Одну текилу, просит Б. Женщина подает ему наполненный до половины стакан. Только не напивайтесь снова, юноша, говорит она. Нет, я уже в порядке, отвечает совершенно трезвый Б. Тотчас к нему подходят еще две женщины. Хотите выпить? - спрашивает Б. Ваш папа очень симпатичный, говорит одна, та, что помоложе, с длинными черными волосами, возможно, та самая, думает Б, что недавно была со мной в патио. И вспоминает (или пытается вспомнить) какие-то внешне никак не связанные между собой сцены: первый раз, когда в четырнадцать лет он закурил в присутствии отца сигарету "Висеруа", или утро, когда оба дожидались прибытия товарняка, сидя в отцовском грузовике, и было страшно холодно; огнестрельное оружие; ножи; семейные истории. Проститутки пьют текилу с кока-колой. Сколько же времени я провел в патио, когда меня рвало? - думает Б. Похоже на марихуану, говорит одна из проституток, хочешь немножко? Немножко чего? - спрашивает Б, его начинает бить дрожь, хотя кожа остается холодной, как кожа на барабане. Немножко марихуаны, говорит женщина, ей лет тридцать, у нее длинные волосы, как и у подруги, только выкрашенные в светлый цвет. Golden Акапулько? - спрашивает Б, глотнув текилы, в то время как женщины подходят ближе и начинают оглаживать ему спину и ноги. Ага, чтобы успокоить нервы, говорит блондинка. Б кивает, и следующее, что он помнит, - это завеса дыма, отделяющая его от отца. Вы очень сильно любите своего папу, говорит одна из женщин. Не сказал бы, отзывается Б. Неужели? - говорит брюнетка. Та, что стоит за стойкой, смеется. Через облако дыма Б видит, как отец поворачивает голову и смотрит на него. Он смотрит на меня чертовски серьезно, думает Б. Тебе нравится Акапулько? - спрашивает блондинка. В зале - он только сейчас это замечает - почти нет посетителей. Только за одним столом сидят и молча пьют два типа, за другим играют в карты его отец, бывший прыгун и два незнакомца. Все остальные столы свободны.
Дверь из патио открывается, и появляется женщина в белом платье. Та самая, что делала мне минет, думает Б. Женщине на вид можно дать лет двадцать пять, хотя ей наверняка гораздо меньше, возможно, шестнадцать или семнадцать. У нее, как и почти у всех остальных, длинные волосы, на ней туфли на очень высоких каблуках. Когда она пересекает зал (направляясь в туалет), Б пристально рассматривает ее туфли: они белые, но с боков измазаны грязью. Отец тоже поднимает глаза и какое-то время наблюдает за ней. Б смотрит на проститутку, открывающую дверь туалета, затем смотрит на своего отца. Тут Б закрывает глаза, а когда снова открывает, проститутки уже нет, отец же опять занят только игрой. Лучше бы вам увести отсюда отца, шепчет ему на ухо одна из женщин. Б просит еще текилы. Я не могу, говорит он. Рука женщины скользит под его свободную гавайскую рубашку. Она проверяет, есть ли у меня оружие, думает Б. Пальцы ползут вверх по его груди, сжимаются вокруг левого соска. Давят на сосок. Эй, говорит Б. Ты мне не веришь? - спрашивает женщина. А что тут может произойти? - спрашивает Б. Кое-что плохое, отвечает женщина. В каком смысле? - спрашивает Б. Не знаю, но я на твоем месте убралась бы отсюда подобру-поздорову. Б улыбается и в первый раз смотрит ей прямо в глаза; пойдем с нами, говорит ей Б, отхлебывая из стакана текилу. Я еще не совсем спятила, отвечает женщина. И тут Б вспоминает один эпизод, случившийся еще до того, как он уехал в Чили; отец тогда сказал: "Ты у нас художник, а я рабочий". Что он имел в виду? - думает Б. Дверь туалета открывается, и проститутка в белом снова появляется в зале, на сей раз на туфлях ее нет ни пятнышка; она пересекает зал и останавливается перед столом, где играют в карты, рядом с одним из незнакомцев. Почему мы должны уйти? - спрашивает Б. Женщина бросает на него косой взгляд и ничего не отвечает. Есть вещи, о которых можно рассказать, думает Б, и есть вещи, о которых рассказать нельзя. Он закрывает глаза.
