгновенно уходить в закрытую наглухо оборону - одно из главных качеств делового человека. - Русский язык такой трудный…
- Особенно если ему учит ребенка с пеленок родная бабушка, - съязвила Инна Всеволодовна. - Ладно уж там, выкладывайте…
Оливье выполнил "приказ" дословно - щелкнул замками своего черного портфельчика и выложил на стол перед Инной Всеволодовной толстенькую пластиковую папку.
В папке были копии выписок пациентов отделения клинической аритмологии. Все они рекомендовали продолжать амбулаторное лечение препаратами, производимыми "Эбигейл лэбораториз". С учетом того, что амбулаторное лечение в девяносто девяти процентах случаев назначается согласно рекомендациям, данным в выписке из стационара (да еще и из такого авторитетного, как НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии имени академика Ланга!), это было ощутимым ударом по интересам "Перк, Сэндс энд Хаус". Не таким уж и большим ударом, но, с другой стороны, в бизнесе мелочей не бывает. Год назад они с месье Салатом договорились о целевом продвижении антиаритмических и гипотензивных препаратов производства "Перк, Сэндс энд Хаус", и вдруг такой сюрприз! Как будто отделение клинической аритмологии живет само по себе и не признает никаких авторитетов! Руководством института на основе тщательного изучения вопроса и анализа данных клинических испытаний рекомендованы определенные препараты как лучшие из лучших. А одна из заведующих, оказывается, гнет свою линию! Вот так номер!
- Я могу вам это оставить, - сказал Оливье, предвосхищая вопрос Инны Всеволодовны, и заодно позволил себе дерзость: - Мне было очень обидно…
- Давайте не будем устраивать трагедию из одного случая! - оборвала его Инна Всеволодовна. - Я разберусь. Кстати, если говорить насчет обид, то никто ведь не обещал вам полного отказа от сотрудничества с "Эбигейл лэбораториз". Или я ошибаюсь?
- Не обещал, - подтвердил собеседник. - Инна Всеволодовна, вы как та мудрая обезьяна, которая наблюдает с высокой горы за схваткой тигров…
Сказал и сразу осекся, потому что сравнивать женщину с обезьяной, пусть даже и в качестве комплимента, не очень-то стоит. Тем более если женщина лицом немного смахивает на предмет сравнения - слегка приплюснутым носом, надбровными валиками, массивной нижней челюстью.
Инна Всеволодовна пропустила сомнительный комплимент мимо ушей.
- Я далека от мысли стравливать вас и "Эбигейл лэбораториз". У меня несколько иные цели - я занимаюсь наукой…
Последняя фраза была сказана с долей пафоса. Наука - очень удобный, можно сказать, универсальный щит, которым можно прикрываться в любой ситуации.
- …И меня в первую очередь волнует то, что в одном из отделений нашего института происходит нечто…
- Антинаучное! - пошутил месье Салат.
- Давайте не будем перегибать палку, Оливье! Продукция "Эбигейл лэбораториз" соответствует всем требованиям, просто ваши антиаритмики и гипотензивные лучше зарекомендовали себя и, что немаловажно, стоят немного дешевле аналогов "Эбигейл лэбораториз". Поэтому мы и рекомендовали их. Кстати, Оливье, вы знаете, что сказал мне недавно ваш заклятый конкурент Паркер?
Ричард Паркер руководил российским представительством "Эбигейл лэбораториз".
Месье Салат поморщился, словно говоря: "Ах, ну что хорошего может сказать этот аферист?"
- Он сказал - "Эбигейл лэбораториз" готовит какой-то мощнейший демпинг, чуть ли не прорыв. Вы мне друг, Оливье, и поэтому я решила выдать вам эту тайну.
