Но в общем и целом мне ведь наконец-то удалось достичь совершеннолетия, хотя Тетушка этого еще не осознала. И у меня есть несколько жалких бумажек по тысяче крон, унаследованных от родителей. То, что эти деньги сохранились до дня моего совершеннолетия, - заслуга исключительно Тетушки. Сама я в течение этих лет не раз выдвигала отличнейшие предложения, куда вложить эти капиталы. Самой страстной моей мечтой в четырнадцатилетнем возрасте был мотоцикл с коляской, и я никогда не понимала, как может человек быть до такой степени зацикленным и слепым. Тетушка упорно отказывалась понять, что именно мотоцикл является столь выгодным вложением денег, что банкиры только и мечтают об этом ночи напролет. Не помогло даже мое торжественное предложение оплатить обучение Тетушки на курсах мотоциклистов в ожидании того времени, когда мне исполнится восемнадцать и я смогу сама получить водительские права. Она продолжала упорствовать, когда я захотела потратить немного денег на шестирядную гармонику, чтобы подсластить ее самые одинокие часы. Вместо того чтобы проявить благодарность, Тетушка заявила:
- Нет, нет, деньги должны оставаться в банке.
Они могут мне пригодиться, когда меня постигнут: несчастливое замужество, бедность и рождение тройни, хроническое заболевание почек из-за слишком тонкого нижнего белья, война или чума и еще парочка-другая угрожавших мне бедствий.
Но теперь мне хотелось поехать в Америку. Когда Тетушка поняла, что намерения мои серьезны, она принялась выплакивать ливневые дожди и весь вечер говорила о том, как повезло моим бедным отцу и матери вовремя упокоиться. Когда же я все-таки не позволила поколебать свое решение, она, глубоко оскорбленная, направилась спать. На следующее утро Тетушка появилась с лицом измученным после бессонной ночи и объявила, что если мне так уж необходимо немедленно обречь себя на погибель, то ее долг ринуться в пропасть вместе со мной. Кроме того, в Чикаго у нее есть брат, с которым она всегда мечтала свидеться. Словом, Тетушка задумала сопровождать меня в Америку!
У меня просто перехватило дыхание. Блеск и аромат моего американского путешествия сразу сошли на нет. Ходишь тут, обращая взоры к небу и восклицая: "Хочу в Америку, хочу в Америку!.." Легко ли после этого отказаться от своей мечты и воззвать: "Мы с Тетушкой хотим в Америку!"
Подумать только! А как же веселые дорожные авантюры, которые я рассчитывала пережить?! Ведь я собиралась, вернувшись домой, живописать их девушкам из нашей конторы и всем, кто не сможет уклониться от моих россказней!
Я так и представляла себе, что небрежно заявляю: "Видели бы вы меня, когда я голосовала, чтобы прокатиться автостопом от Нью-Йорка до Чикаго на попутной машине, - это было чертовски весело!" Да, да, потому что я, естественно, собиралась голосовать на шоссе. Пожалуй, никто из побывавших в Америке не обошелся без путешествия автостопом через великую солончаковую пустыню или что-нибудь в этом роде. Но голосовать вместе с Тетушкой!.. У меня есть родственные чувства, да, конечно есть, но все-таки трудно отрицать, что Тетушка в башмаках на пуговках представляет собой серьезное drawback, когда стоишь на обочине и игривым взглядом и поднятым большим пальцем руки пытаешься заставить огромные шикарные автомобили слегка замедлить ход. А ведь у Тетушки башмаки на пуговках! Шевровые башмаки! Башмаки начала века или около того! Этим о Тетушке сказано почти все. За ее суровой внешностью и резкой манерой говорить скрывается милейший человек, и я боготворю ее. Но мне, пожалуй, гораздо больше понравилось бы, если бы она по-прежнему сидела дома в нашей маленькой квартирке из двух комнат на улице Каптенсгатан, а я боготворила бы ее на должном расстоянии и нас разделял Атлантический океан! Но теперь Тетушка решила иначе, - и кто я такая, чтобы осмелиться восстать против сил природы? Вздохнув, я взяла Тетушку под руку, и мы отправились в паспортную контору.
Здесь башмаки на пуговках пришлось снять, чтобы измерить точный рост Тетушки. Вначале она предложила чуточку согнуть колени - ровно настолько, чтобы это соответствовало высоте каблуков, но ничего не вышло. Тетушка, нелестно отозвавшись о шведской бюрократии, в ярости скинула башмаки.
В назначенное время мы получили паспорта. Наши фотографии в паспортах были ничуть не хуже тех, что всегда красуются на документах. Я выглядела словно палач из Бельзена, а Тетушка - как налетчица, замышляющая очередное преступление. Я подумала, что нам здорово повезет, если удастся с такими фотографиями получить визу. Прежде всего, чтобы получить визу в США, нужно подтвердить, что ты не вынашиваешь плана убийства американского президента. "Ха, - подумала я, - пожалуй, им в американском посольстве стоит только взглянуть на фотографии - и они поймут, что мы с Тетушкой готовы ринуться прямо в Белый дом и задушить президента голыми руками".
