- Вы что - смеетесь? Вы бы пошли в такой ситуации? Если Медведев вместе с Путиным пойдет на выборы и проиграет, его ждет судьба Касьянова. Во власть, пока Путин жив, он уже не вернется. А Путин может еще прожить долго. Нет, Медведев пока удовольствуется ролью при Путине. На посту премьер-министра, скажем.
- Ну, а если не случится новой Кондопоги и не будет опрометчивых заявлений Медведева? - поинтересовался Владлен Константинович.
- Слушайте, вы же от меня не предположений просите, а предсказаний. Вот вам предсказание: к сожалению, новая Кондопога случится, и не одна. И случится скоро. Но дело-то не только в этом. Когда я говорю о слабостях Медведева, я имею в виду не только то, что он "повелся" на провоцирующее заявление Путина о его мнимом русском национализме и стал активно доказывать обратное. Медведев хочет еще предстать перед "мировым общественным мнением" либералом. А это не менее фатальная политическая ошибка. Либеральные партии у нас даже в Госдуму не попадают. За "космополита" Медведева проголосуют, скажем, на Северном Кавказе. А за "либерала" Медведева кто проголосует, если на выборы пойдет и "нелиберал" Путин?
- Ну что ж, всё более или менее ясно… - проговорил Владлен Константинович. - Весь вопрос упирается в административный ресурс, а Путин его Медведеву не отдаст.
- Конечно! Тут, как говорят в народе, к гадалке не ходи! Не знаю, зачем я вам потребовался!
- Но вы нам потребовались не только для этого. Видите ли, покойный Борис Михайлович поставил свой бизнес в слишком тесную зависимость от политических игр… Не зря его интересовал этот вопрос. Мы хотели бы, с вашего позволения, поставить перед вами более сложную задачу. Ступар сказал, что Борис Михайлович подозревал в организации покушения на его убийство своего бывшего партнера. Имя его он, естественно, не назвал, но бывшие партнеры Бориса Михайловича в принципе известны. Следствие это обстоятельство почему-то не заинтересовало, хотя нам понятно, почему. Здесь за излишнюю любознательность можно не сносить головы. А вот нас очень интересует: кто он, этот человек, посылавший Борису Михайловичу угрозы? - Владлен Константинович взял со столика рядом с собой пакет и достал оттуда три фотографии. - Ступар нам сообщил, что вы очень хорошо работаете с фотографиями. Посмотрите на них, пожалуйста, внимательно, и скажите нам: есть ли среди людей на фото человек, угрожавший Борису Михайловичу?
Енисеев взял в руки фотографии. Это были люди, похожие на его собеседников выражением лиц и отсутствием тех свойств, которые бы позволили Енисееву узнать их, если бы через какое-то время он увидел их снимки снова. Он стал вспоминать Бориса Михайловича, то, как он говорил о своем бывшем партнере, последние минуты несчастного бизнесмена, но от этого у него только заболела голова. Ничто не указывало Енисееву, что люди на фото как-то связаны со смертью Бориса Михайловича. Но - странное дело! - одновременно внутри него родилось какое-то знакомое томительное ощущение, что разгадка одной из причин гибели бизнесмена близка. Разложив снимки на столике, он пристально вглядывался в один, другой, третий, однако ни в одном из них не мог найти источника овладевающего им всё сильнее чувства близкой развязки. Енисеев закрыл глаза - не работая "на публику", как в случае с Ксенией Аркадьевной и Борисом Михайловичем, а чтобы действительно сосредоточиться. В разговоре с Борисом Михайловичем они лишь один раз подошли вплотную к личности "заказавшего" его человека - когда Енисеев попросил показать его фотографию. Бизнесмен отказался, промямлив что-то вроде "мне не хотелось бы заранее", но теперь Енисеев ясно понял, что фотография у него была. Не только потому, что Борис Михайлович ответил: "мне не хотелось бы", а не, скажем: "я не взял ее с собой", а потому, что Енисеев сейчас буквально увидел ее лежащей в конверте во внутреннем кармане его пиджака. И это фото, может быть, до сих пор находится среди "вещдоков".
