– Ну ладно. – Максик решил показать, кто тут крутой. – Короче, мы этому типу навешаем. Тока давай сперва с Сердякиным разберемся, а? А завтра – с этим твоим.
Анька просияла:
– Вы такие! Вы эти! Мушкетеры, блин!
– Да ладно, не гони, – шмыгнул носом Толян. – Завтра будет видно.
Как истинного управленца, его интересовал большое процесс, чем результат:
– На чей телефон-то снимать будем? У меня даже не фоткает.
Максик достал из кармана безжизненный мобильник:
– А мой разрядился…
Жека, естественно, забыл телефон дома.
Анька изобразила на лице снисходительную мину:
– Ладно, не парьтесь! Я у Сашки взяла на один день. Смотрите, не заиграйте!
У всей троицы от восторга перед ее прозорливостью вытянулись физиономии, но на комплимент отважился один Максик:
– Тебе, Ань, надо, типа, в Думе работать. Этим… Стикером.
– Да ладно тебе! – смутилась Гренкина. – Скажешь тоже! Ладно, сейчас на биологии посидим полчаса, а потом встретимся в столовке. Я пока в косметологии жвачку в замок засуну, чтобы дверь не закрыли. Там снимать будем.
Вильнув бедрами в откровенных джинсах, она развернулась на каблуках и пошла по коридору.
Максик и Жека прожали ее удивленными взглядами, а Толяна вдруг потерял всякий интерес к собственной идее. Теперь он соображал, как бы незаметно свалить.
16
Леонид Максимилианович, или попросту Лёнчик, подъехал к зданию бывшего мыловаренного завода без четверти пять. Как обычно, он припарковал свой серебристый "Лексус" сбоку от бизнес-центра, под окном библиотеки. Учредитель, с которым он только что отобедал, поручил ему сразу два дела: во-первых, вручить памятный сувенир Кукушкину, а во-вторых, передать конверт Вундермахеру. Лёнчик соображал, сколько бумажек оставить, а сколько забрать себе. Вентилятор, который находился в большом подарочном пакете, его совершенно не интересовал.
Помедлив минуты три, он достал из-за пазухи белый евроконверт размера А5, помахал им, точно взвешивая, и вынул оттуда примерно треть зеленых банкнот. Проверив на всякий случай пару казначейских билетов на подлинность доступными средствами, он засунул похудевший конверт обратно во внутренний карман пиджака, а комиссионные равномерно распределил по другим карманам своего нового костюма от Армани.
Проделав эту нехитрую финансовую операцию, он инстинктивно огляделся. В окне в канцелярии, что было чуть поодаль, виднелась фигура методистки Аллочки. Видимо, она делала зарядку, подняв кверху свои тонкие лапки. В голову кассира полезли нехорошие мысли. Неужели эта сучка наблюдала за ним? Ведь между ними не больше десяти метров, и если бы ему хотелось приглядеться, то он вполне бы смог пересчитать все пуговки на ее блузке.
Но он не стал этого делать. Между ними уже десять лет была целая пропасть.
Ленчик откинулся на мягкий кожаный подголовник и закрыл глаза. Ему вдруг вспомнился родной город, обшарпанная школа и первая любовь. В параллельном классе училась хорошенькая пухленькая девочка со светлыми русыми локонами, которая любила постоять у окна. Наверное, она мечтала о светлом будущем.
Их настоящее протекало словно в параллельных мирах. В его жестоком пацанском мире были драки без правил и опасные встречи на заводском пустыре. В ее прекрасном девичьем мире происходили концерты и экскурсии. Она готовилась в БГУ на филологический, а он – сесть лет на пять. Ее смех был похож на звон серебряного колокольчика, который до сих пор звенит у него в ушах.
Уже потом, выбирая машину, то почему-то взял именно этот серебристый "Лексус". Он только сейчас понял, какую важную роль в его судьбе сыграла Аллочка. После школы ему повезло попасть в армию, а не в тюрьму. Отдав долг Родине, он решил еще послужить по контракту. За это время почти всех его старых корешей либо посадили, либо похоронили. После службы он рванул в Москву и устроился охранником в один бар.
