- Да, ликвидация. Рано или поздно это должно было кончиться плохо. Ну, спрашивается: зачем я вслед за другими девчонками таскаю эти бутылочки? Ведь мне они не нужны. Все таскают, и я таскаю. А ты теперь спиваешься этим ворованным виски. Да еще, наверное, писательницу Елену угощаешь. Всё, хватит. Будет мне наука. Пей, если хочешь, но я тебе помогать спиваться не буду. - Она взяла тяжелый погромыхивающий мешок и отнесла его в прихожую.
- На мусорку? То-то бомжам будет счастье!
- Пусть хоть им будет счастье.
Енисеев присел. Виски заиграло в крови, изгоняя из тела похмельную тяжесть и тоску. Продолжать разговор, затеянный Надей, не хотелось, хотелось сидеть с сигаретой у окна, вкушая горьковатый мед похмелья, но и не продолжать было нельзя. Он прочистил горло и сказал:
- Ты спрашиваешь, хотим ли мы снова встретиться и поговорить? А почему нет? Надо же мне с кем-то говорить! Знакомые по прежней жизни меня теперь за версту обходят.
По светлому личику Нади пробежала тень. Она подошла к Енисееву, глядя в глаза.
- А со мной? А со мной тебе не о чем поговорить? Ты же со мной теперь почти не разговариваешь! Тебе не интересно? Ну, еще бы: я же не писательница!
- Я думаю, что тебе не интересно.
- Почему ты так решил? Потому что я простая стюардесса?
- Нет, потому что ты и так обо мне всё знаешь.
- Так ли уж всё? Я не знала, например, что тебя интересуют молодые писательницы. Она же молодая?
- Молодая. И лысая. То есть бритая наголо.
- Отлично. Тебя на остренькое потянуло, Енисеев?
- Надя, я когда-нибудь тебя обманывал? Я же сказал: ничего не было. И быть не могло.
- А я не говорила, что было. Но я не верю, что быть не могло. Если мужчина подолгу разговаривает с молодой женщиной ночами, то кому-то из них кое-чего хочется. Вопрос только в том, кому - тебе или ей. Или хотелось вам обоим, но ты до поры до времени сдержался?
Енисеев облизал пересохшие губы. Надя попала в точку, но рассказать ей о том, чего вдруг захотела минувшей ночью Елена, он не мог, потому что в таком случае намерение и дальше встречаться с ней выглядело, действительно, двусмысленно. Он всё же обманывал Надю, точнее, не говорил ей всей правды, и признаться в этом себе было неприятно. Но почему именно она заставляет его отчитываться - она, которая по полгода не ночует дома?
- Надя, я был, вообще-то, пьян. Не слегка пьян, а сильно, так что никаких женщин мне не хотелось. А чего хотелось ей, меня не касается. Мы разговорились, а поскольку я давно ни с кем не разговаривал, то как-то втянулся. А ты, когда тебе доводится бодрствовать в аэропортах ночами, совсем ни с кем не разговариваешь?
- Разговариваю. И могу рассказать, с кем и о чем. Но тебе же это не интересно. Когда-то ты меня спрашивал, как прошел полет, что я делала после полета в другом городе, а сейчас вообще ничего не спрашиваешь. Раньше мы хотя бы разговаривали на другие темы, а после смерти твоего клиента из тебя слова не вытянешь. Я поняла это так, что теперь тебе вообще не хочется разговаривать с людьми, и решила терпеть, но оказалось, что с некоторыми людьми, причем женского пола, ты не прочь подолгу общаться ночами.
- А если бы я общался днем, тебя бы это тоже волновало?
- Волновало бы. До того, как мы стали близки, мы разговаривали, и много разговаривали. Для тебя это имеет значение, я знаю. Если же ты молчишь со мной, я понимаю это так, что ты ко мне охладел. Ты разлюбил меня? Ответь, пожалуйста, мне это важно. Мне нет еще тридцати. Я живу со странным человеком, от которого многое готова была терпеть, но при условии, что он меня любит. Если же этот человек меня не любит, не разговаривает со мной, пьет, не работает, но при этом охотно заводит женские знакомства на стороне, то мне кажется правильным дать ему свободу. И подумать, наконец, о себе.
