Князь теперь был равнодушен и к посаду. Степан же, находя столицу истинной отрадой, исподволь ненавидел неопрятные пригороды, сильно смахивавшие на поселок его нездорового отрочества… Километров через сорок от кольцевой дороги, уже далеко за Люберцами, джип встал.
Джип перегрелся и встал, и Князь залез под машину, а вылезая, заключил, что, скорее всего, полетел бензонасос. Семен помочь товарищу не умел, в автомобилях не только что не разбирался, но даже водить не мог. Он, как всякий фантазер и собиратель раритетных сведений, побаивался самодвижущейся техники и бежал точных наук. К счастью, неподалеку нашелся центр автомобильного обслуживания, автосервис по-нашему. Оказалось, что здесь обслуживают только марки отечественного автопрома, автомобильной промышленности, если расшифровать, но Князю удалось за сотню договориться с каким-то замызганным малым-автомехаником, чтобы тот хотя бы взглянул, в чем там дело. Малый заглянул под капот, потом велел затолкнуть машину на яму, полез и сообщил, что бензонасос в порядке, но пробит шланг и тосол на хрен вытек. Здесь не было запчастей для импортной техники, но целый шланг нашелся, и негодный был заменен. Пока Князь сторожил джип, чтобы малый с него под шумок что-нибудь не снял и не отвинтил, Семен сбегал в лавку за тосолом и весь оплескался, поскольку крышки на обеих банках не были плотно, как полагалось бы, закручены. И его синтетическая демисезонная курточка пошла проплешинами. Вот, плохо учился в школе, теперь гайки крутит, отозвался Семен об автомеханике, снимая куртку с целью ее осмотра. Да, класс троечников, подпел Князь, которые всех стран объединились. Куртку было решено бросить в багажник, взамен Семен получил вполне приличную кофту крупной домашней вязки изделия Кати из Мнёвников.
Второй раз джип встал еще километров через десять. На этот раз никакого сервиса рядом не наблюдалось, зато был пост ГИБДД, и расшифровать эту аббревиатуру не всякому пешеходу под силу. И тогда Семен сказал: Слушай, кум, а бросим-ка мы здесь эту нашу колымагу и пойдем пешком, а на обратном пути заберем. Князь посмотрел на свой автомобиль, потом взглянул на милиционеров на посту, со скучной миной поджидающих очередную жертву для отъема у нее денег на пропитание семей. Милиционеры тоже глянули на них, потом на авто Князя и не заинтересовались. Старье, только и сказал один брезгливо. И просвет маловат, поддакнул другой неприязненно.
- Хорошо, Сема, пусть так и будет, как ты сказал, - согласился тогда с товарищем Князь.
Они огляделись: справа был поломанный лес, слева - мокрое и грязное волосатое поле. Семен захватил свою сумку, а Князь достал из багажника самодельный заплечный мешок, расшитый, как у Слепцова, автора очерков об Осташкове. И они как выехали из мастерской в спортивных тапочках, так и пошли, но не по трассе, а вбок, вверх по холму, увязая в раскисшей весенней почве. Потому что оба понимали, что невозможно свернуть с раз выбранного пути.
Первым Князь, и Степанов пошел за ним.
А кумом атеист Семен называл Князя, поскольку тот некогда был крестным отцом его дочери. Дочь Семен крестил на тот случай, если Бог все-таки есть.
Поэт, приятель Семена, написал однажды мы в лес вошли со стороны реки, не имея в виду, конечно, никаких покушений на божественную и бессмертную Комедию. Так и Степан с Князем вошли в сумрачный лес со стороны дороги. Лес по некоторым археологическим признакам некогда был усадебным парком. Они наткнулись на остов ротонды, а там и на пруд, за гладью которого шла широкая просека для линии электропередачи. Под проводами раскинулся пустырь с колеей, полной талой воды. В стороне жались заброшенные и заколоченные, ржавые самовольные гаражи, наскоро слепленные некогда из краденого листового железа.
