Источником скверного самочувствия Куросимы была не только эта мысль. Солнце клонилось к закату, и на мостовую падали косые, неровные тени зданий и тени проезжавших машин. Он взглянул на ручные часы. Было время, когда служащие учреждений и фирм спешили домой. В его сознании возникла фигура торопившейся девушки, которая так притягивала его к себе. Ирония судьбы! Именно она, вызывавшая в нём чувство, похожее на любовь, вызывала и наибольшее подозрение.
Он ускорил шаг и через несколько минут спустился на станцию метро Отэмати. Поезд на Икэбукуро подошёл тут же. Перед уходом из лагеря Куросима подробно изучил свой маршрут по карте. На линии Маруноути он был впервые, поэтому и название станции Синоцука звучало для него необычно. Дом, в котором жила Фусако Омура, находился в, переулке за больницей, недалеко от станции Синоцука.
Его всё больше охватывала радость, словно он впервые направлялся в дом возлюбленной, но и мучила мысль, что кто-то решил сыграть с ним злую шутку. С таким двойственным чувством он начал плутать по переулкам, отыскивая дом Фусако.
Рядом с почтовым отделением стоял ветхий, заляпанный извёсткой двухэтажный деревянный дом. Здесь она снимала комнату. К его удивлению, внутри было чисто. Чувствовалось, что комнаты, тянувшиеся в ряд по коридору, прилично обставлены. Детских голосов не было слышно. Комнаты, по-видимому, снимали одинокие и студенты. Можно было отчётливо себе представить за одной из этих дверей молодую женщину, ведущую уединённый, целомудренный образ жизни.
Комнатка управляющего находилась сразу направо. На оклик Куросимы поднялась красная бамбуковая шторка, и из-за неё показалась благородная седовласая старуха.
- Будьте любезны, где комната Фусако Омура? - вежливо спросил Куросима.
- Простите, что вы сказали?.. - приложив руку к уху, переспросила старушка, которая, очевидно, была глуховата.
- Фусако Омура… Я спрашиваю, где тут живёт Омура-сан?
- Омура-сан?
- Да. Молодая женщина. Её комната, кажется пятая.
- Женщина?.. - в раздумье покачала головой старуха. - В пятой комнате уже давно никакая женщина не живёт. Погодите, погодите. Да, Да. Теперь вспоминаю, года три назад там действительно жила одна студентка.
- Но Омура, женщина по фамилии Омура разве не живёт у нас - переменившись в лице, повысил голос Куросима.
- Нет, нет. Фамилия студентки фармацевтического института, которая жила здесь три года назад, тоже была не Омура.
У Куросимы словно отнялся язык. Студентка фармацевтического, института! Даже если бы она и продолжала здесь жить и тоже носила фамилию Омура, это всё равно не Фусако. Каким бы чудом рано осиротевшая девушка попала в высшее учебное заведение? Вряд ли она и колледж-то кончила.
Значит, Фусако Омура соврала! С какой целью? Может, без дурного умысла? Допустим, что она просто не хотела дать адрес малознакомому мужчине и поэтому сказала неправду. Но неужели она ему настолько не доверяет? Какие же у неё основания? Он официальное лицо, ответственный сотрудник лагеря, и если она действительно добивается освобождения брата, она должна бы дать ему правильный адрес.
Куросиме хотелось истолковать ложь Фусако в благоприятном смысле, но чем больше он размышлял, тем больше укреплялся в мысли, что это был отнюдь не невинный обман. Неужели из всех троих она наиболее сомнительная личность?
Поклонившись подозрительно глядевшей на него старухе, он, скрежеща зубами, ушёл.
Ему начало казаться, что, расспрашивая Тангэ и охотясь за Фусако, он лишь теряет время и упускает что-то важное, и Куросима совсем пал духом. Солнце уже садилось, но было тихо, ни ветерка, и земля, казалось, так и пышет жаром. Усталый, с точно налитыми свинцом ногами, Куросима уныло брёл по незнакомым улицам.