Паркер говорил нечто иное, но почему бы не подлить в неутихающий огонь конкурентной борьбы немного масла? Если даже Жермен сразу и не поверит, то, во всяком случае, задумается… А в следующую встречу можно будет сказать, каким был размер последнего пожертвования "Эбигейл лэбораториз" в благотворительный фонд "Мое сердце" при Российском научно-практическом объединении кардиологов и ревматологов. Можно будет и документы показать, если на слово не поверит.
Фонд и научно-практическое объединение были детищами Инны Всеволодовны, созданными в первую и главную очередь для себя и своих целей. В мыслях, а иногда и в разговоре с отцом или матерью, которых незачем было стесняться, она называла фонд "моя копилочка", а объединение - "мой паноптикум".
Только вот разговор о размерах взноса надо начинать после исправления ситуации в отделении клинической аритмологии. Сегодня это было бы преждевременно.
За Оливье Жерменом еще не успела закрыться дверь, а Инна Всеволодовна уже жала на кнопки телефона, подключенного к внутренней институтской сети.
Заведующая отделением Махова осматривала вместе с палатным врачом Даниелян одного из новых больных, когда в палату влетела старшая медсестра.
- Анна Ильинична, вас срочно требует Инна Всеволодовна!
- Продолжайте без меня, Карина Ашотовна, потом обсудим, - сказала Махова врачу и обернулась к лежавшему на кровати пациенту: - Извините, меня срочно вызывает руководство.
В коридоре она вопросительно посмотрела на старшую медсестру. Та пожала плечами и развела руками - не знаю, по какому вопросу. Но было ясно, что ничего хорошего ждать не стоит. От Инны Всеволодовны вообще не стоило ждать хорошего, а уж если она "срочно требует" - и подавно.
- Не уходи, пока я не вернусь! - предупредила Махова и, не заходя к себе в кабинет, отправилась, куда звали.
Шла она быстро, еще бы чуть-чуть - и сорвалась бы на бег, но бежать было несолидно. Но и заставлять ждать Инну Всеволодовну тоже не хотелось - каждая минута ее возмущенного ожидания могла обернуться лишними проблемами. Инну Всеволодовну не интересует, где в данный момент находится и чем занимается сотрудник, которого она пожелала видеть, - на операции, на обходе или вообще оказывает кому-то реанимационное пособие. Царевна Лебедь тебя вызвала - значит, как в сказке положено, стань передо мной (то есть перед ней), как лист перед травой. А то…
Впрочем, сегодня Анне Ильиничне можно было идти к директорской дочери медленно, не торопясь, - все равно хуже бы не было. Инна Всеволодовна предъявила доказательство - папку, оставленную Жерменом, и устроила Анне Ильиничне показательный разнос, недолгий, но очень бурный, завершившийся фразой: "Такие заведующие, как вы, институту не нужны!" Правда, не дала команду "паковать чемоданчик", то есть не отправила прямиком в отдел кадров со своим излюбленным напутствием: "Даю вам шанс уйти по-хорошему", что внушало надежду. "Может, и обойдется, - думала Анна Ильинична, возвращаясь к себе и кусая губы от обиды и злости. - Может, пронесет".
Обижалась она на наглую директорскую дочь, как-то незаметно, но очень скоро поставившую себя выше всех, в том числе и выше своего отца, директора института, а злилась на себя, на свою неосмотрительность и самонадеянность. Это же надо было так оплошать - поддаться на уговоры коммерческого представителя "Эбигейл лэбораториз" и начать рекомендовать препараты их производства выписывающимся пациентам. Казалось, что этого никто не заметит - все же знают, что Субботина подмахивает выписные истории не глядя, - а сумма за месяц набегала впечатляющая. И врачи были рады - им тоже перепадало. Ах, Сережа, Сережа (Сережей, или Сергеем Яковлевичем, звали представителя "Эбигейл лэбораториз"), змей-искуситель! Надо же было так тупо подставиться! Медицинский мир - большая деревня, в которой все тайное очень быстро становится явным, уж ей ли этого не знать, с ее-то опытом!
