Шурик и Серега, давясь от смеха, наблюдали за быстрыми и уверенными действиями Валеры, а после их завершения терпеливо начали ожидать пробуждения Петренко.
Петренко пробудился через несколько минут. Он хлопнул глазами, закрыл рот, пожевал губами и заметил, что изо рта его тянется вниз слюна. Он перехватил ее рукой, и замер, не двигаясь, глядя на фиолетовую лужу слюней на его конспекте. Минуту он ничего не говорил, потом перевел взгляд на своих соседей. Шурик и Валера усердно штудировали конспекты, что и вызвало подозрения у Петренко.
Петренко легонько пихнул Валеру пальцем:
- Лерик, кто это сделал?
Валера, невинно моргая, повернулся к Петренко:
- Что?
- Я говорю, кто это сделал?
- Что сделал?
- Вот это.
Валера уставился на фиолетовую лужицу.
- Вот это? Шура, по-моему, это слюни!
- Я знаю что слюни.
- Шура, тебе, по-моему, кто-то плюнул в тетрадь! Какая-то сволочь плюнула, представляешь, прямо к тебе в тетрадь!
Петренко начал терять терпение.
- Лерик, я сам хорошо знаю, чьи это слюни есть. Кто сюда влил чернил?!
- Что ты хочешь сказать, когда говоришь, что знаешь, чьи это слюни? Ты хочешь сказать, что это я плюнул к тебе в тетрадь?!
- Да нет же, это мои слюни…
- ТВОИ??!!!
Валера артистично вытаращил глаза:
- Шура, вот эта фиолетовая фигня вытекла у тебя изо рта? Шура, я не врач, но я не ошибусь. Шура, ты болен. У нормального бойца нет таких слюней. Не веришь? Вот давай, мы с Шуриком сейчас плюнем каждый для сравнения тебе в тетрадь. Ты сразу все сам поймешь. Вот давай свою тетpадочку…
Петренко торопливо отдернул свою тетрадь и брезгливо посмотрел на Валеру.
- Ты к себе плюй, Лерик. Ко мне не надо.
- Ну конечно, ты сам себе наплюешь. Вон как у тебя хорошо получилось.
Петренко обиженно отвернулся.
Тут вдруг Частухин завопил истошным голосом:
- Встать! Смирно!
Мирно дремавший Сизоненко резко вскочил и выпятил грудь, стоя по стойке "смирно". Остальные вскочили не так сноровисто, хотя и дружно.
Но вместо ожидаемого офицера в дверях замаячила перепуганная рожа Штрауха, не ожидавшего такой встречи. Увидев, что это всего лишь Штраух, Сизоненко выдохнул и скомандовал:
- Вольно, садись, - и сам пошел разбираться с Частухиным и Штраухом.
- Так, Частушкин, сначала ты. Чего ты орешь, когда в расположение прется всего лишь Штрухман? Я, конечно, плохо знаю ваши взаимоотношения. Может быть, ты его уважаешь очень сильно, и настаиваешь, чтобы все, как один, вставали в тот торжественный момент, когда какой ни будь Штрухман вламывается сюда неизвестно зачем. А если все Штрухманы Хабаровского края попрутся сюда, чтобы получить свою долю почестей? Что молчишь, Частушкин? Ты что, сильно уважаешь Штрухмана?
- Да нет…
- О! Штрухман! Ты гляди, даже Частушкин тебя не уважает. А может быть, он прав, Штрухман, чего тебя уважать? На занятиях сам спишь, а другим спать не даешь… Какого черта ты вообще приперся сюда, Штрухман? Я же вам дал важнейшее персональное задание!
- Вот я и пришел…
- Что?! Я же сказал вам что делать!
- Вот я и пришел сказать, что мы уже все сделали…
- Штрухман, не лги. Я тебе не мама, и не буду тебе объяснять, что врать нехорошо.
- Да мы действительно все сделали…
- Штрухман. Сейчас. Я я тебе покажу и докажу, Штрухман, как ты жестоко ошибаешься. На это мне потребуется ровно десять минут. Пошли. Всем остальным - перерыв десять минут.