ПЕРЕВОД В ОТДЕЛЬНУЮ КАМЕРУ
1
Наступил день врачебного осмотра. По радио сообщили о приближении большого тайфуна. Такой духоты, как в этот день, кажется, не было всё лето.
По указанию начальника отделения Итинари Омуру привели на осмотр последним, после всех европейцев, американцев и азиатов из первого корпуса. Внештатный врач лагеря Ханагаки, бросив взгляд на полуобнажённого Омуру, покачал головой.
Он осматривал его особенно тщательно. Доктор Ханагаки, заместитель главного врача местной общественной больницы, был терапевт, но здесь выступал в роли специалиста по всем болезням: и как уролог, и как окулист, и как дантист. Омура давал себя осматривать равнодушно и покорно, словно робот, механически выполняющий указания оператора.
Закончив осмотр, доктор Ханагаки пожал плечами:
- Что ж, нужно бы его подкормить да подлечить три зуба. А так ничего особенного. Впрочем… - Ханагаки замолчал и некоторое время пристально всматривался в лицо Омуры, словно стараясь уловить его рассеянный, блуждающий взгляд. Затем он резко повернулся к Итинари и Куросиме и, нахмурив густые брови, спросил: - Скажите, а как он обычно ведёт себя? Странностей никаких не замечается?
- Кое-что есть, - поспешил ответить Куросима, присутствовавший в качестве переводчика. - Он, например, настаивает на том, что он японец, хотя ни слова по-японски не понимает. Это, пожалуй, наибольшая странность. Да! Потом вот ещё. Когда я его спросил, какой сейчас год по японскому летосчислению, он преспокойно ответил: шестнадцатый, то есть ошибся всего на двадцать лет.
- В самом деле? Ну, а помимо этого?
- Помимо того, что он упорно называет себя японцем, как будто ничего особенного, - ответил Итинари. - Во всяком случае, он ни на что не жалуется, не самовольничает, ничего не требует, как другие, которым то это не так, то это не так. Его можно считать вполне послушным, примерным заключённым.
- Господин начальник совершенно прав, - подхватил Куросима. - Только я вот что хотел бы ещё добавить. Несколько дней назад произошла любопытная история. Во сне он вдруг произнёс несколько японских фраз. Смысл их, правда, не совсем ясен, и мы как раз сейчас занимаемся проверкой…
- О! Это действительно любопытно! - воскликнул врач и глазами подал Куросиме знак, чтобы он вывел Омуру.
Куросима велел Омуре подняться, вышел с ним в коридор и приказал конвоиру отвести его в камеру. Когда Куросима вернулся, врач заговорил снова:
- Я с самого начала заподозрил у него тяжёлую форму неврастении, какая иногда появляется у людей в результате ареста. Но, может быть, это что-нибудь и посерьёзнее. Дело в том, что зрачки у него как будто нормальные, но поля зрения асимметричны.
- Простите, доктор, но я что-то не понимаю… - с огорчённым видом сказал Итинари.
- Короче говорящего следует показать специалисту, - ответил врач.
- Какому специалисту?
- Психиатру, разумеется. У него какое-то психическое расстройство… Я не сказал бы, что он помешанный, но всё же…
- Вот как? - качнул головой Итинари. - Во всяком случае, перевести его в отдельную комнату и изолировать от других, наверное, не бесполезно?
- Конечно, конечно, - ответил доктор Ханагаки и, повернувшись к столу, взялся за перо. Волосатой рукой, с закатанным до локтя рукавом белого халата, он стал быстро писать, продолжая говорить со свойственной ему живостью: - Я вам пишу направление в лечебницу "Кэммин", которая находится в Иокогаме на улице Яматэ. Это специальная психо-неврологическая клиника. Им приходится иметь дело с иностранцами, и там есть врачи, знающие китайский язык.
Оставив доктора Ханагаки приводить в порядок карточки медосмотра, Куросима и Итинари вышли в тускло освещённый коридор. Они переглянулись, и Куросима взволнованно спросил:
- Помните, вы недавно сказали, что проблема номер один - это сам Омура. Вы именно это имели в виду?
