Я не знаю, есть ли загробная жизнь. Но если есть, то нам с Илюшей было бы очень приятно, чтобы в день нашей свадьбы вы приходили на нашу могилу. Мы бы могли на вас посмотреть.
Никогда не думала, что самым сложным в моей жизни будет закончить это письмо. Еще столько не сказано, столько не…
Все, простите! Я вас всех люблю. И я приняла правильное решение!
Вадим дочитал письмо, сунул его в карман, твердо решив сегодня никому не показывать, и вышел на лестницу покурить. Такое письмо лучше дать прочесть завтра, когда хлопоты, связанные с похоронами, накроют всех с головой. А вот как оградить бабушку Аню и Эльзу от всего это кошмара, Вадим не знал.
Рано утром Вадима разбудил телефонный звонок. Едва продрав глаза, - Вадим глянул на будильник - семь утра, и, чертыхаясь, босиком побежал на кухню со слабой надеждой, что Лена не успела проснуться. Звонила Лера Скорник. Дочь знаменитого адвоката Скорника, одного из светил. С самой Лерой Вадим была едва знаком. Тем более казалось удивительным, что она позвонила в такую рань. У адвокатов принято звонить друг другу без стеснения часов до одиннадцати-двенадцати ночи, все равно не спят, а занимаются бумагами. Но вот раньше девяти утра считалось неприличным. Тем более в семь!
- Вадим! Это Лера Скорник. Я бы хотела с вами встретиться! - без лишних слов сообщила Лера.
- Что-то случилось? - Вадим еще плохо соображал спросонок.
- Нет! Все прекрасно! Просто надо встретиться и поговорить. О сотрудничестве. Вы не против сотрудничать с девушкой, мужчина? - Видно у Леры было прекрасное настроение с утра. Чего никак нельзя было сказать о Вадиме.
На кухне появилась Лена.
- Кто это? Что случилось? Мама? - Ленино лицо, все и так распухшее от вчерашних, а точнее ночных слез, еще и отекло от недосыпа.
- Нет, это Скорник. Все в порядке.
- Кто такая Скорник?
- Адвокатесса. Спи!
Лена сразу успокоилась, как-то сникла и, бросив: "Все равно уже не усну!", ушла обратно в спальню.
- Простите, Лера! Жена проснулась, - не без намека вернулся к телефонному разговору Вадим. - Так что случилось?
- Да ничего не случилось, - Лера поняла, что для шутки с "мужчиной" время она выбрала не самое подходящее. - Я потом позвоню. Видно вы еще сладко спали, - последние слова прозвучали несколько обиженно.
- Не очень сладко, у Лены вчера вечером бабушка умерла, - желая снять неприятный осадок у собеседницы, стал подробно объяснять Вадим.
- Если нужна моя помощь - обращайтесь, - с энтузиазмом произнесла Лера.
- Спасибо! Я думаю, мы справимся. Но все равно спасибо.
- Имейте в виду, на всякий случай, Кузьминское кладбище - моя "точка".
- Спасибо, Лера! Учту. Созвонимся через несколько дней.
Вадим направился в спальню, чтобы взять свою одежду, так как ложиться было бесполезно. Он вспомнил "адвокатскую" молодость. "Точка"! Как давно он не произносил это слово. "Клиент" звучало куда современнее и точнее.
Но позвонить Лере пришлось в тот же день. Выяснилось, что кладбищенские правила запрещали хоронить в ту же могилу раньше, чем через семь лет. То есть, если захоронить урну, - пожалуйста. А если гроб, - то семь лет никому из родственников умирать не разрешается.
Попытки Вадима самостоятельно решить этот вопрос успехом не увенчались. Директор кладбища уперся, как осел. Никакие аргументы Вадима, что предыдущие похороны были меньше двух месяцев назад, что, соответственно, гроб еще цел, и что ничего страшного не произойдет, - эффекта не возымели. То ли директор Востряковского кладбища так дорожил своим местом, что не хотел рисковать, то ли ждал, что проситель наконец сообразит, что надо просто "подмазать".