Сизоненко со Штраухом ушли. Ионов кивнул и поморщился:
- Да, сейчас он жестоко покажет Шуре, как тот жестоко ошибался. До ужина, однако, придется ребяткам драить унитазики… Пошли, что ли покурим.
Курящие двинулись на перекур в туалет, где застали унылую команду чистильщиков.
- А где сержант? - вполголоса спросил Ионов.
- Они какают-с, - с полупоклоном ответил Штраух, - просили-с не беспокоить.
Как бы ни аккуратно курили ребята, все равно пепел попадал на пол, и далеко не все окурки и спички попали прямо в урну. Через десять минут из кабинки появилось счастливое лицо сержанта.
- Штраух! А ты говорил - все чисто! Ты глянь на пол - весь пол затоптан, окурки, спички возле урны. А в урну, небось, вообще страшно смотреть. Я уж не говорю про унитазы - да взять хотя бы вот этот - позади меня. Ты посмотри - он же загажен до краев!
***
Через неделю после присяги, в субботу, молодые солдаты загрузили в грузовик свои пожитки, и переехали непосредственно к месту прохождения службы. Настроение у всех было неважное. Все осознавали, что сейчас им с лихвой придется хватануть всех тягот и лишений воинской службы, плюс к этому их, несомненно, ожидала такая крутая вещь как "дедовщина", которой их часть славилась на весь Хабаровский батальон охраны штаба округа.
Новички втайне надеялись оказать хоть какое-то организованное сопротивление давлению со стороны старослужащих. Многим как-то не верилось в то, что как же можно их, таких здоровых и больших взять в оборот.
- Да мы и не поддадимся! - горячился Штраух, - что у нас, силы, что ли не хватит постоять за себя?
Силы у новичков действительно было не занимать. Шурик, например, стоял третьим с конца по росту во всем взводе молодого пополнения. Но уверенность в своих силах потихоньку таяла день ото дня и напрочь разбилась в тот момент, когда автобус подкатил к казарме.
Казармы, собственно как таковой, попросту не было. То, что выполняло ее функции, находилось в откосе холма. Это было что-то вроде большой землянки с двумя входами. Рядом с этой "казармой" дымилась труба такой же маленькой подземной котельной.
Возле казармы стояли скамеечки для курения, и на этих скамеечках сидели двое совершенно голых и совершенно лысых солдата. Они вальяжно курили и с интересом поглядывали на подошедший автобус. Мягкие снежинки неторопливо опускались к ним на плечи и лысые головы, где с шипением таяли. Могучие мускулы уверенно перекатывались под раскрасневшейся после бани кожей обнаженных аборигенов. Эта картина производила впечатляющее, чтобы не сказать - удручающее, впечатление.
Новобранцы выбрались из автобуса и построились перед казармой. Голые атлеты спокойным взором наблюдали за молодым пополнением.
- Сизый, никак ты щеглов привез? - скучающим голосом окликнул один из них Игоря Сизоненко.
Игорь обернулся, пожал плечами, и бодро кивнул:
- Ага.
- Ну и как они? - спросил другой абориген. - Врубаются?
- Да нормально пока, - снова пожал плечами Игорь. Было видно, что он себя чувствует здесь вовсе не так вольготно и уверенно, как во время прохождения "Курса молодого бойца". Игорь был "фазаном", и в свои права вступил всего лишь два месяца назад. А здесь, на скамеечке, судя по всему, сидели "деды" - народ крайне уважаемый.
Деды поднялись и, демонстрируя все прелести крепких молодых мужских тел, проследовали в казарму.
Сизоненко подождал, пока за дедами захлопнется дверь казармы и явно перевел дух:
- Мрачные фигуры, - пояснил он. - Завгар и Печка. В миру - Завгородний и Печейкин. Мрачные деды. Под руку таким лучше не лезьте - прибьют на раз. Лучше от таких держаться подальше.
- Это что, самые здоровые здесь? - спросил кто-то из строя притихшим голосом, в котором чувствовалась слабая надежда.
