- Синьорина Клара, синьорина Клара, - голос явно принадлежал тому, вежливому мужчине, - скажите номер вашего телефона. Не хотите? А я грешным делом всегда питал слабость к эмильянкам - ну как магнитом к ним тянет.
- Не торопитесь, - отвечал женский голос, видимо Франкина. - Позвольте сперва узнать, кто вы.
- Я-то? Марлон Брандо.
- Ха-ха-ха! - снова дружно рассмеялись невидимые собеседники.
- Бог мой, до чего же вы остроумны!..
- Адвокат, адвокат Бартезаги! Алло, алло, это вы? - Голос принадлежал женщине, до сих пор не вступавшей в разговор.
- Да-да, я. Кто говорит?
- Это я, Норина, вы меня не узнаете? Я вам позвонила, потому что вчера вечером на работе забыла вас предупредить: из Турина…
Адвокат Бартезаги поспешно перебил ее:
- Послушайте, синьорина! Позвоните мне попозже. Незачем, да и неприлично, впутывать посторонних в дела, которые касаются только нас.
- Э-э, господин адвокат, - это говорил уже другой мужчина, - а морочить голову молоденьким девушкам прилично?
- Господин адвокат Марлон Брандо неравнодушен к эмильянкам, ха-ха!
- Да перестаньте, прошу вас. У меня нет времени слушать вашу трескотню, мне нужно срочно звонить по делу. - Это вмешалась женщина лет шестидесяти.
- Послушайте только эту мадам! - Я уже узнал по голосу Франкину. - Вы случайно не королева телефонов?
- Повесьте наконец трубку, неужели вам не надоело болтать? Я, к вашему сведению, жду звонка из другого города, а пока вы…
- Значит, вы все время подслушивали? Кто же из нас сплетница?
- Да уймись наконец, дура!
На секунду наступила тишина. В первый момент Франкина не нашлась. Потом парировала торжествующе:
- Ха-ха-ха! От дуры слышу.
До меня донеслись раскаты смеха. Смеялись не меньше двенадцати человек. Затем снова короткая пауза. Может, все сразу повесили трубки? Или просто выжидают? Если хорошенько прислушаться, нетрудно в наступившей тишине уловить слабое дыхание, шорохи, легкое пощелкивание. Наконец снова раздался приятный беззаботный голосок Клары:
- Кажется, теперь мы одни?.. Так что же ты, Франкина, все-таки посоветуешь мне надеть завтра?
В этот момент в разговор вступил незнакомый мужской голос, удивительно красивый, по-юношески свежий, жизнерадостный.
- С вашего разрешения, Клара, я вам дам совет. Наденьте завтра голубую юбку, ту самую, что сшили себе в прошлом году, фиолетовую кофточку, которую вы недавно отдавали в чистку… и, конечно, черную шляпу с широкими полями.
- Кто вы такой? - В голосе Клары зазвучал легкий испуг. - С кем я все-таки разговариваю?
В ответ молчание.
- Клара, Клара, откуда он все это знает? - забеспокоилась Франкина.
Мужчина (без тени иронии). О, я многое знаю.
Клара. Ерунда! Просто вы случайно угадали.
Он. Угадал? Хотите новых доказательств?
Клара (в нерешительности). Ну что ж, послушаем ваши побасенки…
Он. Отлично. У вас, синьорина… слушайте внимательно, есть родинка, малюсенькая родинка… гм… гм… а где - я не решаюсь сказать.
Клара (поспешно). Вы этого не можете знать.
Он. Прав я или нет?
- Вы не можете этого знать.
- Так это или не так?
- Честное слово, ее никто не видел, клянусь, никто, кроме мамы.
- Значит, я сказал правду.
В голосе Клары послышались слезы.
- Ее никто не видел, это гадко с вашей стороны так зло шутить!
Он (миролюбиво). Да я же не утверждаю, что видел ее, вашу родинку, я лишь говорил, что она у вас есть.
Вмешался чей-то грубый мужской голос:
- Хватит паясничать, шут гороховый!
