С парой дружков по боулинг-клубу на праздники отец отправлялся в Тунис. Утром на такси Джейк отвезет их в аэропорт. Зачем украшать елку, если в Рождество меня здесь не будет, ворчал отец.
- Бывает, никто не видит, как в лесу падает дерево, но ведь при этом оно шумит.
- Ты это к чему?
Зоя понимала: причина в том, что с каждым годом груз воспоминаний становился все тяжелее.
В их семье была особая елка. В смысле, не такая, как обычная рождественская ель. Ее украшали не игрушками, но памятными вещицами. Так повелось с рождения Зоиной старшей сестры, случившегося тридцать четыре года назад. Родители стали вешать на елку вещицы, знаменовавшие важные домашние события: дни рождения, годовщины, семейные праздники. На игольчатых лапах покачивались сувениры, купленные в отпускных поездках, школьные аттестаты и прочие эпохальные вехи. А еще подарочные рождественские безделушки, балетные туфельки, серебряная коробочка с молочными зубами, значок "Умею плавать", пляжные ракушки и камешки, в которых Арчи просверлил дырочки, экзотические амулеты, купленные у лотошников… Для праздничной мишуры не осталось места, ибо елка превратилась в памятную карту дней, проведенных вместе и врозь. На ветках висели мгновения начала и конца.
Воистину это было Древо Жизни, но с каждым годом становилось все больнее видеть его.
Наблюдая за работой дочери, Арчи засунул руки в карманы:
- М-да, мы всего лишь снежинки на сковороде, милая. Снежинки на сковороде.
- Ты не знаешь, что будет потом, - сказала Зоя, украшая браслетом лапу голубой норвежской ели. - Никто не знает.
- В смысле, никто не хочет знать. Никто не желает. Долгий мрачный путь, который одолеваешь, зажмурившись и заткнув уши. Но дело не в том, куда едешь, а в том, что после себя оставляешь. Вот мусульманин…
- Ты уже рассказывал, папа.
Арчи, произносивший слово так, будто на свете был только один мусульманин, упрямо продолжил:
- Вот мусульманин говорит, что человек должен выкопать колодец для грядущих поколений. Мне это нравится. Ей-богу.
Он уже выкопал свои колодцы - построил мосты, за границей руководил возведением двух плотин. Никому не приходилось уговаривать его засучить рукава.
- Никто не знает, - упорствовала Зоя. - Это великая тайна.
- Положим, но…
Зоя ждала окончания фразы, однако за "но" никогда ничего не следовало.
- Возьми свою мать - она тоже в это не верила. Например, кто-то жалуется, что его изводят призраки. Так вот мать твоя обещала: если загробная жизнь существует, она не станет мне являться. Значит, если вдруг вижу ее призрак, сразу понимаю - мерещится.
- А ты видишь?
Вздохнув, Арчи сел в свое любимое кресло. Откинувшись на спинку, разбросал ноги и вперил взгляд в какое-то пятнышко на стене.
- Повсюду, - помолчав, сказал он.
Зоя бросила наряжать елку и, подсев к отцу, положила голову ему на колени. Арчи перебирал ее пряди, словно она опять была маленькой.
- Повсюду. Еще года три доставал из буфета две чашки, готовя чай. Все время она была рядом. Вылезаю из ванны - она подает полотенце. Увижу что-нибудь смешное по телику и говорю ей - это ж надо! Она была повсюду.
- Папа…
- А потом, как ни старайся, видения блекнут, и тебе все труднее вспоминать. Иногда что-нибудь никак не вспомнишь. От елки мне радостно и горько, но… Ладно, иди заканчивай.
Арчи любил, чтоб все было сделано до конца.
Нарядив елку, Зоя помогла ему упаковать чемодан, хотя, в общем-то, он уже все собрал.
- В семь утра Джейк за тобой заедет. Эрику и Биллу сказал?
- Он очень любезен. Не стоило беспокоиться.
- Джейк сам захотел. Он тебя любит.
- Спасибо. Вы очень добры ко мне.
- А то! Побрейся. Ну давай целуй меня, и я побегу, пора.
