- Предположим, - не отставал Корте, - но вы можете сказать хотя бы приблизительно?
Доктор, желая успокоить его, сделал вид, будто размышляет, покачал головой и задумчиво изрек:
- Ну, раз уж вы так настаиваете… Пожалуй, вас можно было бы поместить на шестой. Да-да, - подтвердил он, как бы убеждая самого себя, - вы вполне могли бы лежать на шестом.
Он явно хотел порадовать больного. Но Джузеппе Корте от этих слов вконец растерялся. Выходит, врачи с верхних этажей его обманывали, а этот доктор, сразу видно, очень опытный и не привык кривить душой. Так вот он считает, что место Джузеппе не на седьмом, а на шестом, может, даже на пятом, и, скорее всего, в разряде тяжелых! Корте совсем пал духом. В тот вечер у него сильно подскочила температура.
Пребывание на четвертом этаже стало для Джузеппе Корте самым спокойным с того дня, как он лег в больницу. Врач оказался очень милым, заботливым и сердечным человеком; нередко часами засиживался у Джузеппе в палате, беседуя на разные темы. Корте охотно рассказывал ему о своей жизни, об адвокатской практике и светских развлечениях. Он пытался убедить себя в том, что еще принадлежит к миру здоровых людей, что еще связан с деловыми кругами и всерьез интересуется событиями общественной жизни. Пытался, но безуспешно. Разговор так или иначе всякий раз переходил на болезнь.
Мечты об улучшении, хоть минимальном, не покидали Джузеппе Корте и постепенно становились навязчивой идеей. Гамма-лучи, правда, приостановили распространение экземы, но излечить ее не смогли. Каждый день Джузеппе Корте подолгу говорил об этом с врачом, стараясь держаться мужественно, даже иронически, но это ему не очень удавалось.
- Скажите, доктор, - спросил он однажды, - как идет процесс распада моих клеток?
- Да что за слова такие! - шутливо упрекнул его доктор. - Где вы их набрались? Нехорошо, нехорошо, особенно для больного! Чтобы я никогда больше не слышал подобных речей.
- Однако же, - возразил Корте, - вы уклоняетесь от ответа.
- Вовсе нет, - улыбнулся врач. - Распад клеток, как вы изволили выразиться, в вашем случае минимален, поверьте - минимален. Но я бы, пожалуй, определил его как стабильный.
- Стабильный - значит хронический?
- Не надо, я этого не говорил. Я сказал только - стабильный. Таков он в большинстве случаев. Заболевания, даже самые легкие, часто требуют энергичного и долгого лечения.
- Скажите, доктор, когда же я смогу надеяться на улучшение?
- Когда? Делать прогнозы в этих случаях довольно затруднительно… А знаете что, - добавил он после небольшого раздумья, - я вижу, вам так не терпится выздороветь, что это стало уже самой настоящей манией… и если бы я не боялся рассердить вас, знаете, что бы я посоветовал?
- Что, говорите, доктор…
- Постараюсь быть предельно ясным. Если бы я попал в эту больницу, вероятно лучшую из всех учреждений данного профиля, то сам настаивал бы на том, чтобы меня поместили с первого же дня - понимаете? - с первого же дня на один из нижних этажей. Более того - я потребовал бы, чтоб меня положили на…
- На первый этаж? - подсказал Корте, натянуто улыбаясь.
- Ну нет! Не на первый! - рассмеялся доктор. - Зачем же так! Но на третий или даже на второй - определенно. На нижних этажах лечат гораздо лучше, поверьте на слово, оборудование там более мощное и совершенное, персонал выучен на совесть. Вы знаете, кто душа этой клиники?
- Профессор Дати?
- Вот именно - профессор Дати! Это он автор применяемого здесь метода, по его проекту построена и оборудована вся клиника. Так вот, он - наш мэтр - практикует, так сказать, между первым и вторым этажами. Оттуда он излучает свою энергию, оттуда исходят все его указания. Но я вас уверяю, что влияние этого светила не простирается выше третьего этажа: на верхних его гениальные идеи все больше распыляются, выхолащиваются, искажаются; одним словом, сердце нашей клиники - это нижние этажи, и если хотите лечиться по-настоящему - надо лежать внизу.