Незнакомец мгновенно отрезал:
- Полегче на поворотах, Джорджо Маркоцци, сын Энрико, тридцати двух лет, проживающий по улице Кьябрера, семь, рост метр семьдесят, женат, два дня назад подхватил ангину и, несмотря на болезнь, курит в данный момент отечественную сигарету. Хватит с вас? Ошибок нет?
Маркоцци (сразу присмирев). Но кто вы такой? По… позвольте… я… я…
Незнакомец. Не обижайтесь. Давайте лучше развлекаться. Это и к вам относится, Клара. Нечасто ведь удается побыть в такой веселой компании.
Больше никто не осмелился его перебить или высмеять. Всеми овладела безотчетная тревога, словно в телефонную сеть внезапно проник таинственный дух. Кто он? Волшебник? Сверхъестественное существо, занявшее место бастующих телефонисток? Злой гений? Или сам дьявол? Но голос звучал совсем не демонически, а мягко, ласково:
- Что же вы приумолкли, друзья? Кого испугались? Хотите, я вам спою?
Голоса. Конечно, конечно!
Он. Что же вам спеть?
Голоса. "Скалинателлу"!
- Нет-нет, лучше "Самбу"!
- Нет, "Мулен-руж"!
- "Я потерял сон"!
- "Эль байон", "Эль байон"!
Незнакомец. Ну решайте скорее. А вам, Клара, какая песня больше всего по душе?
- О, мне страшно нравится "Уфемия"!
Он запел. Возможно, это был самообман, но я в жизни не слышал столь красивого голоса. Тембр был такой чистый, светлый, чарующий, что у меня сердце дрогнуло. Он пел, а мы все слушали затаив дыхание. Потом загремели аплодисменты, крики: "Великолепно! Браво! Это бесподобно! Да вы же настоящий артист! Вам надо петь на радио, вы заработаете миллионы, поверьте моему слову. Спойте же еще что-нибудь!"
- Только при одном условии: вы все будете мне подпевать.
Это был странный хор. В разных концах города, далеко друг от друга, совершенно незнакомые люди, связанные лишь телефонными проводами, кто лежа в кровати, кто стоя в прихожей, кто устроившись на стуле, с волнением сжимали телефонную трубку. Никто больше не пытался глупо острить, поддеть другого, отпустить вульгарный комплимент. Благодаря таинственному незнакомцу, не пожелавшему назвать ни свое имя, ни возраст, ни тем более адрес, пятнадцать человек, никогда в глаза не видевшие друг друга, почувствовали себя друзьями. Каждый воображал, что беседует с необыкновенно красивыми молодыми женщинами, а тем хотелось верить, что их собеседник - интересный, богатый мужчина с бурным, романтическим прошлым. И где-то в центре стоял удивительный дирижер невидимого хора, каким-то волшебством заставлявший их парить высоко-высоко над черными крышами города. Он-то в полночь и объявил:
- А теперь, друзья мои, все. Уже поздно. Завтра мне рано вставать… Спасибо за приятный вечер…
В ответ - хор протестующих голосов:
- Нет-нет, нельзя же так сразу! Ну еще немного, хотя бы одну песенку, о, пожалуйста!
- Серьезно, больше не могу. Вы уж меня простите. Спокойной ночи, дамы и господа, чудесных вам сновидений, друзья.
У всех было такое чувство, будто их обидели. Сразу помрачнев, собеседники стали прощаться:
- Что поделаешь, раз так, спокойной ночи. Кто бы это мог быть? Ну что ж, спокойной ночи.
Все разбрелись кто куда. Внезапно город погрузился в ночное безмолвие. Лишь я стоял у телефона и напряженно вслушивался. И вот минуты две спустя незнакомец прошептал в трубку:
- Клара, это я… Ты слышишь меня, Клара?
- Да, - ответил нежный Кларин голосок. - Слышу. Но ты уверен, что все уже разошлись?
- Все, кроме одного, - добродушно отозвался незнакомец. - Он до сих пор только молчал и слушал.
Речь явно шла обо мне. С бьющимся сердцем я сразу же повесил трубку.