- Улетели? - назавтра спросила Зоя, когда Джейк вернулся из аэропорта. - Вчера отец показался усталым.
- Усталым? Они вели себя как мальчишки. У них запланированы турниры по боулингу и вечерние танцульки. Намечают клеить старушек. Не удивляйся, если отец вернется с подружкой.
- Я не против, только чтоб ей уже исполнилось шестнадцать.
Через неделю, за два дня до Рождества, Зоя отметила свое тридцатилетие. Устроили званый обед. Много пили и хохотали. За кофе кто-то сказал, мол, тридцатник - важная дата. Ага, согласится другой, впервые слышишь звонок.
- Какой звонок? - спросил третий.
Но все поняли, о чем речь. Ты вроде как уже сделал несколько кругов, сказал второй приятель, но лишь сейчас толком расслышал звонок. Впервые он прозвонил в семь лет, но ты был слишком юн, чтобы его услышать; в четырнадцать проморгал, потому что беспрестанно оглядывался, а в двадцать один безумолчно говорил; следующий звонок раздался в двадцать восемь, но почему-то его слышишь спустя два года. Да, согласились все, вот его-то наконец слышишь.
Всё чертова работа, сказал один гость. Дети, вздохнула приятельница. Любовницы, друзья, поездки, кивнул приятель. Родители стареют. Динь. Все, что ты не сделал. И наверное, не сделаешь. Динь.
Повисло молчание, потом кто-то сказал:
- С днем рождения, Зоя. Ты замечательная.
- С днем рождения!
- Поздравляем!
После ухода гостей Зоя и Джейк, прибрав праздничный кавардак, поднялись в спальню. Джейк рухнул в постель и тотчас уснул. От выпитого кружилась голова. Зоя улеглась, но комната плыла, и тогда, спустив ногу с кровати, она уперлась ступней в коврик, чтоб потолок перестал вращаться. Наконец ее сморило.
Через какое-то время она проснулась от яркого света в лицо. Зоя села, щурясь из-под козырька ладони:
- Кто здесь?
Никакого ответа.
Джейк, не чувствуя света, беспробудно спал.
- Кто здесь? - повторила Зоя.
Никто не ответил.
Зоя сбросила ноги с кровати и лишь тогда поняла, что разбудил ее вовсе не луч фонарика. Свет струился сквозь шторы, которые Джейк неплотно задернул. Зоя подошла к окну.
Светила луна. Зоя ахнула: невероятно огромный, загадочный восковой шар на краю неба смахивал на раздувшуюся ягоду омелы или перламутровую игрушку с рождественской елки. Молочный свет его был водянистым и одновременно тягучим. Четко виднелись тени кратеров. Казалось, будто из дали ясного ночного неба заинтересованно уставился немигающий глаз. Возникло впечатление, что невиданно близкое светило вот-вот присядет и раздавит нашу планету.
Над крышами плыла легкая оркестровая музыка. Видимо, где-то еще не закончилась вечеринка. Мелодия стала громче, а потом стихла, будто сдутая ветерком.
Зоя оглянулась на спящего мужа - хотела разбудить, но передумала, боясь нарушить очарование минуты. Пальцы ее крепче ухватили штору; затаив дыхание, она смотрела на луну.
Бог знает, сколько длилось ее стояние у окна, но потом луна неуловимо пригасла, обретя свой обычный облик.
Вернувшись в постель, Зоя все смотрела в окно, пока не уснула.
За завтраком она поведала о ночной картине.
- Надо было меня разбудить, - сказал Джейк.
- Верно, а то вот думаю, может, пригрезилось?
Телефонный звонок не дал Джейку ответить. Из Туниса звонил Эрик, друг Арчи:
- Зоя, милая, тебе лучше сесть.
Она тотчас все поняла.
- Такое горе, дорогая. Такое горе.
- Когда?
- Он не вышел к завтраку, и мы с Биллом поднялись в его номер.
- Понятно.
- Знаешь, вчера вечером он был такой счастливый. Невероятно счастливый. Мы пошли на танцы. Он без удержу смеялся. Напропалую приглашали очаровательных дам. Потом был чудесный ужин, мы немного выпили и прогулялись по набережной. Вчера была потрясающая луна. Изумительная.