Словно во сне он возвращается на задний патио. Крашеная блондинка ведет его туда за руку. Это со мной уже было, думает Б, я пьян, я никогда отсюда не выйду. Некоторые поступки и жесты повторяются: женщина садится на расшатанный стул и расстегивает ему брюки, ночь будто бы парит над землей на уровне пустых ящиков из-под пива, похожая на смертоносный газ. Но кое-что изменилось: нет, к примеру, собаки, на востоке уже не висит луна, зато несколько светлых волокон предвещают рассвет. Когда дело идет к концу, появляется собака, вероятно привлеченная стонами Б. Она не кусается, говорит женщина, когда собака останавливается в нескольких метрах от них и скалит зубы. Женщина встает и приглаживает платье. У собаки на спине шерсть встает дыбом, из пасти течет прозрачная слюна. Тихо, Пуас, тихо, Пуас, приговаривает женщина. Сейчас она нас покусает, думает Б, отступая к двери. Дальше происходит нечто невразумительное: у стола, где играли в карты, теперь все стоят. Один из незнакомцев кричит во всю глотку. До Б доходит, что тот осыпает ругательствами его отца. Б идет к стойке, просит бутылку пива, выпивает большими глотками, захлебываясь, потом направляется к столу. Отец держится спокойно, думает Б. Рядом с отцом на столе лежит куча бумажных денег, он берет банкноты по одной и засовывает в карман. Ты не выйдешь отсюда с этими деньгами! - кричит незнакомец. Б смотрит на бывшего прыгуна. Хочет прочитать по его лицу, на чью сторону тот встанет. Пожалуй, на сторону незнакомца, думает Б. Пиво течет у него по шее, и только тут он чувствует, что весь горит.
Отец Б заканчивает считать деньги и смотрит на трех мужчин и на женщину в белом. Итак, кабальерос, мы удаляемся, говорит он. Сын, держись поближе ко мне. Б выливает на пол остатки пива и хватает бутылку за горлышко. Что ты делаешь, сын? - спрашивает отец. В его голосе Б улавливает легкий упрек. Мы спокойно уйдем отсюда, говорит отец, потом поворачивается к женщинам и спрашивает, сколько они им должны. Та, что стоит за стойкой, заглядывает в бумажку и называет довольно приличную сумму. Блондинка, которая стоит на полпути между столом и стойкой, называет еще одну цифру. Отец Б складывает в уме, достает деньги и протягивает блондинке: это тебе плюс за выпивку, говорит он. Потом добавляет еще пару купюр: это чаевые. Теперь можно уходить, думает Б. Оба незнакомца загораживают им дорогу. Б, сам того не желая, смотрит на женщину в белом: та села на один из пустых стульев и перебирает кончиками пальцев карты, разбросанные по столу. Только не мешай мне, шепчет отец Б, и Б не сразу соображает, что эти слова относятся к нему. Бывший прыгун сует руки в карманы. Незнакомец снова осыпает ругательствами отца Б, он велит тому вернуться к столу и продолжить игру. Нет, больше я играть не стану, говорит отец Б. Несколько секунд, глядя на женщину в белом (она впервые кажется ему очень красивой), Б думает про Ги Розея, который бесследно исчез с этой планеты, безобидный, как ягненок, в то время как нацистские гимны взмывали в небо кровавого цвета, и воображает себя самого Ги Розеем - Ги Розеем, похороненным на одном из пустырей Акапулько, исчезнувшим навсегда, но тут он слышит, как отец упрекает за что-то бывшего прыгуна, и осознает, что, в отличие от Ги Розея, сам он не одинок.
Затем отец, чуть сгорбившись, направляется к выходу, и Б, идя следом, оставляет между ними достаточное пространство, чтобы у того была полная свобода действий. Завтра мы уедем, завтра мы вернемся в столицу, думает Б с радостью. Они начинают драться.
Дни 1978 года
Как-то раз Б оказался на вечеринке, устроенной чилийцами, эмигрировавшими в Европу. Б только что приехал из Мексики и мало кого здесь знает. Праздник, вопреки ожиданиям Б, получился семейный: многих гостей объединяют не только дружеские, но и родственные узы. Кузены танцуют с кузинами, тетки - с племянниками, вино льется рекой.
И вдруг, наверное уже ближе к рассвету, один молодой человек ни с того ни с сего начинает по любому поводу цепляться к Б. Ссора неприятна и неизбежна. Этот молодой человек, У, хвастливо сыплет названиями книг - при этом путает Маркса с Фейербахом, Че с Францем Фаноном, Родо с Мариатеги, Мариатеги с Грамши. Заметим, что час, выбранный им для ссоры, тоже не слишком удачен: первые лучи барселонского солнца одних полуночников способны лишить разума, других же делают черствыми палачами. Да ведь все это говорю вовсе не я, думает Б, и его реплики звучат холодно, язвительно, иными словами - возникает более чем достаточный casus belli, особенно если учесть, что У рвется в бой. Но когда бой вроде бы уже неминуем, Б встает, уклоняясь от дальнейших перепалок. У возмущается, оскорбляет его, колотит кулаком по столу (а может, и по стене). Но Б никак на это не реагирует.