Кто это был? Ангел? Провидец? Мефистофель? А может, вечный дух странствий и приключений? Воплощение неожиданностей, поджидающих нас на каждом углу? Или просто надежда? Древняя, неумирающая надежда, которая таится всюду, даже в телефонных проводах, и способна освободить и возвысить человека.
ЛЮБОВНОЕ ПОСЛАНИЕ
Перевод Л. Вершинина
Энрико Рокко, совладелец крупной фирмы, заперся у себя в кабинете. Он был влюблен, и его терзания стали до того мучительны, что он решился объясниться. Нет, он напишет ей, презрев гордость и стыд.
"Многоуважаемая синьорина, - начал он, и при одной мысли, что эти первые буквы скоро прочтет и увидит Она, сердце у него бешено забилось. - Любезная Орнелла, душа моя, свет очей моих, огонь, испепеляющий сердце, ночное видение, улыбка, цветок, любовь моя…"
В кабинет вошел секретарь Эрмете.
- Извините, синьор Рокко, в приемной вас ждет… - Секретарь пробежал глазами визитную карточку. - Его фамилия Манфредини.
- Манфредини? Впервые слышу!
- Кажется, синьор Рокко, он портной. Пришел снять мерку…
- А-а… Манфредини, припоминаю. Скажи ему, пускай придет завтра.
- Хорошо, но он говорит, что вы сами его вызвали.
- Да, верно. - Тяжело вздохнув: - Ладно, впусти его, но предупреди, что времени у меня в обрез.
Вошел портной Манфредини с почти готовым костюмом. Это была даже не примерка - Рокко на секунду надел пиджак, и портной мгновенно сделал разметку мелком.
- Простите, но у меня крайне срочное дело. До свидания, Манфредини.
Энрико Рокко, облегченно вздохнув, сел за стол и продолжал:
"Святое, нежное создание, где ты сейчас? Что делаешь? Любовь моя так сильна, что она найдет тебя повсюду, даже на другом конце города - а это так далеко, будто за семью морями".
Как странно, думал он, быстро водя пером, солидный человек, которому уже тридцать, с завидным положением, вдруг садится и пишет подобные вещи? Наверно, это просто безумие.
Внезапно зазвонил стоявший рядом телефон. Энрико показалось, будто в спину ему вонзились ледяные зубья железной пилы. Судорожно глотнув воздух, он схватил трубку.
- Слушаю.
- Добрый день, - нежно промяукала незнакомка - Какой у тебя злой голос. Скажи честно, я позвонила не вовремя?
- Кто говорит? - спросил Рокко.
- Нет, он сегодня просто несносен. Послушай…
- Кто у телефона?
- Не торопись, сейчас я…
Он бросил трубку на рычаг и схватил ручку.
"Любовь моя, - писал он, - на улице туман, слякоть, пахнет бензином и гарью, но, поверь мне, я завидую даже этому туману и готов не раздумывая поме…"
Телефон снова затрезвонил. Энрико дернулся, словно через него пропустили электрический ток.
- Алло!
- Послушай, Энрико, - щебетал тот же голосок. - Я специально приехала, чтобы увидеться с тобой, а ты…
Он покачнулся, как от удара. Звонила Франка, его кузина, стройная, грациозная девушка. С некоторых пор она вообразила невесть что и стала кокетничать с ним. Женщины все до одной мечтают о невероятной, романтической любви. Само собой разумеется, неудобно без лишних разговоров взять и отправить Франку назад, в деревню. Но он решил быть твердым - как скала. Все что угодно, лишь бы докончить…
Склоняясь над письмом, он в мечтах уже входил в ее жизнь. Может, она прочтет письмо до конца, улыбнется, положит его в сумочку, и этот лист бумаги, полный безумных признаний, будет лежать рядом с маленькими изящными надушенными вещицами - губной помадой, вышитым платочком, чудесными безделушками, навевающими мечты об интимных встречах. И вот теперь Франка может погубить все разом.
- Послушай, Энрико, хочешь, я зайду за тобой на службу? - растягивая слова, спросила Франка.
- Нет-нет, прости меня, я ужасно занят.