Внутренним зрением Енисеев видел конверт в кармане Бориса Михайловича, буквально физически осязал глянцевую фактуру фотографии, просвечивающую сквозь конверт, но не видел лица на фото. Он лишь отчетливо осознавал почему-то, что оно не имеет никакого отношения к лицам со снимков, что лежали перед ним на столике. Правда была в том фото, что принес тогда с собой Борис Михайлович, но не показал Енисееву. Ему казалось, что он каким-то последним усилием воли вот-вот проникнет взглядом за бумагу, однако… всё не удавалось. Между тем каждая жилка в Енисееве дрожала от предчувствия, что развязка совсем близко. Что-то шепнуло ему: "Открой глаза" - он инстинктивно открыл и столкнулся с напряженным, немигающим взглядом Владлена Константиновича. И тогда Енисеев понял, почему ему было смутно знакомо это лицо. Потому что в конверте у Бориса Михайловича лежала фотография именно Владлена Константиновича.
В страхе Енисеев тут же отвел глаза… но поздно, поздно! Владлен Константинович успел увидеть в них отражение того, что увидел в его глазах Енисеев. Легкая судорога пробежала по лицу хозяина - судорога застигнутого врасплох человека. Сидящий рядом с ним Павел Исаакович был бледен и смотрел в сторону.
- Это вы хотели убить Бориса Михайловича, - тихо произнес Енисеев, отчетливо понимая, что может лишиться за эти слова жизни.
- Браво! - воскликнул Владлен Константинович, осклабившийся по-лисьи, что сразу вернуло ему одно из его природных свойств, скрытых за маской вальяжности и респектабельности. - Мы в вас не обманулись! Ну-ну, что за испуганный вид! Этот Борис Михайлович, по-вашему, ангел был, что ли?
- Он был не ангел, - пробормотал Енисеев. - Но у него не было намерения убить вас.
- Да? А я думал, было. Ошибочка вышла! Но согласитесь, Илья Петрович, убил Бориса Михайловича не я. Его убили вы. В известном смысле, вы - убийца, а я заказчик. Но если вы убийца реальный, то я заказчик виртуальный, ведь я вам ничего не заказывал. Вы стали слепым исполнителем моей воли. Наше сотрудничество, можно сказать, уже началось, хотя и заочно. У вас теперь не остается иного выхода, как его продолжить. Вы теперь слишком много знаете. Мы в одной лодке.
Мысль о том, что он стал слепым исполнителем воли Владлена Константиновича, поразила Енисеева. Прежде он размышлял о самых разных негативных последствиях своего дара, но никогда не думал о таком.
- Что же вы хотите от меня? - выговорил он плохо слушающимся языком.
- Ничего особенного. Будете делать ту же самую работу, что делали сегодня. Нам понравилось. Интересы у нас самые разнообразные - от финансовых до политических. Но никакие деньги и связи не дают того преимущества, какое есть у человека, видящего на несколько шагов вперед. Станете нашими глазами в будущее. Ваши заработки у Ступара по сравнению с теми, что вы будете иметь здесь, - пыль. Собственно, по сравнению с ними и заработки самого Ступара - пыль. Хотите, этот дом, - Владлен Константинович развел руками, - мы отдадим вам? Или любой другой дом, который вам приглянется. Ну и, разумеется, офис в Москве, сколько угодно помощников, автотранспортный парк. С одним условием: работать будете только для нас.
Енисеев собрался с мыслями и предложил:
- Давайте выполним нашу первоначальную договоренность.
- Какую договоренность?
- Ну, я обещал сказать вам всё, что знаю по поводу Бориса Михайловича, а вы обещали избавить меня от "братков". Я свою часть выполнил, теперь очередь за вами. А дальше - разбежимся. Дело в том, что я решил отойти от этих дел. Они плохо отражаются на моем душевном состоянии и личной жизни. Обещаю, что о нашем разговоре говорить никому не буду, да и кто мне поверит?
Владлен Константинович снова по-лисьи осклабился.
- Договорно-протокольной частью у нас ведает Павел Исаакович, ему и слово.