Енисеев, как всякий похмельный человек, в начале этого разговора испытывал чувство вины и склонен был почти во всем соглашаться с Надей, но постепенно его стало одолевать раздражение. Она живет со странным человеком? Когда он женился на ней, ему было плевать на то, что она стюардесса. А между тем замужняя стюардесса - это редкость, на них предпочитают не жениться, и не только из-за их работы, мало совместимой с супружеской жизнью, но оттого, что стюардесс считают не слишком разборчивыми в отношениях с мужчинами. Да им, наверное, и трудно быть слишком разборчивыми из-за кочевого образа их жизни. Енисеев плюнул на все эти обывательские соображения и, не задумываясь, женился на Наде. И она вышла за него замуж, взяв на размышления всего ночь, хотя практически с самого начала их знакомства знала, что он весьма странный человек. Теперь же Надя не то чтобы ставит ему это в вину, но подчеркивает некую жертвенность того, что она, вся такая нормальная, вышла замуж за не очень нормального человека, возомнившего себя пророком. Да, Надя, наверное, вправе упрекать его в том, что он не работает, в то время как она не вылезает из полетов и копит деньги на будущую жизнь. Но ведь он соблазнился предложением Ступара отчасти и потому, чтобы приносить домой больше денег. И Надя поначалу - он видел - была рада такому решению. Если бы не трагическое фиаско у Ступара, он бы, как прежде, зарабатывал себе понемногу в газетах и журналах, - не столько, конечно, сколько зарабатывала Надя, но ведь нахлебником он у нее не был, оплачивал квартиру и прочее, потому что большую часть своей зарплаты она клала в банк под проценты. А теперь к газетам и журналам Енисеева на пушечный выстрел не подпускают, и он, в дополнение к тому, что человек странный и с недавнего времени пьющий, получил еще упрек в том, что он безработный. По форме это было справедливо, а по сути не очень. И Надя могла оказаться безработной, но он бы и не думал упрекать ее в этом, зная, сколь несладок был ее хлеб. Жили бы на его журналистские заработки победнее, но не нищенствовали бы.
А еще царапнуло Енисеева то, что он не позволял себе выказывать свою ревность, когда в прежние времена Надя рассказывала что-либо о мужчинах из своего экипажа, особенно о том, как им случалось проводить вместе время между полетами, а Надя это сделала весьма активно при первом подвернувшемся случае! Да, Енисееву тоже казалось сомнительным, что ее общение с пилотами в других городах ограничивается походами в магазины или кафе - прежде всего потому, что это едва ли интересно пилотам. Но он загонял свои сомнения внутрь, не давая им разрастаться, потому что ревность, отпущенная на волю, быстро душит или подчиняет себе все другие чувства.
Надя же и не подумала проявлять дипломатию относительно кафешного знакомства Енисеева и сразу стала ставить вопросы ребром. Конечно, в истории с Еленой не так всё было просто, и, если бы не Надя, он бы, конечно, переспал с ней, независимо от того, сколько выпил. Но он с Еленой не только не спал, но и не предпринял никаких попыток для этого и поступал так всегда, когда открывались некие возможности во время отсутствия Нади. Потому что всё, что он говорил Елене об ощущаемой им мистической ответственности за жизнь Нади, было правдой. Потому что было правдой то, что он ее любил. Теперь же почему-то требовалось доказывать Наде правдивость того, что он делал без всякого принуждения. Уязвляла и легкость, с которой Надя была готова поверить обратному. Ей кажется правильным подумать, наконец, о себе, в то время как он, получая порой вполне определенные сигналы от других женщин, думал только о ней.
Енисеев молчал, несколько удивленная Надя тоже.
Проще всего было бы сказать в ответ на вопросы Нади, что он любит ее. Однако ему казалось унизительным делать это сейчас, когда она поставила ему, безработному, впавшему в меланхолию и запившему, некие условия. То, что Енисеев почти не разговаривал с Надей, совершенно не значило, что он в ней не нуждался, - напротив, теперь нуждался в ней больше, чем когда-либо. А зависимые люди, особенно люди похмельные, весьма болезненно относятся к предъявляемым им требованиям, когда слабы.
- Ты свободна, - проронил, наконец, тусклым голосом Енисеев. - Я не вижу в своей жизни никакого просвета. Почему ты должна мучиться со мной? Женский век короток. Я съеду к родителям.
