Когда донесение об интересе Лэнгли к Керенскому в Питере попало на стол Директора Службы, тот и без подсказок аналитиков усмотрел связь с сигналом о появлении Ленина в Москве. Помолчал, почесал бровь и вел вскрыть подлый заговор США, то бишь мирового борца за демократию и права человека, чьими усилиями уже в текущем тысячелетии угроблен не один миллион человеческим жизней. Причем некоторых – даже внутри границ страны, обладающей национальным суверенитетом, то бишь в РФ. "Нельзя допустить экспорта цветных революций в наше правовое государство, – для убедительности процитировал Президента. – Народ нам не простит". Нижестоящие начальники взяли под козырек. Условно говоря, ибо кто же попрется к шефу ГБ в фуражке. Лишь бывший московский мэр позволял себе являться, нахлобучив кепку – кожаную, излюбленную. Тот шапку ломал лишь перед Президентом и то неубедительно: не верил, что Россия встала с колен. От того и приземлился на задницу в конце концов.
– Не поеду в багажнике! Мальчишка! Как смеете предлагать подобное унижение премьер-министру Российской империи! – громогласно, с паузами, четко артикулируя, вещал на весь подъезд Александр.
– Консул заботится о вашей безопасности, оберегает от врагов. У него к вам интересное предложение от государственных структур США, – изощрялся датчанин, попавший между вашингтонским молотом и питерской наковальней.
– Сашенька, послушай его, – за ночь и утро Лидия просчитала варианты своих действий. – Помнишь, полицейские нас пасли? Съезди, посмотри, что американцы предлагают. Если денег не дают, то забей: мы вдвоем прилично заколачиваем и без них. Вчера сняли почти штуку баксов.
– Пожалуй, коли настаиваешь, лапушка. Где экипаж, посланник дьявола?
– Во дворе, – обрадовался Нильс, – езды минут семь, не успеете соскучиться по белому свету.
– Зая, захвати плед, чтобы мягче было, – рекомендовала женщина.
Резидент морщился, как от геморроя: с поручением Лэнгли столько хлопот. Опять же вербуемый упирался рогами. Петербургская "точка" ЦРУ специализировалась на разработке инженеров с оборонных предприятий, ученых из НИИ военной направленности, офицеров флота. Вербовка обычно проводилась во время выезда последних за рубеж, где у ГБ руки коротки, а спецслужб НАТО – длинны. Теперь же требовалось в одночасье вербануть толи психа с раздвоением личности, толи клоуна с манией величия.
– Врач просто проверит ваше здоровьем, – уверял консул, когда Керенский заартачился и не захотел, чтобы образец слюны из полости рта достали палочкой с ватным шариком для анализа ДНК.
– А пальцы зачем совать в прибор? – продолжал артачиться экс-глава Директории.
– Прибор снимает отпечатки для паспорта – у вас же его нет. Мы еще и фото сделаем, чтобы изготовить американский. Помните, после октябрьского переворота жили без документов в Англии, Германии и Франции, пока вас не приютило правительство США, – опытный оперативник использовал правду прошлого/ ложь настоящего.
– Ежели так, – пошел на попятную непаспортизированный Керенский.
– Потребуется также подписать некоторые бумаги – чистая формальность, – почувствовав слабину лески, цэрэушник поспешил подтянуть клюнувшую "рыбу" и достал подписку о сотрудничестве. – Видите ли, Александр Федорович, U.S. passport придется отработать.
– В документе мои обязательства прописаны туманно, – засомневался вербуемый. – Что означает "всесторонне содействовать внешней политике США"?
– Позже определится, при вашем самом непосредственном участии. Ничего опасного или преступного, Боже упаси. Не так ли? – резидент обернулся к мормону, со стороны наблюдавшего за процессом без особого интереса – методы шпионов и сектантов не слишком отличаются.
– Yes, sure, – кивнул тот седой головой и скрестил пальцы за спиной.