Павел Исаакович поднялся, подошел к бару и налил себе "Мартеля".
- Видите ли, Илья Петрович… Мы не выполняем невыгодные для нас договоренности. Такова жизнь. Эта договоренность для нас невыгодна. Извините.
- Ну, это некрасиво… Но, в конце концов… Чего еще от вас ожидать? Тогда прощайте. Прошу отвезти нас обратно, потому что мы к вам в гости не напрашивались.
- Пожалуйста, - любезно кивнул Владлен Константинович. - Какой, вы говорите, срок дал вам этот Ефрем? Два дня? Мы даем вам точно такой же срок на размышление, час в час. Вам нужно будет согласиться либо на предложение Ефрема, либо на наше.
- Что за чушь? Почему вы решили, что я соглашусь на предложение Ефрема? И какая вам от этого польза?
- Никакой, естественно. Но если вы согласитесь на предложение Ефрема, мы сделаем всё, чтобы через некоторое время вас посадили в тюрьму на хороший срок за махинации на тотализаторе. И вытащить вас из тюрьмы сможем только мы. С известным вам уже условием. Если же вы не согласитесь с предложением Ефрема, мы ему еще заплатим, чтобы с вами, с вашей женой и с этой девушкой, которая сейчас мило ужинает наверху, сделали то, что он обещал. Впрочем, отрезать вам голову и выкалывать глаза мы ему не позволим, надеясь, что вы всё же к нам вернетесь. Но вот за то, что случится с вашей женой и этой девушкой, мы ручаться не будем. И никакая милиция вам не поможет, уверяю.
- Вот как вы заговорили… А знаете ли вы, что вы еще хуже этого гнусного Ефрема?
- Мы всё знаем, Илья Петрович. Даже больше, чем вы можете предположить, а вы, как-никак, пророк. Почему мы должны быть лучше этого Ефрема? Ефрем ваш - мелкая сошка. Чтобы достигнуть того, чего достигли мы, нужно быть в сотню, в тысячу раз хуже Ефрема. Лучше Ефрема - такие люди, как вы, ваша жена, девушка Елена… Вас - тех, которые лучше Ефрема, - на самом деле столько, что пора заносить нас, которые хуже, в "красную книгу"! Вас миллионы, а нас единицы. То, что хорошо для вас, не всегда - далеко не всегда! - хорошо для нас. Да и так ли вы лучше Ефрема? - задаю я себе вопрос. Зачем вы пошли к Ступару, который бы прыгал от счастья, если бы мы предложили его липовому агентству то, что предложили вам? Какими высокими духовными интересами вы тогда руководствовались?
- Я ошибся. Мне казалось, пустячная работа в этом агентстве даст мне кое-какую тренировку в смысле предсказаний.
- И деньги, не так ли? Ваша ошибка - из числа тех, которые время от времени повторяют так называемые порядочные люди. Живя в бедности, они хоть раз в жизни неминуемо приходят к выводу, что им позарез нужны деньги. Особенно, если кто-то тяжело заболеет из родных, случится какое-нибудь несчастье… И тогда у них открываются глаза. Оказывается - стыдно, это когда у тебя нет презренных бумажек, чтобы помочь страдающим или умирающим близким, а не тогда, когда у тебя много денег, а у миллионов людей, видите ли, их вообще нет. Плевать вы тогда хотели на эти миллионы! Они к вам не придут и не помогут. Да и вы к ним не пойдете. А ко мне, верите ли, приходят. Приходят просить деньги на операцию умирающему от рака крови ребенку, батюшки - на ремонт храма, да мало ли! И я - тот, который хуже Ефрема, - даю. Верите?
Енисеев пожал плечами.
- Почему нет? Вам же нужен положительный имидж. Ходорковский, говорят, не давал денег на православные храмы, а теперь, наверное, жалеет. А вы, видимо, умнее Ходорковского. Ну и что?
