4
Такси доставило их ко входу в подворье.
- Полагаю, то, что мы войдем вдвоем, значения не имеет? - сказал Лэмбоун. - Он не подумает, что мы о чем-то сговорились?
- Он не страдает подозрительностью.
Но в студии их ожидал небольшой сюрприз, дверь им открыла Фей Крам, и глаза у нее были светлее обычного, а шея казалась длиннее и лицо рассеяннее.
- Я так рада, что ты наконец вернулась, - сказала она глухим расстроенным голосом. - Видишь ли… он ушел.
- Ушел!
- Исчез. Еще в три часа. Ушел один.
- Но, Фей, ты же обещала!
- Знаю. Я видела, что он был как на иголках, и все время ему повторяла, что ты скоро вернешься. Удерживать его было нелегко. Он расхаживал взад-вперед и говорил, говорил. "Я должен выйти к моему народу, - сказал он. - Я чувствую, мои люди нуждаются во мне. Я должен заняться тем, для чего предназначен". Я не знала, что делать. И спрятала его шляпу. Мне в голову не пришло, что он уйдет без шляпы - с его-то понятиями о приличии. Я просто поднялась наверх за чем-то, не помню за чем, но этого там не было, и я искала - от силы минут пять, а он тем временем и ускользнул. Дверь оставил открытой, так что я ничего не услышала. Чуть я сообразила, что он ушел, то выбежала из подворья на Лонсдейл-стрит, и стояла там, смотрела… Он исчез. Ну, я надеялась, что он с минуты на минуту вернется. Раньше тебя. Но! Он так и не пришел.
Было совершенно ясно, что она не верит в его возвращение.
- Я бы все сделала… - начала она.
Кристина-Альберта и Пол Лэмбоун переглянулись.
- Это все меняет, - сказала Кристина-Альберта. - Что будем делать?
5
Лэмбоун последовал за Кристиной-Альбертой в студию и тотчас опустился на простенький диван, который на ночь превращался в кровать мистера Примби. Диван заскрипел и покорился. Лэмбоун уставился в пол, размышляя.
- Этот вечер у меня не занят, - сказал он. - Ничем.
- Сидеть здесь и ждать его бессмысленно, - сказала Кристина-Альберта.
- Я всеми фибрами чувствую, что пройдут часы и часы, прежде чем он хотя бы подумает о возвращении.
- А тем временем может натворить что угодно! - сказала Кристина-Альберта.
- Выкинуть любую штуку, - сказал Лэмбоун.
- Да, любую, - сказала Кристина-Альберта.
- Три, - сказал Лэмбоун и взглянул на свои часы. - Теперь почти пять. Вам не известно какое-либо место, Кристина-Альберта, где мы в первую очередь могли бы его поискать? Где, собственно, нам следует его искать?
- Но вы отправитесь его искать?
- Я к вашим услугам.
- В уговоре этого не было.
- Но я хочу! Конечно, если вы не будете идти слишком быстро. Я чувствую, что мне следует это сделать.
Кристина-Альберта встала перед ним, уперев руки в боки.
- Держу пари, пять против одного, - сказала она медленно, - что он пошел в Букингемский дворец и потребовал аудиенции… Нет, не так. Он предложит дать аудиенцию королю, своему вассалу. Он все утро только об этом и говорил. А тогда… наверное, его посадят под замок и проверят, не душевно ли он больной.
- Хм, - сказал Лэмбоун и смирился перед неизбежным. - Так пошли к Букингемскому дворцу. Немедленно, - сказал он и побрел в сторону двери. - Возьмем такси.
Они поймали такси на Кингз-роуд. Кристина-Альберта не принадлежала к классу разъезжающих на такси, и на нее произвела впечатление мысль, что все-все тысячи разъезжающих по улицам такси готовы выполнять распоряжения Лэмбоуна. Согласно этому распоряжению, такси высадило их у подножья памятника королевы Виктории, который жестикулирует перед Букингемским дворцом, и они встали рядом, оглядывая дворец.
- У него вполне обычный вид, - сказал Лэмбоун.
- Но вы же не думали, что он его покорежит? - сказала Кристина-Альберта.
- Если он что-то устроил, его убрали бесследно. Этот флаг, по-моему, означает, что его величество сейчас дома… так что нам делать, хотел бы я знать.