Итинари впервые за всё это время весело улыбнулся.
- Когда только организовали лагерь, мне пришлось повозиться с одним французским морячком. И вот мне подумалось, не аналогичный ли это случай? Впоследствии выяснилось, что тот французский матрос как будто страдал психозом Корсакова на почве алкогольной интоксикации. Но француз безбожно врал и целыми днями буянил. А ведь Омура, хотя и похож на гориллу, смирен, как овечка… Поэтому уверенности у меня не было. Впрочем, смирный-то смирный, а ведь набросился на свою "сестричку" и стал её лапать!
- Да, если он сумасшедший, то тут уж ничего не поделаешь, - огорчённо вздохнул Куросима.
- Сумасшедшим-то его и доктор Ханагаки пока не считает. Во всяком случае, психиатрическая экспертиза, по-видимому, необходима. Без этого вряд ли мы сумеем с ним разобраться.
И начальник отделения быстро зашагал по коридору.
- Но ведь никакая психиатрическая экспертиза, - догнал его Куросима, - не поможет установить, кто такой на самом деле Фукуо Омура. Она же не даст объективных данных о том, японец он или нет.
- Верно, - согласился Итинари. - Но ведь из той троицы нам пока ничего существенного выжать не удалось. Остаётся самое простое - препоручить его хозяйке китайского ресторанчика.
- Да, но если он окажется психически неполноценным, то супруги Лю вряд ли его возьмут! - возразил Куросима.
Начальник отделения недоуменно хмыкнул и остановился посреди коридора. Что-то Куросима стал так часто противоречить? Пристрастное отношение Куросимы к делу Омуры явно выходит за рамки служебных интересов. Подозрительно.
- Ну, а ты что предлагаешь? - спросил он уже раздражённо.
- Я вычитал в газете, что существует такая наука, которая исследует расовые признаки на основе антропологии. Профессор факультета естественных наук университета Тодзё по фамилии Сомия издал книгу, в которой описывает расовые признаки японцев в сравнении с другими народами Азии. Может, попросим профессора подвергнуть расовой экспертизе Фукуо Омуру? Как вы думаете?
- Расовой экспертизе?! - поразился Итинари. - Любопытно!
- Вы не считаете, что это стоит сделать?
- Как не считаю! Блестящая идея, Куросима… Значит, по-твоему, надо подвергнуть его обеим экспертизам? Отлично. Так и поступим. К счастью, наш начальник как раз окончил университет Тодзё. Он и составит нам протекцию.
- Если провести обе экспертизы, несомненно, можно получить данные для определённого вывода, - оживился Куросима. Итинари так быстро согласился с его предложением, что на душе сразу стало легче.
- Ладно. Сходи передай, моё распоряжение, пусть Омуру переведут в отельную камеру… Нет, лучше в больницу. Поместим его в наш стационар, я зайду договорюсь с начальником.
И пухлый Итинари неожиданно резво поспешил в кабинет начальника.
2
Когда Куросима вошёл в караулку, он застал только что сменившегося с дежурства Соратани. Куросима спокойно, деловито сообщил ему распоряжение о переводе Омуры в больницу.
Соратани с презрительной миной выслушал его и вдруг зло оскалился:
- Это всё твои фокусы, Куросима! Ты хочешь поместить Омуру поближе к себе и сам на нём заработать? Но этот номер у тебя не пройдёт!
- Хочу на нём заработать? Да ты что?
- Брось прикидываться! - с гримасой отвращения прошипел Соратани. - Ты прекрасно знаешь, что я опередил тебя. Я раньше тебя установил, с какой шпионской организацией связан этот подлец. Теперь можно одним махом покончить со всей сетью коммунистических шпионов и заговорщиков, собравшихся в Японии из всех дальневосточных стран. Да, да, со всего Дальнего Востока! Что, удивлён небось!