Ленчик открыл глаза. Вся его московская жизнь была связана с Геной, который за последние три года надоел ему до смерти. Они познакомились именно там, в этом баре, куда женщин не пускали, и где мужчины выходили на сцену в женской одежде. Миловидный кареглазый юноша чуть ли не каждый вечер сорил там деньгами.
Полтора года назад Леонид Максимилианович приехал в родной Брянск на новом авто и выпил с родственниками за счастливую встречу. Опохмелившись, он отыскал в своей старой записной книжке телефон светло-русой девочки. Побрившись и надев костюм от Армани, он позвонил ей и назначил встречу в кафе "Тенерифе". Все эти годы он опасался, что ее серебристый колокольчик заржавеет а сама девочка обабится, выйдя за муж за какого-нибудь недобитого авторитета. Но ничего такого, к счастью, не случилось. Аллочка была свободна. Она весело смеялась, слушая его армейские байки, и ее не испортил даже красный диплом.
Когда же им принесли счет, то первая любовь чуть не упала в обморок: ровно столько ей платили за месяц работы библиотекарем.
Бывший хулиган понял, что надо ковать, пока горячо.
– Положись на меня, – авторитетно сказал он. – У меня знаешь какие связи в Москве? Устроим тебя философом.
Златокудрая нимфа с надеждой взглянула на своего спасителя. Лёнчик прикрыл своей мужественной рукой ее маленькую розовую ладошку.
Нимфа вздрогнула и отдернула руку:
– Пообещай мне, Леня, что мы останемся просто друзьями.
– Ну, раз ты так хочешь, – разочарованно протянул он.
17
Леонид Максимилианович включил свет в салоне. Уже темнело. И зачем он потратил столько времени? Девочка со светлыми локонами все никак не соглашалась прокатиться с ним. Не меньше дюжины разномастных девиц закидывало ноги в его тачке, но каждый раз он думал только об одной.
Весной он специально купил светлый костюм и дорогие духи. Тогда только расцвела сирень, и за охапку пахучих веток с него содрали целую тысячу. Он даже столик заказал и номер в гостинице, но увы! Она опять от него ускользнула, как змея. И тогда он так напился в том самом баре, что на утро чуть не покончил с собой, увидев на подушке голову спящего Гены.
Леонид Максимилианович отогнал досужие воспоминания. А тут, как назло, зазвонил телефон. Жеманный Геннадий Альбертович интересовался, как дела. Лёнчик мысленно послал шефа по известному адресу, но отрапортовал, что все чики-пуки. Босс был большой любитель покапризничать. В такие минуты ему стоило сообщать лишь хорошие новости.
Словно верблюд, навьюченный поклажей, кассир вылез из машины.
– Неужели она следила за мной? – пробормотал он растерянно.
Бледная фигура по-прежнему маячила в окне. Лёнчик со злостью захлопнул дверцу, и тут телефон зазвонил снова. У Гены снова был неотложный вопрос – какой галстук надеть на собрание финансового клуба?
Фигура за окном исчезла, точно призрак прошлого.
Леонид Максимилианович сжал кулаки и забыл запереть авто.
18
С утра у Григория Петровича Сердякина покалывало в груди. Виной тому была, конечно же, бессонница. В комнату, где он снимал койку, еще летом подселись велеречивые таджикские рабочие, которые каждый вечер обсуждали за совместной трапезой какие-то важные или, наоборот, очень веселые дела. Несчастный географ старательно закрывал голову подушкой, считал овец сотнями, так и не мог заснуть. Ночь с пятницы на субботу не стала исключением.
Чувствуя приближение тошноты, географ решил отпроситься с работы пораньше.
– У себя? – почтительно поинтересовался он у Аллочки, приоткрыв дверь канцелярии.
Не глядя на него, она отрицательно покачала головой:
– Нет. А что вы хотели?
Сердякин изложил ей свою просьбу, но Алла Леонидовна не стала входить в его положение и сухо произнесла:
– Сегодня у Николая Сергеевича день рожденья. Он велел всем прийти.