Он растерялся. Эмоциональная атмосфера этой широкой площади слишком уж отличалась от эмоциональной атмосферы его квартиры или Лонсдейлского подворья. В квартире и в подворье от него требовалось действовать, а здесь от него требовалось не бросаться в глаза. Он инстинктивно всегда соблюдал корректность. Мимо проехал автомобиль - красивый, большой, сверкающий "непьер", и ему почудилось, что пассажиры поглядели на него, словно узнав. Он ведь был теперь известен множеству людей, и его вполне могли узнать. У себя в квартире, в студии Лонгсдейлского подворья он мог без опаски общаться с Кристиной-Альбертой, но теперь в этом заметном месте, в чрезвычайно заметном месте, он вдруг осознал, что он и она не совсем гармонируют - он, закончено светский человек, корпулентный, величественный, зрелый мужчина, светский до кончиков ногтей, и она, такая юная на вид, в чересчур короткой юбочке и в шляпе, точно шляпка черного гриба, нахлобученной на короткие волосы. Люди могли счесть их странной парой. Люди могли спросить себя, что свело их вместе и какие он имеет на нее виды.
- Полагаю, мы должны спросить кого-нибудь.
- Кого?
- О… одного из часовых.
- Но можно ли обращаться к часовым у ворот? Откровенно говоря, я побаиваюсь этих молодцов в меховых киверах. Я даже предпочту конных гвардейцев в Уайтхолле. Он, наверное, просто поглядит поверх наших голов и ничего не скажет. А мы будет извиваться перед ним. Нет, я этого не вынесу.
- Но что нам делать?
- Только не спешить.
- Но мы же должны кого-нибудь спросить.
- Вон там левее Виктории как будто обычный вход. И два полицейских. Полицейских я не боюсь. Нет. И конечно, тот человек на углу - переодетый полицейский агент.
- Так давайте спросим его!
Лэмбоун продолжал стоять.
- А если он сюда не приходил?
- Я знаю, он намеревался придти.
- Полагаю, если он не приходил, нам следует подождать где-нибудь тут на случай, если он все-таки придет. - В то же мгновение он испытал жгучее желание сбежать. - Тут должны быть скамейки.
- Идемте, - продолжал он, вновь вдруг обретая мужественную решимость, - спросим полицейских у тех ворот.
6
Полицейский у ворот, к которому они обратились, внимательно их выслушал, но ответил не сразу. Он принадлежал к тому большинству англичан, которые сочиняют вариации на частицу "да". Его вариация была растянутой и мурлыкающей.
- Да-а-ар-р, - сказал он, в конце концов разразившись речью. - Да-а-ар-р. Был тут маленький джентльмен без шляпы на голове. Да-а-ар-р. Глаза синие. И усы? Да-а-ар-р, помнится, вроде бы и усы. Внушительные такие. Ну, он сказал, что хочет поговорить с королем Георгом по довольно срочному делу. У них всегда дела довольно срочные. Нет чтобы "очень срочные". Мы отвечаем как положено, что ему надо написать просьбу, чтоб его приняли. "Может, - говорит, - вы не знаете, кто я?" Это они все говорят. "Наверное, важная особа, - говорю. - Уж не сам ли Всемогущий?" - говорю. Но тот-то уже побывал тут на прошлой неделе и не пожелал уйти, так что его на такси увезли. Знаете, сэр, вот приходил сюда один, не то в прошлый четверг, не то в пятницу, уж не помню: длинная седая борода и волосы длиннющие, по спине рассыпаны. Ну, прямо вы-вылитый он. Ну, вашего джентльмена это вроде бы охладило. Имя он себе под нос промямлил.
- Не Саргон? - спросила Кристина-Альберта.
- Может, и так. "Исключений, - говорю, - не делают. Даже будь вы кровным родственником. А решать не нам. Мы ж просто машины". Ну, он постоял немножко, будто его оглоушило. А потом сказал, тихим таким, серьезным голосом: "Все это надо изменить. Первейшая обязанность каждого монарха давать аудиенции всем и каждый день". Я говорю: "Конечно, может, оно и так, сэр. Только мы, полицейские то есть, тут ни при чем, а уж изменить и подавно не можем". Он, значит, пошел себе, а я мигнул агенту на углу, и он проследил, как он шел вдоль фасада, а потом перешел площадь к памятнику и постоял, посмотрел на окна. А потом пожал плечами и ушел. Больше я его не видел.
Лэмбоун задал бессмысленный вопрос.
- Может, в сторону Пиккадилли, - сказал полицейский, - может, к Трафальгарской площади. Дело в том, сэр, что я внимания не обратил.
Было ясно, что беседа приблизилась к завершению.
7
- Вот так, - сказал Лэмбоун. - Пока неплохо. Он все еще на свободе.
И поблагодарил полицейского.
- А теперь, - сказал он с видом человека, предлагающего решение крайне сложной задачи, - нам остается только отыскать его.
- Да, но где?
- В этом суть проблемы.
