Видимо, из-за этой черты своего характера он в числе первых вступил и в отряд самообороны. Ополченцы выставляли дозоры на краю села. Цель такого патрулирования была вполне прозаична. Боевых действий не было, но доведенные до полуживотного состояния русские солдатики сбегали с оружием из стоявших у мирно сдавшегося села федеральных частей, грабили все, что видели, и убивали всех, кто попадался на пути.
Господи, да что было брать в доме Русланбека? Вот в доме Расула - там было чем поживиться. Но Расул не ходил в дозоры. Скорее всего, он давно уехал и жил в России.
Кроме всегда голодных и пьяных солдат были еще снайперы. Снайперы сидели в укрытиях и скучали. Чтобы развеять скуку, снайперы стреляли по людям. Вернее, по чеченцам. Русланбек умер быстро, легко. Наверное, даже не успел ничего почувствовать. Пуля снайпера вошла прямо в сердце и он, как будто задохнувшись, упал на спину. В его широко открытых, удивленных глазах в последний раз отразилось небо - такое же чистое и голубое.
Тело Русланбека принесли домой, стали готовить к омовению и похоронам. Постаревшая и обезумевшая от горя мать стояла над сыном. Ей казалось, он просто заснул. Вот только на рубашке, на груди - маленькая дырочка. Но ведь это не беда. Она зашьет дырочку. Она всегда зашивала дырочки на его одежде, чтобы злые соседские мальчишки не дразнили ее милое светловолосое сокровище. Дайте же зашить дырочку! Почему вы держите меня за руки, почему вы плачете на моих плечах, куда вы уводите меня? Пустите, я должна зашить дырочку, пока сын спит; ведь он проснется и выйдет на улицу, играть, и нельзя, чтобы у него была рваная одежда, мальчишки будут смеяться, дайте я зашью эту дырочку, пустите меня, пустите меня к нему…
VIII
Это началось давно, с самых первых дней войны. "Мама, я видел странный сон. Наша округа, и я иду, как обычно, тропинкой по полю, к совхозной столовой, где мы покупали свежий горячий хлеб. Но поле в воронках от бомб, от столовой и склада напротив остались одни развалины и дым, дым стелется над землей, над грудами обугленных кирпичей!.."
"Да, сынок. Все так. Поле в воронках, столовая и склад напротив разрушены. Много домов разрушено, сынок. Много людей погибло…"
С тех пор мне часто снится наш город. Только теперь он снится мне не таким - нет, я вижу его мирным, спокойным. Таким, каким я знал и видел его в детстве. Все дома целы, и воронок нет ни на полях, ни на улицах, и следов от осколков нет ни на заборах, ни на стенах домов.
И в этом городе живут люди. Много людей! Я встречаю их везде на своем пути, на каждой улице, вдоль дороги на тротуарах. Я знал каждого из них. Мы здороваемся, разговариваем. И я иду дальше. Много людей встречаю я на пути.
Только все эти люди уже мертвы.
Я ни разу не видел в городе своих снов, в городе мертвых, тех, кто еще жив. И если я вижу кого-то впервые, то скоро узнаю о его гибели.
Когда начинаются эти сны, мне плохо. Я чувствую, что болен. Весь день я хожу как во сне, а заснув, оказываюсь в том месте, где закончился вчерашний сон. Мне хорошо там, с ними. И мне плохо здесь, с вами. Я говорю им об этом, они понимающе кивают головами, и говорят: "Да, мы знаем. Там тебя никто не поймет. Оставайся у нас. Видишь - мы все уже здесь. Только ты еще там. Приходи к нам и оставайся".