- И Ходорковский давал! Идите к своему храму Христа Спасителя и прочитайте его фамилию на доске с именами жертвователей, если ее еще не сняли! Да, я умнее Ходорковского, который предпочитал давать деньги, чтобы его имя выбили на доске, а не просто так! Но только ли в этом дело? А откуда эти деньги, которые я даю на операцию умирающему ребенку или батюшке на храм? Может быть, это деньги убитого вами по моей воле Бориса Михайловича, который тоже заработал их далеко не праведным путем. Пойдемте наверх, я открою сейф и покажу вам кучу денег, а вы скажете, какие из них лучше, а какие хуже! Я, знаете ли, умею считать деньги, а затруднюсь отделить плохие от хороших, когда вашему ребенку срочно понадобится помощь! Чем больше у вас денег, тем больше вы знаете о добре и зле, потому что всё тогда - и добро, и зло, и правда, и кривда, да всё, что угодно! - зависит от вас, а не от тех, которые лучше Ефрема. Я предлагаю вам войти в этот клуб. Или, если вам это не угодно, отправиться в тот клуб, где стон и скрежет зубовный.
- Послушайте… - хрипло сказал Енисеев. - Не трогайте меня, моих близких… У вас будут неприятности… не с законом неприятности, его вы обойдете, а с вами самими… Никакие деньги не помогут. Я не только по названию пророк, тут кое-что еще, от меня не зависящее… Поверьте, я не подхожу для вашего клуба… Я не смогу быть вам полезен, я иначе устроен.
Пусть вы лучше Ефрема, лучше меня… Живите, как считаете нужным, со своими деньгами, которые не пахнут. Но оставьте меня в покое.
Владлен Константинович усмехнулся.
- Вы, как я вижу, предпочли бы какой-то промежуточный клуб, с пустячной работой по три тысячи долларов за сеанс, чтобы, так сказать, на елку взобраться и жопу не ободрать, но вы в этом клубе встретились с людьми из моего клуба и влезли в то, во что бы вам лучше не влезать. Поэтому я не могу вас отпустить просто так. Я, кстати, не заметил, что вы как-то иначе устроены. По-моему, это ваше заблуждение. Работали у Ступара с Борисом Михайловичем, сейчас довольно бодро предсказывали нам, чтобы мы, как вы выразились, дали по рогам Ефрему и его компании. Что изменилось? А, теперь вы знаете, что те же люди, которые поедут отбивать рога у Ефрема, вполне могли пристрелить Бориса Михайловича… Но ведь это проблема вашего незнания или, точнее, нежелания знать, и ничего больше. Поймите: так называемый промежуточный клуб - это клуб незнания. Вы уже не можете вернуться в него, если получили кое-какое знание. А неприятности… Я думаю, у нас будет куда больше неприятностей, если мы оставим вас в покое. Вы покинете нас с далеко не лучшими чувствами к нам, и это непременно скажется. Для вас мы навсегда останемся хуже Ефрема, независимо от того, полюбовно мы разойдемся или нет. А что такое сила вашей психической энергии, я уже понял, когда вы сказали, что это я хотел убить Бориса Михайловича. Нет, чем ближе вас держать к себе, тем меньше от вас будет неприятностей, я полагаю.
- Вы полагаете неправильно. - Енисеев встал. - Прощайте.
- До свидания, Илья Петрович, до свидания! Убежден, что мы еще увидимся. - Владлен Константинович нажал какую-то кнопку сбоку столика, за которым он сидел.
Из двери за спиной Енисеева вновь появились люди в масках.
- Не пытайтесь скрыться, - тихо добавил Павел Исаакович. - Специально следить за вами мы не будем, но разыщем вас без труда где угодно, если потребуется. Например, данные о том, что вами куплен билет на самолет или поезд, сразу поступят нам. Мы найдем способ проконтролировать вас, если вы сядете и на междугородний автобус. Не стоит искушать судьбу. И, конечно, о нашем разговоре не должна знать девушка, приехавшая с вами. И ваша жена тоже. Помните: чем больше они знают, тем менее безопасной становится их жизнь. Сама по себе огласка нас не очень страшит: мы от всего откажемся, а вы ничего не докажете. Но тогда останется один вариант развития событий: отдать вас в лапы Ефрема. И еще: если вы, паче чаяния, предпочтете тюрьму сотрудничеству с нами, вы в тюрьме скоропостижно умрете. А здесь столь же скоропостижно умрут ваша жена и родные. Если вы примете положительное решение, то бандитам можете отвечать что угодно - мы будем поблизости и быстро с ними разберемся. Вы на какое время сговорились с уголовниками?