Но, как ни странно, визу нам дали. А в конторе по обмену валюты нам милостиво позволили превратить небольшую сумму денег в звонкую твердую валюту. Думаю, если мы не будем слишком роскошествовать, не зациклимся на упрямом желании есть каждый божий день, то наших долларов наверняка хватит на целую неделю. Тетушка, лизнув большой палец, пересчитала тощую пачку долларовых банкнот. Пристально поглядев в глаза Джорджу Вашингтону, она сказала:
- Хорошо, когда есть брат в Чикаго!
Яну о своих планах я ни слова не сказала. Пока этот невинный агнец бредил американской архитектурой, я принимала свои меры. Я собиралась преподнести ему небольшой сюрприз. Потому что интуитивно чувствовала: эта удивительная Америка казалась ему особенно прекрасной, поскольку там не было меня.
Не описать, какой воинственный клич раздался в конторе, когда я возвестила свою новость. Девушки, столпившиеся вокруг пишущей машинки, за которой я восседала, попытались сделать вид, будто я намереваюсь проехаться всего лишь в городок Алингсос в шведской провинции Вестманланд.
- О Кати, - воскликнула Барбру, - ты всерьез собираешься в Америку, где произрастают миллионеры? Сорви одного для меня, будь добра!
- Да я хочу привезти домой целую горсть миллионеров, и вы сможете бросить жребий, кому какой достанется!
Оставалось лишь подвигнуть шефа дать мне отпуск. Это оказалось так просто, так просто! Я спросила его совершенно между прочим, в самом ли деле наша контора сможет отказаться от такой хорошей стенографистки, как я. Или он хочет, чтобы я через несколько месяцев вернулась?
- Вернулась? Не понимаю! - растерянно произнес он.
- Из Америки, - пояснила я. - Я как раз собираюсь туда поехать.
И, немного поразмыслив, он обрадовался, заявив, что благодарен мне за то, что по возвращении я собираюсь продолжить свою благословенную деятельность в его скромной конторе.
* * *
Тихим апрельским вечером мы с Яном гуляли вдоль северного берега озера Меларен и смотрели, как огоньки отражаются в воде. Мы дошли до самой ратуши, вздымавшей свою изумительно прекрасную башню в синее вечернее небо с плывущими вдаль апрельскими облаками.
- О! - воскликнула я. - О, как красива ратуша!
Ян согласился со мной. Согласился от всего сердца.
Потом на некоторое время воцарилась тишина. А затем он произнес:
- Вообще-то ужасно жаль, что ты не видела Empire State Building.
И тогда я сказала:
- Дорогой Ян, будь абсолютно спокоен! Я увижу Empire State Building. Примерно в четверг. Как раз в этот день лечу в Нью-Йорк.
II
астор, который утверждал, что плавать грешно, потому что если бы Бог хотел, чтобы мы плавали, он подарил бы нам перепонки между пальцами ног, - этот пастор, я полагаю, был духовным единомышленником Тетушки. У нее точно такое же отношение к полету. Тетушка считает, что подняться ввысь в такой вот коробке из листового железа - значит поносить Бога. Но ведь она с самого начала смирилась и сочла безнадежной любую попытку доставить меня в живых домой, на землю предков. А в таком случае совершенно безразлично, рухнем ли мы в Атлантический океан, или же во время пребывания в полной опасностей Америке смерть станет нашей избавительницей.
Мария-Антуанетта, которую везли по Парижу на гильотину, в телеге палача чувствовала, должно быть, примерно то же, что и Тетушка, ехавшая по городу в элегантном автобусе авиакомпании к аэропорту Бромма. Широко раскрыв глаза, она пристально смотрела в окошко, обводя взглядом дорогие ее сердцу улицы и дома, совершенно уверенная, что никогда их больше не увидит.
А когда мы прибыли в аэропорт, Тетушка слегка жалобно застонала. Я, утешая, похлопала ее по плечу, хотя, откровенно говоря, сама была по-настоящему испугана. Но, слава Богу, там нас ожидал Ян. Он стоял с букетиком фиалок в руках. Кажется, он никогда еще так не нравился мне. Ян, произнесший столько суровых слов о психованных, жаждущих приключений девчонках! А знаете, ведь он в самом деле был прав! Я крепко прижалась к нему, страстно желая, чтобы у меня хватило разума остаться дома. Но было уже слишком поздно. К счастью, я быстро приободрилась! И когда мы благополучно сели в самолет и он со страшным гулом пронесся по взлетной полосе, взмыл ввысь... и стал подниматься все выше и выше, прямо сквозь освещенные солнцем облака... А Ян, и моя контора, и Стокгольм, и все заботы остались там, внизу. О, в тот момент я почувствовала себя словно школьница в первый день летних каникул.
Не думаю, что и Тетушка ощутила себя школьницей. Она скептически простукала стену, чтобы выяснить, насколько прочен самолет, а затем изрекла:
- Я рада, что написала завещание!