- Я знаю.
- На бульваре Арчи стал танцевать с воображаемой партнершей. Он не был пьян. Все повторял: парни, гляньте, какая луна! Какая луна!.. Ты слышишь, милая?.. Алло?..
- Да.
- Посмотрите на луну, говорил он. Прежде я не видел его таким счастливым. Билл говорит, он тоже. Он был прекрасный человек, наш Арчи. Редкий человек. Такое горе.
- Не удержался… Проведал меня…
- Что, дорогая?
- Ничего.
- Я должен тебя известить… Мы всегда ему удивлялись… Алло?..
Слезы текли по ее щекам; Джейк мягко забрал у нее трубку и, не выпуская ее руку, тихо заговорил по телефону.
Эрик и Билл взяли на себя все хлопоты. Страховка Арчи действовала, и после оформления кучи бумаг его, согласно правилам, в цинковом гробу отправили домой. Потом на местном кладбище кремировали. Была гражданская панихида.
По традиции, елка стояла до Крещенья. Потом Зоя осторожно убрала все памятки. Приличную отцовскую одежду упаковала в мешки, чтобы отдать в благотворительный фонд, спортивное снаряжение предложила Эрику и Биллу. Себе оставила кое-какие мелочи, а шары попросила передать в клуб.
Эрик напомнил тот утренний телефонный разговор:
- Ты сказала, мол, Арчи не удержался и проведал тебя. В каком смысле?
Зоя рассказала о луне. Старики промолчали, только глаза их влажно сверкнули.
Коробку с рождественскими памятками Зоя принесла домой, чтобы вместе с Джейком продолжить традицию увековеченья ярких семейных событий. В память об уходе Арчи она купила серебристый лунный диск. Всякий раз, когда Зоя смотрела на эту елочную игрушку, взгляд ее был беспечален.
11
Буран стих. Курорт выглядел так, словно по нему прошлась когтистая лапа. К дверям домов намело высокие сугробы; припаркованные машины будто наполовину побрились, с наветренной стороны избавившись от снега и наледи. Как бы слегка скособоченный, поселок приходил в себя, удивленно жмурясь на утреннее солнце.
Начисто продутое небо сияло волнующей лазурью посмертной маски фараона. Новорожденное солнце было золотисто-белым.
- Сегодня мой последний день на лыжах, - объявил Джейк.
- Что вдруг?
- Погода изумительная, условия идеальные. Второго такого дня не будет. Хочу закончить на высокой ноте.
- Кто велит заканчивать? - Голос Зои предательски дрогнул. Джейк словно объявил об утрате веры. - Почему бы не кататься, пока есть возможность?
- Думаю, наше время подходит к концу. Объяснить не могу, просто чувствую. И потом, катанье уже не доставляет радости.
Зоя не стала спорить. Похоже, Джейк смирился. Но она не верила, не могла поверить в близкий конец. Утром Джейк доложил, что мясо на прилавке протухло. Мужнины часы шли. Но в Зоином животе тикали собственные античасы.
Она не прекращала тесты, и всякий раз ответ был положительный. Чувство, которому не нужны никакие тесты, говорило, что ребенок жив и растет. Пусть с ноготок, пусть не больше лунного серпа в бездонном ночном небе, но с каждым ударом сердца он крепнул, питаясь ее соками. Пока плод растет, пока шевелится (плевать, сколько ему недель, она чувствует в себе трепетанье бабочкиного крыла, и никакой врач не убедит, что это скопление газов или желудочные колики), конец не наступит.
Ах, как хотелось проорать это Джейку, да вот не хватало духу. Философствовать об их ситуации казалось нелепым. Невозможно согласиться, что "смерть" - это нескончаемая дискуссия. Ребенок жив и появится на свет. Неизвестно, что тогда произойдет. Мертвая и беременная - это нечто невообразимое. Ну разве что Джейк прав: они - дефективный приплод сожительствующих реальности и грезы.