Потом принесли кофе, и Керенский внутренне вновь удивился современным нравам: хозяева предпочли напиток без кофеина. "Зачем его тогда вообще пить? А кофе волшебный, в мое время (и сам себя поправил: "тогда") столь вкусного и в помине не завозили".
– Господа, у меня есть условие. Оно обязательно и не обсуждается.
– Какое?
– Я еду в Москву. Коль правительство нынче там обретается, мое место в Златоглавой. Так и сообщите Белому дому.
Из ответной шифровки петербургской резидентуры в штаб-квартиру ЦРУ.
"Предписанные мероприятия осуществлены. Источник инициативно высказал желание выехать в Москву для политической деятельности.
Просим согласия."
Об отобранной расписке шпион пока не сообщил: если агент-новичок начнет эффективно работать в Москве, то лавры достанутся тамошней резидентуре ЦРУ. Тут-то следует вбросить козырь в виде подписанного согласия Керенского, и часть славы прольется лично на питерского консула. А пока бумага пусть отлежится в личном сейфе – её никто не видел, кроме Майкла. Отец не удержался и показал документ сыну. Если козырь ЦРУ не потребуется, то со временем может стоить больших денег.
Ответ из Лэнгли не задержался.
"Выезд санкционируем. Сообщите источнику условия связи с московской "точкой".
"Уф", – с облегчением произнес утром консул, избавившись от чудака во френче. Его подсевший на русский язык и историю отпрыск мог бы ввернуть: "Мужик с воза, кобыле легче". Но парня не посвящали в оперативные тайны. Зато о выезде в Первопрестольную узнала Лида, которую Александр огорчил новостью. "Возьми меня с собой", – предложила/взмолила женщина. "Рано, сперва огляжусь в Москве, потом вызову", – пообещал/соврал мужчина. Госбезопасность опаздывала на несколько часов из-за трудностей декодирования, но они преодолимы – ГБ окажется в курсе. Незамедлительно доклад службы поступит к № 1, тот ногами топать не станет и кулаком по столу не стукнет, а поднимет на директора Службы серые глаза и тихо, по слогам выговорит незамысловатый приказ: "Разберитесь – срок неделя. Найдите обоих "вождей". Ответа ждать не станет: "Можете идти". И вновь опустит очи к долу, сплетет пальцы рук на столешнице, достанет из-под нее термос и нальет себе уже поостывшего чаю. Гора красных папок долго останется нетронутой, Президенту нужно крепко подумать. Через открытые окна в Ново-Огарево не придет тишина из поредевших сосен вокруг, а напротив – выльется из кабинета Главной Резиденции в лес. Деликатнее станут щебетать птицы, осторожнее бегать белки, только обслуга по-прежнему будет чинить, охранять, убирать, мыть машины и ездить на них. Ей фиолетово: госпроблемы не колышут. Кесарю кесарево, а слесарю слесарево.
Глава 5
Пробуждение
Хорошо помнил утреннее пробуждение в малолетстве: не открываешь, а прищуришь глаза, и мир в них начинает просачиваться, а не влезает грубо и зримо. В доме возня детей (из родившихся восьми выжило шесть), мать зовет завтракать, грузные шаги собирающегося на службу отца – инспектора народных училищ Симбирской губернии. Если долго валяешься, пристанет Александр – старший брат, просунет хваталы под одеяло и начнет щекотать.
– У тебя похавать нема? – хрипатый голос слева вернул в настоящее.
Веки встрепенулись и поднялись, преодолев сопротивление склеившихся ресниц. На койке рядом возлежал оплывший от жира южанин в трениках и "алкоголичке", взгляд его явно вопрошал, но о чем?
– В смысле пожрать? – автор переформулировал вопрос, видя недоумение соседа.
– Нет, гражданин хороший, сегодня паек еще не выдавали, – автоматически ответил Ильич, и его слюноотделение активизировалось при упоминании еды.