- Стало быть, - проговорил Джузеппе Корте дрожащим голосом, - вы мне советуете…
- Учтите при этом еще одно… - решительно продолжал доктор. - Учтите, что у вас появилось нежелательное осложнение - экзема. Сама по себе она совершенно безопасна, но, если ею пренебрегать, это может отразиться на вашем моральном состоянии, а вы сами знаете, насколько важно для выздоровления сохранять присутствие духа. Облучение, которое я вам прописал, оказалось плодотворным лишь до определенного предела. Почему? Возможно, это чистая случайность, но не исключено, что установка недостаточно мощная. Так вот, на третьем этаже аппаратура гораздо более совершенна. Там вы скорее излечите вашу экзему. А ведь если дело хоть в чем-то пошло на поправку - значит, самое трудное позади. Когда начинаешь подниматься - это уже почти необратимо. Когда вы и впрямь почувствуете себя лучше, то уж ничто не сможет помешать вам подняться сюда или еще выше, пропорционально вашим "успехам"… на пятый, шестой, а то, глядишь, и на седьмой этаж.
- Так вы полагаете, что перевод на третий ускорит лечение?
- Вне всяких сомнений! Я бы на вашем месте не раздумывал.
Разговоры такого рода доктор вел с Джузеппе Корте ежедневно. Наконец наступил момент, когда больной, которому надоело мучиться от экземы, несмотря на инстинктивное нежелание спускаться вниз, решил все же последовать совету доктора и переселился этажом ниже.
На третьем этаже он тотчас заметил, что в отделении среди врачей и сестер царит какая-то непонятная веселость. С чего бы это - ведь в отделении больные, внушавшие серьезное беспокойство. Более того - веселость эта с каждым днем как будто нарастала; Джузеппе терялся в догадках, пока не разговорился с одной из сестер, спросив, чему это они все здесь так радуются.
- Как, разве вы не знаете? Через три дня мы все уходим в отпуск.
- В отпуск?
- Ну да. На две недели третий этаж закрывается, и весь персонал идет отдыхать… Все у нас уходят в отпуск поэтажно.
- А больные как же? Что будет с ними?
- Поскольку их не так уж много, мы объединяем два этажа в один.
- Какие? Третий и четвертый?
- Нет, третий и второй. Отсюда все спустятся на этаж ниже.
- На второй этаж? - переспросил Джузеппе Корте, побледнев как мертвец. - Значит, я тоже должен буду…
- Ну конечно. Что тут особенного? Когда мы через две недели вернемся, возвратитесь в эту палату. Чего вы так испугались?
Джузеппе охватил дикий страх; таинственный внутренний голос нашептывал ему об опасности. Однако не мог же он помешать персоналу уйти в отпуск, кроме того, как ему показалось, гамма-облучение наконец подействовало - экзема почти прошла. Итак, Корте не решился открыто протестовать против нового перемещения, единственное, чего он потребовал, не обращая внимания на насмешки сестер, - это чтобы к двери его новой палаты прикрепили табличку с надписью: "Джузеппе Корте, с третьего этажа, временно". Подобная вещь была совершенно беспрецедентной в истории клиники, но врачи не стали возражать, опасаясь спровоцировать сильное потрясение у этого нервного, темпераментного больного.
Ему надо только переждать две недели - не более того. И Джузеппе Корте с какой-то одержимостью принялся считать дни. Почти все время он проводил в постели, вперив неподвижный взгляд в угол; мебель здесь, на втором этаже, была уже не такая современная и не радовала глаз, как в отделениях наверху, но отличалась строгостью и внушительностью форм. То и дело он напрягал слух: ему казалось, что с нижнего этажа, из отделения "приговоренных", до него доносятся какие-то приглушенные звуки - должно быть, предсмертные стоны и хрипы.
В такой обстановке Джузеппе, разумеется, все больше падал духом. А потеря душевного спокойствия не могла не отразиться на его состоянии: температура ползла вверх, с каждым днем увеличивалась общая слабость. Из окна, почти все время распахнутого настежь, ведь лето было в самом разгаре, теперь уже не открывался вид на городские крыши и соседние дома; перед глазами вставала только окружающая клинику зеленая стена деревьев.