Надя разгладила юбку на коленях. Она казалась спокойной, хотя лицо ее осунулось.
- То есть для тебя встречи с этой Еленой важнее, чем наша жизнь?
- При чем здесь Елена? Мне нет до нее никакого дела. Я познакомился с ней вчера, пьяный. Что я Елене? Что мне Елена? Ни Елена, ни любая другая женщина, узнав меня, жить со мной не захочет. Ты терпела меня, спасибо. Хватит тебе терпеть.
- Я не просила для себя свободы. Я сказала, что ты можешь быть свободным, если хочешь.
- Это одно и то же. На фиг тебе моя свобода? Всех волнует только своя свобода. Ты, действительно, еще можешь выйти замуж, родить детей. А что со мной? Это всё равно, что жить с сумасшедшим.
- Ты не ответил на мой вопрос: ты больше не любишь меня?
- Я понимаю, женщинам важен этот вопрос. Это как необходимая юридическая формальность или отпущение грехов. Приняв решение расстаться с мужчиной, женщина должна для очистки совести решить вопрос с любовью. Люблю ли я тебя? Да какая тебе разница, если ты меня не любишь?
- Я этого не говорила.
- А что ты говорила? "Я живу со странным человеком, которого готова терпеть при условии, что он меня любит"? Где тут твоя любовь? Ты готова терпеть меня, если я тебя люблю, но одной любви, очевидно, тебе недостаточно, и поэтому ты предъявила мне дополнительные условия: не пить, работать, чаще с тобой разговаривать и не встречаться с молодыми писательницами. Раньше я всё это делал без напоминаний, а теперь, извини, не могу, пребывая в депрессии. А когда я из нее выйду, я не знаю. Так что, действительно, лучше расстаться.
- Тебе, я вижу, эта идея понравилась, и ты схватился за нее обеими руками, стоило только намекнуть.
- А ты зачем намекала?
- Чтобы привести тебя в чувство.
- Я пришел в чувство! И честно смотрю правде в глаза. Что я могу для тебя сделать? Я даже не смог вытащить тебя из стюардесс.
- Ты стесняешься, что я стюардесса?
- Нет, но ты не стесняешься этого. Как ты можешь ревновать меня к какой-то эсэмэске, если заставляла меня ревновать годами, улетая из моей жизни с мужчинами, хорошо знающими о твоем прошлом до меня?
- Что-что? - Надя даже привстала. - О каком прошлом? С какими мужчинами?
- Ну, с кем ты там работаешь? С пилотами, штурманами, бортинженерами, стюардами… Что ты на меня смотришь такими глазами? Ты же была близка с каким-то пилотом, сама говорила.
- Ты что, намекаешь, что стюардессы - проститутки?
- Не цепляйся к слову! Под прошлым я имею в виду жизнь до меня.
Надя легко, словно не касаясь пола, сделала шаг к нему и влепила пощечину. Удар ее тоненькой руки был тяжел: голова Енисеева откачнулась сантиметров на двадцать.
- Еще! - зажмурившись, попросил он. - Для равновесия. С похмелья очень бодрит.
- Знаешь что, Енисеев? - сказала она, глядя на него с презрением. - Иди-ка ты… сам знаешь куда. Мое прошлое тебя не касается. Мне за него не стыдно. Я начала работать вскоре после школы, потому что мама болела. Работу свою люблю, хотя она и нелегкая. Да, влюблялась, как многие девушки, но не в каждого встречного - поперечного. Я улетала от тебя не с мужчинами, а работать. В том числе и с мужчинами, конечно. Ты тоже в редакциях работал с женщинами. Я никогда не спрашивала, что ты делаешь тут без меня. Сегодня - первый раз. И лучше бы не спрашивала. Я узнала о тебе много такого, чего знать бы не хотела. Ты, оказывается, считал меня чем-то вроде путаны. Спасибо тебе за это.
- Слушай, мы тут погорячились… - сказал, почесывая щеку, Енисеев.
- Нет, мы не погорячились. Мы выяснили правду. Мы расстаемся, как ты хочешь. Найди себе не путану. Без прошлого.