На улице Джейк уже застегивал лыжи. Шаркая через холл, Зоя обронила перчатку; нагнулась за ней и тотчас услышала звук, который ни с чем не спутаешь - вздох тормозов комфортабельного автобуса.
Выпрямившись, она вновь чуть не уронила перчатку: перед отелем остановился автобус, в холле толпились разгоряченные туристы, возбужденно гудели голоса.
На ресепшн те же три администраторши в красивой униформе занимались тем же, что и прежде: молодая с конским хвостом плечом прижимала трубку к уху, рыжеволосая в очках принимала кредитную карту, третья пыталась расслышать управляющего в сером костюме, старавшегося перекрыть многоголосицу холла.
Почти все туристы, кроме новичков, тянувших чемоданы на колесиках, были в лыжных костюмах. Нынче Зоя стояла в другой части холла, но тот же мужчина вновь мимоходом ей подмигнул, обдав волной лосьона. Она машинально проверила, не халат ли на ней, - нет, подобающая лыжная экипировка. Зоя взглянула на ресепшн: две англичанки говорили о лавине.
Перехватило дыхание. Сквозь стеклянные двери Зоя пыталась разглядеть Джейка, но толпа отъезжающих и вновь прибывших застила обзор.
Вконец растерянная, она уже хотела обратиться к англичанкам, но столкнулась взглядом с консьержем, оторвавшимся от бумаг на пюпитре светлого дерева. Привратник вопросительно приподнял бровь, потом округлил глаза и, будто что-то припомнив, окликнул ее:
- Мадам!
Вскинув руку, он маняще пошевелил пальцами.
Поначалу улыбка и приглашающий жест заворожили, но потом Зоя решила, что зов адресован не ей, а кому-то из очереди в регистратуру. Она обернулась.
Позади никого не было. Ни души.
Англичанки, администраторши, управляющий и очередь к стойке исчезли. Гул оживленных голосов рассосался. Даже запах одеколона растаял.
Зоя повернулась к консьержу, но и тот сгинул, равно как все лыжники, постояльцы и роскошный автобус, припарковавшийся перед входом в отель. За стеклянными дверями маячил ожидавший Джейк.
Помешкав, Зоя еще раз окинула взглядом безлюдную стойку и вышла на улицу. Джейк склабился, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Он явно ничего не видел.
- Все нормально?
- Чудесно.
С вершины горы, над которой солнце сияло золотой монетой, впечатанной в небо, Зоя наблюдала за маневрами мужа. Тот несся вниз по склону, выписывая идеальные виражи. Перед ним скользила длинная тень, точно некий независимый дух. Еще никогда он так здорово не катался. Похоже, в совершенстве освоил горнолыжную технику. Прежде Зоя давала ему фору, но теперь он, несомненно, ее превзошел. Промчавшись сквозь рощицу, Джейк скрылся за холмом.
Зоя пустилась следом, желая его догнать. Однако в повороты входила неуклюже, а раз даже чуть не упала, скрестив лыжные носы. Ее злило, что Джейк отточил свое мастерство, она же вроде как растеряла навыки. Видно, повторная галлюцинация выбила ее из колеи. Или же из-за ребенка она осторожничает. Падать опасно. Весомый повод не лихачить.
Стояла благоговейная тишина. Сосны и ели в снеговых пачках напоминали застывших в танце балерин, их сомкнутые ветви были подобны церковным нефам, пропитанным неуловимым фимиамом. Полной грудью Зоя вдохнула пьянящий морозный воздух. "Расти, малыш, расти. Мы обхитрим смерть".
Дерзкая реплика была сказана про себя, но с расчетом, что ее услышит какое-нибудь злобное божество из преисподней. Зоя глянула вниз по склону. Собственная тень опережала ее на дюжину метров. Боковым зрением она вдруг уловила какое-то движение.
Неподалеку были иные тени.
Справа плавно скользила горстка теней, вроде бы человеческих. На фоне снега четко виднелись темные контуры, обгонявшие Зою. Было страшно обернуться. Затылком она ощущала чье-то присутствие. Возможно, людей. А может, и нет.