В лесу действительно оказалось возможным встретить нежные следы давнего паркового устроения. Скажем, путники наткнулись на родник с остатками мраморной отделки, с прорытой канавкой, загаженной и пересохшей. Неподалеку торчал поросший дикой травой осколок древнего акведука, и родословную его было не разгадать. Как и родословную всего пейзажа, да и всего здешнего народа, в этом пейзаже обретающегося. Нежданно они оказались в липовой аллее, украшенной обок полуразрушенным обелиском неясного идеологического предназначения. И оба подумали: нельзя не признать, что родной их природе, природе Степанова и Князя, а также художников Саврасова и Левитана весьма к лицу руины и опустошение, всяческие недужные мостки и повисшие без сил косые дырявые заборы. Было хорошо, и по кустам и деревьям уж вовсю пели весенние птицы.
Аллея привела их к резным чугунным воротам со львами, похожими на петербургских, только, судя по выражению морд, ученее. Ворота стояли в поле сами по себе, но за спинами львов оказалась переброшенная не через что толстая грязная доска. А там завиднелся высоченный кирпичный красный забор и другие, тоже тяжелые и массивные, ворота, крашенные зеленой краской, как принято украшать входы в военные части. Из-за забора торчала готическая башня с флюгером в виде игривого золотого петушка. Кирдык, сказал Семен по-татарски, хоть совсем не знал этого языка, так он выражал свое удивление. Они подошли к воротам ближе, и в направленную на них с охранной целью камеру видеонаблюдения Князь скорчил рожу. Не сразу приоткрылась с капризным взвизгом боковая дверца. В ней показался худой низкорослый мужик с узко поставленными крестьянскими глазами на маленьком лице. Узкий мужик был в камуфляже и хром, вооружен и, скорее всего, зол. Но едва он разглядел наших странников, то, чем стрелять, завопил сиплым голосом: Князь, это ты! Семен не очень изумился, привык к чудесам, а Князь заметил лишь: Россия меня не забывает - и обнял старого солдата. Впрочем, дело обстояло просто: охранник некогда служил у одного из братьев Шишовых.
- А это с тобой кто? - спросил охранник Князя.
- Дядя Степа, миллионер, - представился веселый Степанов Семен.
- Милиционер - это хорошо, - не расслышав каламбура, похвалил Семена солдат. И представился: - Андрюха.
И оба были впущены на территорию.
Где-то гадким сквалыжным голосом закричал павлин.
- Как хозяина взяли, так я Пашку в вольер посадил, чтоб собака не сожрала, - объяснил охранник Андрюха, которому, как всем охранникам и вахтерам, редко выпадало, не торопясь и доверительно, с кем-нибудь негромко поговорить. - Скучает тварь по хозяину, еще бы. Он, гад, мыслящий, к бабке не ходи.
В другом вольере, справа от ворот, ярился громадный черно-рыжий кавказец со снежным фартуком на груди. Миновали крутой китайский мостик, аркой переброшенный через протоку между двумя прудами: в рыжеватой, но все еще прозрачной воде среди русских кувшинок плавали белые, красные и синие карпы. Пошли по усыпанной гравием дороге, расходившейся на две стороны по бокам огромной завялой клумбы с поставленной посреди белой, в ржавых потеках, гипсовой Венерой без головы. Дорога раздваивалась с тем, чтобы стечься у парадного крыльца. Вход в дом был украшен двумя прямоугольными пилястрами, а между ними четырьмя припухлыми, чуть кривыми ионическими колоннами. По краю карниза рассажены были львиные же головы с раскрытой пастью. Тяжелые двери были мореного дуба, ручки в виде львиных опять же голов с кольцами в носах были позолочены, а может, и впрямь золотые. Мужик потянул за кольцо, дверь бесшумно подалась, и они взошли. В прихожей их встретило антикварное, побитое молью и временем чучело большого бурого медведя, стоявшее на задних лапах, в передних державшее серебряный поднос для визиток. На медвежьем подносе стояла початая поллитровка Путинской и граненый лафитник.
- Угощайтесь, - предложил мужик и достал из-за пазухи сморщенный и усохлый соленый огурец. - Генерал Попереков сам солил! - пояснил служака не без гордости.
- А почто хозяина взяли, Андрюха? - выпив и закусив, поинтересовался веселый Семен, он любил иногда говорить по-старославянски. Князь от угощения отказался.