Вот чего делать Вадим никак не собирался, так это давать взятку. Еще много лет назад Михаил Леонидович сказал фразу, намертво засевшую в сознании Вадима: "Положение взяткодателя отличается от положения взяткополучателя только местом на скамье подсудимых. Первый или второй. А срок тот же!" Вадим никогда взяток не давал. Не из принципа, хотя и это тоже. Из страха.
Вот тут то он и вспомнил про звонок Скорник.
Уже через полчаса после того, как он тысячу раз извинившись за беспокойство, попросил Леру узнать, что можно сделать, ему перезвонил сам директор Востряковского кладбища. Посетовав, что Вадим Михайлович сразу не сказал, что дружит с его коллегой и учителем, директором Кузьминского кладбища Иваном Алексеевичем, человеком в их профессии легендарным, директор кладбища Востряковского услужливо сообщил, что исключения из этих дурацких правил, разумеется, возможны. Что задача его и коллег помогать людям в трудную минуту. Что он всегда с радостью предоставит место.
Вадим перебил, что "с радостью" это не совсем уместно. Но при этом поблагодарил и положил трубку.
Слова благодарности Лера восприняла весело, как кажется, и все в жизни:
- Всегда обращайся. Ты же знаешь наш принцип цивилистов - комплексное обслуживание - "родился, женился, развелся, умер"!
Вадим вспомнил, что это было любимое выражение Коган. Она искренне полагала, что в жизни любого человека ничто не должно происходить без участия адвоката. А может, она имела ввиду и другое. Какие дела вели цивилисты? Установление отцовства - "родился". Признание брака недействительным - "женился". Раздел имущества - "развелся". Споры о наследстве - "умер".
Несколько дней прошли в подготовке похорон, сборе документов, в том числе и из прокуратуры, вынесшей поста новление об отказе в возбуждении уголовного дела, затем - милиция, судебно-медицинская экспертиза. Оказалось, похоронить человека, покончившего с собой, было много сложнее, чем просто умершего.
Наличие предсмертной записки от бабушек Ани и Эльзы скрыли. Но это мало помогло. Старушки ходили как в воду опущенные. Бабушка Аня вдруг сразу как-то перестала говорить лозунгами, а бабушка Эльза ехидничать и саркастически отзываться об окружающем мире. Обе присмирели, бродили по квартире Осиповых-старших с поникшими головами и почти не разговаривали.
Спустя несколько дней, Илона заметила странную метаморфозу. Обычно, когда Анна Яковлевна приезжала к ним погостить, ее мама всем своим видом выражала недовольство вторжением противника на ее, Эльзину, территорию. И никакие могла дождаться, когда, наконец, классовая антагонистка уберется восвояси. Постоянным предметом издевок Эльзы в адрес Анны Яковлевны в такие "гостевые" периоды был вопрос, а не соскучилась ли та по американскому флагу, символу мировой победы капитализма? Дело в том, что старая большевичка Анна Искра жила в коммунальной квартире в доме напротив посольства США. Из единственного ее окна открывался вид на главный вход американского представительства с огромным развивающимся флагом.
А тут ситуация изменилась. Пару раз Эльза Георгиевна как бы невзначай бросала фразу, что Ане сейчас одной очень тяжело, мол, надо предложить погостить ей подольше.
Михаил Леонидович возражать не стал, его такой вариант абсолютно устраивал. Эльза замкнулась на его матери и, соответственно, куда меньше доставала его своими советами и воспитательными разговорами. И хотя за тридцать пять лет он, конечно, научился пропускать все это сотрясание воздуха мимо ушей, так все равно было лучше.
Однажды Михаил Леонидович стал случайным свидетелем разговора двух старушек. Он работал с документами, присланными Вадимом, а в соседней комнате, забыв прикрыть дверь, бабушки вели очередной нескончаемый философский разговор.
- Понимаете, Эльза Георгиевна, то, что сделала Лиза, это не просто слабость, это отказ от выполнения долга. Старческого долга!
- Нельзя так, Анна Яковлевна, нельзя! Ну невозможно все поступки человека сверять с понятием долга, обязанности, жизненного предназначения. Человек слаб. Да и что это такое - старческий долг?