Короче, Б не обращает на выходки У никакого внимания и уходит.
На этом история и могла бы закончиться. Б терпеть не может чилийцев, живущих в Барселоне, хотя и сам он, как ни крути, чилиец, живущий в Барселоне. Самый бедный из чилийцев, живущих в Барселоне, и, наверное, самый одинокий. Или так кажется ему самому. По воспоминаниям Б, стычка с У больше всего была похожа на ссору двух школьников. Однако агрессивность У приводит его к горьким выводам, потому что У был, а возможно, и сейчас остается членом одной из левых партий, которым Б в ту пору безусловно симпатизировал. Реальность в очередной раз доказала ему, что демагогию, догматизм и невежество никак нельзя считать отличительной чертой какой-то конкретной группы.
Но Б пытается вычеркнуть из памяти этот случай и продолжает жить.
Время от времени до него доходят смутные слухи про У, как если бы речь шла о покойнике. Б предпочел бы ничего не знать про У, но если ты поддерживаешь отношения с определенным кругом людей, невозможно отгородиться от новостей о том, что происходит вокруг, или о том, что, как им кажется, происходит вокруг. Таким образом Б узнает, что У получил наконец испанское гражданство или что тот вместе с женой побывал на концерте чилийской фольклорной группы. Мало того, на секунду Б воображает, как У с женой сидят в театре, который постепенно заполняется публикой, ожидающей, что вот-вот поднимется занавес и на сцене появится фольклорная группа - бородатые типы с длинными гривами, чем-то очень похожие на У. Б также воображает жену У, которую видел только один раз и которая показалась ему красивой и чуточку странной, словно она постоянно находится где-то в другом месте, словно здоровается (как она поздоровалась с Б на той вечеринке) откуда-то издалека, а теперь она смотрит на занавес, который все никак не поднимается, и на своего мужа - тоже откуда-то издалека, из какого-то неопределенного места, отраженного в ее больших спокойных глазах. Но разве могут быть у этой женщины спокойные глаза? - думает Б. Ответа нет.
Однажды вечером тем не менее ответ приходит, хотя и не такой, какого ждал Б. Во время ужина с одной чилийской супружеской парой Б узнает, что У поместили в психиатрическую клинику, после того как он попытался убить свою жену.
Пожалуй, в тот вечер Б слишком много выпил. Пожалуй, история, рассказанная чилийской супружеской парой, грешит преувеличениями и доведена до карикатурности. Но, по правде сказать, Б слушает рассказ о несчастьях У с явным удовольствием, а потом как-то исподволь на него даже накатывает ощущение победы, победы иррациональной и ничтожной, отчего на поверхность разом всплывают все тени его злопамятства, а также его разочарования. Он воображает себе, как У бежит по улице, слегка напоминающей чилийскую - или вообще латиноамериканскую, - завывая и вопя, а здания по обеим сторонам улицы начинают сильно дымиться, хотя невозможно, как ни приглядывайся, обнаружить ни одного языка пламени.
С того вечера Б всякий раз, встречаясь с этой чилийской парой, непременно осведомляется про У и таким образом узнает - постепенно, словно новости, к тайной его радости, нацеживаются порциями раз в две недели или раз в месяц, - что У вышел из клиники, или что У теперь не работает, или что жена не бросила У (и это кажется Б прямо-таки геройством), или что У с женой время от времени заводят разговор о возвращении в Чили. Чилийской супружеской паре, друзьям Б, мысль о возвращении в Чили, как и следовало ожидать, кажется соблазнительной. Б же считает саму эту идею неприемлемой. Разве У не был леваком? - спрашивает он. Разве У не был членом МИРа?
Б хотя и не признается вслух, но сочувствует жене У. Почему такая женщина, как она, влюбилась в такого типа, как он? Иногда Б даже воображает их в постели. У - высокий блондин, у него сильные руки. Если бы мы в ту ночь подрались, я бы не одолел его. Жена У - стройная, худенькая, у нее узкие бедра, черные волосы. А глаза какого цвета? - думает Б. Зеленые. Очень красивые глаза. Иногда Б приходит в бешенство из-за того, что думает про У и его жену, если бы он только мог, если бы ему удалось, он бы навсегда выкинул их из памяти (он видел обоих всего один раз!), но на самом деле их образ, вставленный в рамку того злополучного праздника, таинственным образом живет в его памяти, словно укоренился там, чтобы дать знать о чем-то, о чем-то важном, но Б, как ни старается, не в силах понять, о чем именно.