- Мол, присвоил сорок миллионов казенных денег, - сказал презрительно Андрюха. - Тьфу, мудаки, за какие-то сорок миллионов рублей тащить на Лубянку такого человека. Многие и больше берут. Да и как он мог не брать, сами подумайте, что люди скажут. И близкие, и сослуживцы… Что ж, пройдемте к бильярду. Хозяин пока не возьмет кий, не выпьет рюмку и не закатит шар в лузу, так за стол и не садился.
- Да нет, - вежливо отказались голодные гости, - в бильярд как-нибудь в другой раз.
- Эх, протопил бы я для вас баньку, но уж две недели как сгорела.
Гости переглянулись.
Будто читая их мысли, солдат уточнил:
- Вот и я хозяину, помнится, сказал: дурной знак. А уж я вас попарил бы, до костей бы пробрал! Баня-то была финская, но я топлю по-нашему, по-деревенски, пива поддаю на каменку, чтоб дух стоял. Хозяин любил.
- Мы мытые, - сказал Князь.
- Князь у нас чистый, - поддакнул Семен, - не фальшивый.
- И камин не затопить, уголь кончился, хозяин не успел выписать. Эх, разладилась без него жизнь, - тяжело вздохнул хромой охранник и продолжал свой рассказ: - Здесь один каркает, мол, крайняк десятку влепят с конфискацией. Да куда там, через два дня дома будет. У хозяина там, наверху… - И солдат ткнул пальцем в потолок.
- И кто ж у него наверху? - для поддержания разговора спросил Князь.
- Наверху-то? Сонька. В спальне виску жрет.
- Сонька - это жена? - поинтересовался Семен из воспитанности, наливая по новой.
- Да нет, жена в Москве. А Сонька для дачи. В баньке спину тереть. Да вот только как банька сгорела, так и запила. Написала записку и в пруд топиться бегала с бодуна. Ну да я ее изловил. Да что ж мы стоим, проходьте, проходьте…
Служака, оказавшийся по воле спецслужб временным хозяином дома, впустил путников в большую гостиную с таким высоким потолком, что его и видно не было, с исполинским овальным столом посредине - человек на сорок. В стене напротив был устроен циклопический камин с зевом, как у мартеновской печи, и с такой ширины полкой, что по ней можно было кататься на трехколесном велосипеде. На полке стояли застывшие около полуночи бронзовые часы с золотыми амурами, похотливо льнувшими к циферблату. И большая фарфоровая ночная ваза из восемнадцатого столетия, применявшаяся нынче как цветочная, в ней сиротливо торчали засохшие веточки вербы, оставшиеся, верно, от прошлогодней Пасхи. По бокам стола были аккуратно расставлены стулья с высокими спинками, обитые светленьким шелком. Углы комнаты в сумраке было не рассмотреть, но и там тоже что-то темнело и громоздилось.
- Вот, усаживайтесь, - сказал солдат Андрюха, раздвигая тяжелые шторы на высоких и узких окнах - вместо стекол вставлены были цветные витражи. В одном неразборчиво нарисовался заемный единорог.
- Гуся будете? От генерала больше половины осталось. Только одну ногу и крыло успел уговорить. А теперь что ж - засохнет вить. Мне не съесть, Сонька на диете. - И солдат очень печально вздохнул и отвернулся, то ли тая слезу, то ли с целью высморкаться. - Эй, Дарья! - Но никто не отозвался. - Опять сбежала, что ль, к детям? У нее дети богатые, шмотки из-за кордона возят. Вот и мне рубаха перепала. - Он хотел расстегнуть ворот гимнастерки и показать рубаху, но пуговица не поддалась.
Видно, без хозяина дом опустел и обезлюдел.
Уж и закуска была съедена, и гусь умят, и водки выпито через край.
- Вот ты скажи, Андрюха, - приставал к усталому хозяину нетрезвый Семен, - а вот отнимут усадьбу у твоего Поперекова, как жить будем?
- Как это отнимут, ничего не отнимут. А что до меня, так на меня ж подсобка переписана. - И он указал в темнеющее окно. В глубине парка виднелся болотной краски полевой строительный балок. - У генерала денег много. Хотите, дам сапоги. У него сапогами вся задняя веранда завалена.