Больной географ сник:
– И что, вы тоже там будете?
– Куда ж я денусь? – Аллочка вздохнула и тоже сникла. – Велено, значит буду.
Григорий Петрович тяжело вздохнул и, по своему обыкновению, уставился немигающим взглядом на собеседницу. Ее серо-голубые глаза были лучезарны даже в печали. Горе-географ вдруг почувствовал, что ему не стоит расстраиваться. Ну и черт с ней, с бессонницей! Ведь у него самого так давно не было настоящего праздника. Начальство на то и устраивает корпоративы,, чтобы сотрудники получше узнали друг друга. А вдруг Алла Леонидовна станет к нему добрее, выпив бокал-другой? Ведь даже нимфы, пригубив вина, становились добрее к старому козлоногому Пану.
– Если вам некуда идти, то можете сразу пойти в библиотеку, – предложила нимфа.
– Зачем? – искренне удивился Пан-Сердякин.
Аллочка ни с того ни с сего вспыхнула:
– Слушайте, Григорий Петрович! Хватит уже держать всех за идиотов! Корпоратив будет в библиотеке. Вам что, непонятно? Поможете столы расставить.
В отличие от Лёнчика, Григорий Петрович был человеком интеллигентным и в детстве часто посещал очаги культуры. Ему и в голову не приходило, что можно устроить оргию в мусейоне. От удивления он раскрыл свой щербатый рот и хотел уже было что-то сказать, но тут из своего кабинета вышел Кукушкин:
– Та-ак! Общаетесь, значит? А вы, Алла Леонидовна говорили, что с Григорием Петровичем трудно найти общий язык.
Аллочка вспыхнула.
– Ладно, – хохотнул шеф. – Идите в библиотеку. И пакеты заодно захватите, а то Алла Леонидовна целый день с ними надрывалась.
Сердякин с тревогой посмотрел на Аллочку, но та, явно, не нуждалась в его сочувствии:
– Можете еще и шпроты открыть! – довольно развязно предложила она. – Вот открывалка.
Григорий Петрович понял, что его судьба посылает ему еще один шанс. Навьюченный пакетами, он поплелся в храм культуры, который располагался в аудитории наискосок по коридору. Там его уже поджидала служительница мусейона с символическим именем Ариадна Васильевна. Вдвоем они быстро сдвинули восемь парт. Парты были старые, узкие, со скошенными крышками, но когда их накрыли бумажной скатертью, то получилось некое подобие банкетного стола. Вспомнив про шпроты, Григорий Петрович вооружился консервным ножом и дрожащими руками вскрыл банку с золотистыми сальными рыбками.
Все эти приготовления так утомили старика Пана, что он решил подремать, пока гости еще не собрались. Усевшись на колченогий стул между двух стеллажей, он нашел томик потолще и преклонил на него свою усталую голову. То ли по иронии, то ли по злой воле судьбы, это оказались "Легенды и мифы Древней Греции".
19
Сердякина разбудили громкие голоса. Ровно в пять часов в храм литературы торжественно вступил громовержец Кукушкин. За ним, будто старшие жрицы, следовали Лолита Андреевна и Варвара Викторовна. Шествие замыкали информатик Матвеич, Аллочка и золотозубая преподавательница русского языка и литературы Марьям Халиковна. Все были готовы пировать, как боги.
– Здравствуйте, коллеги! – вышел им навстречу заспанный Пан, но никто из вошедших не удостоил его даже взглядом.
Все взоры были устремлены на именинника, который хозяйским жестов велел всем занять места. Сердякину досталось место напротив Аллочки, и это обстоятельство заставило его проснуться окончательно.
Стол нельзя было назвать обильным, но на нем было все, что полагается для праздничного застолья – копченая колбаса, сыр, нарезанный белый хлеб, дольки лимона, оливки и две банки рыбных консервов. Именинник на правах хозяина лично вытащил из большого пакета две бутылки водки и две – вина. Серьезные приготовления свидетельствовали о намерении именинника пировать часа три, не меньше.