Через неделю, часа в два пополудни, неожиданно вошли в палату фельдшер и три санитара с каталкой.
- Ну как, мы готовы к переезду? - бодрым голосом спросил фельдшер.
- К какому переезду? - У Джузеппе перехватило горло. - Что опять за новости? Ведь персонал третьего этажа только через неделю возвращается из отпуска.
- При чем тут третий этаж? - удивился фельдшер. - Приказано перевести вас на первый. Вот посмотрите. - И показал на напечатанное на бланке распоряжение о переводе на самый нижний этаж с подписью самого профессора Дати.
Ужас и ярость Джузеппе Корте прорвались наружу такими оглушительными криками, что задрожали стены в отделении.
- Успокойтесь, ради бога, тише, - умоляли его санитары, - ведь здесь тяжелобольные!
Но ему ни до кого уже не было дела.
Прибежал заведующий отделением, человек очень воспитанный и любезный. Он спросил, в чем дело, прочитал бумагу, выслушал объяснения Корте. Затем раздраженно повернулся к фельдшеру, сказав, что это ошибка, он не давал подобных распоряжений, что с некоторых пор здесь царит полная неразбериха, так больше продолжаться не может, ему ни о чем не докладывают, и он обо всем узнает последним… Наконец, разнеся в пух и прах своего подчиненного, он сменил тон и обратился к больному с глубочайшими извинениями.
- Но, увы, - добавил врач, - увы, профессор Дати час назад уехал за город отдохнуть и вернется только через два дня. А я при всем желании не могу отменить его приказ. Поверьте, он первый будет глубоко сожалеть… Немыслимое недоразумение, просто в голове не укладывается, как такое могло произойти!
Джузеппе Корте никак не мог совладать с собой: его била нервная дрожь и весь он был во власти дикого, панического страха. В палате еще долго не смолкали его по-детски отчаянные всхлипывания.
И вот из-за дурацкой ошибки он прибыл на последнюю станцию - в отделение для умирающих! Это он-то, чье место, по мнению самых строгих врачей, было на шестом, если не на седьмом этаже! Ситуация настолько нелепая, что Джузеппе так и подмывало разразиться истерическим хохотом.
Полуденный зной лениво парил над городом. Джузеппе, прикованный к постели, неотрывно глядел на зелень деревьев и ощущал себя в каком-то нереальном мире: пугающе белые, выложенные кафелем стены, холодные, плотно закрытые двери, словно ведущие в покойницкую, такие же белоснежные призрачные фигуры в халатах. Даже деревья за окном кажутся какими-то ненастоящими: вон уж сколько он на них смотрит, а ни один листочек их не шелохнулся.
Эта мысль настолько взволновала Корте, что он вызвал сиделку и попросил сильные очки, которые в постели никогда не надевал. Слава богу, сквозь очки он разглядел, что деревья самые настоящие и листья хотя и едва заметно, но все-таки шевелит налетающий ветерок.
Сиделка вышла; наверно, с четверть часа он лежал в полной тишине. Шесть этажей, словно могильные плиты, из-за глупого, формального недоразумения навалились на Джузеппе Корте всей своей неумолимой тяжестью. Сколько лет - да, теперь уже счет идет на годы, - сколько лет понадобится ему, чтобы выбраться из этой пропасти?
Но почему в палате вдруг стало так темно? Ведь еще день. Невероятным усилием преодолев сковавшее его, как паралич, странное оцепенение, Джузеппе дотянулся до лежащих на тумбочке рядом с постелью часов. Половина четвертого. Он повернул голову к окну и увидел, как шторы, повинуясь чьему-то таинственному приказу, медленно опускаются, преграждая доступ дневному свету.
КАК УБИЛИ ДРАКОНА
Перевод Ф. Двин
В мае 1902 года некий Джозуе Лонго - крестьянин графа Джерола, часто ходивший на охоту в горы, - сказал, что он видел в Сухом Долу какую-то здоровенную зверюгу, похожую на дракона.