Куросима с усмешкой смотрел на расходившегося Соратани. Ничего не оставалось, кроме как принять решительные меры, чтобы прекратить этот "частный сыск". "Надо его как следует припугнуть", - подумал Куросима и сказал:
- Вовсе я не удивлён. Но если ты действительно располагаешь доказательствами, не лучше ли прямо доложить обо всём начальнику отделения и просить принять меры? А пока не смей прикасаться к Омуре! Понял?
- А что ты мне сделаешь?
- Послушай, Соратани. До сих пор я выполнял своё обещание. Но если ты ещё раз посмеешь хоть пальцем тронуть Омуру - берегись! Я доложу начальнику обо всём: и о том, что ты истязал Омуру, и о том, что ты тайно рылся в его вещах.
- Сволочь! Подхалим проклятый! Плевать я на тебя хотел! - Взбешённый Соратани скомкал китель, который только что снял, и со злостью швырнул на пол.
Не обращая внимания на Соратани, Куросима спокойно вышел из комнаты.
Вдогонку ему понеслась ещё одна порция ругани.
- Я тебе ещё покажу, стерва! - кричал Соратани.
Куросима поднялся на второй этаж первого корпуса.
Предупредив надзирателя, листавшего какой-то еженедельник, он подошёл к решётчатой железной двери и громко позвал Омуру. Тот не отзывался. Обычно, когда его таким образом вызывали, через некоторое время из глубины коридора доносился глухой, вялый голос. "Я-а…"
Надвигался тайфун, в коридоре стало темней, чем обычно, и стояла странная даже для этого этажа тишина. Окна, выходившие на север, находились с подветренной стороны и оставались открытыми. Горячий влажный ветер время от времени налетал на лагерь и врывался внутрь здания. Зловонный запах гнилого лука, которым обычно несло с канала по вечерам, сегодня стал распространяться уже днём. Духота и смрад были нестерпимыми, и, наверное, все заключённые, точно дохлые рыбы, валялись на нарах. Куросима собирался уже взять ключ у вахтёра, как вдруг сквозь железные прутья двери увидел выскользнувшего из третьей камеры маленького Чэнь Дун-и. По-кошачьи выгнув спину, он бежал по тёмному коридору к двери.
- Куросима-сан… - Чэнь был бледен и напуган. - Вам очень нужен Омура?
- Почему он не откликается? - спросил Куросима. - Спит, что ли?
- Спит. Говорит, голова болит и не хочется вставать.
- Вот лентяй! Я пришёл ему сказал, что завтра его переведут в больницу, и отдельную палату. Он ведь просил, чтобы его оставили одного! Значит, будет доволен.
- И доктор сказал, что он болен?
Куросима утвердительно кивнул, пристально всматриваясь в глубь коридора, где была третья камера. Из неё, крадучись, выскальзывали но двое-трое обитатели других камер и тут же разбегались но местам.
- Зачем это все собрались в вашу камеру? - строго спросил Куросима.
- Что они там делали?
- Э-э… Омура получил передачу, вот все и угощаются. Славно поели!.. - осклабился, показывая жёлтые зубы, Чэнь. Вид у него при этом был довольно вызывающий, и это ещё больше обеспокоило Куросиму.
- Как же ты, староста, это допустил? Небось сам всё организовал?
- Да ерунда, Куросима-сан! Самая безобидная вещь. - Вцепившись обеими руками в прутья двери, Чэнь усиленно тряс головой и всем телом, словно стараясь отбояриться от ответственности. - Омура скоро перейдёт в иокогамскую харчевню - вот где ему жратвы будет!.. Счастливчик!
- Пока ещё неизвестно, - огорчённо произнёс Куросима, собираясь уйти.
Три миски китайских пирожков с мясом, заказанные Намиэ Лю в лавчонке, доставлявшей передачи для бескорыстного и безответного Омуры, китайская братия дочиста съела.
Но остался всего один день до его перевода, так что расследовать это дело не стоило. И Куросима решил посмотреть на всё сквозь пальцы. А то, глядишь, "друзья" Омуры вздумают отомстить…
- Можно вас ещё на минутку, Куросима-сан? - словно разгадав его мысли, позвал его Чэнь, прильнув всем телом к решётке.