- Нет. Есть и поздоровей. Причем, значительно поздоровей. Ну - в общем, так. Здесь уже часть, тут уже другая жизнь. Тут я вам уже не тот Игорь, которого вы знали. Законы тут уважают, и уважать их надо с обеих сторон. Вы тут - щеглы. Я - фазан. Отношения должны быть соответствующими. Все вопросы - теперь к молодым. Ко мне не вздумайте подходить. Я вас научил, чему мог - пользуйтесь знаниями. Я с вами расстанусь, если не заставят с вами ночевать на первых порах. Я, кстати, полагаю - заставят. А теперь, шагом марш в баню.
В бане помылись очень быстро и очень тщательно. Банщик строго следил за чистотой выходящих щеглов. После бани все получили нижнее белье без пуговиц, или с половинками таковых, другими словами то, какое осталось. Все кое-как натянули его на себя и не успели опомниться, как Сизоненко погнал их всех наверх, в сопки. Именно в сопках располагалась Шестая арка, в которой предстояло Шурику и его товарищам провести последние недели, перед тем как влиться в общую среду.
Столовая была построена по принципу землянки. В нее приходилось спускаться. Она была тесной и мрачной. Окна отсутствовали. Отсутствовала также и вентиляция, поэтому на потолке скапливался конденсат и капал сверху на головы и плечи. В углу стояла специальная Т-образная палка с тряпкой, которой рабочий из наряда по столовой протирал потолок, как-то пытаясь исправить положение. Рабочих наряда по столовой называли "сантехниками" по традиции имевшей незапамятные корни. Кстати, тут же новобранцы познакомились еще с одной традицией. Оказывается, при входе в столовую нужно было четко и громко произнести "Приятного аппетита". А присутствующие в столовой "молодые" и "щеглы" должны были хором дружно отвечать за всех:
"Спасибо". После того как поешь, полагалось помочь "сантехнику" прибрать посуду и протереть столы. Но делать это рекомендовалось не всем, чтобы не толкаться, а человекам трем - четырем. Еще двоих стабильно прихватывали с тем, чтобы они принесли воды из расположенной на улице скважины. Ну а после ужина святым занятием для "молодых" и "щеглов" была чистка картошки. Причем, звание при этом не учитывалось. Здесь, как и во всем остальном, учитывался лишь срок службы.
Впечатление от подземных казармы и столовой, а также условия их проживания в подземной арке действовали на Шурика просто угнетающе. И вечером, укладываясь в койку, он почувствовал, как где-то глубоко внутри у него еще больше обострилось щемящее ощущение безнадежности, которое вместе с нарастающим чувством усталости не покидали его с момента, когда он вышел за порог дома, чтобы вернуться туда лишь через полтора года.
***
Шурика и Юрку с первого же дня определили для работы в котельной. Как никак подбирали их специально для этого, и прапорщик[Image: Живулько.jpg (20374 bytes)] Живулько, высокий худой молодой человек с сиплым голосом и тараканьими усами настоял, чтобы они трудились в котельной, не дожидаясь распределения по взводам. Это сразу же вызвало сложности для Шурика и Юрки: работать им приходилось, согласовывая свои действия с кочегарами, а на все построения и перемещения они были обязаны успевать вместе с остальными новобранцами. Проделывать это удавалось все сложней и сложней.
После очередного нагоняя за вопоздание Шурик подошел к старшему по котельной:
- Товарищ сержант! Проблема. Мы тут попадаем меж двух огней: И от вас пораньше не уйдешь, и опаздывать нельзя. Потому, как опоздаем мы - а наказывают ребят. Это не годится.
Сержант подумал и кивнул:
- Ладно. Проблему решим. Я поговорю с нашим прапорщиком, чтоб он договорился о свободном режиме для вас.
К обеду он подошел к Шурику:
- Все в порядке. Теперь только с утра приходите со строем. А в обед и вечером или кушаете с дежурной сменой, или когда мы вас сами отправим. Сейчас, кстати, ваши уже ушли на обед. Так что вы тоже, давайте, собирайтесь, отмывайтесь, и, шагайте следом. Поедите и снова возвращайтесь. А мы уж смену подождем.
Шурик и Юрка быстро помылись, переоделись, и направились на обед. Когда они пришли в столовую, то там уже никого не было. Все уже поели, и за столом в столовой сидели лишь дежурный по столовой и "сантехник". "Сантехник" сегодня был из старослужащих, поэтому все работы по кухне выполнялись сегодня руками "молодых". Шурик и Юрка нерешительно вошли в столовую и промямлили без большого энтузиазма:
- Приятного аппетита!