В Палиссано, деревушке, находившейся в самом конце долины, испокон веку жила легенда о том, что где-то здесь, в одном из безводных Ущелий, до сих пор еще сохранилось такое чудище. Да только никто не принимал эти россказни всерьез. Однако на сей раз доводы Лонго, убедительность его слов и подробности пережитого им приключения, совершенно не менявшиеся от рассказа к рассказу, наводили на мысль, что и впрямь что-то такое там есть, и граф Мартино Джерол решил убедиться в этом самолично. Он, конечно, понимал, что ни о каком настоящем Драконе и речи быть не может, но нельзя было исключить, что в здешних пустынных ущельях обитает какая-нибудь крупная змея редкого вида.
Компанию в этой экспедиции ему составили губернатор провинции Куинто Андронико со своей бесстрашной красавицей женой Марией, ученый натуралист Ингирами и его коллега, искусный мастер по изготовлению чучел, Фусти. Губернатор, человек скептического склада ума и не очень сильной воли, уже давно заметил, что жена его неравнодушна к Джеролу, но как-то не придавал этому значения и, когда Мария предложила ему поехать вместе с графом охотиться на дракона, согласился не задумываясь. Он совершенно не ревновал жену к Мартино и нисколько ему не завидовал, хотя тот был намного моложе, красивее, сильнее, храбрее и богаче его.
И вот как-то после полуночи из города в сопровождении восьми верховых охотников выехали два экипажа; к шести утра они были уже у деревни Палиссано. Джерол, красавица Мария и оба натуралиста спали. Бодрствовал один лишь Андронико; он и велел остановить лошадей перед домом своего старого знакомого - доктора Таддеи. Вскоре, поднятый с постели кучером, из окна второго этажа выглянул доктор - заспанный, в ночном колпаке. Андронико, подойдя к окну и весело поздоровавшись, рассказал ему о цели экспедиции. Он рассчитывал, что доктор, услышав историю о каких-то драконах, просто посмеется над ними. Но Таддеи лишь неодобрительно покачал головой.
- На вашем месте я бы туда не ездил, - сказал он твердо.
- Почему? Думаете, там ничего нет? Может, все это пустая болтовня?
- Нет, не потому, - ответил доктор. - Я-то как раз думаю, что дракон есть, хотя мне лично видеть его не доводилось. Но ввязываться в это дело я бы не стал. Есть во всем этом что-то зловещее.
- Зловещее? Уж не хотите ли вы, Таддеи, сказать, что действительно верите?..
- Я уже стар, дорогой мой губернатор, - ответил доктор, - и повидал на своем веку достаточно. Может быть, конечно, все это враки. Но возможно, и правда. Нет, на вашем месте я бы в это дело не ввязывался. И вообще, послушайте меня: дорогу туда отыскать трудно, много оползней, породы здесь рыхлые - от легкого ветерка может начаться целое светопреставление - и совершенно нет воды. Оставьте эту затею, губернатор, отправляйтесь-ка лучше вон туда, на Крочетту - (он указал на округлую, поросшую густой травой гору за деревней), - там пропасть зайцев. - И, немного помолчав, добавил: - Нет, с вами я бы действительно не пошел. Слышал я как-то… Да что вам говорить, еще смеяться станете…
- Клянусь, не стану! - воскликнул Андронико. - Говорите, говорите же!
- Ну ладно. Ходят слухи, что дракон изрыгает дым и что дым этот ядовит. Даже малой толики его достаточно, чтобы убить человека.
Вопреки своему обещанию Андронико расхохотался.
- Я всегда знал, что вы ретроград, - заключил он, - чудак и ретроград. Но это уж переходит всякие границы. Сейчас же не средневековье, дорогой Таддеи. До свидания. Мы вернемся вечером - и непременно с головой дракона!
Помахав рукой, он сел в экипаж и приказал кучеру трогать. Входивший в группу охотников и знавший дорогу Джозуе Лонго двигался во главе отряда.
- Почему тот старик качал головой? - спросила проснувшаяся между тем Мария.