Хотелось рыдать, выть, заламывать руки, разбить что-либо хрупкое и чтобы непременно пожалели. Но вместо этого приходилось идти по коридорам и переходам, растягивать дрожащие губы в улыбке и на вопрос: "Что случилось, Анна Ильинична?" (красную, как свекла, физиономию в карман, увы, не спрячешь) отвечать: "Пустяки, давление слегка подскочило". Слегка! Ха-ха-ха, как бы не так! Померить, так все двести двадцать на сто пятьдесят намеряешь, вон как в ушах-то стучит и грудь стиснуло. А в глазах красные круги плавают. А в голове вопрос: "Неужели придется в скоропомощную больницу уходить?" Ох, мать моя женщина, иначе и не скажешь…
Инна Всеволодовна славилась умением обращать все происходящее себе на пользу и извлекать эту самую пользу даже из поражений и прочих ударов судьбы.
Прозвали в институте Царевной Лебедь с намеком на то, что директорская дочь (в пределах института - настоящая царевна) не блещет красотой? Прекрасно! Вскоре на одной из пресс-конференций Инна Всеволодовна сказала:
- Я работаю по двадцать пять часов в сутки, стараюсь, пока есть силы и возможности (неплохое заявление для тридцатипятилетней женщины!), успеть сделать как можно больше. Недаром же меня прозвали Царевной Лебедь - волшебницей из сказки Пушкина.
Вот так - разом всех уела. Ехидничайте, ехидничайте, что вам еще остается делать? Для усиления эффекта Инна Всеволодовна повесила в своем кабинете ужасную лубочную поделку в старорусском стиле, купленную на барахолке в Измайлово (по ее мнению, называть это убожество "вернисажем" было бы чересчур, Инна Всеволодовна была взыскательна ко всем, в какой-то мере и к себе самой). На лубке была изображена крылатая женщина, а ниже старославянской вязью, но почему-то без ятей и всяких там "и" десятеричных, было написано:
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: "Зачем далеко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта - я".
Мерзкий лубок провисел больше года, пока не был отправлен "в топку", то есть - в мусорную корзину. Больше Инне Всеволодовне никаких прозвищ навесить не пытались.
Отделение клинической аритмологии следовало наказать. Поставить на место, дать понять, кто в институте хозяин, то есть - хозяйка. Но некоторое отклонение от принятых стандартов и пренебрежение рекомендациями свыше, отраженные в выписках, не давали возможности развернуться во всю ширь и мощь. Снять заведующую отделением или, если уж упросит, оставить на месте со строгим выговором (при качественном "прогибе" Маховой Инна Всеволодовна не исключала и такой возможности) за такую мелочовку было невозможно. Следовало докопаться получше, закинуть сеть пошире, чтобы вытащить на белый свет как можно больше полезного.
Пошире так пошире. Дочери великого человека, а Всеволод Ревмирович Каплуненко, вне всякого сомнения, был великим человеком, подобает мыслить масштабно, поэтому Инна Всеволодовна взялась за всю институтскую аритмологию - отделение клинической аритмологии, отделение интервенционной аритмологии и отделение хирургического лечения тахиаритмий. Как верно поет Александр Розенбаум (недаром же он начинал врачом!): "Лечить - так лечить! Любить - так любить! Гулять - так гулять! Стрелять - так стрелять!" Так лучше - и расправа над Маховой не будет выглядеть личной местью на фоне других расправ поменьше (в том, что поводы найдутся, было бы желание, Инна Всеволодовна не сомневалась), и отделения подтянутся. Да что там - весь институт подтянется, ведь любые репрессивные акции служат укреплению дисциплины и начальственного авторитета.