Однажды вечером, прогуливаясь по Рамблас, он случайно встречает своих чилийских друзей. С ними вместе идут У и его жена. Б не может не поздороваться. Жена У смотрит на него с улыбкой, так что в ее приветствии легко увидеть наигранную сердечность. У, напротив, едва цедит сквозь зубы пару слов. Б даже кажется, что на сей раз У зачем-то притворяется робким или рассеянным. И на самом деле в его поведении нет и намека на агрессивность. Все выглядит так, словно У видит его в первый раз. Неужели это игра? И как расценить его безразличие - как искреннее отсутствие интереса или как проявление психического заболевания? Жена У, словно желая привлечь внимание Б, заводит разговор о книге, которую только что купила в киоске на Рамблас. Она показывает книгу, сует Б в руки, спрашивает, как он относится к автору. Б вынужден, к своему сожалению, признаться, что книги не читал. Ты должен ее прочесть, говорит жена У и тотчас добавляет: если хочешь, как только прочитаю сама, дам тебе. Б не знает, что ответить. Он пожимает плечами и бормочет "да, конечно", но таким тоном, чтобы это его ни к чему не обязывало.
Прощаясь, жена У целует его в щеку. У пожимает ему руку. До скорой встречи, говорит он.
Оставшись один, Б думает, что сейчас У не выглядит ни таким высоким, ни таким сильным, как в прошлый раз, на самом деле он немногим выше его, Б. Образ жены У, напротив, как-то вырос и стал привлекательнее, что неожиданно. В ту ночь Б по причинам, никак не связанным со встречей, не может заснуть и в какой-то миг, мучаясь бессонницей, снова начинает размышлять про У.
Он воображает того в психиатрической клинике в Сант-Бое, видит его привязанным к стулу, видит, как он корчится от бешенства, в то время как врачи (или тени врачей) прикладывают ему к голове электроды. Подобная процедура, думает Б, пожалуй, вполне может уменьшить рост высокого человека. Господи, какая чушь лезет в голову! Перед тем как заснуть, он понимает, что его счеты с У сведены.
Однако история еще не закончилась.
Б это знает. Как знает и то, что его историю с У никак нельзя назвать тривиальной историей взаимной неприязни.
Проходят дни. Поначалу Б старается, подчиняясь порыву, в котором есть доля саморазрушительной страсти, встретить У и жену У, для чего захаживает в дома знакомых чилийцев, нашедших пристанище в Барселоне, что раньше делал крайне редко, и выслушивает рассказы об их проблемах, описания повседневной жизни, выслушивает, надо заметить, со смесью ужаса и безразличия, которые он прячет под маской внешнего интереса, но У с женой никогда нигде не застает, никто их не видел, хотя все, разумеется, могут что-нибудь да сообщить о них, спешат высказать мнение по поводу несчастий, преследующих эту пару, но единственное, что Б вывел наверняка после стольких визитов и выслушанных монологов, - это то, что У с женой избегают общества соотечественников. Со временем порыв Б теряет силу, исчерпывает себя, и Б возвращается к привычной жизни.
И вот однажды он сталкивается с женой У на рынке Бокериа. Он замечает ее издали. Жену У сопровождает незнакомая Б девушка. Они задержались рядом с лавкой экзотических фруктов. Приближаясь к ним, Б успевает отметить, что выражение лица жены У обрело большую глубину. Теперь это не просто красивая женщина, нет, теперь это к тому же интересная женщина. Он с ними здоровается. Жена У отвечает сухо, словно не узнает его. Б даже чудится, будто она и на самом деле не узнала его, и он спешит назвать себя. Напоминает обстоятельства, при которых они виделись в последний раз, напоминает про книгу, которую она ему советовала прочесть, мало того, напоминает про злосчастную вечеринку, на которой они познакомились. Жена У кивает в ответ на все, что сообщает Б, но в ее реакции легко уловить лишь растущую неохоту с ним разговаривать, словно бы самое горячее ее желание - избавиться наконец от Б. Совсем растерявшись, Б продолжает стоять рядом с ними, хотя прекрасно чувствует, что лучше всего было бы поскорее распрощаться. В глубине души он ждет чего-то - знака, слова, которые показали бы, что он ошибается. Но никакого знака не следует. Жена У старается не видеть его. Зато вторая женщина пристально его рассматривает, и за этот ее взгляд Б цепляется словно за соломинку. Подругу жены У зовут К, но она не чилийка, а датчанка. По-испански говорит неважно, но понять ее можно. Она совсем недавно обосновалась в Барселоне и почти не знает города. Б вызывается показать ей Барселону. Датчанка принимает предложение.