– Ну что ж, друзья, – радостно потер он рука об руку. – Давайте, так сказать, приступим. Григорий Петрович, не стесняйтесь! Напитков хватит на всех!
Дамы оживились, стали раскладывать снедь. Пану-Сердякину ничего не оставалось, как разлить по три булька Аллочке, Лолите и себе.
– Чего это у вас рука дрожит? – с подозрением спросила всевидящая Лолита, но он не успел ответить.
Послышался осторожный стук в дверь, а затем раздался вкрадчивый голос:
– Позволите, Николай Сергеевич?
Сердякин вздрогнул, а Аллочка потупила взор. В храм культуры решительным шагом вошел кассир с двумя пакетами.
– Конечно, конечно, Леонид Максимилианович! – обрадовался именинник. – Как раз вас и ждем. Вот ваше почетное место.
Пока Ленчик усаживался по левую руку от Аллочки, прочие участники корпоратива неловко молчали.
Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Кукушкин постучал ножом по бутылке и как можно радушнее произнес:
– Дорогие коллеги! Ну, давайте уже! Позвольте мне, как виновнику нашего торжества, первый тост.
Тут дверь в храм литературы широко распахнулась, и в нее влетел Лев Маркович Вундермахер, который прямо с порога заверещал:
– Николай Сергеевич, дорогой! С днем рождения! Всех вам благ – земных и небесных! Давайте, друзья, выпьем за нашего замечательного руководителя!
20
Доктор экономических наук Вундермахер был ровесником Кукушкина, но по виду и по характеру они были совершенно разными людьми. Округлая фигура, всклокоченные врхры и редкие острые зубы придавали Льву Марковичу неясное сходство с каким-то грызуном, от которого никогда не знаешь, что ожидать. Именно за эту непредсказуемость студенты считали его самым прикольным преподом и прощали ему антигуманистические методы воспитания. Провинившимся ученикам доктор Вундермахер прописывал самый показательный расстрел перед строем, который, как известно, служит самым мощным средством устрашения невиновных.
Происходило это обыкновенно так. Самого шаловливого учащегося верховный инквизитор выводил к доске, ставил спиной к классу и зачитывал все возможные пригрешения. Не успевала жертва опомниться и крикнуть: "Это не я!", как Вундермахер со свистом и грохотом ударял деревянной линейкой об стол. Орудие пытки ломалось надвое, причем его кусок нередко отлетал в кого-нибудь с первой парты. Посрамленная жертва тем временем отправлялась в "штрафбат", а Лев Маркович рассказывал очередной анекдот из жизни великих людей.
Месяц назад один приятель свел его с людьми из консалтинговой фирмы "Теоретик". Здесь брались за любую научную работу – от реферата до диссертации. Хитроумный, точно Гермес, Лев Маркович тут же смекнул, что учредитель их образовательного бизнеса срочно нуждается в остепенении, хотя сам, быть может, того и не осознает. Он, этот таинственный человечище, наверняка, имел далеко идущие планы – стать, например, ректором какого-нибудь университета, а может, даже и министром образования. В таком случае, соображал Гермес-Вундермахер, ученая степень пригодится ему ь не меньше, чем стильный галстук и модный айфон.
Не откладывая своих планов в долгий ящик, Лев Маркович подкараулил в коридоре кассира Ленчика и за тридцать секунд изложил суть дела. К первоначальной сумме теоретиков 30 тыс. у.е. им была прибавлена еще треть, то есть десять штук гринов.
Ординарец ничего не сказал, но выслушал сообщение до конца.
И вот сегодня их учредитель, наконец, созрел для важного решения. Вернувшись от шефа, Леонид Максимилианович пригласил Гермеса в актовый зал.
– Через три месяца сдадите текст на флешке, – сказал он и передал конверт с задатком. – Следующий транш, как только соберем задолженности.