Я сказала, что ей, мол, надо попытаться стать немного более air-minded. Если бы ее ответ услышал наш искусный пилот, он был бы совершенно обескуражен. Тетушка заявила, что когда ей - очень скоро - придется плескаться в Атлантическом океане, то ей будет абсолютно безразлично, насколько она air-minded. И она хочет посоветовать пилоту отнестись к этому совершенно спокойно, иначе она потом явится ему в виде призрака.
Я попыталась представить себе Тетушку маленьким рассерженным привидением в башмаках на пуговках, парящим темными осенними ночами над Атлантическим океаном, словно второй "Летучий голландец"'. Но мои размышления были прерваны очаровательной стюардессой, появившейся с обедом на подносе.
- Во всяком случае признайся, - уговаривала я Тетушку, - что куда приятней сидеть здесь и есть холодного цыпленка на высоте двух тысяч метров, чем впихивать в себя сало и брюквенное пюре дома на улице Каптенсгатан, что ты как раз делала бы сейчас.
Мне удалось выжать из нее половинчатое согласие, и этим пришлось удовлетвориться.
О, как чудесно было лететь! Мои жизненные силы укрепились настолько, что были по крайней мере на тысячу метров выше самолета.
- Жаль, что ты не отправишься на пароходе, - твердили мне все в один голос. - Это такое волшебное путешествие!
А я регулярно отвечала:
- Да, это необыкновенно волшебно. Но только для тех, кому и вправду нравится, когда его тошнит и рвет.
Когда норвежский берег остался позади, я посмотрела вниз на Атлантический океан. Маленькие игрушечные кораблики терпеливо бороздили волны. Я подумала о Христофоре Колумбе, и у меня потеплело на сердце. Как он осмелился на такое! Надо же, как он на такое решился?! Столько времени преодолевать милю за милей в бескрайних водах во всей их бесконечности, да еще не ведая, что там, за горизонтом!
- Согласись, что мужчины несут в себе заряд какой-то дикой неуемности и авантюризма, - сказала я Тетушке.
- Что, кто-то собирается разводиться? - спросила она.
Я попыталась объяснить ей: я, мол, думала о Колумбе, и какое счастье для человечества, что Колумбом была не я, так как повернула бы обратно после первого же дня плавания. Страдая от морской болезни и угрызений совести, я предстала бы пред Изабеллой Испанской’ и заявила ей, что никакой Америки, по всей вероятности, не существует. И во всяком случае, лучше подождать с ее открытием до девятнадцатого века, когда упорядочится регулярное сообщение, а еще лучше - до двадцатого, когда можно будет полететь туда на самолете.
- О да, мужчины - дико неуемное, авантюрное и прекрасное племя! Почему мы, женщины, никогда не открываем новых частей света?!
- Вообще говоря, плохо быть всего-навсего женщиной, - пожаловалась я Тетушке.
Она попыталась утешить меня.
- Вспомни, - сказала она, - это мы, женщины, вдохновляли мужчин на их великие подвиги!
Она сидела рядом в своих невообразимых башмаках на пуговках, маленькая и сухонькая, с волосами, закрученными на затылке в крошечный смешной узелок, и да простит меня Бог, но я подумала, что те великие подвиги, на которые она вдохновила мужчин, могли бы свободно разместиться на котике ногтя большого пальца.
Но я любила ее именно такой, какой она была, с ее башмаками на пуговках и всем остальным, - впрочем, я любила всех людей на свете. Подумать только, как много потрясающе милых и любезных личностей удалось мне заполучить в попутчики! Особенно понравился мне один американец. Некоторое время мы болтали с ним, хотя у Тетушки все время был такой вид, словно она думала: "Ага - торговец белыми рабынями!.. Уже... Так скоро!"
Старая история с Вавилонской башней и смешением языков' была уже сама по себе великим бедствием для человечества. Ну а представьте себе, каково сидеть в самолете, сгорая от желания изложить всем переполняющие тебя остроумные идеи! А вместо этого - единственное, что удается выжать из себя, - повторяющиеся с равными промежутками "I see!" или "Is that so?". А мне хотелось бы незамедлительно поведать мистеру Хейли все, что я думаю о Вселенной, но я внезапно почувствовала, что не стоит даже пытаться открыть рот. Все мои познания в английском словно ветром сдуло! Я помнила только один-единственный вопрос из английской книги для чтения: "Сап you tell те nearest way to the Scandinavian bank?" И как бы ни было забавно выпалить этот вопрос прямо в лицо мистеру Хейли, я все-таки решила отказаться от этой затеи и, наоборот, внимательно слушать его, сверкая глазами, и пусть себе мистер Хейли болтает. Мужчины ведь зачастую упиваются звучанием собственного голоса. Вообще-то мистер Хейли утешил меня, заверив, что в Америке я отлично обойдусь своим запасом слов. Мистер Хейли сказал, что считается, что в Америке не надо знать более четырех фраз: "Good morning - ham and egg - I love you - good night".
- Is that so? - воскликнула я, мучительно страдая от собственного косноязычия.
- Ну, пожалуй, это ужасное преувеличение, - заметил мистер Хейли. - Одними лишь "good morning - ham and egg - I love you - good night", разумеется, не обойдешься. Надо уметь произносить еще "baseball", "popcorn", а также "coca-cola".
- I see! - воскликнула я.