Выражение лица у Чэня было многозначительное, и Куросима снова повернулся к двери, подставив ухо.
- Понимаете, Омура просит принести его вещи, он хотел бы их посмотреть, - сказал Чэнь.
- Чего это вдруг? - удивился Куросима.
За все семнадцать дней пребывания в лагере Омура ни разу не поинтересовался своими вещами, словно их вообще не существовало в природе. Странно!
Заглядывая мутными глазками за спину Куросимы, чтобы убедиться, что там никого нет, Чэнь понизил голос:
- Омура боится, как бы Соратани-сан не отнял их у него.
- Что за… ерунда! - запинаясь, произнёс Куросима. - Какие основания?.. Нечего чушь городить! Передай Омуре, что после перевода в больницу вещи ему будут доставлены. Ясно?
Куросима грозно посмотрел на Чэня. Тот попятился и снова по-кошачьи, бесшумно побежал назад.
Когда Куросима спускался по лестнице, в голову ему вдруг пришла неприятная мысль. Повернув к запасному выходу, он направился по коридору напротив и остановился возле склада. Поблизости не было ни души. Он вытащил ключ и открыл замок. На полках, где лежали вещи заключённых, как будто всё было в порядке. Но нет, бирка на одном мешке перевёрнута. То был мешок Омуры. Куросима торопливо стащил его с полки и развязал.
Вытряхнув содержимое, он побледнел. Из мешка выпали молитвенник на санскрите, зубная щётка, палочки для еды, несколько кусков разрезанного мыла. Но от того куска, который он для проверки надрезал только до половины, не осталось и следа. Один из трёх кусков исчез.
Куросима так и присел. "Ах ты чёрт!" - невольно вырвалось у него.
Неужели в этом куске и в самом деле что-то было спрятано? Где-то под тремя красивыми, чётко выдавленными арабскими девятками. А он ещё говорил, что если это мыло смылить на пену, и то ничего не найдёшь!
Он вспомнил, как разозлился Соратани. Разумеется, тот ничего пока из этой затеи с мылом не извлёк и никакими точными доказательствами не располагает. Но что-то он затевает! Омура обвиняет его в воровстве. Может, он уже приступил к осуществлению своего замысла? И что означает его угроза: "Я тебе ещё покажу!"? Вряд ли, конечно, Соратани, будучи мастером дзюдо, просто собирается как-нибудь во время тренировки намять бока третьеразряднику Куросиме. Куросима до крови закусил нижнюю губу.
ЗАБАСТОВКА И ГАЗ
1
События развернулись в тот же вечер. Летнее солнце только садилось, и в хорошую погоду в это время было бы ещё светло. Но горячий ветер с дождём становился всё сильнее, темнота всё гуще, и людям буквально нечем было дышать.
Куросима был ночным дежурным. Обнажённый до пояса, обливаясь потом, он сидел за письменным столом и делал записи в журнале. Стосвечовая лампочка жгла лоб так, словно на голову надели раскалённый металлический обруч.
Внезапно издалека донёсся смутный звон разбитого стекла. Куросима закончил запись результатов медицинского осмотра и приступил к записи беседы по телефону с администрацией Камосакского нефтехимического завода компании "Дайдо сэкию". Завод просил завтра прислать представителя лагеря для переговоров с техническими специалистами по вопросу об урегулировании дела с отходами химического производства. Не успел Куросима дописать эту фразу, как снова раздался звон стекла.
На этот раз звук был отчётливей. И тотчас послышался шум опрокидываемых предметов.
Куросима прислушался. Звук шёл, несомненно, с первого этажа первого корпуса, где помешались европейцы и американцы. Доносилась "хоровая декламация" на английском языке:
"К чёрту обезьянник!"
"К чёрту обезьянник!"
Что-то новое звучало в этом гвалте, не похожее на те обычные задорные выкрики, к которым уже привыкли в лагере. Словно ревели и выли, перекликаясь, сбившиеся в кучи, чем-то вспугнутые дикие звери. Тоску и ужас наводил их дикий вой. Это была уже не простая демонстрация.