- Не надо мне без прошлого! Я просто говорю, что оно у тебя есть, как и у меня, как у всех. Ты же не девственницей была, когда мы?.. Я всего лишь имел в виду…
- Я поняла, что ты имел в виду. Прощай. - Она резко повернулась и направилась к двери.
- Стой, ты-то куда уходишь? Я же сказал, что уйду к родителям.
- Ну, это твоя квартира. Что я здесь буду делать одна, наездами? Живи ты, как раньше, а я поеду к маме. Вещи потом заберу, сейчас устала. Деньги в секретере оставляю тебе, а уж когда кончатся, не знаю, что тебе делать. Придется все же где-то работать.
Енисеев, не зная, что делать - силой ли пытаться задержать Надю или умолять ее остаться, стоял, не двигаясь, у окна. "Ты ее задержишь, а дальше что?" Слышал, как она одевалась в прихожей, как вжикнула молнией сапог, и не двигался. Он еще мог перехватить ее у двери, но не сделал этого. Дверь защелкнулась.
* * *
Он всё стоял у окна, когда зазвонил домашний телефон. Это было теперь редкостью, - разве что его родители звонили или Надина мама. Енисеев, испытывая острое нежелание разговаривать с кем-либо, некоторое время смотрел на надрывающийся аппарат, потом всё-таки подошел и снял трубку.
- Да.
Но ему никто не отвечал.
- Алё!
Молчание. Енисеев бросил трубку на рычаг. Кто это - Лена? Но она не знает его домашнего телефона. А кто еще мог звонить сюда, он представления не имел. Да какая разница? Енисеев достал из кармана "мерзавчик" и долго глядел на него. "Вот теперь моя палочка-выручалочка… Живи, не горюй! Потом - по помойкам, бутылки собирать".
Он осушил "мерзавчик", лег, закурил. В комнате снова был полумрак - дело шло к вечеру, за окном по-настоящему стемнело. Мир был серым и словно покрыт бархатным слоем пыли, лишь огонек зажатой в пальцах сигареты на краткий миг освещал его. Енисеев раздавил огонек в пепельнице, посыпались искры. Это было похоже на его жизнь. Огонек уже потушен, погаснут и искры. Что дальше? Пить - и умереть? Нет, не наложить на себя руки, а просто пить и ничего не жрать. Так умер этот актер… как его… Галкин. Попытался встать, и разорвалось сердце.
Енисеев полез в карман за другой бутылочкой, но его заставил вздрогнуть звонок в дверь. Это была еще большая редкость, чем телефонный звонок. А вдруг это Надя? По домофону-то никто не звонил! Вернулась! Передумала! А почему звонит? Ну, понятно - ключ оставила здесь! Он вскочил с кровати, зажег свет и бросился открывать.
На пороге стоял бармен Анатолий.
- Привет! - сказал он.
Енисеев открыл рот в изумлении.
- Ты… чего?
- Да вот, пришел в гости.
- Откуда ты знаешь, где я живу?
- Узнать нетрудно. Надо поговорить.
- О тотализаторе, что ли? - догадался Енисеев. - Боже, какая чушь! Вот подбросил идейку идиоту! Слушай, ты сумасшедший!
- Можно мы войдем?
- Кто это - мы?
Анатолий шагнул в сторону, и в проеме двери появились сбоку две фигуры. Енисеев запоздало сообразил, что надо захлопнуть дверь, но рослый мужик в черном пальто толкнул его в грудь и втиснулся в прихожую, за ним последовал другой мужик и Анатолий.
- Ребята, вы чего? Вам чего надо?
- Поговорить надо.
- О чем? Я вас первый раз вижу.
- Познакомимся. Это твоя жена полчаса назад вышла?
- Какое вам дело?
- Да никакого. Красивая. Жалко, если что-нибудь с ней случится. Ну что - мы так и будем здесь стоять? - осведомился мужик в черном пальто. - Может, пройдем? - Он надавил плечом на Енисеева и вытеснил его из прихожей в комнату.
Здесь, на свету, Енисеев смог рассмотреть своих "гостей" получше. Человек в пальто имел красное, бугристое, практически безбровое лицо со странными шрамами на щеках - в виде крестиков. Второй мужик, в коже, был стрижен под бобрик, черен лицом, носат и периодически, как лошадь, делал движение шеей вперед, словно воротник тер ему холку.
