Воаз–Иахин попытался представить мать с кем‑то другим. Он быстро нарисовал себе соответствующую картину. Когда он убрал оттуда отца, то оказалось, что вместо него просто некого вставить. Смог бы его отец завести себе новую женщину? Он убрал из картинки мать. Без нее его отец выглядел совсем одиноким. Он встряхнул головой.
- У моей матери никого нет, - сказал он.
- Так чего тебе надо от отца, если ты его ищешь?
Слово карта пришло Воаз–Иахину на ум, но теперь это было уже не слово. Оно потеряло всякий смысл, стало пустым звуком. Нечто очень большое и в то же время очень маленькое в его мозгу оставалось, но места ему там не было. Он заерзал на сиденье. Водитель грузовика в своей странной фетровой шляпе без полей и с лицом, на котором отражалось слишком много, вдруг показался ему невозможным. Лев, подумал Иахин–Воаз в отчаянии, однако ощутил только пустоту на месте того, что покинуло его. Карта тела Лилы на полу в темной лавке. Пропала. Нет карты.
- Ну и? - сказал водитель.
- Он кое‑что обещал мне, - выдавил из себя Воаз–Иахин.
- Деньги, имущество, образование?
- Нет, другое, - сказал Воаз–Иахин. - Не хочу об этом говорить.
- Другое, - повторил водитель. - Нечто тайное, благородное, сокровенное, такое, что может быть только между мужчинами. А что дашь ему ты?
- Ничего, - ответил Воаз–Иахин. - Он ничего не хочет от меня взамен.
- Значит, ты тот, кто дарит, - заключил водитель и тяжело вздохнул. - Родители - это тайна. Иногда я думаю о своем отце и матери на протяжении десяти, а то и пятнадцати миль. Отец был состоятельный и известный человек, интеллектуал. Каждое утро он прочитывал газету от корки до корки, всю до самой последней строчки, и изрекал разные глубокомысленные мысли. А мать была шлюха.
- А кем был ваш отец? - спросил Воаз–Иахин.
- Сутенер, - ответил водитель, - и гомик в придачу. Классическая профессия, классические принципы. Иногда он в качестве особой милости занимался любовью с матерью, но иметь детей он не намеревался. Я представляю собой триумф блуда над сводничеством. Мать всегда говорила мне, что отцовство сломало дух моего отца. Он оставил семью, когда мне было пять лет. Я вырос среди черных шелковых трусиков, розовых кимоно, запаха вчерашних бокалов, пепельниц, набитых окурками, которые остались с прошлой ночи, и антисептиков. Так что я всегда говорю - будь себе и отцом, и сыном. Тогда ты сможешь иметь долгие объяснения с собою самим, а если что‑то тебя огорчит, ты сможешь успокоить себя тем, что ты ничем не хуже любого другого отца с сыном. Черное шелковое исподнее, знаешь ли, так приятно на коже, когда ты один.
Испод, подумал Воаз–Иахин. Мы закрываем исподним свой испод. А у меня испода нет. Дорога к цитадели, придорожные камни, холм, долина цвета львиной шкуры, движение мощного желтоватого тела, царь львов, внутренняя пустота на том месте, где он был. У меня есть испод, думал Воаз–Иахин.
- Думаю, я разочаровал своего отца, - сказал он вслух.
- Скорее всего, он разочаровался в себе самом, - заметил водитель. - Нужно любить незнакомых людей, где бы ни случилось.
- А причем здесь это?
- А ни при чем. Свет не сошелся клином на твоем отце.
- А почему именно незнакомых?
- Потому что только такие люди и существуют, - объяснил водитель. - Предположим, ты знаешь человека в лицо, ты узнаешь его голос, его запах, тебе уже кажется, что ты его знаешь, но это не так. Только с незнакомым лицом, незнакомым телом приходит чистота.
Воаз–Иахин молчал, слушая грохот грузовика и вдыхая запахи солярки, апельсинов и ящиков.
- Я все время езжу по этой дороге туда и обратно, - сказал водитель. - И всегда на ней встречаются незнакомые лица, которые вышли в мир и направляются к порту. И я все время еду в порт и возвращаюсь обратно.