IX
Почему-то больше всего мои соседи вспоминали Ибрагима. Ибрашку. Так его называли с легкой руки моей мамы. Ибрашка был нашим сельским дурнем. У него была олигофрения, и в свои немалые годы он по умственному развитию был на уровне ребенка. Мы вырастали, взрослели, а Ибрашка оставался в вечном детстве. Он был очень смешной и добрый, мы часто злоупотребляли этим и шутили над ним. Он играл с нами в футбол, ходил пасти коров. А еще он был большой и сильный. Это известно - природа как бы возмещает в силе то, что недодала в уме. И упрямый. Если он решал что-то, никто не мог его остановить.
Фашисты проводили карательную акцию. Люди прятались в подвале от слепых очередей, от швыряемых повсюду гранат, от огня минометов. Каратели долго не уходили. Дети в подвале плакали. Просили воды. Ибрашка встал, взял ведро и полез к выходу. Его пытались не пускать… но как было его не пустить?..
Ибрашка хороший… дети хотят пить… Ибрашка пойдет и принесет воды… все скажут: "Спасибо, Ибрашка!.." Дети будут пить… Ибрашка знает, где вода… Ибрашка ходит за водой каждый день, это недалеко!.. Все будут рады, все скажут: "Хороший Ибрашка!"
Фашисты увидели его, в нелепой одежде, с гримасой умственной неполноценности на лице. По виду Ибрашки невозможно было не понять его болезни… Они ехали за ним на бэтээре и, хохоча, подгоняли его автоматными очередями… Ибрашка убыстрял шаг…
Это ничего… Ибрашка принесет воды… Ибрашка хороший…
Одна из очередей вначале, видимо, попала по ногам… Ибрашка упал… Со звоном откатилось по булыжнику пустое ведро…
Почему так больно?.. Зачем они смеются?.. Ибрашка хороший… Ибрашка ходил за водой… Дети хотят пить…
Каратели подъехали ближе к корчившемуся на дороге человеку. Несколько безразличных и небрежных автоматных очередей добили его.
Таким его и нашли. Таким его хоронили. На лице Ибрагима навечно запечатлелись боль и детское недоумение.
X
Я помню, какой веселой девчонкой была Индира. Она была младше меня и жила в соседнем доме, с отцом, матерью и братом. Я хорошо помню, что она была очень веселой. Я вспоминаю об этом потому, что теперь она стала совсем другой.
Она так же приветлива, так же трудолюбива. Наверное, даже еще более трудолюбива, чем раньше. Как будто старается забыться в повседневных делах. Но, похоже, что она разучилась смеяться. И в больших темно-карих глазах навсегда угас огонек. Вместо него в ее глазах стоят невыплаканные слезы.
Они ехали к родственникам, старались выбраться из зоны бомбежек. Их вез русский водитель. Машину остановили на блокпосту. Солдаты вытащили водителя и стали избивать его. Ты что, говорили, чуркам продался? Возишь боевиков? И били.
В машине сидели боевики. Толстый, немного смешной и добрый, как обычно добры полные люди, Руслан, отец Индиры, боевик Индира - девочка пятнадцати лет, двенадцатилетний боевик Муса и главный боевик - их мама Фатима.
Руслан вышел из машины. Стал просить: ребята, не бейте водителя. Он же ничего не сделал. У нас документы есть. Мы к родственникам едем. Можете машину обыскать. И вот еще возьмите… Руслан полез во внутренний карман и достал тертую купюру, из последних, приберегаемых на самый крайний случай денег.
А, чурка, вылез. Солдаты злобно захохотали. Один вскинул автомат…
Очередь… Индира видит, как отец нелепо взмахнув руками оседает на землю… Своего крика она уже не слышит… Не слышит крика брата и мамы… Она видит, как отец… Нет… не надо… В живот… очередь… С нескольких шагов… А кровь почему-то изо рта… Он не сразу умер… В живот… Он еще не умер…. Почему-то даже пытался встать…. С разорванным животом… И падал… Он был жив, когда солдат подошел, спокойно взял из судорожно дрожащей руки потертую денежную купюру и пнув умирающего сказал:
- Ненавижу этих чурок.