Он направился назад к памятнику и встал рядом с Кристиной-Альбертой под сенью этого идеального символа Британской империи, статуи королевы Виктории. Оба повернулись к Мэллу, глядя на маячащую вдали арку Адмиралтейства. Оба хранили молчание. Октябрьский день был теплым и тихим, за деревьями справа еле проглядывали купола Уайтхолла, две башни Вестминстера и бурые громады домов, обретших красоту в предвечернем свете. Над деревьями вздымались две колонны - герцога Йоркского и Нельсона - и здания слева. Как раз наступило затишье в уличном движении перед часом обеда и начала театральных спектаклей, и лишь несколько такси да один-два автомобиля подчеркивали ширину улицы, предназначенной для королевских процессий. Несколько окон Адмиралтейства уже горели оранжевым огнем в лучах заходящего солнца.
- Полагаю, - сказал Лэмбоун, - он пошел туда.
Кристина-Альберта стояла, уперев руки в боки и чуть расставив ноги.
- Наверное, так.
Широкая улица уходила по прямой к далекой арке Адмиралтейства. А за этим узким просветом лежали Трафальгарская площадь, и Чаринг-Кросс, и лабиринт магистралей и улиц, расходящихся веером, все шире и шире, все дальше и дальше в голубоватые сумерки.
- Что он будет делать теперь?
- Только Богу известно. А я банкрот. Ни единой идеи.
Опять они помолчали.
- Он ушел, - сказала она, - просто взял и ушел. - И эта простая гнетущая мысль вытеснила все остальные.
Но мысли Пола Лэмбоуна были более сложными и прихотливыми. Он уловил, что оказался втянутым в серьезное приключение и призван поднапрячь силы. Его нежданно отозвали от чая и горячих лепешек вести поиски по всему Лондону слегка помешавшегося и почти незнакомого субъекта. Он хотел их вести, и вести надлежащим образом, и так, чтобы это произвело впечатление на Кристину-Альберту. И его интеллект подсказал ему, что лучше всего последовать по возможному следу это субъекта и настичь его прежде, чем он чего-нибудь натворит. Или, когда он уже начал что-то творить, чтобы вмешаться и увести его. И все это время более низменная деятельная сторона его натуры настаивала, чтобы он предоставил погоню Кристине-Альберте, а сам вернулся елико возможно прямым путем к своему глубокому креслу, чтобы погрузиться в него и все продумать. А потом отправиться обедать в лучший из своих клубов. И таким образом тихо и ловко выпутаться из этой неожиданной и неприятной передряги.
Тут он посмотрел на Кристину-Альберту и понял, что ничего этого сделать не может. Не может ее бросить. Он посмотрел на ее профиль, профиль серьезной маленькой девочки, и в нем заговорило почти материнское чувство. Она с тревожной растерянностью смотрела на голубой безграничный город, который поглотил ее папочку. Все вокруг еще купалось в золотых теплых отблесках заката, но по восточному краю небосвода уже сгущались сизые сумерки. Там и сям светящиеся желтые пятнышки указывали, что Лондон начинает освещать себя сам. Идти по этому пути одна она не может. Нелепым, абсурдным образом они оказались связаны. Желание выпутаться было рождено эгоистичной осторожностью, которая стремительно изгоняла из его жизни всякое счастье, подсовывая взамен безопасность и всяческий комфорт. И вот призыв к этому, погрузившемуся в спячку Полу Лэмбоуну восстать и действовать. Ну, пусть даже она простая чудаковатая девчонка, которую его воображение превратило в родственную душу и героиню, разве это причина, почему он не должен помочь ей в обрушившейся на нее беде?
Он принял решение.
- Назад он еще долго не вернется, - размышлял он вслух. - В такой вечер? Нет.
- Да, - согласилась она. - Но не вижу, какое это имеет отношение к тому, что мне следует делать теперь.
- Мы может остаться вместе и пойти к Трафальгарской площади. Можем поискать на набережной. Когда устанем, то пообедаем где-нибудь. Полагаю, более или менее сносно можно пообедать почти везде. А поесть нам будет надо… Быть может, это уж не такое безнадежное предприятие, как показалось вначале. Сложное, но небезнадежное. Возможности того, что он может сделать ограничены. Я хочу сказать - ограничены его же устремлениями. Не думаю, что он выберет непримечательные улицы. Его потребность… в эффектном. Гораздо более вероятно, что он будет держаться площадей и вблизи примечательных зданий. А это исключает множество улиц. И в восточном направлении он не пойдет. Еще через час Сити начнет гасить огни, запираться, расходиться по домам. И он повернет на запад.
- И у вас найдется время?
- Сегодня вечер у меня совершенно свободный. Я собирался сделать его "выходным". А эти поиски меня привлекают. Интересно выяснить, насколько верно мы можем угадать, а то и установить, как он поступит. Своеобразная тренировка для ума… Вы знаете, по-моему, мы его найдем.
Несколько секунд она стояла совершенно неподвижно.
- Вы жутко добры, что пошли со мной.
- Я пошел с одним условием: что вы не будете идти слишком быстро. Мы никогда практически вместе никуда не ходили, Кристина-Альберта, но я достаточно вас знаю и не сомневаюсь, что ходите вы чертовски быстро.