- О, не стоит извиняться. Если тебе со мной скучно, считай, что этого разговора не было.
- Господи, какая ты обидчивая! Поверь, у меня тьма дел. Зайди, но немного попозже.
- Когда?
- Ну… часа через два.
Энрико бросил трубку, и ему показалось, что он потерял впустую уйму драгоценного времени. Письмо необходимо опустить не позже часа, иначе Орнелла получит его только на следующий день. Впрочем, можно отправить его по срочному тарифу.
"…няться, - продолжал он, - как представлю себе, что этот туман обволакивает твой дом, подступает к твоей комнатке, и, будь у него глаза (кто знает, может, они у него есть), он бы любовался тобой через окно. И неужели он не отыщет малюсенькой щели или трещины, чтобы проникнуть к тебе? Легкое дуновение ветерка, нежное, словно пух, ласково погладит тебя по лицу. Ведь туману нужно так мало, и моей люб…"
В дверях появился секретарь Эрмете.
- Простите.
- Я же сказал, у меня неотложная работа, и я никого не принимаю. Пусть придут вечером.
- Но…
- Ну что еще?
- Внизу вас ждет в машине коммендаторе Инверницци.
Проклятье, он должен съездить с этим Инверницци на склад, где недавно случился пожар, и встретиться с экспертами. Черт побери, он совсем позабыл об этом! Нет, судьба явно решила ему отомстить.
Он испытывал сейчас муки ада. А что, если притвориться больным? Нет, невозможно. Отправить письмо незаконченным? Но он еще так много должен ей сказать. Поколебавшись, он сунул письмо в ящик письменного стола, схватил пальто и бросился вниз. Единственное спасение - управиться как можно быстрее. Через полчаса он с божьей помощью сумеет вернуться.
Возвратился он без двадцати час и еще издали увидел в приемной четырех посетителей. Он заперся, тяжело дыша, открыл ящик - письмо исчезло. Сердце забилось так сильно, что он едва не задохнулся. Неужели кто-то рылся в его столе? Может, он ошибся?
Слава богу, просто спутал ящик. Но отправить письмо до часу уже не удастся. Ничего, если послать его срочным (даже по такому пустяковому вопросу он беспрестанно менял решение, переходя от надежды к отчаянию), Орнелла получит письмо поздно вечером. Хотя нет, лучше он отдаст письмо Эрмете. Нет-нет, не стоит посвящать секретаря в столь деликатное дело, он отнесет письмо сам, лично.
"…ви ничего не стоит одолеть огромные расстояния и переле…"
Дзинь-дзинь! Опять телефон.
Не выпуская ручки, он схватил левой рукой трубку.
- Алло?
- С вами говорит секретарь Его Превосходительства Такки.
- Слушаю.
- Я относительно троса.
Влюбленного Рокко точно пригвоздило к стулу. Речь шла о крупной сделке, от которой многое зависело. Разговор о поставках тросов отнял двадцать минут.
"…теть через Китайскую стену. О…"
На пороге снова появился секретарь. Энрико с яростью накинулся на него:
- Я никого не принимаю, понятно тебе?!
- Но фина…
- Никого, понял, никогооо! - завопил он, выйдя из себя.
- Но финансовый инспектор говорит, что вы назначили ему встречу.
Бедняга Рокко почувствовал, что силы покидают его. Отослать финансового инспектора было бы безумием, крахом всей карьеры, настоящим самоубийством. И он принял инспектора.
Сейчас тридцать пять второго. В приемной уже около часу ждет кузина Франка. Да еще инженер Штольц, специально приехавший из Женевы. Да еще адвокат Мессумечи насчет продажи электрических разрядников. И, наконец, медицинская сестра, которая приходит каждый день делать ему укол.
"…дорогая Орнелла!" - пишет он с отчаянием утопающего, которого все больше захлестывают грозные валы.
Зазвонил телефон.
- С вами говорит коммендаторе Стаци из министерства торговли…
Снова задребезжал телефон.