XI
К северу от нашего переулка было большое совхозное поле. Обычно его засевали кукурузой. Или оставляли под паром. Когда поле оставляли под паром, оно зарастало высоким, в рост человека, чертополохом.
Осенью в Ичкерии небо становится серым, земля - темно-коричневой. Низкие облака несут холодные длинные дожди. Вернувшись из школы, я шел во двор - управляться с животными. Надо было накормить обитателей нашей фермы… Сменить воду, почистить сараи. Много работы для мальчика в возрасте, в котором многие сверстники знают только игры. Нашей семье было трудно, и все мы работали не покладая рук.
Но свои игры были и у меня. Закончив дела по двору, я выходил на поле. Я играл в войну. В моей руке был деревянный меч. Я подходил к краю поля. Ветер колыхал верхушки сухостоя. Я вызывал поле на бой.
Вклинившись в тесные ряды торчащих из земли сухих палок, я начинал рубить их налево и направо своим деревянным мечом. В моем воображении поле сухостоя было полчищем вражеских войск, а я - древним богатырем. Я рубил, рубил и двигался все дальше, все глубже во вражеские построения. Пока, обессилев, не падал на темно-коричневую землю. На моей одежде, как кровавые раны, алели гроздья колючек. Я лежал и смотрел в серое небо. Ветер колыхал сухостой.
И мне казалось, что я слышу. Топот коней, шум огромного войска. Чужую непонятную речь. Они снова пришли, орды. И мне казалось, что я помню. Я снова взял свой меч и вышел в поле, один против тысячи.
И снова убит.
XII
А в Петербург пришла весна…
На улицах лужи, грязь. Зато в небе - теплое солнышко. Да, в мире еще есть солнышко и оно не просто белое пятно вверху, как это было зимой. От него идет жар как от деревенской печки.
Наверное, надо бродить по переулкам и дворам, вдыхать запахи оттаивающих помоек, слушать по-весеннему громкий вороний грай. Я делал это в прошлых жизнях и, может, буду делать в следующей.
В этой я сижу в старом доме. Я смотрю в мерцающее сияние монитора. Иногда я читаю книги, книги по истории, книги о давно ушедших временах. Это нелепо. Сейчас все по-другому. Все совершенно иначе. Сейчас все совершенно иначе.
…И была страна Сим Сим к северу от Великих гор. Ее населяли люди, которые возделывали землю и ковали металл. В большом городе посередине страны Сим Сим были узорные стены и высокие башни. Жители Сим Сима никогда ни на кого не нападали, ни с кем не начинали войны.
Но нападали на них. Страна Сим Сим занимала место ворот между севером и югом, и завоеватели с каждой из сторон стремились пройти их. Александр Двурогий, Хромой Тимур, Хан Батый… Гордые жители Сим Сима не принимали подданства империй, выходили на бой с их огромными армиями. И погибали в боях.
Сим Сим пустел… Остатки его народа прятались в горах. Проходили века, и они возвращались к родной земле, но новый завоеватель опять уничтожал непокорных.
Есть древняя песня о Башне Птичье Крыло… Хромой Тимур, великий завоеватель, был так обозлен сопротивлением маленького народа, что отправил карательную экспедицию в горы. Всех, кого воины Тимура находили в горах, они сбрасывали с высоких скал. Так повелел Тимур, ибо хороший чеченец - мирный чеченец, а мирный чеченец - это мертвый чеченец.
Три раза воины Сим Сима выходили сражаться с армией Золотой Орды. Их предали все союзники, купленные татарскими ханами. Но только когда не осталось в живых ни одного воина, смогли ордынцы пройти ворота на север, напасть на Русь. Прошли годы. Матери выкормили детей, и раньше, чем отросли их бороды, они подняли восстание против ханского владычества.