– Скоро завтрак принесут, – успокоил тощий и очкастый сосед справа, – на четверых и, кивнув, на пустующую кровать у двери, добавил, – Колька ночью ласты склеил, а кухня-то еще не в курсе. Хотя лично у меня аппетит вообще отсутствует.
– Отходняк, вот и крутит, – человек-холм заявил авторитетно и переключился на Ульянова. – Тебе как кличут, уважаемый?
– Владимир Ильич или Ленин, как предпочитают называть партийцы.
– Ну да, ну да, – тучный диагностировал психоз. – А меня зовут Мао Цзэдун. Я тут затихорился от следаков, чтобы обвинение не предъявили и не арестовали. Типа, мошенничество в особо крупном размере шьют, а моя фирмешка просто не смогла Сберу вернуть кредит, правда, серьезный. Банкиры обнаглели: сразу коллекторов подослали, заяву в прокуратуру накатали. Житья от них нет.
– Вы правы, гражданин хороший! Засилье финансового капитала – важнейшая черта империалистической стадии капитализма, – политэконом Ульянов сел на любимого конька. – Архиважно покончить с этой бандой, национализировать банковскую систему, передать в руки трудящихся.
– Во-во, – оживился оголодавший мошенник, – я попытался, а меня хотят на нары отправить!
– Тише! Кажись, харчовку везут, – владелец отсутствующего аппетита уловил звук колес кухонной тележки или запах столовских разносолов.
"На службу как на праздник" – дознаватель двигал по Маросейке в такт музыке, звучавшей в наушниках. "Рюмка водки на столе", – беззвучно подпевал и на душе росло предчувствие, что вечером холодная жидкость смочит горло, устремившись в глубины организма. Веком ранее тот старичок, которого вчера отпустил по доброте, сформулировал гениальное предчувствие: "Вчера рано, завтра поздно, сегодня". Уже с утра в кабинет должны были занести. Раньше заносили мебель или книгу, там бутылку кефира или чего покрепче, но в третьем тысячелетии чиновник ждал заноса единственной вещи – бабла. За то, что делал или не делал, за то, что случится или не случится. Порой за голубые глаза, то есть за "позитивное отношение" лично к заносящему. Ожидание прекрасного прекрасно само по себе, а что может быть прекраснее денег, особенно, если пачка пухлая а ля аккуратный кирпичик. А не грубый и расхристанный, как картонная папка с уголовным делом, которое толи будет нынче возбуждено, толи нет. "Зависит от того, состоится ли занос", – рассудил борец с преступностью и вновь перешел на подпевку. – "Слов и чисел простота у небесного моста".
– Сюда смотри, – рука резко дернула за плечо. – Хорош балдеть. Мы с Лубянки.
Дознаватель даже забыл спросить удостоверение у остановивших его двух серьезных мужчин среднего возраста и средней наружности. "Пипец! Прознали, суки, про взятку! – сперва охватила паника, потом отступила, уступив место надежде. – Тогда почему не повязали при получении, прямо в кабинете?"
– Что вы хотите?
– Ильича вчера опрашивал?
– Да, – напряжение резко спало, мышцы ануса вышли из тонуса.
– Подробно изложи, без купюр и отсебятины, – манера речи и поведение не оставляли сомнений в профессионализме, а скрытая угроза рассеяла даже их тень. – Или пройдем к тебе в ОВД для официальной беседы?
– Особо нечего рассказать, – начал повествование, затянувшееся лишь до Ильинки.
В полицейских коридорах много чего происходит: слезы, встречи, переговоры шепотком. В то утро мента встретил крик начальника отдела: "Ко мне, бегом". В кабинете сидели двое мужчин среднего возраста, средней наружности, очевидно, из органов. "Ой, и ни фига себе, – лишь успел подумать службист, – эти откуда нарисовались? А те тогда были кто?"