- Говорит секретарь конфедерации консорциумов…
"…Моя несравненная Орнелла! Я хотел бы, чтобы ты зна…"
Секретарь Эрмете с порога сообщает о приходе вице-префекта доктора Би…
"…ла, как силь…"
Загремел телефон.
- Говорит начальник генерального штаба…
Телефон.
- Говорит личный секретарь Его Преосвященства архиепископа…
"…но я тебя лю…" - в изнеможении, из последних сил пишет Энрико.
Дзинь-дзинь…
- Говорит глава кассационного суда.
- Алло, алло!
- Говорит член Высшего совета сенатор Корморано.
- Слушаю!
- С вами говорит адъютант Его Величества императора…
Морские волны подхватили его и несут прочь.
- Слушаю, слушаю. Да, спасибо, Ваше Превосходительство, весьма вам признателен!.. Конечно, господин генерал, сию минуту приму меры.
- Алло, алло! Непременно, господин адъютант. И заверьте Его Величество в моей безграничной преданности.
Отложенная владельцем ручка потихоньку скатилась на самый край стола и, мгновение повисев, упала на пол, где и осталась лежать со сломанным пером…
- Прошу вас, садитесь. Входите, входите же. Нет, лучше садитесь в кресло, так вам будет удобнее. Какая приятная неожиданность!.. Я не нахожу слов… О, спасибо, кофе, сигарету?
Сколько времени продолжался этот ураган? Часы, дни, месяцы, тысячелетия?!
Поздно вечером Энрико остался наконец один. Прежде чем уйти, он попытался привести в порядок протоколы. Под необъятной грудой всяких документов он нашел листочек почтовой бумаги, исписанный от руки, без даты. Он узнал свой почерк. Заинтересовавшись, прочитал письмо до конца.
"Какая ерунда, какое идиотство! Когда это я писал? - спросил он себя, тщетно роясь в памяти. Испытывая неведомое доселе чувство смущения и досады, он провел рукой по редеющим волосам. - Как это я мог написать подобную чепуху? И что это за Орнелла?.."
ПРОБЛЕМА СТОЯНОК
Перевод Ф. Двин
Иметь свой автомобиль - большое удобство, конечно. И все-таки жизнь у владельца машины нелегкая.
В городе, где я живу, когда-то, говорят, пользоваться автомашинами было просто. Пешеходы сами уступали дорогу, велосипедисты катили по обочинам, проезжая часть оставалась почти свободной, лишь кое-где виднелись оставленные лошадьми зеленоватые холмики. И парковаться можно было где угодно, хоть посреди площади, - выбирай любое место. Так рассказывают старики, с грустной улыбкой предаваясь приятным воспоминаниям.
Неужели так оно и было? Или это все сказки, безумные фантазии, в которые уходит человек, когда на него сваливается беда, и остается лишь вспоминать, что жизнь не всегда была к нему такой немилостивой и на его долю тоже выпадали свои радости и тихие ясные вечера? (Облокотишься, бывало, о подоконник и со спокойной душой любуешься миром, засыпающим там, внизу, после трудового дня, и прекрасные песни затихают где-то вдали - правда, хорошо? И она, вся во власти этого чарующего вечера, нежно прижимается милой головкой к твоему плечу, и губы ее чуть приоткрыты, а над вами звезды. Звезды!) Ведь так хочется верить, что хоть что-нибудь из тех давних времен может еще вернуться и лучи утреннего солнца, как и тогда, разбудят вас, упав на ажурный отворот простыни!
Теперь же, друзья мои, у нас не жизнь, а сплошная борьба. Город, весь из железа и бетона, ощетинился острыми углами, как бы предупреждая: только не здесь, только не здесь! И если мы хотим в нем жить, нам тоже нужно быть из железа, внутри у нас вместо теплых мягких внутренностей должны быть бетонные блоки, а вместо нелепого и старомодного приспособления, именуемого сердцем, - шершавый камень весом 1,2 килограмма.
Раньше, когда мне приходилось добираться до работы пешком или на трамвае, я отделывался сравнительно легко. Но теперь у меня автомобиль, и все изменилось: ведь машину надо где-то поставить, а свободное местечко у тротуара в восемь часов утра - это почти утопия.