- Старческий долг - обязанность доживать свою жизнь. Ходить по поликлиникам, дожидаться, когда выросшие внуки вспомнят о тебе и навестят. Хоронить друзей, прошедших с тобой всю жизнь. В конце концов, осмыслить наконец свою собственную жизнь!
- А вы осмыслили?
- Я - да! Я, Эльза Георгиевна, всегда делала только то, во что верила! И если меня обманывали, не я в этом виновата! Я жила честно!
- Так вы верили тому, что вам говорили, а не себе. В этом ваша трагедия.
- Я верила себе. А внутри себя я верила тому, что мне говорила партия.
- Вот-вот! Я и говорю, что для вас, большевиков, партия заменила религию. А Ленин - Бога. И со Сталиным та же история!
- То есть?
- Если бы вы знали религиозный догмат, то сообразили бы, что я имею в виду. Хорошо, объясню. Дьявол был одним из ангелов, или апостолов, уже не помню. Но он исказил учение Бога, и тот его низверг в ад. Вот с тех пор дьявол стал противником Бога, а был союзником. Так и ваш Сталин. Был союзником Ленина, а потом его объявили врагом.
- Ну да! Партия сама разобралась с этим предателем. Я и говорю, что он нас обманывал. Меня тоже. Но напомню, при нем меня и посадили. Так что я пострадала от его режима!
- Дорогая моя Анна Яковлевна! Сначала вы ему служили верой и правдой, а потом вас посадили. Значит, не тому служили и не в то верили!
- А вы, Эльза Георгиевна, во что верили всю жизнь? В мужа? В дворянское прошлое? Или в царя-батюшку?!
- Я верила в Бога! В бессмертную душу и в Страшный суд. И мне мало чего можно предъявить, хотя и я не безгрешна!
- Ну, думаю, любовные грехи-то вам простят! - Анна Яковлевна почувствовала, что она победила в споре. Вот такого безобразия, как греховодничество с белыми офицерами, за ней точно не числилось.
- Знаете, дорогая моя, лучше грешить с благородными чистыми мужчинами, чем с немытыми красноармейцами. Или вам больше нравились комиссары в кожаных куртках? - Эльза довольно улыбнулась. Приятные воспоминания не только не мучили ее совесть, но, наоборот, ублажали память в минуты полного одиночества и забвения.
- Ну, знаете, на вкус и цвет товарищей нет! - с такой же улыбкой неожиданно мягко выйдя из боевой стойки, отозвалась Анна Яковлевна. И тоже ушла в воспоминания. Себе-то что врать? И ей было что вспомнить…
Михаил Леонидович понял, что так дальше он работать не сможет. Встал и закрыл дверь.
Глава 4
Катя Машинская, как почти все стажеры, возвращалась из Америки с ощущением двойственным. С одной стороны - явная неудача: зацепиться там не удалось. Ни контракта, ни предложения преподавать в каком-нибудь, пусть самом задрипанном, американском колледже… Но в то же время ее не покидало чувство воодушевления и подъема - теперь я знаю, как нужно жить, к чему стремиться. Однако уже через пару недель после приезда энтузиазма заметно поубавилось.
Рядом был всегда больной, сколько она себя помнила, вечно недовольный всем и вся отец. Два года назад, после смерти мамы, он совсем скис. А еще трехлетний сын Яшенька, росший без отца. Тот и раньше-то не очень помогал, а теперь, когда она приехала из США, посчитал, что с ее "миллионами" алименты вовсе не надобны. После окончания с красным дипломом юрфака МГУ Катя трудилась, а скорее, числилась в штате института проблем газификации без малого пять лет. Тихая заводь, работа неинтересная, зарплату задерживают постоянно. На эти копейки прожить в новых условиях просто невозможно! А еще поток негатива с экрана телевизора. И подруги - замотанные, задерганные, озлобленные, раздражительные и раздражающие. Достало! Все достало! Катя решила, что пора все менять. Коренным образом.
Когда в телефонной трубке раздался раздраженный, торопливый голос Вадима, Катя струсила: "Может, и к лучшему! Быстрее откажет, быстрее успокоюсь. Значит, не судьба!"