– Мы изымаем документы по вчерашнему двойнику.
– Там только протокол задержания и копия пропуска в Кремль за 1918 год.
– Тогда подробно изложите устно, точно и полно.
– Особо нечего рассказывать, – второй раз повествование вышло редакционно-крепче и текстуально-короче. Суть не изменилась: субъект называл и ощущал себя Лениным, вел соответственно, явных психических отклонений не замечено.
Придя в свой кабинет и в себя, дознаватель достал мобильник и набрал номер подследственного: "Ты сегодня не приходи, запарка у меня. Завтра приходи". Сделав звонок, облегченно вздохнул: переквалификация умышленных тяжких телесных в неумышленные средней тяжести – процесс тонкий, не для столь суматошного дня, как нынче.
После завтрака палата затихла, но вскоре жиромяс слез с койки.
– Подержи, – вручил Владимиру планшетник, – чтоб не сперли, пока в сортир схожу.
– Кто ж покусится? – удивился честный пришелец, до революции успевший пожить в странах, где воруют редко: Швейцария, Дания, Швеция – всего 12.
– Так тощий и подрежет. Нарикам верить нельзя.
Тонкий и плоский металлическо-стеклянный предмет светился цветной заставкой с изображением огромных женских грудей. При прикосновении Ильича компьютер открыл последний сайт. Такого количества голых девок с членами в любых местах не видывали в совокупности все члены Совнаркома вместе взятые. Владимир ахнул, и палец ткнул в наименее непристойную картинку.
– Это что такое, товарищ? – обратился к соседу.
– Порнография, папаша, самое популярное искусство эпохи.
– Безобразие форменное! К искусству относятся лишь лучшие образцы эротики!
– Хуже, лучше, а пипл хавает. Популярный контент в И-нете. Не нравится, так смотри иное.
– Не знаю как.
– Говно вопрос. Учись.
Облегчившись, недобросовестный заемщик застал пожилого дядьку прилипшим к планшетнику. Попытка отобрать встретила яростное сопротивление.
– Так и быть. Но интернет-трафик денег стоит, башляй тогда.
– Да-да, возьмите в кармане моей жилетки, – не отрывая носа от дисплея, пробормотал новообращенный раб сети. – Скажите, любезный, дата в уголке правильная?
– Правильнее не бывает.
– И год?
– И год, и время. Пойду, курну, пожалуй, на улицу.
Слоны бегают быстро – до 48 км/час. "Слон" им не конкурент, но с трусцы перешел на спринтерский темп, дабы куратор через витрину кафе узрел усердие. "Латте макиато", – бросил официантке, обессилено рухнув в кресло.
– Не хер рассиживаться, – последовало возражение от ожидавшего офицера ГБ. – Ноги в руки и пошел выяснять всё, что сможешь, про некого двойника Ильича, который вчера с вами в обезьяннике сидел.
Окрик не произвел ни малейшего эффекта, что напрягло оперработника.
– Бабки за прошлый месяц где? – эффектно выдержав паузу, процедил сквозь зубы нацик. – Я три "шкурки" написал.
– Фуфло – твои агентурные сообщения, конкретики ноль, – ответил собеседник и чуть смягчился. – Деньги у меня с собой. Есть что интересное?
– Лысого с рыжей бородой видел, хотя тот держался особняком. Видимо, с бодуна башка у него ходуном ходила, руками щупал постоянно. Выпустили его раньше нас.
– Это и сам знаю – уже подняли записи с видеокамер в ОВД, беседовали с дознавателем. Что еще знаешь?
– Потом чел вышел на улицу, и с ним балакал один из наших.
– ФИО.
– Я не понял: тебе "ленин" нужен или кто?
– "Ленин". Найти его надо.
– Это можно, за дополнительную плату, ясный перец.
– Сколько?
– Тыщ 20, – прикинул "Слон" и тут же понял, что продешевил, ибо опер сразу полез за бумажником, – или 30.