Воаз–Иахин молча прижимал к себе свой рюкзак.
Грузовик затормозил, рокот мотора превратился в отдельные перестуки, дребезги и трески. Водитель съехал в кювет, остановил грузовик и заглушил двигатель. Потом он положил руку Воаз–Иахину на колено.
- Не надо, - сказал Воаз–Иахин.
- Хотя бы немножко, - попросил водитель - На этой дороге между прошлым и будущим. Дай мне хоть немножко своей незнакомости, незнаемости, своей новизны. Дай мне немножко себя. Будь мне отцом, сыном, братом, другом. Будь мне хоть чем‑нибудь ненадолго.
- Нет, - сказал Воаз–Иахин. - Я не могу. Извините.
Из глаз водителя покатились слезы.
- Прости, что надоедал тебе, - проговорил он. - Пожалуйста, уходи. Мне нужно остаться одному. Уйди же, прошу.
Он потянулся и открыл перед Воаз–Иахином дверцу.
Воаз–Иахин достал с полки свою гитару и вылез из машины. Дверь захлопнулась.
Воаз–Иахину захотелось дать что‑нибудь водителю. Он раскрыл свой рюкзак и начал шарить в нем в поисках подарка. "Подождите!" - крикнул он запоздало, когда грузовик тронулся.
Но водитель его уже не слышал. Воаз–Иахин видел его заплаканное лицо под старой черной шляпой без полей, которая не была ни ермолкой, ни феской, когда грузовик выезжал на дорогу, унося с собой свой запах солярки, апельсинов и деревянных ящиков.
Воаз–Иахин застегнул рюкзак, щелкнул пряжкой. Все равно внутри не было ничего, что можно было бы подарить водителю грузовика.
13
Иахин–Воаз продолжал просыпаться рано утром, уже зная, что где‑то на улице его поджидает лев. Однако с тех пор, как он увидел, как тот проглотил настоящее мясо, он больше не осмеливался выходить в ранние часы, когда весь мир еще спит. В рабочее время и вечером лев не появлялся. Иахин–Воаз постоянно пребывал в состоянии возбуждения.
- Ты предаешься любви так, словно каждый раз приветствуешь меня по–новому и прощаешься навсегда, - сказала ему Гретель. - Ты никуда не денешься завтра?
- Если мне суждено встретить завтра, я встречу его здесь, - отвечал Иахин–Воаз, - если здесь - это мое нынешнее местоположение.
- Чего же больше? - сказала Гретель. - Тебе можно доверять. Ты настоящая скала.
Иахин–Воаз думал о льве постоянно - как тот съел взаправдашнее мясо, как молодая парочка увидела не его, а то, как мясо исчезает в чьем‑то невидимом желудке. У него не хватило бы смелости встретить льва без того, чтобы не получить сначала чью‑нибудь профессиональную консультацию.
Он осторожно завел разговор с хозяином своего книжного магазина.
- Современная жизнь, - сказал Иахин–Воаз, - особенно жизнь в современных городах, рождает сильные трения между людьми, не правда ли?
- Что современная, что несовременная, - согласился тот. - Где жизнь, там и трения.
- Да, - сказал Иахин–Воаз. - Трения и нервы. Это прямо удивительно, что нервы могут сотворить с человеком.
- Ну, тут не без системы, - отвечал хозяин. - Ведь если у тебя начался нервный приступ, то это ведь шалит целая нервная система. Что может один человек сделать против целой системы?
- Точно, - согласился Иахин–Воаз. - У него может быть обман чувств, галлюцинации.
- Да на каждом шагу, - сказал хозяин. - Вот у меня, к примеру, иногда возникает галлюцинация, что этот магазин приносит прибыль. А потом я прихожу в себя и вижу, что это всего лишь дорогое хобби.
- Да, но те люди, что имеют галлюцинации, я имею в виду - сильные галлюцинации - как им можно помочь?
- Какого рода сильные галлюцинации?
- Ну, скажем, галлюцинации про хищников, - ответил Иахин–Воаз. - Так, для красоты аргументации.