Енисеев пожал плечами.
- Во сколько Илью Петровича посетили бандиты? - спросил Павел Исаакович у секьюрити.
- Они находились у него в квартире примерно с семнадцати ноль-ноль до восемнадцати ноль-ноль, - ответил старшой.
- Значит, через два дня в семнадцать ноль-ноль мы свяжемся с вами по поводу принятого вами решения.
4
- Куда прикажете доставить? - осведомился старшой. - Можем отвезти по домам.
С Енисеева и Елены сняли повязки. Микроавтобус сворачивал на улицу Руставели.
- Откуда взяли, туда и доставьте, - сказал Енисеев.
- Хорошо. И вот еще что. Вас обоих предупредили, что не надо предавать произошедшее с вами огласке, не так ли? Вы поняли, что последствия могут быть очень тяжелыми для вас обоих?
- И для вас. Ведь если ваших хозяев возьмут за жопу, то крайними окажетесь вы. У нас отвечают исполнители, а не заказчики. Разве вы не знаете об этом? Всё-таки в ФСБ работали.
- Нас не существует. Вы не найдете нас в том доме, где вы были, даже если сумеете разыскать его. А те, с кем вы разговаривали, никогда там не были и находились в это время в другом месте, что смогут подтвердить десятки человек. И "минивэна" этого не существует ни в одном из их гаражей. Не пытайтесь, кстати, запомнить его номер. Его тоже не существует.
Микроавтобус остановился.
- Возьмите ваши телефоны, ноутбук. До свидания.
Енисеев и Елена вышли из машины. Она тут уже унеслась, даже автоматическая дверь не успела захлопнуться. Номер, о бессмысленности запоминания которого говорил старшой, был заляпан грязью.
Они стояли на перекрестке, напротив общежития Литературного института: у райотдела милиции "несуществующие" похитители всё же не решились их высадить. Елена смотрела на Енисеева, который смотрел в сторону.
- Ну, что ты молчишь? - спросила она. - Говори, что это было.
- То же самое, что с Ефремом. Уровень другой, а так - никакой разницы.
- И эти хотят играть на тотализаторе?
Енисеев невесело рассмеялся.
- В общем, да. Только не на спортивном. Они хотят поиграть с судьбой.
- А меня они тоже угрожали мучить?
Енисеев склонился к ее уху.
- Слушай, я уверен, что они насовали нам в одежду "жучков", - прошептал он. - Эти люди куда опаснее Ефрема. Тем более что у меня есть свидетель, то есть ты. Не стоит говорить о них, пока не избавимся от микрофонов.
- Как же ты теперь будешь жить? И как я дальше буду жить?
Енисеев молчал.
- Я иду в милицию, - решительно сказала Елена.
- Иди.
- А ты?
- А я, оказывается, нахожусь сейчас дома, и всё это время находился, что подтвердит мой участковый.
- Ты больной?
- Нет, я цитирую то, что они мне сказали, и у меня нет оснований сомневаться, что они говорили серьезно.
- То есть, милиция на их стороне? - тоже перешла на шепот Елена. - Но ты же сам собирался завтра идти в милицию!
- Милиция всегда на их стороне. Нет, ты можешь идти, я не имею права тебя отговаривать. А мне теперь в милиции про кого рассказывать? Про них? Или про Ефрема с компанией? Или про тех и других? Нас отвезут к психиатрам. Потом тебя отпустят, а меня отправят в суд, где поменяют условный срок на реальный, чтобы я со своими способностями не расхаживал на воле и не соблазнял желающих получить предсказания в корыстных целях.
- Ты хочешь сказать, что не подтвердишь то, что я скажу в милиции?
- Я подтвержу только то, что ты расскажешь. Что нас возили за город в какой-то дом, а потом привезли обратно. А больше ничего говорить не буду. Я хочу быть эти два дня на свободе.