Брови сержанта дежурившего по столовой поползли вверх:
- Это кто еще? Вы что, по второму кругу?
- Нет, - попытался разъяснить Шурик, - мы из котельной. Мы там работали вместе со сменой, и вот не успели покушать вместе со всеми.
- Что-то я смотрю, ты больно разговорчив! Запомни раз и навсегда: говорить можно только тогда, когда я у тебя спрашиваю ответа. Понял меня?
Шурик молча кивнул, решив про себя поменьше давать волю языку.
- Вот так-то лучше, - заключил сержант. - А теперь хотелось бы мне знать, отчего ж это вы так не спешили к обеду? Кушать вам, что ли, не хотелось?
Шурик и Юрка хранили молчание.
- Что молчите? Я вас спрашиваю!
- Хотелось.
- Ах, все-таки, хотелось? Ну что же, я вас накормлю. Садитесь сюда. Повар, наложи-ка им там по мелкому бачку кашки.
Повар уже подавал через дверь два внушительных бачка с кашей. В каждом из них было не менее литров трех - четырех перловки.
Сержант лично поставил по бачку перед Шуриком и Юркой.
- Кушайте на здоровье. Смотрите, какая вам честь, сам сержант за вами ухаживает, на стол вам подает. Тут уж надо все скушать без остатка и с удовольствием.
Шурик незаметно ослабил поясной ремень, чтобы каше было не тесно в желудке. О том, чтобы отказаться от еды и речи быть не могло. Это было бы прямым выступлением против армейских традиций и могло бы иметь самые нелицеприятные последствия. Едва Шурик и Юрка приступили к каше, как дверь столовой отворилась, и через порог перешагнули Штраух и Валера Мишин, тащившие сорокалитровый алюминиевый бак с водой.
- Приятного аппетита!
- Спасибо! - рубанули в ответ громким криком Шурик с Юрой. Сержант поморщился от их вопля и перекинулся на входящих:
- Эй, эй, Штраух! А ты, почему не пожелал им приятного аппетита?
- Я пожелал, - оправдывался Штраух.
- Не лги, я слышал, как только Мишин им пожелал.
- Я вместе с ним пожелал.
- А вот тут ты и не прав. Пожелание приятного аппетита произносится в момент пересечения военнослужащим условной границы столовой, совпадающей с ее порогом. Я вам понятно объясняю?
- Понятно.
- Ну, вот и ладушки. Давайте-ка, выйдите и зайдите, как полагается.
Валера и Штраух поставили бак с водой на пол, а сами послушно вышли из столовой. Через полминуты они появились вновь. Валера на этот раз входил первым:
- Приятного аппетита!
- Спасибо! - рявкнули в ответ кочегары.
- Приятного аппетита! - это уже Штраух.
- Спасибо! - снова дружно гаркнули Шурик с Юркой.
- Ч-черт, ну и глотки у вас, - уважительно глянул в сторону Шурика сержант.
- А вот у вас - маленькая неточность в исполнении, - он повернулся снова к Мишину и Штрауху. - Вы ведь, насколько я припоминаю, в прошлый раз были с бачком в руках? Да или нет? С бачком?
- С бачком.
- Ну, а почему сейчас без бачка? Нестыковочка получается! Давайте-ка, возьмите бачок, и еще разок все повторите. Да, да! Нужно чтобы все было по правде.
Штраух и Валера уцепились за бачок и с унылым видом выперлись из столовой.
Обождав несколько секунд, они вернулись:
- Приятного аппетита! - мученически выкрикнул Штраух, входящий первым.
- Спасибо! - взревели Шурик с Юркой. Краем глаза Шурик заметил, что сержант кривится каждый раз, когда они кричат.
- Приятного аппетита! - порог столовой пересекал Валера.
- Спасибо!
- Стоп! - выкрикнул сержант.