- Галлюцинации про хищников, - в раздумье повторил хозяин. - Можете привести пример?
- Могу, - сказал Иахин–Воаз. - Представьте себе, что человек видит пса, которого, так сказать, в обычном смысле слова там нет. Кроме него, никто этого пса не видит. Человек скармливает псу собачью еду, причем окружающие замечают, что еда эта неизвестно куда девается, а самого пса так и не видят.
- Довольно необычная галлюцинация, - отметил хозяин, - уж не говоря о том, каково тому, кто ее наблюдает. А какой породы эта галлюцинаторная собака?
- Я, собственно, не имел в виду собаку, - сказал Иахин–Воаз. - Это я так, гипотетически, чтобы проиллюстрировать основную мою идею - как реальность и иллюзия иногда переплетаются, и так далее. Собаки тут ни при чем. Просто засела в голове идея проконсультироваться насчет этого со знающим человеком. Вы можете мне кого‑нибудь порекомендовать?
- У меня есть друг–психиатр, - сказал хозяин. - Это если вы имели в виду проконсультироваться с кем‑то насчет головы. С другой стороны, если он съел настоящее мясо, тогда не знаю… Учтите, он дорогой.
- Да, в общем, ничего особенно беспокоящего, - сказал Иахин–Воаз. - Может, позвоню ему, а может, и нет. Иногда лучше прояснить для себя ситуацию, чем постоянно носить ее в голове.
- Конечно, - сказал хозяин. - Если вы как‑нибудь захотите уйти после обеда, вы понимаете…
- Что вы! - сказал Иахин–Воаз. - Я чувствую себя превосходно.
Он позвонил психиатру и назначил встречу на завтра.
Приемная психиатра располагалась в пропитанном столовыми запахами многоквартирном доме, на последнем, четвертом этаже. Иахин–Воаз забрался по ступеням, позвонил, его впустили и попросили подождать доктора на кухне.
Доктор был приземистый, рыжеволосый человек с бородкой, одетый, как одеваются вольнонаемные рабочие. Он включил электрочайник, приготовил чай в маленьком китайском чайничке, поставил на поднос чайник вместе с двумя чашками и пригласил:
- Входите.
Они вошли в его приемную и сели друг против друга. У стены стоял диван–кровать. У другой громоздился большой стол, заваленный книгами и бумагами, на нем стояла пишущая машинка, два магнитофона, портфель и несколько пачек больших коричневых конвертов и папок. Повсюду в комнате были книги - на столиках поменьше, стульях, на полу, каминной доске, на полках.
- Можете начинать с чего угодно, - сказал доктор.
- Я начну со льва, - сказал Иахин–Воаз. - Я не смогу оплатить повторный визит, так что я сразу к делу. - И он рассказал доктору о двух своих встречах со львом, сделав особый упор на пяти фунтах бифштекса.
- И я знаю, что до рассвета он обязательно ждет меня где‑нибудь на улице, - заключил Иахин–Воаз. - Конечно же, я знаю и то, что львы вымерли. На свете больше не осталось львов. Поэтому он просто не может быть настоящим. Или может?
- Он ест настоящее мясо, - сказал доктор. - Вы видели это, и остальные тоже это видели.
- Верно, - сказал Иахин–Воаз. - Я ведь тоже - мясо.
- Тоже, - подтвердил доктор. - Так что давайте не будем вдаваться в то, реален ли он. Он способен нанести реальный вред. Он является реальной проблемой, которую так или иначе нужно решать.
- Каким образом? - спросил Иахин–Воаз, бросая взгляд на часы. Он оплатил пятьдесят минут консультации, и из них десять минут уже истекли.
- Постарайтесь припомнить ту ночь, после которой вы в первый раз увидели льва, - сказал доктор. - Ничего не приходит в голову? Видели какие‑нибудь сны?
- Нет, - ответил Иахин–Воаз.
- А тем днем?
- Ничего.
- На работе тоже ничего? По телефону вы сказали, что работаете в книжном магазине.