- Ефрем, - представился рослый со шрамами и кивнул в сторону носатого, - а это Макс. Ну, а Толяна ты знаешь.
Между тем, Макс, задевший в прихожей пакет с бутылочками, всё оглядывался на него, двигая шеей.
- Ханка, бля буду, - пробормотал он Ефрему, - полный пакет!
- У него этого добра полно, - пояснил сумрачный Анатолий. - Жена откуда-то таскает.
- Да? Покажите мне это место, я тоже хочу. Жалко, что я за рулем, а то бы выпили за знакомство, - подмигнул Макс Енисееву.
- Слушайте, вы блатные, что ли? - не выдержал тот. - Идиот, зачем ты их привел? - повернулся он к Анатолию.
- Чтобы ты был посговорчивей. Ты, кажется, своей выгоды в жизни не знаешь, - объяснил Ефрем. - Ну, что, Пророк, замутим дельце?
- Парни, я не деловой. Идите вы на "три"!
- Мы не парни, - внушительно возразил Ефрем. - Это ты парень. А мы, чтоб ты знал, - люди. Поэтому посылать нас не надо. Здоровее будешь. Лучше скажи мне, зачем тебе мешок ханки? Будешь пить, балдеть, да? Тебе своих мозгов не жалко? Или у тебя есть запасная печень? Чего ты разнюнился, сопли распустил? Сунули два календаря условно? За такие приговоры люди солидные бабки платят и радуются, что на свободе. Пора тебе, Пророк, заняться спортом, вести здоровый образ жизни. С тем, что ты умеешь, побольше можно заколачивать, чем у Ступара. Толян дело говорит. Надо по полной программе крутить тотализатор. Там ведь как делают "бабки"? Любой пацан знает: договорные матчи организуют. Слабый вдруг выигрывает у сильного, а лавэ в карманах у букмекеров. Но ведь им со многими делиться надо: есть люди, "крышующие" этот бизнес, есть игроки, есть тренеры, есть судьи. С тобой же проще: ты можешь, не влезая в цепочку, предсказать и договорный результат. Ты ведь будущее предсказываешь, а договорный результат тоже будущее? - Этот вопрос в устах Ефрема прозвучал почти что философски. - Но один ты не справишься, только засветишься. Тебя быстро вычислят и сдадут "мусорам". А может, и замочат. Тебя никто не должен видеть. Ты будешь сидеть себе дома и выдавать результатики. А остальным мы займемся. "Крышу" обеспечим. Ну и, само собой, войдем в долю. И тебя не обидим, и сами внакладе не останемся.
- О-о-о! - застонал Енисеев. - Кому вы поверили? Говорю вам точно: ваш Толян сумасшедший! Он чокнулся на футболе, потому что смотрит его сутками напролет! То, что он рассказывает о вчерашнем матче, было пьяным приколом!
- Нет, ты подожди, - остановил его Ефрем. - Ты сказал, что "Ювентус" выиграет у "Милана" два - один и что последний гол забьет Ибрагимович?
- Сказал, - подтвердил Анатолий. - Там с ним девка еще молодая была, под "ноль" стриженная, она тоже слышала.
- Ну? - повернулся Ефрем к Енисееву. - Какой же прикол? Значит, ты знал?
- Да не знал! Это просто совпадение!
- Хорошее совпадение! Слушай, ты, конечно, мужик умный, но и мы не дураки. И футбол тоже смотрим. Как ты думаешь, Макс, если "Милан" играет у себя дома с "Ювентусом", то на чью победу народ больше ставит?
- Тут и думать нечего, - двинул шеей Макс. - На победу "Милана", конечно. В крайнем случае - на ничью.
- Вот! А ты, пьяный, взял и предсказал победу "Юве"! Он в футболе понимает, Толян?
- Понимает, - кивнул Анатолий. - И даже помнит, когда в итальянской лиге вечерние матчи начинаются. Я было сказал, что футбол, наверное, показывают в записи, и он уже слышал результат, а он мне: "Во сколько в Италии матчи начинаются? Посмотри на часы!"
- Какое же совпадение? - развел руками Ефрем. - Наугад, спьяну, ты бы предсказал победу "Милана", а не "Юве". А ты отслеживал ситуацию. Толян усомнился, а ты его убедил.