Приняв решение, Инна Всеволодовна пригласила к себе заместителя директора по лечебной работе. Статус у них с Субботиной был примерно равный, но Инне Всеволодовне и в голову бы не пришло идти самой к Валерии Кирилловне. Но и вызывать, как всех прочих, она ее тоже не вызывала. Приглашение обычно выглядело так: "Валерия Кирилловна, когда у вас найдется свободная минутка, загляните, пожалуйста, ко мне посовещаться". Свободная минутка находилась сразу - Валерия Кирилловна прекрасно понимала, с кем она имеет дело, и терпением Царевны Лебедь не злоупотребляла.
Услышав о том, какие отделения привлекли внимание Инны Всеволодовны, Валерия Кирилловна сложила в уме два и два и, поскольку была умным человеком, решила, что возражать не станет. Лучше на месте постарается "сгладить углы", а то ведь, чего доброго, ей придется сразу искать десяток врачей на опустевшие места, в том числе и на заведование. Да и вообще - все минусы отделений складываются в один большой и жирный минус ей лично, как заместителю директора по лечебной работе. Однако если сейчас взять и заявить, что, по ее мнению, в названных отделениях все в порядке и особых вопросов у нее к ним нет, то можно нарваться на неприятности. Инночке только покажи краешек красной тряпки - пока насмерть не забодает, не успокоится.
Часы показывали половину пятого, поэтому экзекуцию было решено отложить до завтра. На прощанье Инна Всеволодовна попросила Валерию Кирилловну "не афишировать наши намерения", но Валерия Кирилловна, вернувшись к себе, позвонила всем трем заведующим отделениями и "строго секретно, чтоб никому" предупредила их о грядущем визите Царевны Лебедь. "Praemonitus praemunitus", - говорили древние римляне, "кто предупрежден, тот вооружен".
Никто из заведующих не спустил секретную информацию по нисходящей, но все трое начали утренние пятиминутки в отделениях с напоминаний, требований и разносов. Те, кто поглупее, недоумевали: "Ну какая же муха укусила сегодня начальство? С какой цепи оно сорвалось?" Те, кто поумнее, понимали: "что-то будет" и даже догадывались, что именно, то есть - кто именно посетит отделение. К обходам заместителя директора по лечебной части готовиться особо принято не было. Кирилловна - свой человек, все понимает и, еще не заходя в отделение, знает, что она там увидит. Сам директор института практически никогда не снисходил до обходов, разве что за компанию с какими-нибудь высокопоставленными гостями. О прибытии этих самых высокопоставленных гостей всегда сообщали заранее, за неделю, а то и за три. Заместитель директора по общим вопросам, в просторечии - завхоз, обходил институт по утвержденному на год графику, проверяя соответствие того, что находится на балансе, с тем, что имеется в наличии. Методом исключения нетрудно было догадаться, что в скором будущем отделение посетит Инна Всеволодовна Каплуненко, заместитель своего отца по научной работе. Пикантная подробность - заместителю директора такого крупного учреждения, как НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии имени академика Ланга, полагалось быть доктором наук, профессором, желательно и академиком, ну на худой конец - членом-корреспондентом (и кому только пришло в голову обозвать младшую степень членства в Академии наук подобным словосочетанием, дающим острякам вечный повод для шуток?). Инна Всеволодовна заняла эту должность еще в бытность свою кандидатом наук, свою скороспелую, если не сказать "скоропалительную", докторскую диссертацию она защитила годом позже. И что же? Никто не возражал, все понимали, что лучшего заместителя по науке Всеволоду Ревмировичу не найти. Родная кровь - она ж всего дороже, а в медицине вообще очень принято передавать посты по наследству, будь то отделение в ничем не примечательной городской больнице или же институт с мировым именем. Если уж создавать династию, так не на пустом же месте!
Отделение интервенционной аритмологии оказалось первым, в которое пришли заместители директора по науке и лечебной работе, сопровождаемые главной медсестрой. Инна Всеволодовна была уверена, что найдет здесь много такого, к чему можно будет придраться, но отделение оказалось на удивление правильным, практически образцовым. Во всем - от оформления историй болезни (навскидку перебрали десяток) до состояния туалетов, а уж туалеты, как известно, редко где бывают такими, что к ним не получается придраться. И медикаменты хранились как положено, и стерильность соблюдалась, и буфет сиял чистотой… Инна Всеволодовна расценила это как вызов и придралась к внешнему виду процедурной медсестры Галкиной, один локон которой слегка выбился из-под колпака.