- Ничего такого в книжном магазине. Был, правда, засов в форме льва, но это было в другом магазине, моем собственном, где я продавал карты до того, как приехал в страну.
- Что за засов? Что‑нибудь особенное?
- Сын сказал, что по моей карте нельзя найти льва.
- У вас есть сын?
- Воаз–Иахин, - сказал Иахин–Воаз. - Так звали и моего отца. Он основал дело, торговлю картами. Он ушел от своего сына. А я ушел от своего. От моей жены и сына. Отец говорил, что мир для того и сделан, чтобы искать и находить. А карты не дают тому, что было найдено, потеряться вновь. Так говорил отец. Однако все найденное рано или поздно теряется вновь.
- А что потеряли вы?
- Годы самого себя, свою зрелость, - ответил Иахин–Воаз. - Есть только одно место, и это место - время. Почему я держу у себя эту карту, обещанную ему? Мне она не нужна. Я мог бы с легкостью отдать ее ему. Послать ему.
- Вашему отцу?
- Мой отец умер. Сыну.
- А почему вы не отдали ее ему?
- Я держался за нее, чтобы найти то, чего так и не нашел.
- Что именно?
- Я бы хотел поговорить о льве, - напомнил Иахин–Воаз, взглянув на часы.
Доктор раскуривал трубку чуть ли не битую минуту.
- Хорошо, - наконец сказал он из облака густого дыма. - Что такое лев? Лев - это то, что может вас убить. А что такое смерть?
- Мы успеем поговорить на эту тему? - спросил Иахин–Воаз.
- В смысле, что такое смерть в этом контексте? То, чего вы хотите или чего не хотите?
- Кто же хочет умирать? - усмехнулся Иахин–Воаз.
- Вы были бы весьма удивлены, - заметил доктор. - Но давайте сначала определим, что означало бы для вас быть убитым львом.
- Конец, - сказал Иахин–Воаз.
- Это означало бы для вас, так скажем, награду?
- Совсем нет.
- Тогда это было бы нечто противоположное награде?
- Наказание? - спросил Иахин–Воаз. - Полагаю, да.
- За что?
- Жена и сын могли бы поведать вам об этом очень подробно, - сказал Иахин–Воаз, поглядывая на часы. - Между прочим, лев ждет меня каждое утро перед рассветом.
- Он приходит к вам домой или следует за вами на работу? - спросил доктор.
- Нет и нет. Но он - там, и я знаю, что он там.
- Хорошо, - сказал доктор. - Но это вы выбираете, встретить его или нет?
- Я.
- Тогда все дело в том, что вы боитесь выходить на улицу, потому что там вам встретиться плотоядный лев. Вы боитесь наказания.
- Об этом я не подумал, - признался Иахин–Воаз.
- Каких людей наказывают?
- Полагаю, самых разных.
- Это решают присяжные, - объяснил доктор. - Потом они появляются перед судьей, и он спрашивает: "Как вы находите ответчика?"
- Виновным, - ответил Иахин–Воаз. - Но откуда приходит лев? Объясните.
- Хорошо, - согласился доктор. - Попробую углубиться в это насколько смогу. Но учтите, что я не только не знаю всех ответов, но даже и всех вопросов, которыми вы задаетесь. Но забудем о технической стороне дела. Лев есть нечто экстраординарное, и то, питается ли он мясом или играет на кларнете, - вопрос скорее академический.
- Он не смог бы убить меня кларнетом, - вставил Иахин–Воаз.
- Лев, - продолжал доктор, - способен по–настоящему воздействовать на вас. Но ничего удивительного в этом нет, ведь и телевидение может. Вот сейчас, к примеру, на всех волнах транслируются изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, и среди них, возможно, есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизор, мы бы увидели эти образы и услышали бы голоса, музыку, звуковые эффекты. Они смогли бы оказать на нас эмоциональное воздействие, оставаясь при этом не более чем образами.
- Не очень удачный пример для моего льва, - сказал Иахин–Воаз. - Все, у кого есть телевизор, могут увидеть ваши программы. Но один я могу увидеть льва.