Валера и Штраух застыли с бачком в руках. Сержант весело посмотрел на них и спросил:
- Слушайте, а почему вы не улыбаетесь? Почему вы так неискренне желаете им приятного аппетита? Вы думаете, у нормальных людей может проснуться чувство аппетита от взгляда на ваши кислые рожи? Это неправильно. Это просто в корне неправильно. Это с самого начала неправильно. С самого начала и до самого конца. Вы должны улыбаться, когда желаете другим людям приятного аппетита. А что вместо этого я вижу на ваших лицах? Это все что угодно, но не улыбка. Улыбка должна быть вот такой, - сержант осклабился, показав великолепный набор зубов. - Вот такая она должна быть. От уха до уха. Искренняя и добродушная. Я вам понятно объясняю?
- Понятно, - кивнул Валера.
- А тебе, Штраух?
- И мне понятно.
- Вот и хорошо. Так что давайте, разворачивайтесь, и заходите сюда с улыбками. Давай, идите, благословясь.
Штраух и Валера потащились с бачком в коридор. Выждав необходимую паузу, они снова открыли дверь.
- Приятного аппетита! - на лице Валеры лучезарно сияла неотразимая улыбка.
- Спасибо!
- Заткнитесь! - взорвался сержант. Он повернулся к кочегарам и набросился на них. - Так и будете орать все время, пока эти олухи не научатся, что ли? Вы что, в самом деле?! Разорались тут… Так, - обратился он снова к входящим, - давайте по новой. А вы - молчите, до тех пор, пока я вам не скажу.
Шурик и Юрка уткнулись в бачки с кашей. Шурик с удивлением отметил, что каша в его бачке кончается, а он даже не заметил, как это произошло.
- Приятного аппетита! - в дверях столовой вырос сияющий Валера Мишин с раскрытым ртом, призванным символизировать крайнюю степень радости.
- Приятного аппетита! - эхом вторил ему Штраух, страдальчески растягивая губы в улыбку, что моментально вызвало в сержанте бурю негодования:
- Штраух, стой. Это что же ты, скот? Это как же ты улыбаешься, подлец? Нет, так не пойдет. Вот Валера, тот правильно улыбается. А ну, Валера, улыбнись Штрауху.
Валера повернулся к Штрауху лицом и ослепил его счастливым оскалом. От увиденного, и без того поднятые брови Штрауха, попросту сложились домиком.
- Запомнил, Штраух? - спросил сержант. - Вот, как надо улыбаться. Надо, чтобы улыбалось все лицо. Рот, глаза, губы! Нужно чтобы и нос и уши тоже улыбались! А то у тебя - вроде бы ты улыбку состроил, а на лбу - горестные морщины. И не старайся ты, дурень, рот себе улыбкой разорвать! Я, когда говорил "от уха до уха", то имел в виду, что улыбка должна быть от правого уха до левого уха. А не от правого уха, вокруг головы, и снова до правого уха. Душу вкладывай в улыбку, Штраух, а не губешки свои рви. Ну, давайте, вываливайте из столовой со своим бачком, и попробуем еще раз.
Незадачливые Валера и Штраух беспрекословно вышли из столовой, таща за собою злополучный бачок. Через положенную паузу дверь распахнулась.
- Приятного ап-петита!
- Приятного Ап-Петита!
Валера и Штраух стояли в дверях и от усердия раскрыв рты и прищурив глаза, блистали улыбками американского образца. Оба имели вид[Image: Валера и Штраух.jpg (26076 bytes)] законченных идиотов. Валера, в довершение всего, вложил в улыбку столько усердия, что Шурик мог поклясться, что видит, как в Валериных глазах вспыхивают и гаснут счастливые искорки.
Сержант молчал, чего-то выжидая. Валера и Штраух не двигались с места, продолжая все так же лучезарно улыбаться. Шурик молча доедал кашу. Юрка не отставал от него. Молчание затянулось. Наконец, сержант, как ни в чем не бывало, вымолвил:
- Ну, чего стоите? Ах да, вам же никто не говорит "Спасибо"! Вы что, зажрались и позабыли про все на свете? - обратился он к Шурику и Юрке. - Вон, смотрите, ребята пришли, "приятного аппетита" вам говорят. А вы жрете втихую, и им в ответ ни бум-бум! Нут-ка, хорош жрать, давай-ка…
- Спасибо! - взревели Шурик и Юрка.
- Так, это - Васе. А теперь, то же самое - Штрауху.
- Спасибо!