- Что это вы так сестер распускаете, Ирина Николаевна?! - громко спросила она посреди процедурного кабинета, да еще и при открытой двери. - Скоро они вообще у вас начнут работать в чем по улице ходят!
Есть неписаные правила, которые соблюдаются так же, как писаные, а подчас и строже. Согласно одному из них начальники не распекаются при подчиненных, чтобы не страдал их начальственный авторитет. Исключения из этого правила допускаются на пятиминутках, когда все сидят в одном помещении и обсуждают рабочие проблемы. Но обычно там делаются замечания, а не устраиваются разносы и выволочки. Инна Всеволодовна, настроение которой было плохим по целому ряду причин, включая и сугубо личные, что называется, сорвалась. В прямом смысле - на крик, моментами переходящий в визг.
- Малое начинается с большого, зарубите это себе на носу! - орала она в лицо побледневшей Лазуткиной, никак не ожидавшей подобной "экспрессии". - Помните стихотворение о том, как в кузнице не оказалось гвоздя?! Что у вас здесь вообще происходит?!
- Рабочий процесс, - затравленно огрызнулась Лазуткина.
- Что-о-о?!
- Вы спросили, что у нас происходит, я ответила, что происходит рабочий процесс.
- И это вы называете рабочим процессом? - Инна Всеволодовна ткнула пальцем в едва сдерживающую слезы медсестру, натянувшую колпак до самых бровей. - Нет, вы явно не соответствуете своей должности! Рано вам заведовать отделением, Ирина Николаевна!
Заместитель директора по лечебной работе и главная медсестра одновременно кашлянули, то ли изумленно, то ли предостерегающе. Скорее всего - изумленно, потому что предостерегать Инну Всеволодовну, да еще беснующуюся, было не только бесполезно, но и опасно.
Моршанцев не наблюдал происходящего, он был занят с пациентом в шестой палате, но прекрасно все слышал, несмотря на то, что дверь, ведущая в палату, была закрыта.
- Кто это там разоряется? - поинтересовался пациент.
- Начальство, - коротко ответил Моршанцев, испытывая некоторое смущение по поводу происходящего.
- Строго тут у вас! - хмыкнул пациент.
- А как же! - ответили ему с соседней койки. - Не Мухосранская районная поликлиника…
Моршанцеву, несмотря на недолгий срок своей работы и определенный пафосный настрой, с которым он пришел в институт, уже успели надоесть постоянные подчеркивания высокого статуса института, тем более что большая часть из них делалась с иронией, с сарказмом, а то и с негодованием.
- Институт с мировым именем, а над больными людьми издеваетесь! - орала на охранника какая-то тетка с перекошенным от ярости лицом и выпученными глазами. Обильные складчатые телеса тетки, обтянутые узким свитером пронзительно-ультрамаринового цвета, колыхались в такт движениям указательного пальца, которым она потрясала перед носом у охранника.
Охраннику было безразлично - на него орали, его стыдили и ему высказывали раз по сто за каждое дежурство, не задумываясь о том, какое отношение имеет сотрудник охранного предприятия к порядкам, установленным в институте? Ровным счетом никакого, но он сидит под рукой, у входа, в форменной одежде, а значит, отвечает за все.
- Гоняете из корпуса в корпус! Никто ничего толком объяснить не может! А еще институт с мировым именем! Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! Сволочи!
Спешащие на работу сотрудники оттерли тетку в сторону, чтобы не мешала проходу, но она и оттуда продолжала выражать свое недовольство.
- Сидите тут! Все профессора, не подступишься! А мы, значит, никто?! Нам, значит, подыхать?!