Подавлять восстание непокорных чеченцев хан назначил своих верных вассалов - русских князей. И князья с дружинами поспешили помочь татарам расправиться с теми, кто до последнего дыхания стоял на рубеже, заслоняя Русь и Европу от Орды. Так русские пришли в страну Сим Сим в первый раз. Они жгли села и убивали жителей - и мужчин, и женщин, и детей, и стариков. Хороший чеченец - мертвый чеченец. Они помогли татарам, хан был ими доволен. Благодарность свою он выразил по-своему. Вскоре один из русских князей, приехавших в Сим Сим, где была летняя ставка ордынцев, с данью, был обесчещен и убит.
После распада Золотой Орды на ее развалинах образовалось несколько ханств, продолживших традиции этой самой жестокой, дикой и варварской империи за всю историю человечества. Одно из них, ведомое своими раскосыми вождями, просуществовало до наших дней. Московский каганат, Нефтяная Орда.
XIII
Когда же закончится эта книга? Я устал, почему, зачем, кто пишет все новые и новые листы? Они сказали - война кончилась. Почему же эта книга еще пишет, пишет себя сама, дальше и дальше?
Рано утром над полями Ичкерии густой молочный туман. В нем мычание коров отдавалось мягким, как будто завернутым в войлок, эхом. И выстрел снайпера тоже прозвучал как хлопок по ковру, из которого старательная невестка выбивает пыль.
Разет была старательной невесткой. У нее хватало хлопот. Из четырех детей Разет - двое еще грудные. И свекровь уже стара, не та, что раньше. И муж, у которого любимая жена умирала на руках, он похоронил вместе с ней само желание жить. Поэтому соседи сказали: бедные дети, как они теперь? Люди умирают, к этому все привыкли. Людей убивают русские. Здесь к этому привыкли. А вот дети - их же не убили. Если бы убили - никто бы не удивился. Русские всех убивают. А пока не убили - как же им жить, без мамы?
А ведь она просто вышла отогнать коров на пастбище. Она каждое утро это делала. Но в то утро у снайпера было недостаточно анаши. Или, может, у него ногу натерло. В общем, у него было плохое настроение. И он решил кого-нибудь убить.
А чеченцы - они все оборотни. Да, днем они притворяются мирными людьми. Но ночью каждый чеченец превращается в волка и идет убивать русских. Он отрезает русскому голову и пьет его кровь. Поэтому надо убивать всех чеченцев - и мирных тоже. Мирный чеченец - мертвый чеченец.
Это они, оборотни, взорвали машину с солдатами, ехавшими из части, расположенной за селом, у пастбища. А ведь солдатики уже окончили свою войну и ехали получить "боевые" - 666 рублей за каждые сутки войны. Такая круглая цифра. Ехали, хорошие, милые русские парни. Снайперы, автоматчики. За деньгами и домой. К милым невестам, к матерям. Но их подорвали злые чеченские волки. И перестреляли прямо тут, на дороге. А на борту подорванного автомобиля нацарапали ножом: "Добро пожаловать в ад: вход 666 рублей".
XIV
Если бы я был писателем, я бы написал об этом книгу. Или рассказ. Но я всего лишь осколок чьей-то жизни. И в стекле моего сердца отражаются глаза - но я не помню, кто был тот человек.
В школе я лучше всех писал сочинения. Учителя передавали их друг другу. Одно опубликовали в местной газете. Оно называлось "Нам нужен мир". Эпиграфом была фраза Джонатана Свифта: "Люди всегда найдут повод для войны, каким бы ничтожным он не был".
Наверное, я хотел стать писателем. Теперь я не знаю, я не помню, я не уверен, я ли это был. Если бы я был писателем, я бы написал книгу, или хотя бы рассказ.
Но я просто школьник, я снова за партой, и не было этих 13 лет, и я пишу сочинение. На свободную тему. Мое сочинение называется "Почему не падает небо". Оно о летчике. Может, этот летчик я.