- Пустяки! - ответил Андронико. - От нечего делать миляга Таддеи занимается еще и ветеринарией. Мы говорили с ним об эпидемии ящура.
- А о драконе? - спросил граф Джерол, сидевший напротив. - Ты не спросил, известно ли ему что-нибудь о драконе?
- Признаться, нет, - ответил губернатор. - Не хотел выглядеть смешным. Я сказал, что мы приехали сюда поохотиться. И только.
Поднявшееся солнце развеяло сонливость путников; лошади побежали резвее, а кучера затянули песню.
- Этот Таддеи был нашим домашним врачом, - сказал губернатор. - Когда-то у него была превосходная клиентура. Но однажды, не помню уж почему, кажется, из-за несчастной любви, он уединился в деревне. Потом опять что-то приключилось, и он забрался в эти горы. Случись с ним что-нибудь еще, не знаю уж, куда он сможет податься отсюда… тоже станет чем-то вроде дракона!
- Что за глупости! - откликнулась Мария раздраженно. - Только и разговору у вас что о драконе. Эта музыка мне уже надоела, за всю дорогу ничего другого я не слышала.
- Да ведь ты сама захотела поехать, - мягко, но не без иронии возразил ей муж. - И потом, как ты могла слышать, о чем мы говорим, если спала? А может, ты притворялась?
Мария не ответила: она с беспокойством смотрела в окошко на горы, которые становились все выше, круче и суровее. В конце долины виднелось хаотическое скопление конусообразных вершин, в большинстве своем голых - ни тебе леса, ни луга, - желтоватых и бесконечно унылых. Под палящим солнцем они светились ровным и сильным светом.
Около девяти утра экипажи остановились: дальше дороги не было. Путники поняли, что находятся в самом сердце этих зловещих гор. Вблизи было видно, что сложены они из рыхлых и осыпающихся пород, чуть ли не из сухой земли - сплошная осыпь от вершины до подножия.
- Ну вот, здесь как раз и начинается тропа, - сказал Лонго, показывая рукой на протоптанную людьми дорожку, которая вела в небольшую лощину. - Если идти по ней, то за три четверти часа можно добраться до Буреля, где как раз и видели дракона.
- Воду взяли? - спросил Андронико, обращаясь к охотникам.
- У нас есть четыре фляжки с водой и еще две с вином, ваше превосходительство, - ответил один из охотников. - Думаю, хватит…
Странно. Теперь, когда они были вдали от города и эти горы отгораживали их от всего мира, мысль о драконе казалась уже не такой абсурдной. Путешественники огляделись: картина, представшая их взору, была малоутешительной. Желтоватые гребни, куда еще не ступала нога человека, лабиринт разбегавшихся в стороны трещин, извивы которых невозможно было проследить взглядом, - великое запустение.
Молча тронулись в путь. Впереди шли охотники с ружьями, старинными кулевринами и прочим охотничьим снаряжением, за ними - Мария, а замыкали шествие оба натуралиста. К счастью, тропа вилась по теневой стороне: среди этих желтых склонов терпеть солнце было бы просто мукой.
Лощинка, которая вела к Бурелю, тоже была узка и извилиста, по дну ее не бежал ручей, на склонах не росли ни кусты, ни трава, кругом виднелись только камни да осыпи. Ни птичьего щебета, ни журчания воды, лишь изредка прошуршит осыпающаяся галька.
Пока группа двигалась вперед, ее догнал поднимавшийся по тропе быстрее, чем наши путники, юноша с козьей тушей на плечах.
- Это он к дракону идет, - сказал Лонго. Сказал совершенно серьезно, даже без намека на шутку. И пояснил, что жители Палиссано очень суеверны и ежедневно отправляют в Бурель козу, чтобы задобрить чудовище. Дань эту таскают по очереди деревенские парни. Не дай бог услышать голос чудовища - тогда жди беды.
- Значит, дракон ежедневно съедает по козе? - шутя, спросил граф Джерол.
- Во всяком случае, на другое утро там ничего не находят, это точно.
- Даже костей?
- Ну да. Он утаскивает козу в свою пещеру, там ее и съедает.