Вундермахер был потрясен: впервые в жизни Фортуна ударила его по голове увесистым конвертом. Он, можно сказать, был растроган до глубины души, какое доверие к нему проявили важные люди. Он, как наивный чукотский юноша, все прикидывал, как бы свести уважаемого джентльмена с консультантами, как бы выторговать у последних комиссионные и сколько будет стоить банкет. А тут все оказалось так лапидарно! Ему просто сунули бабло и велели принести флешку.
Лев Маркович пробовал было возразить, что в научных кругах так дела не делаются:
– Ну вы-то, Леонид Максимилианович, как человек опытный, в курсе, что могут возникнуть …
– А вы-то на что? – резко перебил Лёнчик. – Банкет я возьму на себя, а защита за вами. Или вы решили откосить?
– Нет, нет конечно! – затряс плешивой головой Гермес-Вундермахер. – Бог с вами!
– Ну, тогда лады, – резюмировал кассир. – Вы же от нас теперь все равно никуда не денетесь!
Он был немногословен, как бог Арес, которому древние приписывали звериную жестокость. Слегка похлопав растерявшегося доктора по нагрудному карману, он дал ему понять, что разговор окончен.
Лев Маркович был потрясен, и уже хотел снова схватиться за начальственный рукав, но тут в дверь постучали.
Это была Аллочка, которая наконец-то нашла их обоих.
– Леонид Максимилианович! Лев Маркович! Вас Николай Сергеевич просил звать! Мы через минуту уже начинаем!
Вундермахер одернул руку. Лёнчик встал с места и вышел из аудитории.
По пути в библиотеку хитроумный Гермес решил завернуть в туалет. Там он еще раз пересчитал зеленые бумажки и засунул "котлету" в промасленный пакет от завтрака. Конверт А5 он, на всякий случай, разорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз.
21
Вновь прибывшему гостю поставили стул в торце неровного стола. Леонид Максимилианович поднялся с места и от имени учредителя пожелал Кукушкину долгих лет жизни и крепкого здоровья.
– Вот, уважаемый Николай Сергеевич, примите ценный подарок!
Кукушкин рассыпался в благодарностях. Вентилятор установили на подоконнике, подсоединили к розетке и включили на полную мощность. Коньяк поставили почему-то перед Сердякиным.
Пир начался.
Некоторое время все сосредоточенно жевали, потом слово взяла Лолита Андреевна. Она попросила кавалеров наполнить бокалы и произнесла речь за здравие начальника.
– За вас, Николай Сергеевич! – звонко произнесла смелая разведчица.
Педагоги выпили, а потом стали сосредоточенно жевать, пока с новой инициативой не выступил информатик Матвеевич. Он плеснул себе минералки и, прочистив горло, предложил выпить за присутствующих здесь дам.
Сердякин очнулся, точно от забытья, нелепо вскочил, схватился за коньячную бутылку и почтительно согнулся, чтобы обслужить Аллочку, но в этот момент почувствовал на виске почуяв пристальный взгляд кассира. От этого он как-то весь сник, скривился, рука его дрогнула, и он неуклюже задел тарелку со шпротами.
– Ай! – только и успела вскрикнуть Аллочка.
Разверстая банка, точно живая, вдруг дернулась среди одноразовой шелухи и сползла по скосу парты в сторону Аллы Леонидовны и Леонида Максимилиановича. В считанные секунды на брюках Ленчика образовалось жирное пятно, а нетронутые золотые рыбки прыгнули Аллочке прямо на колени.
Увидев, во что превратились брюки кассира, дамы заохали и запричитали. Костюм от Армани, как и сам корпоратив, оказался безнадежно испорченным.
Беспомощно оглядываясь по сторонам, Григорий Петрович почувствовал, что его собственное сердце тоже куда-то поползло. Кровь прилила к щекам горе-географа, он обмяк, точно мешок с трухой, и выпучил глаза, будто выброшенная на берег рыбина. Его присыпанные мелом руки задрожали и замерли.
Окинув беглым взглядом изменившихся в лице коллег, Гермес-Вундермахер первым вскочил со стула и ретировался из библиотеки столь стремительно, словно на нем, и вправду, были крылатые сандалии.