У меня светлые волосы и голубые глаза, я прилетел из далекой снежной страны. Моим рукам послушна могучая хищная птица. Я воин и выполняю задание. Уничтожить указанный на карте объект. Под крыльями самолета неведомая земля. Я выхожу на цель. В оптике вижу мирное село, жителей, занятых повседневными делами, детей, играющих на лужайке перед домом.
Это и есть объект.
И я слышу голос изнутри. Нет, не совсем изнутри, скорее он чуть слева и сзади. Шепот пробивается через треск в шлемофоне.
Это то, что ты должен сделать. И это то, что ты всегда хотел делать. Убивать. Ты устал жить в мире, скованном тысячами ограничений, правил. Моралью, законом. А ты всегда хотел убивать. Но там за это тебя будут судить и посадят в тюрьму. Здесь за то же самое тебя представят к награде. Так делай это. Убивай. Ныне тебе дана сила и власть. Распоряжайся жизнью и смертью этих незнакомых и безразличных тебе людей. Почувствуй себя богом…
И я снижаюсь, я беру в прицел дома. Моя рука лежит на кнопке прицельного бомбометания… Но… может, это кажется… резкий сброс высоты, в голове шумит… я вижу, как зеленеет кожа на моей руке, покрывается буграми, вытягиваются пальцы и растут острые когти, когти дракона. Я поднимаю голову и смотрю на небо. Небо покрылось трещинами, их все больше и больше, я слышу звон, небо готово обрушиться как стеклянный купол.
И я понимаю. Понимаю, почему не падает небо. Небо не падает, пока мы остаемся людьми. И оно рушится, когда мы решаем занять место Бога и превращаемся в драконов.
Я поднимаю свой самолет и увожу от села. Посадка на широком пшеничном поле, у безлесного холма… Вылезаю из кабины, немного вожусь у топливных баков и отхожу на безопасное расстояние.
Железная птица с полным боекомплектом взрывается, оглашая мир грохотом. Я снимаю шлем с непрекращающимися вызовами по рации и отбрасываю его далеко в сторону.
Стоит ясная безоблачная погода, и на горизонте, как чудесное видение, встают хребты незнакомых гор. Я никогда не был в горах. Так странно видеть снежные шапки вершин в этот горячий летний день. И я иду, иду по пшеничному полю, прямо к горизонту, туда, где сказочные синие горы с сияющими белыми вершинами.
Когда проснулись танки
Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. Хвала Аллаху - Господу миров, милостивому, милосердному, Властителю Судного Дня. Тебе мы поклоняемся и к Тебе взываем о помощи: благослови нас на Твоем прямом пути, спаси от гнева и заблуждения.
И затем,
Коран, Сура 3, Аят 13:
Знамением для вас было столкновение двух отрядов: один отряд сражался во имя Аллаха, а другой не веровал в Него. Верующие увидели, что неверные вдвое превышают их числом. Но ведь Аллах помогает тому, кому пожелает. Воистину, в этом назидание тем, кто видит.
1 УРОК ГРАММАТИКИ
Времена. Времена глаголов. Глаголов, призванных жечь сердца людей. Прошли. Прошли? Так много глаголов, так много людей, не жгут, разглагольствуют. Ток-шоу. Что бы я ни сказал тебе сегодня, как бы ни убедил, изменишь ли ты себя? Встанешь ли во весь рост, выйдешь ли на улицы, на баррикады? Нет, "очень интересная точка зрения". В сегодняшнем ток-шоу победил… (аплодисменты).
Прошедшее, настоящее, будущее. Прошлого нет, будущего нет, настоящее скользит микронным лезвием сиюминутности, перенося нас из одного небытия в другое. В каком времени я живу?
Я живу в прошлом продолженном времени. Прошлое продолжается. Оно опутывает каждый мой день, как грибные нити, оно вязкий кисель жизни, оно белый инверсионный след в шелково-голубом небе: мне не уйти от него, не улететь, даже со скоростью звука.