- Вадим, я бы хотела уйти из науки и работать у тебя!
- Господи! Хоть кто-то звонит не с просьбой или проблемой, а с предложением! - Тон Вадима резко поменялся, стал приветливым.
- Я серьезно. Ты же знаешь, что я защитилась, пусть и по теоретическому вопросу, но худо-бедно все-таки кандидат. У меня хороший английский, - Катя тут же внутренне вздрогнула: последние слова прозвучали после истории с тоефлом бестактно. Но Вадим, вроде, никак на них не отреагировал. - Словом, я хочу попробовать себя в практической деятельности.
- "Аркадий, не говори красиво!" - Вадим рассмеялся. - Деньги? Зарабатывать хочешь?
- И это тоже. Но не только и не настолько. Мне надоело делать то, что никому не нужно. Я тут вспомнила твой рассказ о благодарных глазах клиента. Знаешь, захотелось посмотреть в них.
- Ну, Катюш, это не про бизнесменов. У них благодарные глаза бывают в одном случае: если ты сделал для них работу и не просто денег не взял, а еще им приплатил.
Вадим пришел в прекрасное расположение духа. Катин звонок означал многое. Получается, что его затея с фирмой работала не только, грубо говоря, "на карман". Это было и так ясно по постоянно увеличивающимся доходам. Она становилась привлекательной в принципе. Привлекательной даже для тех, кто считал науку святыней, а адвокатский труд - разновидностью сферы обслуживания. Что-то подобное он слышал от Кати в Америке, и не раз.
- Осипов, не наговаривай на себя. Ты не тот человек, который будет работать только за деньги. Ты тщеславен!
- А ты?
- Я тоже. Но не настолько. Ладно, я серьезно. Тебе юристы нужны?
- Да, нужны. Но, Катя, я ведь могу тебе предложить только должность ассоциатора. Ты же не адвокат.
- Кстати, а с приемом в адвокатуру помочь сможешь?
- Думаю, да. Так на ассоциатора ты согласна?
- А какая зарплата?
- Now you talk business! Сколько ты хочешь?
- Тысячу рублей, - Катя чуть не поперхнулась, называя сумму. В институте она получала двести пятьдесят.
- Это реально. Заезжай ко мне завтра! - Вадим продиктовал телефон офиса и назначил время. Адрес Катя должна была узнать у секретаря. На его диктовку Вадим тратить время не мог.
Василий Петрович Самойлов, директор Института государства и права Академии наук, тот самый Самойлов, который несколько лет назад звал Вадима на работу младшим научным сотрудником, позвонил буквально через пару минут после Машинской. Первая мысль Вадима была совсем идиотской: "Что, он тоже попросится на работу?" Но нет, Самойлов, оказывается, много слышал о стажировке в Америке и хотел встретиться, чтобы получить подробности "из первых уст".
Вадим с радостью согласился. Ему, в свою очередь, давно хотелось узнать, что думает спокойный и уравновешенный Василий Петрович о происходящем здесь, в стране. Дай бог, разговор получится откровенным.
После профессионально-точных расспросов о стажировке Самойлов взял минутную паузу.
- Теперь о другом. Суть того, о чем я хотел вас попросить, Вадим Михайлович, меркантильно-конкретна. У меня работает несколько очень толковых молодых ученых, которым сейчас весьма трудно.
- Понимаю! - В голосе Вадима звучало искреннее сочувствие.
- Вот, вот! Мы - академический институт. Конечно, наше положение лучше отраслевых НИИ. Но, тем не менее, платить больше трехсот пятидесяти рублей младшему научному я не могу. А жить на такие деньги невозможно. Вот я подумал, может у вас на фирме найдется какая-нибудь подработка для двух-трех человек?
- А вы слышали про мою фирму? - Вадим изумился.
- Да, и немало. Сейчас, конечно, много нового, за всем не уследишь. Но то, что касается моей профессии, я все-таки отслеживаю.
- И что вы об этом думаете?