– Разогнался, держи двадцатку. Выкладывай.
– Лысый одолжил трубу у нашего и куда-то звонил. Типа, в больничку.
– Название помнишь или имена какие?
– Не, но номер-то в памяти мобильника должен остаться.
– Вытаскивай дружбана на встречу и по-любому выясни номер. Иначе возьмем тебя плюс его на цугундер и по полной отымеем. Ясно?
Агент не понятия не имел, что цугундер изначально вошел в русский как название гауптвахты на военных кораблях, но полагал, что ГБ подобными заимствованиями впустую не бросается.
– Легко, только ему надо будет проставиться. А выпивка денег стоит…
– Сделаешь сегодня, будешь в шоколаде – заплачу за месяц по двойному тарифу.
– Уже набираю, – застучал по кнопкам "Слон" со скоростью, недоступной тезкам с хоботами и хвостами. – Алле, Викинг брат Одина, сижу в одиночестве, а пива тут море. Где "тут"? Запоминай адрес. Сейчас подъедешь? Лады.
Самые въедливые в здравоохранении – работники, точнее, работницы административно-финансового отдела. Сотая городская больница, на бумаге превратившись в многофункциональный медицинский центр, обрела эффективных менеджеров. Их функция проста: выжимать из врачей и больных максимум денег при минимуме затрат, а также готовить чудесную отчетность для вышестоящих инстанций. Когда в отделении появилась представительница АФО, Мария сразу настроилась на неприятности. И они последовали.
– Здрасте. Как с использованием коечного фонда?
– Нормально.
– Ненормально! Пациент у вас неучтенный лежит, процедуры получает дорогостоящие, а страховки у него нет и даже паспорта. Серьезное нарушение, придется докладную составить.
– Порядочный человек, – Маша достала из сумочки деньги, ранее полученные в ГУМе от матери пролеченного наркомана и протянула стукачке.
– Только из уважением к вам замнем на сей раз, доктор. Но чтоб завтра и духу его тут не было.
– Смену закончу и выпишу.
– Не вздумайте, – предупредила сотрудница, – никаких бумажных следов. А то вдруг проверка. Даже на поступивших по "скорой" лиц без документов обязано медучреждение немедленно отправлять сообщение в полицию. Не было его тут, а, если спросят кого из пациентов или персонала, то ведь здесь наркологическое отделение – мало кому кто привиделся.
– Спасибо за подсказку, – поблагодарила Мария.
– Да что ж я не понимаю! – деньги перекочевали в бюстгальтер. – Мы же люди, должны друг дружке помогать.
Телефон Марии, доставшегося ей как выморочное имущество умершего в отделении наркомана, стал известен ГБ ровно через десять минут после того, как в нем сел аккумулятор, сделав невозможной триангуляцию местоположения по вышкам сотовой связи. Локализация звонков по номеру показала лишь, что тот в основном находился в районе больницы № 100 и в Жулебино. Опергруппы получили задание выдвинутся и прочесать. Но Владимир и Мария уже приехали к ней домой на метро, и пока были в безопасности.
– Товарищ Дю, есть свежие данные, – докладывал помощник. – Наши через нациков определили нужный мобильник, а через техуправление ментовки вычислили, где находится Ильич. Сейчас физически контролируют нужный адрес.
– Где?
– Жилой микрорайон, на окраине, обычная многоэтажка. Квартира принадлежит врачихе Сотой градской, она и привезла туда Ильича.
– А гэбисты?
– Идут по следу, пока не вышли на место жительства докторши. Но к утру у них появятся более точные данные, если вновь заработает её выключенный телефон. Будут указания?
– Владимира Ильича немедленно перебросить на нашу дачу в Жуковке, беречь как зеницу ока. Никаких допросов, сам с ним хочу побеседовать.
– А если он не согласится? – засомневался помощник.