8
Кто не знает кафе "Нептун" вблизи Пиккадилли-Серкус и разнообразную публику, которая там собирается. Там вы созерцаете художников и мазилок, которые недотягивают до художников, поэтов и всего лишь писателей, натурщиц и наркоманов; студентов, изучающих искусства и медицину не лучше, чем им положено; издателей и адвокатов подшофе, большевиков и белоэмигрантов; заезжих американцев, которые заходят посмеяться и попадаются на удочку; парочку-другую студентов с Дальнего Востока, и евреев, и евреев, и евреев… и евреек. И вот туда-то примерно в половине десятого в этот вечер вошел дородный, массивный, устало величественный мужчина в сопровождении привлекательной девушки в короткой юбке, с подстриженными волосами, которая высоко и строго держала крупный, красивой формы нос. И они прошли, лавируя между столиками, в облаках табачного дыма в поисках удобного места. Из шумного смутного тумана воздвигся молодой человек с копной рыжих волос, выставил взыбленное лицо и спросил театральным шепотом:
- Вы его нашли?
- Ни единого следа, - сказал Пол Лэмбоун.
Из сигаретного дыма над столиком проглянуло лицо Фей Крам.
- И мы. Мы тоже искали.
- И здесь, и где угодно еще, разницы нет, - сказал дородный. - Где вы искали?
- Тут, - сказал Гарольд, - и около. Места встреч.
- А мы рыскали повсюду, - сказал Лэмбоун. - Мы прошагали мили… бесконечные мили. И Кристина-Альберта отказывалась подкрепить силы - мои, а не только свои собственные. Наконец я сказал: либо я сяду и поем, либо упаду и умру. Можно, мы займем эти стулья? Этот вам, Кристина-Альберта. Официант! Случай полного истощения. Нет, не мюнхенское и не пльзенское. Мне необходимо шампанское. Боллинжер четырнадцатого года сойдет, но заморозьте его, даже перезаморозьте, а к нему бутерброды - и побольше - с лососиной. Да, дюжину. А-ах!
Он уронил руки на столик.
- Когда я выпью глоток-другой, я буду разговаривать, - просипел он и умолк.
- А когда вы ушли из студии? - спросила Кристина-Альберта у Фей.
- В половине девятого… Он не пришел.
- А вы далеко побывали? - Гарольд спросил у Лэмбоуна.
- Далеко?!! - сказал Лэмбоун и на некоторое время онемел. Затем заговорил голосом, который словно терялся в огромных пространствах. - Спрашивали у полицейских про маленького человека без шляпы. Вдоль и поперек Лондона. Вперед и вперед - от одного полицейского к другому. Она такая решительная девица. Да смилуется Бог над мужчиной, который завоюет ее любовь! Ни единая живая душа его не видела. Но я еще не в силах говорить…
Гарольд нежно почесал подбородок длинными артистичными пальцами.
- Не исключено, - сказа он медленно, - что он зашел куда-нибудь и купил себе шляпу.
- Ну, конечно, он должен был приобрести шляпу, - сказала Фей.
- Ни ей, ни мне не пришло в голову, что он мог поступить так разумно.
- И мы не догадались заходить в шляпные магазины, - сказала Кристина-Альберта.
- Счастье, что нет, - сказал Лэмбоун, обернувшись, чтобы приветствовать бутерброды. - Это было бы последней соломинкой.
- Долгое время мы шли по следу другого мужчины без шляпы, - сказала Кристина-Альберта. - Нагнали его на Эссекс-роуд, после того как пропетляли за ним по всей Пентонвиль-роуд. Но он оказался просто вегетарианцем в сандалиях и с бородой. И еще нам сказали про мужчину без шляпы возле "Британии", но снова пустышка. Оказалось, он просто вышел из дома купить жареной рыбы с тележки на Камден-Таун-Хай-стрит.
- Поразительно, как мгновенно собирается толпа, - сказал Лэмбоун, пережевывая бутерброд. - И как она навязывает свою помощь. Нас буквально погнали вверх по лестнице за этим любителем жареной рыбы, который показался мне крайне драчливым и склонным к подозрительности типом. Толпа настаивала, что нам нужен именно он, а ему как будто совершенно не нужным было быть нужным. Не снизойди на меня озарение, могло бы случиться что-нибудь крайне скверное. Но я сказал просто: "Нет, это не тот джентльмен, а другой с той же фамилией".
- Но что он сказал?
- "Поберегись-ка", - сказал он. - Но как бы то ни было, толпу это ублаготворило, и мы легко убрались оттуда в автобусе, который довез нас до станции на Портленд-роуд.
Прибыло шампанское в ведерке со льдом.
- Почти не остыло, сэр, - сказал официант, трогая бутылку.