- Представьте себе, - сказал доктор, - что у вас есть единственный в мире телевизор, настроенный на данную волну. - Он поглядел на часы. - Телевизор, передающий вину и наказание.
Иахин–Воаз тоже посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.
- Но откуда приходит лев? - задал он вопрос. - И где этот телевизор?
- Кто, вы думаете, собирается вас наказать?
- Все. - Иахин–Воаз удивился, услышав себя, как раз когда его отец и мать встали перед ним. Люби нас. Будь тем, кем мы хотели бы.
- Пока что нам известно только это, - произнес доктор, вставая. - На этом пока остановимся.
- Но как мне переключить программу? - спросил Иахин–Воаз.
- А вы хотите ее переключить? - спросил доктор, открывая дверь.
- Что за вопрос! - воскликнул Иахин–Воаз. - Хочу ли я!
Но дверь закрылась, и ему оставалось только подсчитать в уме стоимость сегодняшнего завтрака для льва.
14
Воаз–Иахин сидел на обочине и помечал на карте место, где водитель грузовика высадил его, когда рядом притормозил небольшой красный кабриолет с опущенным верхом. У него были иностранные номера, внутри громко играла музыка. За рулем сидела красивая загорелая блондинка примерно одних лет с его матерью.
Она белозубо улыбнулась и открыла дверцу. Воаз–Иахин забрался внутрь.
- Куда едешь? - спросила она по–английски.
- В порт. А куда едете вы? - спросил Воаз–Иахин, осторожно подбирая английские слова.
- Как когда, - отвечала она. - Я довезу тебя до порта. - И она плавно вывела кабриолет на дорогу.
До встречи с водителем грузовика Воаз–Иахин пребывал в спокойном неведении относительно природы людей, однако теперь он чувствовал, как это неведение сползает с него, точно апельсиновая кожура. Он сомневался, сможет ли натянуть ее обратно. Он сидел рядом с блондинкой, и ему казалось, что о людях можно свободно читать по их лицам. Теперь, возможно, я смогу разговаривать и с животными, деревьями, камнями, думал он. Лев мелькнул и пропал, словно воспоминание из далекого детства. Ему стало совестно оттого, что по его вине расплакался водитель грузовика.
Он взглянул на блондинку. Она несла свою красоту легко, подчеркнуто, ловко - так, как грузчики на пристани носят на плече свои багры для ворочания кип. В окно врывался ветер, ерошил волосы. Из магнитофона неслась музыка. Когда одна сторона доиграла, женщина перевернула кассету, и музыка заиграла снова. Она была плавная, насыщенная и своим звучанием напоминала те бары из фильмов, где по виду неприступные женщины и пламенные мужчины с учтивыми манерами с первого взгляда понимают, чего им нужно друг от друга.
Воаз–Иахин знал ее историю, как если бы она поведала ему все. Несколько раз замужем, ныне - богата и разведена. Подобно водителю грузовика, ищет новые лица, желающие познать мир. И она тоже не прочь, чтобы он стал для нее чем‑то на дороге между прошлым и будущим.
На дороге покажется отель или мотель, небольшой кабриолет замедлит ход и остановится, она посмотрит на него, как смотрят друг на друга звезды в фильмах, - подняв тонкие брови, не говоря ни слова.
В номере будет прохладно и сумрачно, свет будет проникать сквозь ставни. В бокалах зазвенит лед. Она наклонится к его уху, ее голос станет низким и хриплым. Им в номер внесут еду и выпивку, молодые люди его возраста, прислуживающие им, будут ловки, уважительны и немного завистливы.
Она будет изобретательна и жадна в любви, будет угождать ему такими способами, которые были доселе ему незнакомы, и он тоже будет отдавать ей, потому что это нечестно - брать без отдачи. Он будет ее чужаком, а она - его. Он ублаготворит голодный призрак водителя грузовика своей щедростью к этой женщине. Так будет продолжаться несколько дней - она не отпустит его сразу, - но они оба обогатятся этой связью.
Воаз–Иахин думал о частях ее тела, не тронутых загаром, о том, каков запах у этого тела и каково оно на вкус. У него началась эрекция, и он осторожно скрестил ноги.