Солдат тоже, конечно, был уж выпивши, один Князь держался - ни в одном глазу, хоть и стал еще флегматичнее. На сей раз, впрочем, спросил:
- А для чего же нам, штатским, генеральские сапоги?
- Не скажи, в сапогах человеком себя чувствуешь. Мужиком. А то бегаете в тапках, как студенты.
- А ведь Андрюха прав. Тащи сюда, у нас у обоих сорок четвертый, - сказал Степан. - Скидавай, Шиш, тапочки.
- Не бери, Сема, хром, на дворе грязно. Да и слишком заметно будет, - предупредил умный и предусмотрительный Князь. - Подумают, спер. - Как ни странно, он лучше знал жизнь и повседневный быт страны и народа, чем подавшийся в интеллигенцию разночинный Семен.
И вскоре каждый был в новеньких фасонистых сапогах.
- Скажи, Андрюха, - обратился поддатый Семен к хозяину, наливая, - спрашиваю тебя от лица так называемой интеллигенции как представителя так называемого быдла. Что ты думаешь, Андрюха, про всеобщее потепление?
- Глобально, - согласился тот. - Вот послушайте, что говорит по этому поводу генерал Попереков. У него свое ученье. У каждого свое ученье, но хозяин - в сферах. - Солдат опять показал вверх, где Сонька, наверное, продолжала дуть виску. - Скажем, выдался вулкан в Исландии и всю Европу на хер пеплом засыпал. И как раз ураган в Тихом океане, Новый Орлеан как корова языком. Опять же цунами на Филиппинах, названных так в честь испанского короля, - загибал он пальцы. - А тут разлилась нефть в Мексиканском заливе, так что даже краб дышать не может. Повезли радиацию сквозь всю нашу родную великую родину, и Шушенская ГЭС прорвалась как гондон. Европе отравили на хер желудочной бактерией все ее проросшие бобы. Случайность? Генерал Попереков говорит так: один раз - случайность, два разá - совпадение, а три - закономерность!
- И так далее, и так далее, и так далее, и так далее, и так далее, - задумчиво произнес Князь. Пять раз подряд.
- Такая вот парадигма, Андрюха, извиняюсь за выражение, - сказал пьяный Семен.
- А пол-Германии залило! Птицы летят не на юг, как положено, а в степя Казахстана. Саранча миллионами падает на землю, суслики сходят с ума, даже у китов отказывают нервы. Ледяной дождь сгубил саженцы антоновки и ранета. Ливию под предлогом мирных жителей забомбили в компот! - не унимался солдат, возможно, он хотел сказать в компост. - Русский лес подожгли! Кто все это делает, они это и делают! Испытывают тайное оружие под океаном, под землей и в воздухе, готовятся удалить с земли народонаселение.
- Кто? - заинтересовался наконец Князь. - Скажи, кто такое творит?
- Они! - последовал жесткий ответ. - Попереков рассказывал, когда либеральные пидоры захватили Лубянку, они по подвалам патриотов расстреливали, а иностранцам билеты продавали, как на футбол.
- Гвозди бы делать из этих людей, - невнятно продекламировал Семен и уронил голову.
- Футбол, волейбол, баскетбол, - гнул свое Андрюха, - все ихние игры. Из наших игр осталась одна лапта.
- И городки, - сказал Князь справедливости ради.
- В мире бы было больше гвоздей, - встряхнувшись на миг, уточнил Семен. И снова уронил голову.
- Они хотят сократить земное население, - веско пояснил внимательному Князю Андрюха, - чтоб не кормить. Сократить, так сказать, поголовье. Морят всех этих маугли как тараканов. И нас погубят по-любому! В Китае уже организовали землетрясение и разливы рек. - Он приподнялся и оперся левой рукой на стол, поскольку хром был именно на левую ногу. - В тюрьму хочу, к товарищам! - взвыл он. - Патриоты борются, а я погрязаю здесь в одиночестве и обычности.