Зоя не спускала глаз со скользивших теней: похоже, они еще не ведали о том, что замечены. Всю ее прохватило ознобом, от которого кожа, покрывшаяся мурашками, стала шершавой, как наждак. Стыли слезившиеся глаза.
Пять-шесть преследователей ехали плотной группой. Невероятно, что до сих пор ее не приметили. Было слышно, как они тихо переговариваются. Зоя разглядывала тени на восковом снегу: определенно человеческие, но с каким-то излишком, наподобие жерди или длинной трубки, отходившей от головы. Чужаки ехали следом, однако не приближались.
Зоя удобнее перехватила палки и чуть присела на расслабленных ногах, готовясь рвануть с доселе неизведанной скоростью. В последнюю секунду она, охваченная безумной отвагой, обернулась, чтобы дерзко взглянуть в глаза неприятелю…
И чуть не опрокинулась навзничь. Сзади никого не было.
Только гребень холма, за которым маячил грозный растрескавшийся рог белоснежной вершины, бодавшей синее небо с безжалостным солнцем.
Тени исчезли. Не было ничего, что могло бы отбросить тень. Хотя мгновенье назад по склону мчались люди… или какие-то существа. Ведь Зоя слышала их дыхание и тихий шепот. Теперь же - ничего. Лишь горный пик равнодушно кивнул в ответ.
Потрясенная, Зоя замерла. Невозможно, чтобы преследователи, кем бы они ни были, только привиделись. На снегу ясно читались их скользящие тени. В морозном воздухе звенели их голоса. Они дышали ей в затылок.
Никого - теперь это пугало не меньше преследования. Впервые ожгла мысль: здесь обитают не люди, не призраки, но нечто вроде демонов. Где Джейк? Ухватив палки, Зоя развернулась на спуск.
И тут вновь зазвонил телефон.
Избавив от одного ужаса, звонок натравил другой. Веселенькая мелодия доносилась из нагрудного кармана куртки. Рука метнулась к нему, но пальцам, в перчатке неуклюжим, никак не удавалось справиться с молнией. Зоя боялась, что телефон смолкнет, прежде чем его достанут.
Мобильник еще надрывался, когда, бросив палку, она сдернула перчатку с правой руки. Повозившись с молнией, пальцы ухватили холодный металлический корпус. Зоя откинула крышку и прижала телефон к уху:
- Да? Алло! Кто это?
Тот же голос. Хриплый мужской голос, изъяснявшийся на непонятном языке то ли диалекте. Слышимость была ужасная. Казалось, далекий придушенный голос повторяет одну и ту же фразу.
- Не слышу!.. Что?.. Je ne comprends pas!..
Голос что-то пролаял.
- Encore! Повторите!.. О господи!.. Пожалуйста! Кто вы?
Голос опять что-то произнес. Кажется, дважды сказал "ля зон". В трубке трещало. Было невозможно что-либо расслышать, словно звонили с обратной стороны Луны.
Связь оборвалась.
Ля зон. А может, ля Зоя? Нет, больше походило на ля зон. Скорее, так. Наверное. Зона. Но что это значит?
Зоя рванула по пушистому склону, в секунды покрыв сотни метров. Джейк ее поджидал.
- Карвинг недурен, - сказал он, когда Зоя, взметнув снежный шлейф, остановилась рядом. В синих стеклах его огромных очков играли солнечные блики.
"О чем стоит рассказать?" - подумала Зоя.
- Все хорошо? - спросил Джейк.
- Опять звонил телефон.
- Что?
- Тот же голос. Та же каша из слов.
- Значит, не все хорошо. Может, тебе…
- Нет, не померещилось. Почему он звонит, когда тебя нет? Возьми мой телефон. В следующий раз сам ответишь.
- Спасибо, не надо. Свой есть.
- Кажется, он сказал ля зон. Зона. Может, ошибаюсь. Не знаю. Голос глухой, будто издалека.
- Зона?
- Возможно.
- Все. Хватит. Накатались.
Вечером есть не хотелось. Наведавшись в кухню, Джейк сообщил, что мясо и овощи окончательно испортились. Сельдерей побурел. Картофельные ломтики покрылись серым налетом. Правда, медленный процесс еще продолжался.