- Понимаете, Вадим Михайлович, ситуация в нашем Отечестве сложилась весьма непростая. Если посмотреть с научной точки зрения, то есть не изнутри системы, а как бы выйдя из нее, когда ничто личное не мешает анализировать, то становится ясно, - в стране происходит революция. Это еще мало кто осознал. Всем кажется, что есть личная борьба Ельцина и Горбачева. Кто-то полагает, что идет преобразование социалистической модели в рыночно-плановую, но по-прежнему социалистическую структуру.
- Но социализм и рынок несовместимы!
- Ошибаетесь, молодой человек! Ошибаетесь! Если отринуть идеологические штампы, то мы легко обнаружим все признаки социализма во многих западных странах. В Канаде, Финляндии, ФРГ, Швеции и так далее, - Самойлов увидел изумление на лице Вадима и, довольный произведенным эффектом, продолжил, поудобнее устроившись в кресле: - Социализм - это не идеологическая категория, а вполне жизненная, социальная, если угодно. Есть такое понятие в науке конституционного права - социальное государство. Это когда государство принимает на себя и конституционно гарантирует заботу о своих гражданах. Не на уровне лозунгов и деклараций, а на элементарном экономическом уровне. Ну, например, медицина, пенсии, социальная поддержка малоимущих. У нас сегодня все это есть в законодательстве, но нет экономических возможностей. Почему? А потому, Вадим Михайлович, что плановая экономика не эффективна. Значит, при рыночной экономике, дающей необходимое пополнение бюджета государства за счет налогов, ничто не мешает выполнять и эти социальные обязанности государства перед своими гражданами. Все просто!
- Это у нашего-то государства обязанности перед гражданами?!
- Вот как раз об этом я и говорю. Вы не свободны от эмоций. А чтобы понять суть событий, надо относиться к ним индифферентно! - Самойлов явно расстроился примитивной реакцией Вадима.
- Хорошо. Вы - правы! Тогда объясните мне, пожалуйста, следующее. Революция, насколько я помню вузовский курс, это смена общественно-экономических формаций. Приход к власти нового господствующего класса. Разве у нас это происходит? Где этот новый господствующий класс?!
- Торопитесь, Вадим Михайлович! Хотите мой прогноз? - Самойлов подождал, пока Вадим кивнул. - Так вот. Горбачев представляет интересы мыслящей молодой, я имею в виду лет пятидесяти, партийной аристократии. Как хорошо сказал Афанасьев - "административно-партийное большинство". Ельцин вначале говорил только об омоложении руководства, не ставя под сомнение саму идею доминанты КПСС. Но сейчас, под влиянием Гавриила Попова, Собчака, - кстати, серьезного ученого-цивилиста, - все больше и больше открывает ворота для людей совсем иного толка. Политикой заинтересовалась интеллигенция. Почитайте "Московские новости"…
- Читаю, разумеется, - перебил Вадим.
- Не сомневаюсь! Так вот, ученые, люди театра, телевидения меняются, - Самойлов разволновался, стал говорить отрывистее. - А новые экономические силы? Вы что, думаете, кооператоры, которые прямо на глазах превращаются в предпринимателей, они дадут повернуть все вспять? А иностранный капитал? Все эти совместные предприятия?
- Но мы же знаем, как большевики свернули НЭП!
- Э-э, нет, Вадим! Нет! Другие времена! Нэпманов не поддерживала интеллигенция. Более того, многие еще верили, и как верили, в перспективы нового строя! Во всеобщее благоденствие. А сегодня за плечами семьдесят лет того самого "благоденствия"! И сталинские лагеря! И коллективизация! Нет! Сегодня уже никто из мыслящих людей не поверит в сказки. К тому же, - Самойлов вдруг как-то сразу успокоился, взял себя в руки, - многие уже узнали, что такое западная жизнь. Вот вы побывали в Америке. Хотите, чтобы мы жили также?
- Да, у них нет "Карточки вашингтонца"! - Вадим мрачно ухмыльнулся.
- Не понял?
- Ну у нас есть "Карточка москвича", а у них нет "Карточки вашингтонца", - объяснил свою шутку Вадим.