- Чем сосать соленый клитор, лучше выпить водки литр, - согласился с ним Семен, не вздымая головы. Помимо книжной, он был носителем и народной мудрости.
Князь промолчал.
Пока все спят, воспользуюсь моментом и сдержу обещание. А именно, приведу список книг, изученных и проработанных Семеном только за последний год. Семен прочитал: Феноменологию запахов в 2-х томах, изд-во братьев Прохоровых; Интимный дневник кавалера де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II из Воспоминаний XVIII века; записки княгини Дашковой; кое-что из серии Великие философы, там фигурировали Конфуций, Лао-цзы и Карл Ясперс. Ранние поэмы В. Алова. Понятно, зачем ему понадобился Гален с его О назначении частей человеческого тела, изучавший анатомию, членя тела казненных римлян и убитых в Колизее гладиаторов, - полезная для художника книга. Но к тому же Семен отчего-то пробежал Никчемные тексты Беккета, вышедшие в серии Литературные памятники, а также по диагонали о последних императорах Рима после Марка Аврелия. Но это отнюдь не все. Не были забыты большой сборник статей Вальтера Беньямина, автора Московских дневников 1927 года, и Розенкрейцерское просвещение миссис Фрэнсис Йейтс. Впрочем, с непонятной решимостью оказались отвергнуты Семеном два тома культурологических статей Т.С. Элиота, которые тому пришлось издать как нобелевскому лауреату. Отложены были до времени Описание сибирских народов Миллера, но, плюясь, Семен осилил-таки Бакинские разговоры Вячеслава Иванова с Моисеем Альтманом. А заодно пролистал и Рай земной Константина Мережковского, выдающегося злодея и растлителя, биолога и изобретателя, родного брата Дмитрия Сергеевича, лишенного Буниным нобелевских 300 тысяч долларов. А ведь это было бы немалое подспорье для небогатой бездетной четы парижских эмигрантов, особенно если учесть, что Зинаида Николаевна до преклонных лет не разлюбила наряжаться. Между делом Семен пролистал также знаменитую книгу Пьера Гольбаха Галерея святых, нашел цитату из Тосты, епископа Авалы, хмыкнув и отметив его замечание по поводу месячных у девы Марии, мол, это самая обычная вещь, но подобное нельзя проповедовать народу, ибо много есть вещей в писании, которые не следует проповедовать. И запомнил из Дионисия Александрийского чем меньше я понимаю, тем больше восхищаюсь. Перед самым отбытием на поиски он ухватил где-то на стороне и Свами Вивекананду, Практическая Веданта, и, полюбив эту объемистую книжку, теперь время от времени на нее ссылался.
Позавтракали домашними пельменями Запобедными из усадебного рефрижератора - генерал Попереков при помощи домоправительницы Дарьи сам лепил, - и Семен не преминул пропустить рюмочку. Князь же не опохмелялся - привычка автомобилиста. Обулись в почти не ношенные генеральские сапоги, обняли радушного хозяина, не забыв повелеть кланяться Соньке. И отправились дальше в путь.
Было уж позднее утро, но на дворе стоял туманный сумрак, самая паршивая погодка для пеших прогулок. Едва вышли за калитку, будто что-то громко захрустело и надломилось за их спинами - уж не усадьба ли генерала Поперекова позволила себе усадку, дала трещину и вознамерилась пасть в пруд с триколерными карпами? И тут же, будто косвенное подтверждение вчерашних веских застольных слов старого служаки и патриота Андрюхи, пошел противный сырой снег - и это в середине апреля. Верно, кто-то сверху плевать хотел на календарь и распоряжался погодой по прихоти. Странники прошли не больше четырех километров по склизкому размякшему проселку, как Князь сказал:
- Отвык я, Сема, от пеших прогулок. Отдыха хочется, и тянет на виллизатуру. Что б нам, Сема, в такую-то погодку не найти скромное, теплое и недорогое прибежище. Отчего б нам не побыть немного дачниками, Сема.
- Почему бы и нет, кум, - живо откликнулся отзывчивый Семен. - Мы ж не торопимся, куда нам торопиться. Побудем дачниками в порядке разминки и тренировки. А наша цель от нас не уйдет. А вот, кстати, и она, дача.